Школьные годы

В интернете посмотрел фильм (клип) под названием «Я хочу назад в СССР». Не комедию с профессиональными артистами, а любительский ролик, в котором есть слова: «Знаю, всё не просто было, знаю… но я хочу назад в СССР».


Задело за живое. В СССР я родился и прожил самые важные дни моей жизни. Школа, армия, институт, серьёзная работа, создание семьи, вселение в новую квартиру за бесплатно - всё это было в СССР.


Впечатлили черно белые фотографии. Особенно – детские. Обратил внимание на фото с малышами, в чём-то провинившимися, стоящими с опущенными головами перед членами педсовета. Мне тоже пришлось держать ответ на педсовете, несмотря на то, что я был тихий, спокойный, может даже примерный мальчик.


Набедокурил в интернате. Почему я в нём жил? Средняя школа, в которой я учился, была за четырнадцать километров от моего хутора. Осенью и весной ежедневно добирался из дома до неё на велосипеде, а зимой с такими же, как и я «не местными», жил в этом заведении. В субботу после уроков уходил домой, а возвращался в воскресенье на ночь. Домой приходил, чтобы увидеть мать и бабушку, да ещё помыться в тазу и сменить бельё. Туда и сюда пешком. По полю сам на сам. Был случай «знакомства» с волками. Об этом я рассказал в произведении «Нежданная встреча».
Нападений волков на людей в нашей местности не было, но увидеть этих зверей в чистом поле, даже на приличном расстоянии – это событие не буденное.


Чтобы мы в интернате вели себя прилежно, к нам были приставлены воспитатели, они же школьные учителя. Одна из них, по имени отчеству Лидия Александровна, была чрезмерно строгой. Ходили слухи, что ранее она работала в детском доме. Возможно оттуда её строгие нравы. Наверное, в том заведении такие подходы в воспитании оправданы. Ведь там за спиной воспитателя никого нет. А в нашем случае, главная ответственность на родителях. Я рос без отца. Меня воспитывали мать и бабушка. Но если бы мать узнала, что я себя веду неподобающе, мало бы мне не показалось. Экзекуция моральная, но она ещё тяжелее физической.


Самым беспокойным для воспитателей, особенно для Лидии Александровны, было время нашего отхода ко сну, именуемого, как в армии, отбоем. Уложив нас спать, воспитатели уходили домой. Но не так-то просто в детском возрасте вовремя уснуть. Вот погасили свет. Не успел наш наставник отойти от интерната и двух десятков шагов, как здание уже сияло всеми, имеющимися в нём, электролампами. А внутри малыши носились с подушками и швыряла их друг в друга. Особенно этим отличались пяти, шестиклассники. Все, кроме Лидии Александровны, уходили домой не оглядываясь. В конце концов, с детьми на ночь оставалась нянечка. Но та старалась шалости не замечать. Могла закрыться в отдельной комнате и не выходить из неё до утра.


Лидия Александровна нянечке не доверяла и, увидев зажёгшийся свет, возвращалась. Но стоило ей взойти на крыльцо, как свет мгновенно гас и все изображали себя спящими. Лидия Александровна, разозлённая, что её пытаются обмануть, заходила во все комнаты, включала свет и срывающимся от негодования голосом говорила, что она о всех нас думает.  Педагогическую этику, если не считать крика, она не нарушала. Но кричала так, что было и боязно, и смешно одновременно. Проказники каждый раз обещали, что это в последний раз. Но к вечеру следующего дня о своём обещании забывали.


Я подушками не кидался, всегда лежал в постели. Не спал только потому, что на мою кровать приземлялись не только подушки, но и сами нарушители спокойствия. Но именно я провинился перед Лидией Александровной больше всего.


Однажды, когда она включила свет, чтобы отругать нас, у меня возникла мысль сделать небольшую доработку выключателя, которая позволит свет отключать и включать дистанционно, лёжа в постели. А главное, управлять процессом коммутации света, не обнаруживая себя.


В комнатах у нас была открытая электропроводка. Выключатель древнего образца - не клавишный, а с торчащим рычажком. Кровать моя стояла у стены с выключателем. Я привязал к этому рычажку нитки. Одну нитку протянул к подушке через ролик возле выключателя, вторую, тоже к подушке, - через вбитый в стену гвоздик. Опробовал систему. Работает безупречно. Тянешь за одну нитку – свет включается, тянешь за вторую – выключается. Оставалось дождаться отбоя.


Всё прошло, как было задумано. Лидия Александровна включила свет, а я, потянув за ниточку, выключил его. Она включила, я - выключил. Лишь с третьего раза она поняла, что её разыгрывают. На этом мне бы свой эксперимент следовало завершить. Я же вновь свет включил и тут же выключил. Лидия Александровна догадалась, что это дело моих рук, накричала на меня и пообещала мне больших неприятностей. Утром обо всём доложила завучу. Директора с утра не было – задержался в правлении совхоза по делам интерната.


Классная, узнав об этом моём некрасивом поступке, подошла ко мне и предупредила, чтобы на большой перемене я пришёл в учительскую на педсовет. Дрожащим от гнева голосом она произнесла:
- Объяснишь, кто тебе позволил насмехаться над воспитателем. А там посмотрим, что с тобой делать.


Такого поворота событий я не ожидал. Мной руководило только желание проверить свою техническую задумку, а не намерение посмеяться над учителем. Я не на шутку растерялся.


