For a breath I tarry - 8

ПОЯСНЕНИЕ
Если нежный вечер или красивый пейзаж достойны изображения, тем более достойна
изображения эротическая сторона жизни. Не схематический набросок с кучей лакун и экивоков, мол, остальные детали и так ясны каждому. Подобные умолчания и отсылки к личному опыту сильно искажают изображаемое.
Вот представим описании пейзажа: ну там эта... извивается еще, а в ней эта... отражается еще, а над ней ну эта, которая вот так висит...
Очень захватывающее изображение пейзажа.
Если уж браться за изображение эротики, то во всех прелестных и возбуждающих деталях, со всеми оттенками.
Произведение с эротическим уклоном про обычную жизнь. Будет и психология, и раздумья.

***********

Проснувшись утром первым, я увидел спящую на боку ко мне спиной Милу. Подвинулся к ней, прижался, охватил рукой, а в ладонь взял ее приятно-упругую грудь, и продолжал дремать. Мила от моих движений только пошевелилась и не проснулась. Позже повела рукой, положила ее мне на бедро, погладила. Так мы и лежали в молчании, то придремывая, то пробуждаясь. Наконец, я процеловал ее трогательные лопатки, шейку, произнес: пора! – и встал. Собственно, сильно хотелось пИсать, а поутру, если проснулся и встал, снова ложиться противно. Натянул одежду и вышел из комнаты.

Неспешно возился на кухне, прерываясь на приятные раздумья на балконе. Не видел смысла будить Милу. Когда встанет, тогда и встанет. Мила пришла. Она тоже оделась. Мы завтракали вместе. Она сидела у меня на коленях, я гладил ее ножки в тонких леггинсах, перебирал волосы. Она была и своя, и какая-то чужая. Последнее возникало оттого, что Мила не показывала ласки, не обнимала, не прижималась. А еще я не изучил ее тело перед слиянием, не вникал и не прощупывал. Это тоже делало ее чужой, даже какие-то сомнения ненадолго возникали: а было ли?!?! Мы сидели почти так же, как сутки назад, какая-то часть меня даже ожидала выговора за распускание рук. Умом я понимал, что Мила просто не сменила еще образ. Мои выводы подтвердила сама.

- Я не отошла от вчерашнего, еще не привыкла к тебе. Мы же друзья только, какие нежности! Но ведь ночью у нас было слияние. Удивительное, невероятное блаженство с тобой. Можешь делать со мной все, что хочешь. Не смотри, что сдержанная; от непривычки, а не потому, что не хочу. Потянешь слияться – с удовольствием! Хочу тебя, но не привыкла.

- Все ночью было, а на свету с утра да с трезвой головой... Или нет этого, Мила?

- Нет, этого нет, – она меня поняла. – Ни раскаяния, ни сожаления нет. Не думай! Заторможенная, потому что не отошла от того блаженства. Я еще там, с тобой, – она ласково улыбнулась.

- Для меня ты тоже немного чужая: не рассматривал тебя обнаженной, не целовал звёздочку и лобок. Нега в теле от слияния присутствует, а эмоционального знания о тебе нет, и ты как бы чужая. В этом есть шарм, давай так и продолжим.

- Я буду к тебе привыкать.

Решили, куда пойдем. На холм. Там почти дикий лес, заросли, тропинки. Предложил Миле надеть брючки свободные. Никаких конкретных планов не имел, сработало общее понимание: в обтягивающие джинсики, куда и девичьи бедра с трудом влезают, руку не просунешь, если захочется. Поднимаясь по лесной тропе, остановились передохнуть и посмотреть на постепенно открывающиеся виды города. Стоя рядом с нею, я внезапно проскользнул к ней в карман и накрыл лобок. Мила дернулась, шепнула: "Ты что! Здесь же люди!" Я руку тут же выдернул, возразил: "Никого, мы одни." Мила игру поддержала сразу. Она просила достать монетку из ее кармана, и я тискал ее лобок, ища несуществующую монетку. Скользит рука в карман по бедру, движение в сторону – и в ладони выпуклый девичий лобок! Да что там лобок! – сама девичья упругая звёздочка! Неужели у этой строгой и недоступной симпатичной девушки я трогаю через ткань кармана и тонкие трусики звёздочку!!! Девушка позволяет себя потрогать! Лобок плотный и заполняет всю ладонь, а под пальцами ниже как-то податливо и ложбинка чувствуется – это же ее... звёздочка! У девушки под штанишками есть звёздочка, и она разрешает ее трогать! Значит, и остальное позволит! Жаркий и мускулистый восторг невозможно выразить, он стекается со всего тела и рвется наружу!

