Генезис закона стоимости и борьбы с его стихией

ГЕНЕЗИС ЗАКОНА СТОИМОСТИ И ФОРМ БОРЬБЫ С ЕГО СТИХИЕЙ

Закон стоимости — исходный постулат трудовой теории стоимости как краеугольного камня экономической теории марксизма.

Экономические законы различаются по своему содержанию и по продолжительности действия. Всеобщие присущи всем формациям, хотя формы их проявления могут при этом модифицироваться по ходу истории. Частные (специфические) могут появляться позже других и прекращать действие раньше других. Закон стоимости относится к преходящим. Его действие прекращается с построением полного коммунизма, предварительно резко изменяясь с ликвидацией частной собственности и ликвидации эксплуатации человека человеком.

Энгельс ставит историческую точку отсчёта действия закона стоимости на 3–5 тысячелетие до н.э., связывая это событие с началом товарообмена (*). Современная наука вправе уточнять понятие товарообмена, сдвигая точку отсчёта как вглубь, так и вперёд, но отрицать сам факт товарообмена (а следовательно и его возникновения) невозможно.
___
сноска (*): в этой статье, и продолжающей её http://proza.ru/2020/10/18/1790 имеются в виду «Дополнения к III тому „Капитала”» – соч. т. 25 ч. 2 с. 463–486)

Среди всех экономических законов нет ни одного, который был бы тождествен «слепым законам природы»: все они проявляются, как тенденции, наблюдаемые на достаточно широких выборках. Ни один из них не действует в вакууме; все они испытывают на себе встречное воздействие как других стихийных законов, так и мер сознательного противодействия со стороны отдельных лиц, объединений и государств. Наконец, по мере развития производительных сил изменяются и формы проявления экономических законов, включая и закон стоимости.

Поверхностные догматики, апеллирующие к закону стоимости, не дочитав даже I том «Капитала», не знают, что всеобщую силу закон стоимости Маркса имел только в период простого товарного производства. По Энгельсу, только до XV века цены действительно тяготели к стоимостям, определённым по закону Маркса и колебались около них.

С наступлением классического капитализма роль верховенствующего регулятора принимает на себя норма прибыли. Не отменяя закона стоимости, и не препятствуя его проявлениям на микроуровне, капиталисты (а не простые частные труженики, продающие продукты своего поля или ремесла) со своим главным мотивом безграничного повышения прибыли формируют контртенденции, позволяющие им обогащаться в обход закона стоимости.

Наиболее ярко это проявляется в мировой торговле. Схема Рикардо «сукно на вино» — примёр напёрсточничества с цифрами, вырванными из матриц национальных издержек производства ради оправдания заведомо лживого тезиса о «равной выгоде» покупателя и продавца, принадлежащих разным экономикам, индустриальной и аграрной. Схема Рикардо — прямая апология превращения стран в сырьевые придатки под предлогом «а выращивать бананы у них лучше получается». В своё время, выступая на мировом форуме по проблемам развивающихся стран, Фидель Кастро эффектно разоблачил транснациональных манипуляторов «экономическими законами» и показал на реальных цифрах скатывание этих стран в нищету и углубление их технологического отставания.

Однако и период начальной индустриализации Европы и Америки за счёт колониальной эксплуатации, применительно к которому Энгельс написал свои дополнения к «Капиталу», был не вечен. Новый регулятор-суперарбитр появился в лице мировой валютной системы и обменных курсов, способных исказить до обратных соотношения, рассчитанные на основе трудозатрат, являющихся общественно-необходимыми внутри той или иной национальной экономической подсистемы. Наконец, государственно-монополистическое регулирование, эволюционировавшее от тривиального протекционизма в мировую систему тарифных и нетарифных барьеров, поставило окончательный крест на попытках частных некорпорированных предпринимателей реализовать честно заработанные ими преимущества в экономии труда относительно мирового уровня.

Все эти радикальные изменения модели хозяйствования деформировали многие проявления закона стоимости и ожидаемые последствия его действия, но не отменили закон стоимости как таковой. Цена всё равно остаётся проявлением закона стоимости, а стоимость остаётся законом цен, как обобщённое выражение явления цены. Наконец, какой бы несправедливой ни являлась цена, искажённая курсами валют и ценных бумаг, налогами и процентами по кредитам, она остаётся аксиомой для бухгалтера и неоспоримым фактом для плановика — параметром, который кладётся в первооснову при вынесении вердикта о рентабельности, а часто и смертного приговора жизнеспособному и общественно-необходимому производству.

