Журавль кисти Кано

Сквозь жалюзи лучи падали на картину яркими полосами. В этом столетии солнечный свет касался картины, быть может, всего лишь второй раз. Свиток Кано Юкинобу, художницы периода Эдо, дорого обошелся мистеру Камии. От этого каждый мазок, каждый росчерк туши казались бесценными, тем более что теперь любоваться картиной будет только он, Камия.
Краденым свитком.
Купленным свитком.
Мистер Камия давно считал, что тот, кто заработал деньги и власть, имеет право на самое лучшее. Поэтому он собирал редкие картины.
Свиток Кано отправился в спальню. Пожелтевший шелк хорошо подходил к интерьеру, а обрамление из зеленой парчи выполнили специально под любимое кресло.
Устроившись поудобнее с бурбоном в стакане, Камия начал ритуал созерцания.
Журавль шествовал по пригорку у воды, приподняв голову с красным пятном на макушке. Он поднял крылья, показывая всю красоту белых и черных перьев, а над ним раскинула ветви узловатая сосна. Удивительно, что цвет картины едва поблек, а разводы туши сохранили четкость. Картину можно было рассматривать без конца, кружа взглядом от одной детали к другой — прожилки на стеблях травы и листьях, переходы цвета на сосновых иголках, тычинки в цветах боковой низкорослой сакуры. В то же время чувствовался воздух, чистое пространство сверху украсили разве что легкие разводы древности.
Камия почувствовал, что не зря потратился.


Ночью его разбудил шорох.
Камия привстал на кровати. В комнату могли проникнуть разве что лунные лучи.
И снова шорох... Нет, шелест, шелест крыльев. Камия повернулся к свитку и оторопел.
Журавль на картине двигался!
Он чистил перья и вдруг повернулся к Камии. В двух черных глазах Камия прочитал осуждение и угрозу.
Под руку попался стакан с водой, и Камия запустил его в сторону журавля. Рука дрогнула, но за стеной из брызг журавль снова превратился в нарисованного.
— Всего лишь дурной сон, — сказал мистер Камия, утром смотря на свиток. — Хочешь не хочешь, пташка, а я теперь твой хозяин.


День прошел в хлопотах. Мистер Камия успел побывать на совете директоров, одержать маленькую победу с акциями, пообедать с господином из якудза и даже посетить концерт на яхте.
Приближалась ночь, и мистер Камия поймал себя на мысли, что хочет провести ее вне дома. Из-за картины. Ему не понравилось это чувство. Он — тигр этих городских джунглей! Напевая слова песни, которую услышал на концерте, Камия вновь сидел напротив журавля со стаканом бурбона:
— «Вверх, вверх, покуда силы есть...». Что, пташка, прилетишь ночью выклевывать мне глаза? Не выйдет!
В совершенном спокойствии Камия лег спать. Усталость быстро увлекла его в сон.
Он очнулся в полной тишине. Казалось, даже город за окнами уснул или исчез.
Холодно.
Камия увидел, что одеяло сброшено с кровати, однако не смог его поднять.
Все тело окоченело. С большим трудом Камия повернул голову в сторону стены. Журавль исчез.
Раздался шелест крыльев, от которого у Камии зашевелились волосы на затылке.
Он с таким же трудом повернул голову обратно и увидел птицу прямо над собой, а потом ощутил и тяжесть ее холодных кожистых лап на животе. Камия инстинктивно задергался, но тело не отозвалось ни на один его призыв, напротив, теперь он не мог сдвинуть с места даже голову.
Больно! Это журавль впился лапами в его живот, как хищная птица. По бокам потекли струйки крови, слишком быстро остывающие на воздухе.
Журавль вытянул шею вперед и холодно посмотрел на Камию. Красная кожа на макушке птицы выглядела как предвестник мучений, птичий клюв в такой близости от лица ужасал.
В черных глазах птицы стекленела жестокость.
Журавль задрал голову кверху и издал пронзительный крик.
Его отвратительное эхо продолжало звучать в ушах Камии и потом, когда птица нанесла первый удар по груди. Камия слышал тупой и влажный звук, с которым клюв ударился о его кожу, и закричал бы, если бы мог разлепить губы. Никто не остановил чудовище из кошмаров, когда оно дробило кости, добираясь до сердца.
Журавль остановился сам. Камия слезящимися глазами смотрел на окровавленные голову и клюв птицы, понимая, что журавлю остался последний удар — в сердце. Камия взмолился — впервые в жизни — ко всем Буддам всех миров, умоляя о спасении.
Журавль словно услышал его беззвучные мольбы. Он расправил крылья, и сияние белоснежных перьев ослепило Камию. Когда же ему удалось разлепить веки, наваждение исчезло.
Забрезжил рассвет. Журавль шествовал по пригорку под сосной.
Камия подскочил и в спешке отыскал телефон. Дрожащими пальцами он набрал номер. Эта картина должна вернуться обратно, иначе ему не пережить следующей ночи.


Через неделю в Музее изящных искусств случилось две сенсации. Репортер из «Хигаси-токи» был в добрых отношениях с сотрудниками и потому получил право на первое интервью. Вторая его удача — навстречу вышла симпатичная Морито-сан. В обмене их улыбками скрывалось чуть больше, чем просто вежливость, и дальше работалось легко.
— Расскажите, где обнаружили украденного неделю назад «Журавля» Кано?
— В одном из фондовых помещений, где не успели после кражи поставить новую сигнализацию.
— Похититель что-то сделал с картиной?
— Единственное, что он сделал, так это раму из парчи.
— Это плохо или хорошо?
— С одной стороны, испортилась сохранность предмета, ведь нам важен и оборот свитка. С другой, обрамление выполнили очень бережно, профессионально... словно только для этого картину и похищали.
— Может, это какой-то любитель школы Кано или самой Кано Юкинобу?
— Тогда нам стоит не спускать глаз со второй картины!
— Расскажите и о ней, — попросил репортер, подавая знак оператору, чтобы он взял кадры двух стоящих рядом свитков.
— Недавно скончался европейский коллекционер, любитель Азии Харман Вольфторн. Он завещал вернуть все предметы из коллекции на родину, и наш музей тоже получил часть сокровищ. Вместе с ними — вторую половину картины Кано Юкинобу. Это журавлиха под цветущей сливой.
— Можно ли сказать, что случилось семейное воссоединение?
— Да, спустя долгие годы. Не зря говорят о журавлиной верности.


***
Кано Юкинобу, она же Киёхара Юкинобу (1717–1770) — японская художница школы Кано, кисти которой принадлежит парная картина «Одна тысяча журавлей с сосной, бамбуком и сливой».