Правило трёх Н. Глава 9

Глава 8 << http://proza.ru/2020/08/07/1038


     «Время. Самый драгоценный ресурс. Но для чего оно нам? И что с ним делать? В детстве мы не знаем, куда деваться: скучаем и томимся. Взрослыми – торопимся и бежим, но всё равно никуда не успеваем. В старости лишь наблюдаем со стороны, как оно проносится мимо. Так что же такое время? Для каждого из нас? Мы все чувствуем его, ощущаем…»

     - Ты чего? – спросила Маша, недовольно морщась от света настольной лампы.
     - Ничего, спи, - прошептал Андрей, словно в комнате кроме них ещё спал кто-то. – Так, пару идей для спектакля записать надо.
     - М-м, - понимающе промычала она, закрыв глаза.

     «Когда тебе двадцать семь, кажется, жизнь проносится где-то совсем рядом. Это первые отголоски эха будущего кризиса. С самого начала, даже когда мы ещё в люльке или на руках, мы начинаем тянуться, чтобы ухватиться за что-нибудь, что находится за пределами нашего «я». За принципом познания мира стоит обыкновенное желание обладания новым, к которому мы быстро остываем. Мы тянемся присвоить себе чужое, в надежде стать счастливее, обрести удивительное настоящее. Выпрашиваем новые игрушки, но иллюзия счастья мгновенно рассеивается, как только остаёмся с ними наедине. Нам нужен зритель, нужен восторг со стороны, некая доля зависти в наш адрес, чтобы вновь испытать приступ счастья. И мы собираем багаж ненужных и забытых вещей, наяву или просто откладывая в памяти. И чем дальше, тем сложнее и дороже становятся желания, но счастье по-прежнему ускользает от нас. В двадцать семь остро чувствуешь проносящийся мимо поток жизни. И как ни стараешься ухватиться – ничего не выходит: как склизкая рыбёшка выпадает из рук, оставляя лишь тень счастливых мгновений. Немногим удаётся победить эту ненасытную самость, это наглое самолюбие, всегда обманывающее, не дающее трезво и объективно осознать себя, мешающее стать счастливыми. Как только мы обретаем собственную плоть и кровь, как осознаём себя отделившимися от целого, мы пытаемся заполнить образовавшийся вакуум всем, чем только можем. Но это бесконечный бег в колесе на одном месте: картинки меняются, а мы продолжаем бежать. И к старости ничего не остаётся, кроме разбитого тела и утраченных надежд. Никакие материальные богатства, никакие духовные теории и практики не приносят ожидаемых результатов, всё ту же зыбкую иллюзию счастья…»

     - Интересно, мне всё это приснилось или что-то всё-таки было? – Андрей посмотрел на спящую Машу и почувствовал, как что-то невидимое стало давить на плечи, да так, что от бессилия потянуло лечь прямо на пол. Он еле добрался до дивана и прилёг.

     «Мне как будто не хватает какого-то связующего звена, стержня, что ли. Может, это так проявляется депрессия, усталость от проблем? За что бы я ни взялся, очень скоро ко всему остываю: нет ни желания, ни сил продолжать. Приходится постоянно себя заставлять, принуждать силой. Нет ни мотивации, ни веры в то, что делаю. В этом основа всех проблем. А если постараться пробудить её? В театре же работает принцип «если бы», так почему же он в жизни не сработает?»

     - Чего свет не выключил?
     - Да мне вставать уже надо: в десять спектакль.

     Маша сочувственно кивнула, вновь засыпая. Она положила ногу поверх одеяла, наполовину оголив себя. Длинная красивая нога, очерченная узором белых трусов, как магнит притягивала к себе. Льняная рубашка слегка задралась, дразня близостью желанного тела. Андрей почувствовал, как завибрировал мелкой дрожью.

     «Когда и куда исчезла радость, желание жить? Помню только неотступную тягу порвать со всем, разделаться со своей жизнью раз и навсегда. А потом вдруг накрыло облако любви и счастья. Так, само по себе, безо всякой на то причины. Возможно, разрыв тяжелых отношений с Мариной, высасывающих из все силы, подтолкнул к суициду, и образовавшийся вакуум, пустота позвали в себя, поманили вечным покоем…»

     Он приблизился к Маше и легонько, едва ощутимо поцеловал в губы. Она приоткрыла их, повернувшись на спину.

     «Я всегда тяжело переживал конфликты и расставания. Было нестерпимо больно видеть, что тебе предпочитают другого. Мокрая от слёз подушка, разбитые кулаки, разрушенные надежды. Как-то чуть не спрыгнул с моста. Не помню, что остановило: доводы рассудка, страх перед неизвестным или нежелание причинять родителям боль?»