Искоренить эту несправедливость нельзя, доколе существует товарное обращение. За пять веков капиталисты придумали тысячу и один способ обхода потерь, наносимых друг другу «хитрыми придумками», а также барьеров, которые ставят государствами на пути перемещения чужих товаров и услуг. Мощнейшим оружием в этой всемирной борьбе оказались монополизация и огосударствление, не случайно числящиеся среди важнейших отличительных признаков всей эпохи империализма. Это логично, ибо эффективнее всего стихия закона стоимости ставится под контроль внутри обособленных хозяйствующих субъектов. Чем такой субъект крупнее, чем более он диверсифицирован, тем менее болезненно для него необходимые переливы капитала, это важнейшее ожидаемое последствие действия закона стоимости в его чистом виде.

Синергетический эффект был достигнут соединением принципов монополизации и огосударствления в концепции социалистического строя, где государство усиливает эти предпосылки, дополняя их монополией эмиссии денег и квазиденежных инструментов, а также внешнеэкономических связей. Сто лет спустя после «военного коммунизма» остаётся лишь удивляться феномену неприкаянных догматиков, пытающихся реанимировать беспомощные попытки Бухарина уничтожить деньги, заменив их записями в расчётные книжки. Детский лепет «любимчика партии» — следствие его незнания теории денег Маркса, но вы-то, современники с советским образованием, разве не понимаете утопизм бухаринских военно-коммунистических идей?

Апогеем антимарксизма стало утверждение Бухарина, что с уничтожением капитализма должна уничтожиться политическая экономия. Запустив программу индустриализации, Сталин на практике преодолел левацкую болтовню, что-де советская торговля уже пройденная стадия и пора налаживать прямой продуктообмен (здесь я практически процитировал его доклад ХVII съезду в 1934 году). Позже, в дискуссии 1951 года Сталин напомнил, что несмотря на активнейшее использование товарно-денежных отношений (ТДО) и хозрасчёта, он не отрекается ни от Маркса и коммунизма как цели, ни от продуктообмена как формы, заменяющей товарное обращение в будущем. Все эти напоминания сопровождались оговорками, относящими этот переход на будущее: «с течением времени - также распределения продукции в порядке, скажем, продуктообмена»; «товарное обращение тоже путем постепенных переходов заменить системой продуктообмена» и пр.

Тем не менее, после смерти Сталина Хрущёв задним числом придал этим словам императивный смысл. Своекорыстность целей, которых добивался Хрущёв этими подлогами, очевидна. Вреднее этого — и для теории, и в конечном счёте для будущего нашей страны — был его авантюристический лозунг «нынешнее поколение будет жить при коммунизме».

Показательно, что и 30 лет спустя после силового демонтажа второй по мощности экономики мира, левацкие дискредитаторы советского социализма продолжают мутить воду то надуманными требованиями из-под маски якобы «догматиков» отменить ТДО и линчевать Косыгина и Брежнева за хозрасчёт и материальное стимулирование, то, наоборот — уже без сокрытия личины «рыночников» — вменить в вину Сталину якобы преждевременное прекращение нэпа.

Предмет этой статьи — закон стоимости, и уже сказанного в порядке разоблачения демагогии вокруг нэпа вполне достаточно. Остаётся заметить, что реальная польза от нэпа в плане установления хотя бы приблизительных пропорций обмена «капиталистическим способом» была обусловлена тем, что закону стоимости дали проявиться в более чистом виде, не дав развернуться во всю ширь «гениям финансовых проделок», а трестирование осуществлялось под контролем государства и при прозрачной отчётности. Реформы начала 1930-х выстроили гениальную модель централизованно управляемой экономики. Опыт Китая после судорожных дёрганий престарелого Мао позволил установить границы допустимой концентрации капиталистических элементов в такой экономике.

Стабильность роста экономики и благосостояния в брежневскую эпоху — результат того, что несмотря на десятилетие хрущёвских зигзагов, в целом удалось обеспечить прагматическое отношение к закону стоимости, что подтвердила и практика управления народным хозяйством в 1927–1953 году, и сам дух теоретических установок, сформулированных в дискуссии 1951 года. Перефразируя известное высказывание Мичурина насчёт «милостей от природы», эти установки можно сформулировать так:

• «Мы не можем ждать милостей от закона стоимости, в какой бы превращённой форме он ни пытался проявляться стихийно. Обуздать его и поставить на службу планомерному и пропорциональному развитию страны — вот главная задача каждого плановика».