А то без причины, стоя с ней рядом и глядя вдаль на город, накрывал лобок ладонью, делая вид, что ни при чем. Мила шикала на меня и грозила: прекрати, поколочу! На обратном пути по другой стороне холма, где было совсем дико, Мила разгорячилась. На мои хватания она отвечала тумаками. Лупила кулачками по спине и плечам, потому что я поворачивался к ней спиной. Наклонялся вперед, и Миле приходилось вплотную подходить ко мне, чтобы достать до плеч. Я в это время заводил руку за спину и еще трогал ее лобок, отчего тумаки дальше сыпались. Уже на пологом спуске мы сошли с тропы и побрели зарослями. Я тут же прижал Милу к стволу бука, запустил руку уже в трусики и схватил горячую и влажную звёздочку! Мял ее нежно и осторожно, цепляя клиторок. Мила зашипела на меня, выдергивая мою руку из своих трусиков... я приник к ее губам, запустил язык в них и потрепал им, цепляя ее язычок. Мила вздохнула сладко и ответила... а рука осталась на лобке, тискала его.

На обратном пути пообедали в кафе. Там мы разогревали друг друга взглядами и разговорами. Пили вино сначала из моего бокала, потом из ее. Мила подала пример, мне понравилось: пригубить бокал тем же местом, где были ее губы. Когда возбужден и горишь, всякая ерунда приятна. Один раз я серьезно поглядел в глаза Милы и сказал: "когда дойдет до дела, можешь колотить меня и возмущаться, уже знаешь." Мила кивнула.

В небольшом скверике мы присели на скамейку. Домой рановато, а куда-то идти еще – уже устали. Мила прижалась ко мне, положила головку на плечо, я ее полуобнял одной рукой. Она закрыла глаза. Продолжили тему. Спросил:

- Мила, когда залезал к тебе в кармашек за монеткой, чувствовал какой-то приятый упругий холмик. Что это?

- Это лобок. А чем он тебе приятный? – Мила мило улыбнулась, не открывая глаз.

- Когда я его трогал, в пенисе приятное шевеление возникало. Удивительно! Какая может быть связь: лобок у тебя, а пенис у меня?

- Такое у моего лобка свойство: поднимать твой пенис, – отметила Мила.

- Неужели? Еще книзу на нем такая мягкая ложбинка. Очень странная: мой палец то и дело туда попадал.

- И что?

- Пенис вовсю шевелился и вставал.

- Это моя вагина. Ой, лонышко. Оно для твоего пениса.

- А как оно выглядит?

- Ну ты и вопросики задаешь!

- Попробуй, Мила, расскажи о ней захватывающе.

- Она розового цвета...

- О, как мой пенис!

- Да, как твой симпатичный пенис. Лонышко – ложбинка, проходящая от вершины лобка вниз. В этой ложбинке по всей длине два толстеньких лепестка. Они высокие, выше ложбинки и выступают из нее краями. Лепесточки нежные и трепетные. И там сейчас укромно, влажно и горячо.

- Отчего?

- Потому что я думаю о тебе, глупенький. С тобой так хорошо, что лонышко мое становится нежным и влажным. Оно готовится к тому, когда там окажется твой пенис.

- Он в ложбинке поместится?

- Ну, примерно там. Ложбинка узкая, стиснута. А на дне ложбинки есть пещерка для пениса.

- Понятно. И он весь зайдет?

- Весь. По самые твои яички, вот тебе! – усмехнулась Мила. Повернула лицо в мои волосы и шепнула в ухо. – Как это здорово! Вспоминаю ощущение, когда он там, и в животике горячо становится.

- Пещерка у тебя мягкая и ласковая.

- А мне он нравится, я ему пещерку с удовольствием открою. Скажи, почему мне от него так хорошо? Психология, конечно, чувства к тебе... это все понятно. Но ведь не только психология, другие от него ощущения реально. А когда ты толкался в меня, что-то по лонышку и в промежности мягко гладило. Мошонка? Почему они у тебя так свободно висят? У того подтянутые были.