     Он расстегнул её рубашку, языком описывая круги по соскам. Осторожно стянул трусы. Она не сопротивлялась. Робко скользнув с живота вниз, лицом погрузился в неё. Маша глубоко вздохнула, раздвигая ноги.

     «А потом, когда учился в универе, суицидальные наклонности ведь не были связаны с отношениями? Если поворошить то время, можно, конечно, откопать, что я был одинок, без друзей и любовниц, без психологической поддержки в то, что делаю, в смысле учёбы, что на курсе царил хаос и бардак, склоки и сплетни. С одной стороны, Марина тогда спасла меня, навязав своё общество. Появился рядом, пусть не тот, кого я ожидал, но всё же живой человек. А тепло её тела? Вначале мы не могли насытиться друг другом, трахались, где только можно. Марина была сильной, волевой, она хотела видеть с собой рядом такого же и даже сильней, а я не обладал такими свойствами. Она будила меня, тормошила, пару раз даже взбесила так, что чуть не убил её, потеряв над собою контроль. Но меня эти отношения выматывали. И в конце пятого курса, потеряв всякое желание жить и за что-то цепляться, устав бесцельно вставать каждый день, решил покончить с собой. Попытки эти я уже делал, уходя по вечерам из с верёвкой в сумке или оставался в универе по ночам, думая там, в тишине, поставить точку. Но что-то мешало. Не страх перед болью или неизвестным, а какая-то неуверенность в правильности пути. И даже когда я выпил сорок таблеток валидола, думая так остановить своё сердце, даже тогда я сказал себе, что если выживу, то больше никогда не буду думать в эту сторону. Я выжил, хотя таблетки и оказались не смертельны. Но слово есть слово, его надо держать. Так я избавился от суицида, но не от пустоты. Краткие вспышки увлечения чем или кем либо быстро сменялись остыванием, потери интереса…»

     Маша крупно задрожала, глухо застонав. Андрей коротко глянул на неё лицо, но глаза по-прежнему были закрыты. Непонятно было, спит она или нет. Он медленно вошёл в неё, следя за малейшими движениями её тела.

     «Интересно само по себе явления облака любви и счастья. Откуда взялось оно, как и зачем? Накрыло и – всё, никуда не денешься. Мне стало хорошо, спокойно так, радостно, я перестал видеть уродливое вокруг, я полюбил этот мир. Но вот в чём вопрос: это чувство пришло после встречи с Дашей до того, как всё закрутилось с Машей или это вообще ни с кем не связано? Сейчас, оглядываясь и вспоминая, как будто чувство это возникло само по себе. Даже проведя с Дашей ночь, я не верил в возможность быть с ней. Или верил? Или это чувство пришло раньше встречи с ней, и потому она и отреагировала на меня, заметила, пришла? Потому что я излучал любовь? Любовь она как огонь, на её свет слетаются все. Она манит и притягивает. Впрочем, как и смерть. Не буду разбирать, почему я не стал искать дальнейших встреч с Дашей, хоть и любил её, а связался с Машей. А может и стоило бы покопаться в этом, понять себя...»

     Он почувствовал, как в его кожу вонзились острые ногти, разрывая мягкую плоть. Маша тяжело и прерывисто дышала, крепко обхватив спину Андрея. Но он уже не ощущал боли, переключившись на мысли. Он пытался познать себя.

     «Что это за пустота такая, почему так прилипчива? Ведь оглядываясь на чужие жизни, видишь одно и то же – кладбище несбывшихся надежд. У многих в глазах стоят потерянность и страх, усталость и тревога, затравленность и безнадёга. Все ждут друг от друга или ещё от кого или от чего какого-то чуда, волшебства, невероятного, исполнения своих желаний, чтобы навсегда стало хорошо и радостно. А становится всё только хуже.  События, происходящие с нами, да и люди, окружающие нас, будто бы задались целью разрушить всё самое светлое, радостное, то, что мы ценим и любим. И вот эта пугающая пустота как огромная дыра затягивает все наши мечты и надежды, не оставляя ничего, даже самого незначительного, за что можно бы ухватиться…»

     Маша широко распахнула глаза, в которых прочитывались эйфория и страх, любовь и ненависть. Андрей вошёл в неё так глубоко, изливая семя, что она испугалась за своё здоровье. Она рванулась, что было сил, но он удержал её, дрожа всем телом. И вдруг покорно обмякла, тихо заплакав, целуя его.

Глава 10 >> http://proza.ru/2021/03/23/1028