Цугундер

Ночью выпал снег. Старый дед Варфоломей Цугундер стоял у окна, курил и смотрел, как в свете фонарей снежные хлопья, кружась,  ложились на крыши и редких прохожих. Деду не спалось – он ждал внука. Тот должен был вот-вот придти с гулянки, но запаздывал, а мобильник Оскара не отвечал.
«По фройляйн пошёл», - думал Варфоломей, куря трубку, наблюдая за кольцами дыма, уносящимися в форточку.
Раздался звонок в дверь и, когда дед открыл, то перед ним стояли два друга внука – Фридрих и Ганс, у них на руках лежал мирно спящий Цугундер младший.
- Получайте Оскара! – весело сострил Ганс и дед с ребятами втащили в комнату молодого человека.
Оскара положили на диван и, после ухода друзей, Варфоломей подошёл к внуку и долго всматривался в его лицо. Цугундер-старший вспоминал свою молодость, которая была такою же весёлой, только в те времена пили меньше и не такую гадость, как нынче, девушки были милее, цветы  пахли лучше и снег падал красивее.
«Бедное поколение! – думал старик, - они пьют, от того, что не знают истинной красоты Бытия. Красоту им заменил алкоголь, а красавиц – шлюхи. Эта молодёжь ничего не хочет и не может. Им и в голову не приходит, что можно жить иначе!»
Оскар улыбался во сне, тихо что-то бормотал, и, казалось, был счастлив.
«Чему он радуется? – размышлял дед, - в теперешнее время, когда Махмудов и Рашидов стало больше, чем Фридрихов, Гансов и Оскаров; когда немцам и в голову не приходит, что Германия должна принадлежать немцам, чему тут можно радоваться?»
Варфоломей окинул мысленным взором соседей по дому. Да, немцев среди них было довольно мало. В основном турки, пакистанцы, чеченцы... А попробуй, скажи что-либо против – тут же обвинят в нетолерантности, сопротивлении прогрессу, неполиткорректности и прочая, и прочая... Европа медленно и верно поглощается Азией. Испугавшись своего прошлого, прокляв его, она отступила перед ней и вот, на самых властных верхах сидят турки и евреи, а коренные немцы метут за них улицы, торгуют за прилавками...
Цугундер вспомнил, сколько было радости, когда рухнула Берлинская стена. Он был одним из немногих, кто не радовался. Восточная Германия вошла в состав ФРГ. Но если при коммунистах напор азиатов был не так силён, то теперь чужаки вошли в дома немцев, и ведут себя как хозяева.  И закон встал на их сторону, считая каждое слово против – проявлением нацизма.
Варфоломей Цугундер родился уже после войны, на которой погиб его дед Фриц, военный лётчик Вермахта, сбитый над Москвой. Вспомнив о Фрице Цугундере, мысли Варфоломея снова вошли в русло современной политики.
«И чего, в самом деле, мы полезли на другие страны? Почему не послушались старину Бисмарка, который предупреждал о нежелательности войны с Россией?»
Цугундер вспомнил русских, приехавших в Германию. Это были непонятные люди. Они постоянно враждовали с логикой, порядком, немецкими нормами общежития... Но они намного симпатичней этих вездесущих наглых азиатов.
Варфоломей уважал русских, только не мог понять их любви к оплёвыванию собственной истории и неуважению к отдельной человеческой личности.
Трубка погасла, деду захотелось спать. Внук дома, можно и расслабиться. Пьёт Оскар много – ну, тут тоже ничего не попишешь: совершеннолетний, имеет право...
Право... Права человека... «В какую ловушку попали мы с этими правами!» - вздохнул Варфоломей.
Тут ему вспомнилась сценка из кукольного спектакля, когда марионетка сама «освобождается» от нитей, на которых подвешены её руки и ноги. Оборвав нити, она падает и не может сама подняться.
«Вот так и человек, - думал Цугундер, засыпая в постели, - «освобождается от Бога, предъявляя какие-то свои «права», забывая об обязанностях, и падает под бременем самого себя, не умея подняться...»