В учительской педагоги сидели за общим столом, и все недружелюбно смотрели на меня. Позади них за отдельным столом сидел директор школы и, как я понял, уже знал, что я натворил что-то несусветное. Но деталей он не знал, поэтому попросил рассказать всё подробней. Лидия Александровна рассказала обо всём подробно. Её голос дрожал от возмущения и обиды. В процессе рассказа некоторые педагоги вставляли свои неодобрительные комментарии. Прозвучала даже реплика: «Надо его гнать из интерната». На такое предложение отреагировала завуч. «Только не сгущайте, пожалуйста, краски!» – сказала она недовольно. Это несколько приободрило меня. Ведь принудительное отселение из интерната, в котором бесплатно кормили, обеспечивали тепло в помещениях, контролировали выполнение домашних заданий, – это не только материальная потеря. Это позор. И я его в тот момент чувствовал.


Директор внимательно выслушал всех, несколько минут сидел молча. Я стоял, опустив голову в ожидании наказания. Наконец директор, растягивая слова, произнёс:
-И за это мы его будем наказывать? Откуда же тогда в нашей стране возьмутся изобретатели?
Затем он обратился ко мне:
-Ваня! Иди на урок. Мы этот вопрос решим внутри учительского коллектива.
Что они решили, о чём говорили, не знаю. Но все вели себя со мной, как будто ничего и не было.
 

А вскоре я отличился, но уже с положительной стороны.
Подошёл ко мне учитель физкультуры и говорит:
-Ваня! В это воскресенье будет проведено соревнование по лыжам. Понятно, что призового места ты не займёшь, но нужна массовость. Возьми школьные лыжи. Они конечно не ахти какие, но для массовки сгодятся.
Назвал он и вероятных претендентов на призовые места.


Предложение участвовать в соревнованиях меня огорчило. И вовсе не потому, что мне не светило призовое место, а потому, что я не приду на выходные домой. Мать и бабушка будут беспокоиться. Ведь тогда связи с нашим хутором не было никакой. А мало ли что может случиться с одиноким путником в зимнем поле. Мой хутор был самый дальний, а я был единственный ученик, ходивший из него в эту школу.


Получил я школьные лыжи. Это было сплошное недоразумение. Если бы знал, пришёл бы из дому на своих. Они хоть и самодельные, сделанные хуторским плотником, но всё же соответствовали моему росту.


В воскресенье все участники соревнования и болельщики собрались на поле за центральной усадьбой совхоза. Массовость потрясающая. Организаторы поставили всех участников в очередь в соответствии со стартовыми номерами. Я - среди последних. Среди первых те, на кого надеются. У них настоящие лыжи и палки. Лыжи смазаны, скольжение отменное.


Свисток. Первые пошли. Наконец дошла очередь до меня. Команда: «На старт!» Отмашка руки, щелчок секундомера.


Все идут по единой пробитой лыжне. Чувствую, я на ней теряю время. Впереди толкотня, практически - топтание на месте. Ухожу с лыжни. Снег глубокий. Мои лыжи маломерки проседают. Но я иду рядом с накатанной лыжнёй, оставляя позади толкущихся на ней. Расчёт на выносливость, которая у меня, конечно же есть. Еженедельно четырнадцать километров туда, четырнадцать обратно, что-либо значат. В школу семилетку я ходил за четыре километра, но ежедневно. Это тоже что-либо значило. И что-то значило, что часть мужской работы в доме я выполнял с малолетства (косил сено, рубил дрова…).


На половине маршрута догоняю претендентов на призовые места. Обгоняю, занимаю проторенную лыжню. Впереди меня только Виктор из параллельного класса. Он не из претендентов, стартовал вместе со мной. Но лыжи у него настоящие. Идёт красиво. Я оглянулся. Претенденты отстают. Пока оглядывался, Виктор увеличил разрыв. Надо поднажать. Расчёт на мою выносливость, но она мало помогает. У Виктора она, похоже, не меньше моей. Он тоже «не из местных». Не сильно из далёких, но в школу ходит на лыжах.



Финиш близок. Жму изо всех сил. Чуть- чуть сокращаю разрыв. Виктор неожиданно сбавляет ход. Я уже впритык к нему. Ухожу с лыжни. Пытаюсь обогнать. Обгоняю. Занимаю лыжню. Но неожиданно теряю силы. Еле переставляю ноги. Виктор обгоняет меня. Внутренне я уже согласился со вторым местом. До финиша около двадцати метров. Собираюсь с силами, ухожу с лыжни, чтобы обогнать. Но он тоже ускоряется. Кажется, всё. Проиграл. Но вдруг Виктор замешкался. Всего на пару секунд. Что-то с креплением. Но этого хватило, чтобы я пересёк линию финиша первым. 


Поздравили от имени школы. Вручили грамоту и книгу «Сын рыбака» со школьной печатью и личной подписью директора. В интернате ко мне подошла Лидия Александровна и, улыбнувшись, сказала:
-Поздравляю. Ты оказывается не только изобретатель, но ещё и спортсмен.


Я никогда не видел Лидию Александровну улыбающейся.  Это меня тронуло. Я улыбнулся в ответ. Но не извинился. Не хватило культуры. А жаль. Ведь она была, может быть самым ответственным нашим воспитателем


Послесловие

Когда СССР прекратил своё существование, не стало и интерната. Материально это заведение содержал совхоз – проводил ремонт помещений, завозил дрова и уголь, снабжал продуктами питания детей своих рабочих. Школа занималась учебным процессом в неурочное время. Вместе совхоз и школа обеспечивали адекватную смену поколений.
С приходом «нового мышления» стали экономить на всём. Дети рабочих стали обузой. Теперь они вынуждены жить на квартирах у чужих людей. В интернате мы себя чувствовали – у себя.
.