- Это от температуры зависит. Холодно – поджаты, жарко – висят свободно. На морозе и у меня буду яички туго поджаты к самому корню пениса.

- Читала. Так сильно? Думала, это внешне мало заметно: чуть выше, чуть ниже. Далеко опускаются. И когда ты меня... они хлопают и трутся, да?

- Ага. Обоим приятно. Пушок на губках щекочет мошонку. Когда слияю, такую мелочь не замечаю, а вот потом, замерев и тискаясь в тебя, четко чувствую легкую щекотку твоей пушистой звёздочки на моей мошонке. Особые ощущения в пещерке возникают от формы пениса. Помнишь, какой он?

- Да. Красивый.

- Головка крупная, а ствол пениса заметно меньше. Представь, к тебе в пещерку проникает цилиндрическое тело. Заходит, заполняет и как бы новых ощущений не возникает. В слиянии очень важно, чтобы была перемена. Если однообразно, быстро происходит привыкание и сладость ощущений резко спадает. А вот в пещерку заходит шарик на тонком стерженьке. Шарик распирает пещерку, и это распирание все время движется по пещерке. Туда-сюда. Шарик побольше, ощущения сильнее и ярче. Но он – тело твердое и безжизненное, а головка упругая, податливая, живая.

- То есть у тебя выходит настоящий массаж. Не зря треплются про массаж влагалища. Вот не думала, что правда!

- Что-то такое, да. Будем твою пещерку сегодня массировать головкой?

- Конечно! Я бы очень хотела попробовать. И не вздумай меня лапать или трахать! И мыслей грязных чтобы не имел! Только массаж. Для него тебе открываю вагину. Я девушка строгая и правильная.

- Как ты могла подумать! Ничего такого не имею в виду.

- Может, тогда пойдем скорее домой? Хочется массажу.

Едва вошли и закрыли дверь, я прижал Милу в полутемной прихожей и снова потрогал лобок. Мила обзывала дураком и несильно вырывалась, а я расстегнул на брючках молнию и мял звёздочку напрямую. Она была не просто влажной, а от верха донизу скользкой и очень пышной. Проскакивал пальчиком между губок и ощущал подушечкой, как вся ее звёздочка упруго напряжена. Мила дышала взволновано и приникала ко мне. А когда мы переодевались в домашнюю одежду, она спросила, стоя в трусиках:

- Хочешь, я покажу тебе свою? А ты мне свой. Только ты первый.

- Давай.

Трусики у нее были мокрыми спереди. Я вынул из штанов пенис. Мила подошла, огладила, несколько раз сделала оглаживающее движение рукой, покрутила им, венчик потрогала по краю. Отпустила и сказала:

- Ну и дурак, что поверил! А я не покажу ничего! Вот дурачок! – и отскочила.

Кинулся к ней, Мила заскочила на кровать, стараясь накрыться одеялом. Прижал ее телом, она сразу притихла. Я повернул лицо и мы смотрели в глаза друг другу. Рукой заскользил по животику в трусики и накрыл горячий лобок ладонью. С нижней стороны лобок был весь во влаге! Под пальцами проскальзывали упругие губки, не мелкие, пышные.

- Не смей залезать мне в трусы! Ты не имеешь права лезть мне в трусы! Убери!

Я лег рядом с ней, уткнулся лицом в волосы и шептал в ушко:

- А я лапаю тебя! Трогаю твой лобок. Моя рука у тебя в трусах! Звёздочку гладит. Твою.

- Не смей запускать руки мне в трусы! Не смей лапать!! – Мила толкала меня, стукала кулачком по плечам, спине, но все несильно.

- А я лапаю твой лобок! Руку в трусы запустил! А там! Там такое! Прелесть! – и я мял, перебирал, тискал скользкие губки, проводил пальчиком между ними. И поверху, и глубоко. Сучил губки пальчиками. Надавливал пальчиком на входик: – Мила, что это у тебя такое?

- Не смей мне, гад, совать руку в трусы! Я тебе! Сейчас тебе!

- Мила, у тебя тут звёздочка! Ее бы того! Хочешь? Сначала полапаю твою звёздочку, а потом и того, будем. А?

- Отпусти, гад! Отпусти мою вагину! Из трусов убери! Отпусти!