А можно сказать и так:

• «Закон стоимости подобен атомной энергии не только по разрушительной силе, сметающей всё и вся при выходе из-под контроля, но и потому, что даже управляемое и вроде обузданное его использование неизбежно сопровождается распадом и вредоносным облучением».

Жульнические приёмы — не следствие закона стоимости и ТДО; финансовые махинации представляют собой превращённую и извращённую форму проявления сущности денег через их функции:

— деньги как мера искушают возможностью придерживать чашу весов и подпиливать гири;
— деньги как средство обращения искушают частной выгодой подмены, вплоть до фальсификации этого средства
— деньги как инструмент счёта дают крючкотвору инструмент манипуляции через приписки и изменение правил самого подсчёта.
— деньги как средство платежа провоцируют их обладателя на затягивание окончательного расчёта до морковкина заговенья.
— в функции сокровища деньги искушают теоретической бездонностью сундуков, хранящих награбленное;
— наконец, мировые деньги сбрасывают с тех, кто управляет их потоками, последние остатки совести перед человечеством, искушая мощным арсеналом средств и приёмов международного грабежа.

Отмена денег — лекарство безусловно радикальнейшее. Но в том-то и беда, что будучи «отменены» в одной форме, они неизбежно возрождаются в другой. Вексель вроде бы всего лишь расписка, но будучи виртуальным представителем «живых денег», он начинает исполнять их функции. То же может относиться и к купонам, и бухаринским «расчётным книжкам»: желающий обогатиться вопреки «правилам игры» всегда найдёт лазейку. Поэтому противодействие лихоимству, коррупции и другим формам «нештатного развития событий» — проблема не экономической науки, а практики учёта, контроля и пресечения нарушений «правил игры».

В заключение несколько отрывочных комментариев, в которые я преобразовал сноски ради динамизма изложения основного материала.

* * *

Мало кто знает, что сектор артелей и вовсе некооперированных кустарей продолжал существовать при Сталине вплоть до начала ВОВ. Военные потери почти свели на нет толику необобществлённых ресурсов труда и оборудования, которая уживалась с централизованной экономикой. Окончательный удар по артелям, равно как по финансам, сельскому хозяйству и приусадебному подспорью нанёс всё тот же экономический и политический авантюрист Хрущёв. Целина подорвала Нечерноземье, а дефолт с облигациями, усугублённый девальвацией/деноминацией — доверие к государству.

* * *

Торжество централизованно планируемой экономики обычно иллюстрируют сокращением отставания от США и Англии, как мировых лидеров 1930-х. Такие сопоставления убедительны, но всё-таки наиболее впечатляющую концептуальную победу СССР одержал в соревновании с Германией и Италией как странами социально-ориентированного капитализма, которые в наибольшей степени использовали преимущества централизованного управления экономикой в условиях жёстких ограничений прямой торговли с мировыми лидерами. Не только нам, но и Германии удалось сдержать инфляцию практически до последних залпов войны — в отличие от плутократических режимов наших союзников по антифашистской коалиции. Поэтому когда сегодня экономику России корёжит от каждого чиха на мировых рынках, остаётся лишь спросить «младореформаторов»: неужели вы не учили экономическую историю и не предвидели катастрофических последствий снятия внешней защиты своей экономики?

* * *

Свой обращённый в будущее завет — развивая хозрасчёт, не забывать о продуктообмене — Сталин не случайно вставляет в один контекст с колхозами. Ведь продуктообмен — тот же бартер! Кто пережил кошмары 1990-х, тот прекрасно помнит, как бартер стихийно реанимировался, наряду с натуроплатой при перекосах в системе денежного обращения. Риск неурожая всегда есть, и балансировать спрос и предложение ценами либо кредитным ярмом — значит возлагать на крестьян убытки, возникшие не по их вине. В системе таких ограничений выходом из положения могли быть гарантии получения крестьянами некоего набора натуральных объёмов материальных благ, передаваемых не через акт купли-продажи, а в порядке выдачи из централизованного фонда.

* * *

Общественные фонды потребления, масштабы которых неуклонно возрастали в золотую эпоху Брежнева — симптом реального продвижения к коммунизму. Этапы экономической зрелости социализма, известные всем учившимся в СССР — не выдумка идеологов ЦК КПСС, а фиксирование реально пройденных ступеней: «социализм в основном» — создание сталинской модели централизованного управления, и «развитый социализм» — ускорение роста доли совокупного общественного продукта, распределяемого по потребностям, а не по труду.

_______

Продолжение: «Малоизвестные факты из ранней жизни закона стоимости» http://proza.ru/2020/10/18/1790