Людвигу ван Бетховену

Орган ли, скрипка, клавесин
Подвластны были нежным пальцам,
Талант – не раб, а господин,
С зарей родившихся скитальцев,

Мечтателей в волнах морей,
И фантазеров в звездных вихрях,
Он сам и протоиерей,
И храм, где все хоралы стихли.

Звучали птичьи голоса,
Листва шумела в юных мыслях,
В ладони падала роса,
И гроздья звездами повисли.

Цветы мешались в голове,
Сменялись радужные краски,
Жгли ноги жемчуга в траве,
И стрелы молний без опаски.

А после музыка лилась,
Взяв у  природы вдохновенье.
Откуда в ней любовь и власть,
Богов ли это проведенье?!

В ней кротость матери его
И гнев отца, ум Нефе, Баха,
И Гайдна, видно, торжество,
И знамя, и святая плаха.

Кем послан был тяжелый рок?
Бог отнял слух, кому в угоду?
Ведь славу Моцарт сам предрёк
И дар божественный народам.

Какая страсть текла в крови,
В душе лилась какая нега!
Сам Бог талант благословил,
Отца смычком возвысив эго.

И клавиши, как день и ночь,
Его сменяли настроенье,
Тревоги улетали прочь,
И возвращалось восхищенье.

И клавесин звучал в тиши,
В высь, к небесам слетались птицы,
Бог с поощреньем не спешил,
Стекали слёзы по ресницам,

Лишь уставал творца смычок.
Иль клавиши его органа,
Вдруг никло гордое плечо,
Ведь мир иной казался странным.

Всё изменялось, клавесин
Молчал, ветра лишь  в окна бились.
Бетховен! Он такой один.
Под Лунный свет всегда молились.