Так мы долго провозились, но эффект дальне не нарастал. Возбуждающего движения явно не хватало.

- Не смей лезть мне в трусы! – и колотит по спине.

- Лапаю твое красивое лонце! Возбужденную, в смазке, готовую к слиянию.

- Прочь руки из трусов! – и колотит по спине.

- Я лапаю твою писечку!

- Не смей лезть мне в трусы! – и колотит по спине.

- Я лапаю твою пышную киску!

- Не смей! Убери! – и колотит по спине. Движения нет.

Вспомнил, как вчера шепнул ей несколько слов, и Мила сразу оказалась перед финалом. Повторил:

- Я лапаю твою пушистую симпатичную звезду! Прямо и сразу беру тебя за пышную горячую звезду! Вот так! О! Какая у тебя классная звезда! Вот бы *** с тобой. Мила, давай ***!

Мила замерла на вдохе и заколотила яростнее, беспорядочно, а бедрами задвигала, прижимаясь к руке:

- Не лезь мне в трусы! Прочь! Прекрати! Не трогай меня там! Там нельзя. Тебе нельзя. Мне нельзя с тобой. Это... мою звезду не трогай. Не трогай звезду, и не смей предлагать! Мне предложил ***! Самец грязный! Ах ты! Мою звезду...

- Лапаю твою красивую пушистую ***! Мну ее, тискаю и хочу *** с тобой! Давай ***, Мила. Звезда у тебя волнующая, влекущая. Значит, и *** можно. У меня для этого есть ***.

- Прекрати! Не трогай меня! Не трогай меня... звезду! Не трогай мою... звезду! Звезду не смей! Мою звезду... нельзя ***... Нельзя... Струй... твой! Но... *** меня! Полапай еще ее. Да, трогай! Ага, у меня есть ***! Вы*** ее! Хочу с тобой ****! Да, ***. Хочу *** с тобой, хочу слышать это. Еще хочу.

- Сейчас тебя ***. Всажу *** и стану ***! Вот так! – Пальцем я проскользнул в пещерку. Входик туго охватил его так сладострастно, что в пальце от удовольствия эрекция появилась. Я двигал пальцем по-разному. Просто всаживал и вынимал, глубоко погружая палец и вращал его там. Болтал пальцем из стороны в сторону в пещерке. Почувствовал под пальцем на верхней стороне пещерки, под клиторком, податливую приподнятость, и елозил ее. Вынимал палец и всаживал его снова, повторяя действия. Толкая палец вглубь пещерки, плющил стоячие губки. И шептал все время в ушко Миле: – Вот *** твою ***! Мила, ты хочешь *** и получила это. У тебя приятная и возбужденная ***, она готова ***. Значит, ты хочешь.

Мила бормотала:

- Мою звезду... не...  выпили меня. Да, в ***. ***. Это моя ***, *** меня. Хочу. Сама хочу! Ой! Как хорошо. Классно твой *** *** меня. ***! Вы*** меня! Ох! Я *** с тобой! *** и подставляюсь. Твоему ***. Ох! Ой! О-о-о... Свою *** тебе, *** меня. Вы*** меня, милый! Как хорошо, волшебно с тобой! – она перестала колотить меня и уже просто лежала.

Я зачастил. В основном по обнаруженному бугорку в пещерке. Старался не однообразить: толкал, гладил, скреб подушечкой пальца его. Мила дрожала и уже ничего не говорила, только насаживала свою звезду мне на палец. А я продолжил:

- *** свою Милу. *** у нее восхитительная. Уже немного осталось. *** и скоро кончишь. Подставила мне свою ***, предложила, и я ее ***. Мила, счастлив *** тебя! Мила, ты и я *** и вместе кончаем!! – и всаживал палец с силой в звезду, прижимал ладонь и плющил губки.

Ее пещерка сжала мой палец. Несильно, трепетно. Вот так же звёздочка Милы мой струй сжимала, когда вчера. Девичья звёздочка в страсти нежно обжимает струй! Мила замерла, прекратила дышать, покрылась гусиной кожей вся. Рукой потянула меня к себе, я приподнялся и положил голову ей на грудь. Она вжалась в мои волосы. Замерла. Чувствовал ее сладострастие, оно стояло напором у моего струя: пяток всаживаний в звёздочку – и сорвется тоже. Болтал пальцем со всей возможной скоростью тот бугорок... Мила выдохнула и начала расслабляться. Сразу снизил темп, но не остановился совсем. На каждый мой мах пальцем Мила дергалась и вздрагивала. Радовался за Милу и наслаждался с нею.

