Монах на Пречистенке

В двух шагах от Храма Христа Спасителя, как раз на том месте, откуда лучами расходятся старые московские улицы Остоженка и Пречистенка, расположились Белые Палаты, памятник архитектуры XVII века. К началу 90-х, когда Москва стремительно ветшала, это непонятное, бесформенное строение чуть было не снесли. Но архитектурному сообществу удалось отстоять  старинную постройку. При Лужкове памятник капитально отреставрировали и разместили на его площади выставочные залы. Все здесь происходило под патронатом правительства Москвы, поэтому наша газета так или иначе рассказывала о происходящем… Я была дружна с устроителями этого выставочного комплекса, меня часто приглашали на «интересные» экспозиции.
На этот раз была представлена выставка частных коллекций, посвященных московскому быту начала ХХ века. Все было устроено на редкость любовно, со вкусом и изыском. Воссозданные интерьеры комнат,  абажуры и светильники, зонтики и саквояжи, почтовые открытки, шляпки и старинные кружева, сохранившиеся платья и жакеты… Предметы старого быта рождали непонятную ностальгию. Было такое ощущение, что я  когда-то  здесь жила… Я же помню все эти предметы… и здесь мне было хорошо, на душе был покой… Сохранила же душа эти воспоминания.  Все было не просто «до боли знакомым», но родным. Остаться бы здесь. Уходить не хотелось. Странная  иллюзия...
Пообщавшись со своими знакомыми, собрав описания некоторых коллекций, я пошла дальше по залам. Кроме основной композиции на выставке были представлены и другие частные собрания. По иным внимание лишь скользило… Неожиданно я увидела иконы. Явно - современные иконы. Представляла их молодая женщина– автор. Если в двух словах, это была модная девица.  Первое, что бросалось в глаза – килограмм косметики на лице. Волосы были взбиты в пышную прическу, замысловатое платье много выше колен и – высокие каблуки. Теперь – руки…  Простите, но как же при таких длинных полированных ногтях можно держать в руках кисть?... 
Иконы были ей под стать. Привлекали внимание сразу и главным образом рамки – дорогие, вычурные и массивные, больше подходящие для картин. Иконы выставлены на стилизованном старинном комоде, который был задрапирован ярким шелком. Таким образом, иконы представлялись как дорогие штучки, как украшение некоторого модного быта… Сразу  же отметила для себя, что в наше время (90-е…) вот такие иконы несомненно найдут своего покупателя. Приблизилась, чтобы рассмотреть письмо. Это были копии икон эпохи барокко, то есть опять же - пышность, телеса и все те же – завитки. До сих пор помню не в меру упитанного Архангела Михаила. Но с другой стороны… Копии, пусть не лучших образцов, выполнены были так тщательно, прорисовка была такой профессиональной… Это было неожиданно, в высшей степени неожиданно… И однако же удивительное открытие профессионализма не перевесило   в моих глазах «килограмма косметики», задрапированного шелком комода и пр.
Когда я отошла от столика-комода, почти вслед за мной к иконам подошел монах в одном подряснике. Он буквально повторил мое движение:  приблизился, чтобы рассмотреть письмо. Задержался… Потом поискал глазами иконописца… Автор оказалась рядом, и он, очень доброжелательно, задал ей какой-то вопрос. Кажется о красках, то есть какими красками она пишет. Она ответила, что –натуральными, что сама растирает минералы…
Нехитрый диалог модной девицы-иконописца со взбитой прической  и монаха попался на глаза телеоператорам, и они попросили монаха продолжить его на камеру. Он согласился. Был найден ракурс, усилено освещение… Я могла наблюдать эту съемку на известном расстоянии и разговора как такового не слышала. И, тем не менее, диалог этот, согласие монаха на диалог, меня неприятно поразили. К тому же, лицо его   мне понравилось. Он был несколько тяжеловат, возраст от 40 до 50… Лицо – очень живое. Угадывалась напряженная внутренняя жизнь, которая дает ему и смысл и содержание и покой. Умный, тонкий взгляд… И при этом согласиться позировать  в обществе разукрашенной девицы! Внешний контраст был разителен. Такой человек должен был обойти ее десятой дорогой, а он, да еще на камеру, источал на нее столько доброты и симпатии… Причем, его улыбка была совершенно искренней. Внутри меня все протестовало, все возмущалось, все – не соглашалось…
Дождалась конца съемки и пошла вслед за монахом, приблизившись к нему  уже в следующем зале.
- Простите, я сейчас наблюдала съемку. Можно мне задать Вам один вопрос?
Он также добро, поощряя меня, улыбнулся: «Конечно!»
- Неужели Вам действительно понравились эти иконы?
В умных глазах мелькнула хитринка:
- А разве я сказал, что они мне понравились?
Переиграл, всех переиграл: и эту девицу и меня,  и телевизионщиков!.. Однако доброта его не покидала. Он конечно заметил мое замешательство…  Еще раз улыбнулся:
- А какие иконы нравятся вам?
Неожиданно я почувствовала себя рядом с ним очень легко.
- Знаете, я  хожу в Храм Христа Спасителя… Храм новый, поэтому традиционного  собрания праздничных икон здесь нет. Я наблюдала появление каждой новой иконы этого ряда. Не знаю, кто их пишет, но эти иконы сразу ложатся на душу. Сразу. Потом я подхожу еще раз, рассматриваю детали. Первое впечатление не уходит, а усиливается… - я понятно говорю?
-Очень понятно.
- Так вот… В этих иконах – верно угаданная мера аскетизма. Это не византизм, который тоже забирает… Почему-то кажется, что это наше, московское.  Я думала об этих иконах. На мой взгляд, они ничуть не хуже икон старых мастеров. Там, конечно, другое письмо, намоленность… Но здесь – не хуже!  «Не хуже» - в плане вложения души. Думаю, что старые мастера вкладывались также. И еще… В этих иконах есть что-то, что отвечает душе современного человека. Такое, знаете, послание современнику, который только что входит в традицию, хочет верить.  Слово «нравится» - не подходит. Это письмо – по адресу. И оно доходит.
Наверное я увлеклась… увидела только, как он, улыбаясь, опустил глаза. Потом поднял их. Немного помолчал, будто подыскивая слова…
-Спасибо, - снова пауза и удивленная улыбка, - вот уж не знаешь, где найдешь… Спасибо, порадовали… Эти иконы пишем мы. Я из Сергиева Посада, работаю в иконописной мастерской лавры. Праздничные иконы для ХХС пишем мы. Спасибо…
Он снова улыбнулся, и я поняла, почему мне пришлись эти глаза. Еще некоторое время пообщавшись, мы раскланялись…
  В редакцию, что была в арбатских переулках, я пошла пешком. Думая об этом удивительном монахе, я  вспомнила ту девицу, смутивший  меня диалог на камеру… Мне пришлось признать неутешительную для себя истину. Вот он, этот монах, несмотря на «килограмм косметики», что-то ведь увидел в ней. Не зря же он так рассматривал ее письмо.  По сути она – работяга и трудяга. Ну и пусть разрядилась как елка. Юродство его не смутило. Он увидел в ней что-то большее, поэтому дал ей шанс. А я за  «килограммом косметики» ничего не увидела. Не захотела увидеть.
4 апреля 2014