Когда лавина у нее прошла, обнял Милу, и мы замерли. Она отходила быстрее, чем я. Потянулась, поцеловала меня в лоб, снова легла. Обняла. Погладила по волосам, расчесала пальцами. Сказала нежно-нежно и ласково:

- Я... я... спасибо тебе.

В ответ поцеловал ее эротично и снова уткнулся ей в волосы. Лонышко в ладошке стало мягче, податливее, нежнее. Осязаемое выражение испытанного ею наслаждения. Молчали и блаженствовали. Не просто рад был за Милу, но с нею кончал! Не кончил, но кончал, висел на грани.

- Сладкий, сладкий... провал... ничего не помню. Блаженный, сладкий, невыразимый, нереальный кайф. Меня вправду своим *** ***?

Наступила долгая пауза... Я ждал. Напряженным голосом Мила спросила:

- Чего молчишь?

- Зарылся в твои волосы и не отсвечиваю. Мила – она такая... справедливая и щедрая... на тумаки; эти слова были из твоих губ, а настучишь мне! За то, что услышал их. Истинная справедливость!

- Нефиг подслушивать девушку, когда она... кончает! – отметила Мила.

- Особенно если первый раз.

Мы вместе рассмеялись.

- И много я наговорила?

- Не считал. Как начали, бормотала все время. Все имеющиеся слова.

- А ты как?

- Мне эти слова привычны. Я пережил, Мила, твое сладострастие! Как ты вчера мое, так я твое принимал в себе. У меня аж в пальце эрекция наступила. Рад и счастлив, что дал тебе такое наслаждение. Чуть не кончил вот так, лежа рядом. Без преувеличения, если бы погладила в то время ***, кончил бы.

Мила ответила после раздумья:

- Нет, не говори это. Неприятно. Считай, что ничего не было.

- Хорошо, Мила.

- Чувствую, что не хорошо! Считаешь меня грязной, да?! Можно смеяться надо мной и думать? Что я грязная проститутка? *** уличная? – не зло, а горько спрашивала она.

- Ты у меня в объятиях. Держу прекрасную, волшебную Милу у себя в объятиях. Она только что кончила от моих ласк, и кончила так, что сам едва не кончил. Я с нею радовался и наслаждался. Я счастлив, Мила. А слова... как раз стало ясно, что ты слияешься по-моему. Придет время, примешь.

Мила помолчала, успокаиваясь, уже нежно сказала:

- Ерунда это все. Главное, ты рядом и греешь меня, как раньше. Горячая твоя ласковая рука на моем... лонышке – это важно.

Когда я вынул руку из трусиков, Мила потянулась, прогнулась, повернулась ко мне, подтянула колени к груди, произнесла сонно:

- Мне тоже после этого хочется спать. От блаженства. Такое сильное, что сил нет.

Накрыл ее и себя покрывалом. Мы легли лицом друг к другу, Мила на мою вытянутую руку, немного ниже меня, ее волосы щекотали щеку и нос. Переплелись ногами, обнялись. Она быстро заснула – тело стало расслабляться и поникать в моих руках... Счастливая Мила спала в моих тесных объятиях! Наслажденная, удовлетворенная девушка доверчиво спит, прижатая к груди! Она вздрагивала слегка, пальчиками несильно хватала меня за бок; движения были не резкими, лицо милое и спокойное. Я нежно поцеловал ее макушку, лоб. Мила произнесла вполне четко: симпати... – и пошевелила пальчиками на моем боку. Какое блаженство: держать счастливую спящую Милу! Мою милую, добрую, жесткую, твердую девушку Милу.

Тоже начал задрёмывать. Тихо отстранился, высвобождая руки, вытянулся и заснул таким же счастливым сном. Проснулись поздним вечером, уже стемнело. Чувствовали такую негу, нежность, радость, что не хотелось вставать, чтобы не ушло ощущение близости и счастья. Мила потянулась ко мне, обняла за шею, прижалась, расцеловала, поерошила волосы, провела по телу от плеча до струя, взяла его, вялого, в ладошку и держала. Сообщила: