Хозяин безлунной Москвы. Глава 16

                Глава 16.
      Бесшумно повернулась сияющая новизной позолоченная ручка, дверь отворилась, гигантский демон, склонив голову под косяком, шагнул в комнату и, остановив взгляд на юной жене, застывшей в угрожающей позе, замер, пробормотав еле слышно:
- Так я и знал, что вы выкинете нечто подобное. Будь неладен этот строптивый конь! Не надо было оставлять вас одну. Дурак недальновидный. – Он попытался изобразить на лице подобие миролюбивой улыбки, но она получилась фальшивой, к тому же, на лбу предательски задрожали капельки пота, выдающие его смятение.
    Оля, приметив замешательство великана, отвела орудие чуть в сторону, словно собираясь всадить его в грудь, и грозно отчеканила звонким голоском, гневно и презрительно покривив плотные губы:
- Если вы посмеете прикоснуться ко мне, я покончу с собой. Умру, но чести себя лишить не позволю.
- С чего вы взяли, что я явился к вам с подобными намерениями? – спросил Вельзевул как можно дружелюбней. – Разве в таком виде являются в спальни мужья для исполнения супружеских обязанностей? Рубашка и брюки на мне. Правда, фрак и галстук я скинул сразу, ещё на конюшне, дабы не сковывали движений в борьбе со строптивым животным. Я не в халате и не в ночном колпаке, даже обувь не сменил. Странный вид для горящего страстью мужа, спешащего в брачную постель, вам не кажется? – он пробежал глазами по собственной могучей фигуре, словно приглашая удостовериться в сказанном, остановив взор на начищенных ботинках. Оля невольно опустила ресницы вниз, и Люцифер, воспользовавшись секундной заминкой, ринулся на неё, схватил за правое запястье, резко задрав вверх, развернул хрупкое тело к себе спиной и обхватив свободной рукой чуть выше талии, легко оторвав от пола, выпрямился, крепко прижав тонкую фигурку острыми лопатками к могучей груди.
- Отдайте кинжал, иначе мне придётся причинить вам боль, - свинцовый взгляд требовательно упёрся в ошарашенно распахнутые глаза, отражающиеся в трюмо. Она ещё сильнее вцепилась в черен, и вдруг, вскрикнув, словно как от укола иглой в пульсирующую на кисти вену, расцепила пальцы, уронив орудие в с готовностью распахнувшуюся здоровенную пятерню. – Простите, я предупреждал, – учтиво произнёс захватчик, с интересом разглядывая инкрустированную камнями рукоять. – Какая затейливая игрушка, - заметил он с восхищением. – Никогда, запомните, никогда, - его хрипловатый голос приобрёл наставительные ноты, словно мудрый учитель отчитывал расшалившуюся гимназистку, - не угрожайте никому холодным оружием или чем пострашнее, если не умеете с этим грамотно обращаться. – Мощная рука размахнулась, и кинжал, преодолев дверной проём и пространство соседней комнаты, вонзился в стену, разрубив шнур, едва заметно выглядывающий над подвешенной на нём картиной с мрачным осенним пейзажем. Полотно качнулось и полетело вниз; ударившись о пол, резная рама, обрамляющая чьё-то удручающее, но талантливое произведение, раскололась на несколько частей, оголив выцветшие полосы по краям холста.
- Тоже мне, горе - умельцы, - хмыкнули чувственные губы, ироничный взгляд пробежал по разлетевшимся в стороны узорчатым деревянным фрагментам, - обещали, что никакие потрясения сему ажурному чуду не страшны. – И, обратившись к супруге, взяв её снова за кисть, осторожно прикоснувшись губами к болезненно пульсирующей под полупрозрачной кожей вене, он повторил ласково: - Простите. Я боялся не успеть уберечь вас от глупостей.
      Оля с ужасом уставилась на безрассудно утраченное орудие, переливающееся драгоценностями в недосягаемости, перевела раздосадованный взгляд на отражение демона в трюмо, опустила взор на свои болтающиеся в воздухе ноги, и вдруг, почувствовав дикую ярость, пришедшую на место липкому страху, рванулась и забарабанила, что есть мочи, пятками по коленам великана, заодно нагнув голову, пытаясь дотянуться зубами до его локтя. Мгновенно отпустив её кисть, он обхватил правой освободившейся рукой хрупкие плечи, поддев вверх изящный аристократический подбородок, защищаясь от укуса, и прижал крепче к себе, морщась от боли, но уговаривая мягко, словно избалованное донельзя дитя:
- Ну, будет, будет вам калечить меня почём зря, лупить по ногам. – Я всё чувствую, знаете ли. Чай – не истукан, живой человек.
- Человек? – истерично захохотала девушка, извиваясь под его здоровенными лапами, словно уж на сковородке. – Да какой вы человек? Сатана, нечисть, самая что ни на есть! – и, забрыкавшись ещё сильнее, заверещала, задыхаясь от гнева: - Даже если вы сейчас овладеете мной, я всё равно покончу с собой, ни дня с вами не проживу. Знайте, негодяй, изверг, душегуб. Так и знайте.
      Он что-то вещал в ответ, но юная супруга не слышала, крича и лупя остервенело пятками. Потеряв терпение, он гаркнул ей в самое ухо:
- Да уймитесь вы хотя бы на мгновение! Обратите, наконец, внимание на мои слова. Что я тут впустую разглагольствую? – Оля, оглушённая раскатистым басом, застыла с открытым ртом, с ужасом ожидая дальнейших извращённых действий мучителя, и великан, боясь, что она опять его перебьёт, заговорил быстро, пристально глядя в мерцающие в зеркале испуганные изумруды:
- Ни о какой брачной ночи и выполнении супружеских обязанностей в наших обстоятельствах не может быть и речи. Я пришёл поговорить, всего лишь объясниться. Эта кровать, - черноволосая голова мотнулась через плечо, - только ваша. Близко к ней не подойду и в свою не позову.  Клянусь, - смуглое лицо выглядело предельно серьёзным, – я не садист и не насилую женщин, даже если одна из них волею судьбы без всякого на то желания стала моей женой. Никакие обеты перед алтарём и записи в церковных книгах не дают мне прав на обладание вами. Никакие, запомните!
        С минуту Оля, изумлённо всматриваясь в отражение свинцового взгляда, пыталась найти в нём подвох, хищную искру, намекающую на ложь, нагло излитую в её невинное оттопыренное ушко, но не заметив и тени иронии, судорожно сглотнув, откашлявшись, прочистив горло после истерики, в изнеможении обмякнув в железных тисках она тихо спросила:
- Вы шутите? Зачем же вы тогда....
- Не шучу, - невозмутимо ответил Люцифер, приподняв уголки губ. – Зачем я на вас женился? Безусловно, не для того, чтобы подвергнуть надругательству. Даже от одной подобной мысли мне становится дурно,  – он опустил ласковый взгляд на светлую макушку, украшенную затейливой причёской. – Изнасиловать собственную жену, зная, что она не перенесёт позора и покончит с собой – каким извергом надо быть. Видит Бог, мне ни к чему было спешить с венчанием, но тёмные силы, к которым я не имею никакого отношения, не дремали, заставив действовать скоропалительно. Поверьте, моей вины нет в произошедшем. Разве только в том, что хотел вас спасти.
- Спасти? От кого? – длинные ресницы недоумённо затрепетали, словно крылья забившейся о стекло бабочки.
- Ох, вы, милая моя, строптивая царевна, - тяжело вздохнул Орлов, обнажив белоснежные крупные зубы, прижав крепко худенькое тело к себе. – Если бы вы соблаговолили довериться вашему покорному слуге, посетив со мной ресторан после помолвки и выслушав, сейчас спали мирно в этой роскошной кровати, ни о чём дурном не помышляя, - он покосился выразительно в сторону постели.
- Я окончательно перестала что-либо соображать, - растерянно прошелестела Оля, осторожно болтнув пятками, боясь нанести новые увечья, всего лишь напоминая о своём неудобном положении.
- Больше не будете драться? – спросил богатырь, аккуратно возвращая её на пол. Она, покачнув роскошной, совсем не растрепавшейся причёской, неуверенно помяла скованными пальчиками сквозь тонкие подошвы туфелек, ощутив уют и нежность дорогого ковра. 
      Широкие ладони легли на хрупкие плечи и развернули тщедушное тельце к себе, смуглое лицо блеснуло влажным лбом совсем близко.
- Мы с вами очень устали за сей суматошный день и предыдущие два месяца моих мучительных ухаживаний, - заговорил он взволнованно. – Ничего не ели сегодня, измотались. Я накрыл стол на балконе, так, пустяки: какая-то замысловатая кулебяка с вязигой от нашей хлебосольной Арины Тимофеевны, вечно считающей, что вокруг неё недоедают, икра, вино для вас, коньяк для меня. Предлагаю отметить наше невесёлое бракосочетание, и заодно объясниться. Если мои доводы покажутся вам неубедительными, то я прикажу Платону Нилычу немедленно в ночи запрячь экипаж и отправить вас обратно в родовое гнездо в Москву. Обещаю.
- Вы серьёзно? – Оля, задрав голову, внимательно всмотрелась в немигающие глаза.
- Абсолютно, - убедительно кивнул Орлов, выудив из кармана брюк белоснежный батистовый платок, смахнув им капельки пота со лба и пыль с избитых девичьими пятками коленей.
- Но вы же сказали по пути сюда в экипаже, что мне надо расслабиться и успокоиться, что вы именно этим займётесь по приезде, - с подозрением произнесли плотные бледные губы.
- Ну да. Именно это я и сказал, - немигающий серый взгляд упёрся недоумённо в нежное девичье лицо. - Хотелось поскорее оказаться с вами за столом, выпить и закусить. А что вас собственно смутило? Ах это? – демон оглянулся на нетронутую девичью постель и деликатно хмыкнул. – Вы меня неправильно поняли. 
      Пригласив жестом супругу в свою комнату, он пояснил: - Отсюда тоже есть выход на балкон. Хочу вас ознакомить с жильём изверга и душегуба, дабы вы удостоверились, что следов пыток и насилия в нём нет.
- Рискну, хотя ужасно страшно! – неуверенно ответила юная жена, осторожно ступив за порог в логово неприятеля. – И выпью с большим удовольствием. Сейчас мне это необходимо.
     Осмотрев быстро обстановку: небольшая скромная, тщательно застеленная кровать, чистый письменный стол с опрятной незаляпанной чернильницей напротив, сейф в углу, шкаф, комод, еще пара картин на стенах, убедившись, что комната мучителя вполне напоминает жилище нормального человека, она вышла на балкон, с наслаждением вдохнув остывающий вечерний июньский воздух. Александр Сергеевич усадил ее в плетеное кресло, обитое подушками, пробежал взглядом по кружевному пеньюару, вышел, извинившись, и вернулся с двумя пледами, один из которых накинул на плечи жены, а другой расправил на остро выступающих коленях, приговаривая:
- Хоть вечер нынче теплый, тем не менее, не хотелось бы рисковать вашим здоровьем. – Пледы пахли чистотой. Она потянула за уголки, заворачиваясь в мягкую ткань поуютней и выпростала руки по локоть. Орлов подхватил второе кресло, поставил напротив молодой супруги и сел. Взяв с небольшого овального столика, покрытого белоснежной скатертью,  откупоренную бутылку вина, он наполнил фужер и протянул его Оле, затем плеснул в рюмку коньяк.
- За вас, - произнёс он вежливо, выпив с отменным удовольствием и бросив в рот дольку лимона, посыпанную молотым кофе. – Хочу повторить ещё раз, - чувственные губы покривились от плеснувшего в нёбо ядрёного сока, - дабы вы были спокойны: я не претендую на ваше тело и сомнительную близость. Хоть напивайтесь, хоть раздевайтесь, хоть танцуйте на столе – вам меня соблазнить не удастся. Я тот ещё стоик. Никогда никого не затаскивал в постель, и делать этого не умею и не желаю. Вы мне верите?
       Вчерашняя гимназистка вспомнила легенды о любовных подвигах её, как теперь она поняла, весьма неординарного супруга, удивлённо всмотрелась в стальной взгляд, неуверенно кивнула и осушила бокал одним махом, даже не почувствовав крепости вина, словно забулдыга, страдающий тяжёлой формой похмелья.
- Вот это по – нашему! – воскликнул Александр Сергеевич, хлопнув, забывшись на радостях, ладонями по избитым коленям, поморщившись от боли, и усмехнувшись беззлобно, размышляя, как сильна духом эта с виду беззащитная девочка, протянул ей добротный кусок  кулебяки, украшенной заботливыми руками Хранительницы очага вылепленными веточками, с требованием есть немедленно, или он не скажет более ни слова. Голодная Оля с удовольствием отведала дивное творение Арины Тимофеевны, смущённо утирая любезно поданым полотенцем прыснувшее по губам жирное топлёное масло и уставилась с вожделением на хрустальные икорницы с серебристой белужьей и мелкой оранжевой кетовой икрой, которые Орлов, довольный её аппетитом, тут же к придвинул ближе, обещая принести ещё сколько угодно заветного лакомства, если будет на то желание. Заглотив с жадностью приличный ломоть кулебяки, наполнив сосуды алкоголем, он выпил по второй вместе с женой, накинувшейся на икру, схватился за спички, зажег свечи на высоком позолоченном жирандоле и заговорил снова, уже без тени улыбки на лице, пристально, не мигая, вглядевшись в изумрудные глаза:
- Теперь позвольте мне все объяснить. Учтите, мой рассказ не будет для вас приятен. – Белокурая головка испуганно склонилась в знак согласия. Александр Сергеевич выдохнул, провел руками по волосам, приглаживая, и начал: - Вы знаете, что ваш зять игрок? – Оля изумленно уставилась на мужа. – Не тот любитель, который зайдет ненадолго в игровой дом, перекинется в преферанс, или что другое пару-тройку раз, проиграет рубль и отправится счастливый домой, к любимым жене и детям. Нет, - стальной указательный палец взмыл со строгостью вверх, - Борис помешан на картах. Он болен, подобно алкоголику, и уже давно не в силах победить свою страсть. Вам известно, какая зарплата у коллежского асессора? – светлая головка неуверенно кивнула. – Сто пятьдесят рублей серебром в год! На эти деньги он не только мог содержать семью, но и простите, двух любовниц. – Орлов наполнил бокалы, протянул юной супруге фужер, подождал пока она нервно сделает глоток и закусит несколькими ложками икры, и, опустошив свою рюмку, зажевав, не чувствуя вкуса, пирогом снова заговорил:
- Тем не менее, вы жили очень плохо. А почему? Вы не задумывались?
- Задумывалась, - робко ответила Оля. – И спрашивала его не раз об этом.
- И что он вам отвечал?
- Что ему сложно кормить на одну зарплату такую большую семью. - Орлов ухмыльнулся:
- А вот ваша сестра явно не задавала ему вопросов, иначе бы уже давно выяснила правду и попыталась остановить нерадивого супруга. Ну, да ладно. Бог с ней! – он забарабанил крепкими пальцами по столу и продолжил с явным волнением в низком голосе: - Когда я случайно услышал ваш чудесный задорный нескромный смех там, на Пречистенском, увидел вашу открытую улыбку, заглянул в бездонные волшебные глаза, я влюбился, пропал сразу, с первого взгляда, впервые в жизни и попросил помощника, которого вы теперь знаете, Василия, проследить за вами и узнать всё о вашей семье. Простите, иного варианта познакомиться у меня не было. Не на улице же это делать! Я собирался ухаживать за вами долго и упорно, может год, может два и был уверен, что получу от самого процесса огромное удовольствие, поскольку никогда со мной подобного не приключалось. Знал, что вам обо мне наговорят неприятные вещи, но надеялся, что все же постепенно растоплю ваше сердце, докажу, что я хороший, и мы начнем вместе выходить в свет, гулять в парках, посещать театральные премьеры, обедать в ресторанах и когда-нибудь вы ответите мне взаимностью и тогда я сделаю вам предложение, а вы радостно скажете: «Да!» и у нас будет самая веселая свадьба на свете. Увы! Моим мечтам не суждено было осуществиться: Василий принёс мне жуткую информацию, что вы обещаны другому.
      От лица Оли, только раскрасневшегося, отлила кровь, она прикрыла ладошкой рот, будто боясь закричать, и замерла. Александр Сергеевич несколько секунд с болью смотрел в тревожно задрожавшие изумруды глаз и заговорил далее:
- Оказалось, что до моей встречи с вами, на одной из улочек Москвы вашу необыкновенную красоту заметил крупный чиновник из управления путей сообщения Базанов, редкостная шестидесятипятилетняя мразь, вдовствующая уже четыре года. Он богат и имеет дворянский титул. Главным его удовольствием после смерти жены стали проститутки. Правда, в приличные, если так можно  выразиться, публичные дома его уже не пускают. Дело в том, что у него есть особенность – склонность к садизму. Ему нравится мучить и избивать своих партнёрш по утехам. Одна из таких несчастных, шестнадцатилетняя девочка лежит сейчас в больнице со сломанными ребрами и ожогами по всему телу. Узрев жизнерадостную тоненькую барышню, мирно возвращающуюся из гимназии, ни о чём дурном не помышляющую, он воспылал к вам страстью, надумал жениться, разузнал, как и я, все о вашей семье и понял, что лучше не соваться в родовой дом, что его предложение руки и сердца будет отвергнуто всеми, даже наивной сестрой (на такую жестокость она не способна). Базанов поступил проще, выяснив, что опекун предмета его страсти – картежник, он прошелся по игорным заведениям, застал в одном из них Бориса и предложил сыграть, простите, на вас, – Орлов осекся, видя как меняется лицо жены, невольно опустил глаза, поставил локти на колени и оперся лбом в сжатые кулаки: -  Ставка была десять тысяч рублей против вашей персоны, - гневно бросил он в пол. - Ваш зять подумал, как он мне потом объяснял, что поскольку он никогда не встречал этого старика в игорных домах, то легко выиграет деньги. Позже знающие люди ему поведали, что Базанов прекрасный игрок, просто не терпящий толпы и поэтому регулярно принимающий профессиональных картежников исключительно в своем доме. Через четыре часа вы были проиграны. Сворский дал расписку, а утром юристы, в присутствии проигравшей и выигравшей стороны оформили документы, по которым вы после окончания гимназии должны были выйти замуж за Базанова.
      Орлов смотрел себе под ноги, не в силах поднять взгляд на супругу:
- Когда я это услышал, то был поражен! Мне, опытному, немолодому, скажем прямо, мужику, прошедшему огонь и воду, никогда не приходило в голову, что можно играть в карты вот так просто, на живого человека, - крепкий кулак выразительно постучал по смуглому лбу. - Я понесся в полицейский участок, благо у меня там связи, и забрал дело об избиении проститутки, оно было закрыто, но, к моей великой радости не уничтожено. Затем я отправился к Базанову и пригрозил ему, тряся перед носом папкой, что если он не откажется от притязаний на вас, я опубликую данный материал во всех московских газетах и о его преступлениях узнает весь город: его выгонят из управления, матери юных дочерей будут плевать ему в лицо, отцы перестанут здороваться. К счастью, мне удалось его запугать. Я познакомился с Борисом, собрал юристов, представлявших интересы всех трех сторон, и мы составили новый документ, по которому Базанов отказывался от притязаний на вас и претензий к семье не имел.
       Орлов выпрямился, налил супруге вино, себе коньяк и, наконец, рискнул взглянуть в глаза Оли. В них застыл ужас. Такой, от которого мурашки пробежали по его спине. Она не плакала, а просто смотрела на него, молча, не задавая вопросов. И это было страшнее, чем если бы она его о чем-нибудь спросила. Он не решился предложить ей бокал, только прошептал:
- Не смотрите на меня так, Ольга Николаевна, прошу! Я не могу видеть этого взгляда, - подтянув к себе небольшой серебряный ящик, расположившийся скромно на углу стола, выудив из него сигару, попросив разрешения подымить, отрезав кончик замысловатыми закруглёнными ножницами, чиркнув спичкой и лихорадочно раскурив, он вскочил и взволнованно заходил по балкону, жадно затягиваясь: - Вы не представляете, как я был счастлив, что освободил вас от возможного брака с этим негодяем. Путь к ухаживаниям за вами был расчищен. Я взял клятву со Сворского  больше не играть на вас, потребовал немедленно представить меня семье, появился в вашем доме, стал регулярно его посещать, старался как мог, добиться вашего расположения. Потом, если вы помните, мы с вами встретились на улице, я подвез вас в своем экипаже и мы наговорили друг другу глупостей. До сих пор не могу себе простить нелепой шутки о победе над вами. Но, все равно, уезжая на несколько дней по делам, я чувствовал только одно - любовь к вам, желание снова вас увидеть. Так быстро я никогда не возвращался в Москву, точнее сюда, в поместье, чуть не загнал коня. Я кинулся в комнату переодеваться, чтобы немедленно посетить вас, и на столе обнаружил письмо от Василия, в котором сообщалось, что вы снова проиграны опекуном! Очередным, так называемым «счастливцем» оказался некий киевский заезжий банкир с говорящей фамилией Пекельный, тоже мерзостная пятидесятилетняя обрюзгшая скотина, овдовевшая всего год назад. Он тоже где-то увидел вас, в мое отсутствие, вероятно на том же Пречистенском, возгорел страстью, проследил до дома, отправился в ближайшую бакалею, где обычно кое-что знают о людях, живущих вокруг и там выяснил, что зять приглянувшейся ему барышни – игрок, правда, у неё имеется влиятельный ухажёр, но неместный банкир не учуял опасности. Подобно Базанову, он нашел Бориса в игорном доме и предложил ставку в пятнадцать тысяч против вас. Ваш ненормальный родственник потом оправдывался передо мной, дескать, в тот вечер ему везло и он был абсолютно уверен в своей победе и в том, что я ничего не узнаю. Вскоре вы были проиграны. Опять была дана расписка, правда, бумаги с юристами игроки оформить не успели, поскольку на следующий день нотариальная контора, в которой работают сплошь германцы, (в России законодательное право давно подтверждают исключительно жители сей вражеской страны) не работала, по причине какого-то лютеранского праздника а я, на свою удачу, вернулся домой. И снова состоялся мой поход в полицейский участок, посыпались телеграммы в Киев и долгожданный ответ на запрос, что Пекельный – мошенник и разыскивается местной полицией. В тот же вечер я встретил этого гада, шикующего в «Яре», избил хорошенько, поставил на колени и заставил сожрать расписку, после чего вызвал приставов, сдав негодяя в руки правосудия. - Александр Сергеевич подошел к перилам балкона, облокотился на них и посмотрел, смачно затянувшись, в сгущающуюся темноту сада откуда раздавалась трель одинокого соловья. Он почувствовал, как спину его пронизывают насквозь глаза жены и невольно поежился. – Меня очень трудно по-настоящему разозлить, Ольга Николаевна, - заговорил снова он, не оглядываясь - а уж ввести в состояние ярости практически невозможно. Это редко кому удавалось. Но в данной ситуации я был не в ярости, я был взбешен! Из «Яра» я помчался в Москву, разыскал вашего зятя в одном из игорных заведений, схватил за загривок, двинул носом о стол и, чувствуя, что силы не равны, убью его в мгновение ока, затряс со всей дури. Не помню, сколько это продолжалось, помню только, что кричал: «Так нельзя поступать с родными  людьми! Она совсем еще ребенок! Она маленькая и хрупкая. Ты подумал хоть на секунду, что эти твари сделают с ней?» На меня грудой навалились игроки, оттащили от Сворского, это дало ему возможность убежать. Не представляю, как он объяснил появление в вашем доме в таком виде.
- Он сказал, что на него напали воры, избили и ограбили, - подала слабый голос Оля.
- О как! Ну, молодец, - залихватски присвистнул Орлов, повернувшись к жене, облокотившись длинными ногами о балясины. – Заодно объяснил, куда запропастилась зарплата. Что называется, убил двух зайцев сразу! – И порывисто сложив руки на груди, отклонив в пальцах в сторону ароматную сигару, дабы не обжечься, он заговорил горячо, с явной тревогой в хрипловатом голосе:
- Вернувшись тем вечером домой, я не смог заснуть. Все ходил туда-сюда по этому балкону, курил и думал, как вам помочь? Как спасти от больного зятя. Взять опекунство на себя я не мог, поскольку не являлся вашим родственником, а он имел влияние на вас до замужества. Мне пришла было в голову мысль составить официальный документ, в котором бы Борис подписался больше не играть на вас, но пришел к выводу: если он нарушил устное обещание, что для меня немыслимо, то нарушит и письменное. Потом я решил установить за ним слежку, но вспомнил, что в карты играют и на частных территориях, а туда мои люди не пройдут и я не всегда смогу узнать, когда и кому вас снова проиграл сумасшедший Сворский. Самое страшное, что не на всех я имею влияние и вас мог выиграть кто-то выше рангом предыдущих женихов, кого бы я уже не сумел запугать. Тогда бы мне пришлось идти на преступление, я бы вас не отдал на растерзание. Я передумал много вариантов, вплоть до того, чтобы снять вам квартиру и дать возможность жить отдельно от опасной семьи. Но, подумал, что вы не поверите в мои добрые намерения и откажетесь, к тому же Борис по закону будет по-прежнему иметь права на вас. В итоге, когда рассвело, я сделал вывод, что единственный способ спасти вас от собственного родственника – это жениться на вас. – Оторвавшись от балясин, он подошёл и сел в кресло напротив юной жены, потушил недокуренную сигару в пепельнице, спросив обеспокоенно: - Ольга Николаевна, у вас есть другой вариант выхода из этого рабского положения? Если есть, если я не всё продумал и поступил скверно, поведя под венец, немедленно вас отпущу домой.
     Оля, прикусив плотную нижнюю губу, задумалась на несколько минут, показавшиеся ему вечностью, уставившись в звёздное небо, и отрицательно мотнула головой.
– Вот и я не придумал ничего лучше, - закивал, облегчённо выдохнув, Орлов, неосознанно потирая ладонями избитые колени. – Следующим утром я поехал к Сворскому в контору и потребовал, не попросил, а именно потребовал его согласия на наш скорейший брак, пообещав расплатиться со всеми его долгами и выкупить дом. Таким образом, я женился на вас не для того, чтобы овладеть вашим телом, попросту говоря – изнасиловать, не для того, чтобы подтвердить делом мою глупую фразу о победах, не для того, чтобы глумиться над вами, а потом рассказывать каким-то несуществующим друзьям о наших постельных сценах. Я поторопился с венчанием по единственному соображению – дать вам свободу от столь опасного главы семьи, освободить от его опекунства. Поверьте, в большей безопасности, чем рядом со мной, в этом доме вы не будете нигде! – тревожный взгляд серых глаз застыл, не мигая на точёном аристократическом носике, ожидая вердикта.
- И вы всего лишь ради моей свободы расстались с такими большими деньгами? – удивленно спросила Оля.
- Да, ради вас я бы отдал все состояние! Что там состояние – жизнь, – вскричал Александр Сергеевич, разведя в стороны мощные руки. – Понимаю, насколько вам было неприятно вступать со мной брак, думая, что я вас попросту покупаю! Я догадался, что вы с вашим характером попытаетесь покончить с жизнью сразу после выплаты долгов, поэтому решил  совершить этот гнусный акт купли – продажи только по окончании свадьбы, чтобы не упускать вас из виду. Вроде все рассчитал, хотел только дать вам возможность переодеться и позвать к столу для разговора, и чуть не опоздал, дурак! – он шлёпнул себя ладонью по виску. - Собственно, желая положить конец вашим страхам, я и хотел вас пригласить накануне венчания в ресторан, дабы все объяснить, а вы мне так резко отказали.– Из Олиных глаз вдруг брызнули слезы, она запричитала, громко всхлипывая:
- Не могу поверить, что он так со мной поступил! Нет! Не может быть! Он растил меня как дочь! Почему? Что я ему сделала?
      Александр Сергеевич всполошился, взволнованно заметав взглядом по столу, вытащил из кармана носовой платок, подав жене, вскочил и стремительно выбежал с балкона в комнату. Послышался скрежет металла, вероятно, замка в сейфе, затем он снова вырос перед ней, протянув бумаги и смятенно проговорив:
- Вот, здесь все документы, подтверждающие правдивость моего рассказа.
- Да я вам и так верю, - громко заревела Оля – Только не понимаю зачем? За что?
- Все-таки, прочитайте! – обеспокоенно попросил Орлов. Тонкие пальчики деликатно обхватили стопку бумаг, затуманенные отчаянием глаза доверчиво бегло пробежали по распискам, свидетельствующим о предстоящей женитьбе с Базановым, её аннулировании, мерзкому мелкому почерку Бориса и горестно кивнула:
- Я и не сомневалась, что вы говорите мне правду, - пролепетали плотные губы сквозь горькие всхлипывания. Александр Сергеевич, выхватил из рук супруги бумаги, шлёпнул их с ненавистью на стол и взмолился:
- Пожалуйста, успокойтесь! Не могу смотреть, как вы плачете, – он подождал немного и, лихорадочно откашлявшись, нервно продолжил: - Я бы хотел договорить. - Оля отерла слезы и подняла на великана изумрудный внимательный взгляд. – Вы спросите меня, что же нам делать дальше? Как жить под одной крышей, будучи,  обвенчанными, но так и не ставшими до конца мужем и женой? – он заметно волновался. - Я хочу вам предложить такой вариант: поживите пока в этом доме, ну, хотя бы тот же обещанный недавно мною год, делайте, что хотите, выезжайте в Москву, встречайтесь с подругами, посещайте театры, рестораны, спокойно тратьте мои, теперь уж наши общие деньги, гуляйте, развлекайтесь, я ни в чем не собираюсь ограничивать вашу свободу. Но прошу вас только об одном, - крепкие пальцы сцепились в молитвенном жесте, - не отказывайте мне в удовольствии общаться с вами. Если мы не будем разговаривать, то так и не сможем узнать друг друга. А мне бы очень хотелось знать о вас все: что вы любите, а что ненавидите, о чем мечтаете и чего боитесь. Я, в свою очередь, готов поведать вам о себе, ничего не скрывая, у меня нет от вас тайн и секретов, готов ответить на любой ваш вопрос. Мне тридцать семь лет, я старше вас на целую жизнь, но, позволю себе заметить, ваших подруг благородные отцы-дворяне чаще всего выдают замуж за более древних мужчин, не спрашивая, любят ли они их, не интересуясь, что ждёт юных дочерей в первую брачную ночь после венчания. Я же буду ждать вашей благосклонности до бесконечности, ничего не требуя взамен. Надеюсь, - он нервно вздохнул, - что мой деликатный возраст со временем вас перестанет волновать, уступив место более важным для брака качествам. Если вы когда-нибудь, узнав меня настоящего, а не того негодяя, которого себе надумали, исходя из слухов и сплетен, полюбите меня и признаетесь мне в этом, клянусь, я окружу вас такой любовью и заботой, что вы ни на секунду не пожалеете, что ответили мне взаимностью. Если вы захотите интимных отношений, они у нас обязательно будут, но только тогда, когда вы пожелаете этого не только сердцем и рассудком, но и телом. Я сразу все пойму, без лишних слов. Поверьте: лицо, глаза, тело человека могут о нем сказать, гораздо больше, чем язык. Меня в таких вещах не проведешь. Клянусь, до этого, я к вашей постели даже близко не подойду и в свою не позову. И закроем пока эту тему. Если же вы, (мне неприятно об этом говорить, но я должен), не сможете меня полюбить, если ваши сердце и душа останутся закрытыми для меня, я отпущу вас на все четыре стороны, дам вам развод ровно через двенадцать месяцев. Я никогда вас ни в чем не упрекну и уйду навсегда для вас в тень. – Он замолчал, давая возможность жене переварить услышанное. Оля смотрела на него обескураженно, не опуская головы. Подобного поворота событий она совсем не ожидала. – Прошу вас, - повторил Орлов, с заклинанием глядя на супругу, - не отказывайте мне в возможности общаться с вами. Придя в себя, она взволнованно заговорила:
- Александр Сергеевич, позвольте мне сначала поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня! За то, что вытащили из этого ада, в котором я...
- Не надо меня благодарить, – перебил Орлов. – Я поступил так только потому, что очень вас люблю! – Оля подняла руку, ладошкой вперед, призывая его помолчать.
- И все же, спасибо! – пресекла она. – Еще я хочу попросить у вас прощения за то, что так глупо и грубо вела себя с вами. Мне теперь очень стыдно. Я...
- Ну что вы, - опять прервал ее супруг. – Вы вели себя правильно в сложившихся обстоятельствах! Незнакомый мужик, о дурных подвигах которого гудит вся Москва, появляется в вашем доме, начинает ухаживать, потом ни с того, ни с сего делает вам предложение, через неделю женится и привозит в чужой дом. Я на вашем месте вел бы себя точно так же!
- Все равно простите! – упрямо попросила Оля. – После вашего рассказа, после того, что вы сделали для меня, я почту за честь остаться и общаться с вами, все поведаю о себе и с удовольствием выслушаю вас.
Орлов порывисто схватил жену за руки, притянул их к губам и нежно прикоснулся к розовым ноготкам.
- Благодарю! – забормотал он. – Я так боялся, что вы мне откажете в этой просьбе, не поверите моим намерениям, замкнетесь в себе.
- Теперь я верю вам, - ответила юная супруга, впервые не вырывая рук. – Честно говоря, слухи о вас меня очень напугали, настолько, что я даже думала, что вы после свадьбы как в «Женихе» Пушкина...
- Отрублю вам руку? – тихо засмеялся Александр Сергеевич, весьма удивив Олю  дословным цитированием не особо популярного среди читателей произведения своего тезки. – Сплетни – страшная вещь, - произнес он уже серьезно. - Они могут разрушить как и только нарождающиеся отношения, так и долгий счастливый брак. Старайтесь не обращать на них внимания. А знаете, что сказал однажды Оскар Уайльд, будучи представленным малознакомому ему соотечественнику? – изумрудные глаза вытаращились в изумлении на Орлова. Сразу осознав, в чем дело, он громко расхохотался: - Насколько я понимаю, вы считали меня необразованным невеждой, человеком, способным решать только детские задачки? – Оля смутилась и покраснела. – Да, я действительно воспитывался в простых условиях и мои родители не имели титула, - согласно кивнул он, наполнив бокалы напитками. - Тем не менее, я окончил обычную, не привилегированную школу на отлично. Правда, у меня была одна двойка почти за все время обучения по поведению, уж очень неспокойным мальчиком я рос, но в последнем классе и ее удалось исправить на «пять». Уверяю вас, только за последний год я прочитал больше книг, чем вы за всю свою жизнь. Зайдите завтра в библиотеку левом крыле второго этажа, там находятся издания, исключительно которые я прочитал, ради красивого корешка книги никогда не покупаю. Так вот, Оскар Уайльд, познакомившись с тем самым господином, сказал: «Я слышал столько клеветы в Ваш адрес, что у меня нет сомнений: Вы – прекрасный человек!». Не правда ли, замечательный вывод? Признаться честно, я много лет коллекционировал слухи о себе: мне их приносили  знакомые, партнеры, подчиненные и мы над ними неизменно смеялись, зная, что все это – ложь, или полуправда. Я и подумать не мог, что подобная чушь может кого-то напугать, тем более такого дорогого для меня человека, как вы, - чувственные губы снова чмокнули прозрачные ноготки и проговорили торжественно: - Давайте поднимем бокалы за нашу дружбу! – Оля глотнула вина, задумчиво зажевав кулебякой. - Примерно представляя, что вам наговорили обо мне, - продолжил супруг, - могу сразу пресечь некоторые сплетни: я – не преступник, не вор, не мошенник, не игрок, не пьяница и не бабник. Я никогда не лишил жизни ни одно истинно православное существо, не ограбил ни одного невинного человека, не заставил нечестным  путем расстаться с имуществом, никогда никого не обманул, не предал и уж, тем более никогда не посягнул на честь ни одной целомудренной девушки. У меня нет друзей, давно нет любовниц и обильным возлияниям в малознакомой пьяной компании, я предпочитаю общество хорошей книги в полном одиночестве. Теперь у меня появились вы, чему я очень рад. – Он сжал с нежностью Олины  руки. Не вырываясь более, она спросила с присущим всем женщинам любопытством:
- А почему тогда все говорят, что вы регулярно принимаете у себя любовниц?
- Кто все? Московские великосветские сплетницы? – бросил, мягко улыбнувшись Александр Сергеевич. – Послушайте, мне почти сорок лет, естественно у меня были кое-какие связи и, думаю, это нормально. Не кажется ли вам, что сплетни по поводу моего пуританства в таком серьёзном возрасте вызвали бы у вас больше подозрений?   Да, - он, оторвавшись от аристократических пальцев, бессознательно и смущённо пригладил скатерть на столе, - по молодости лет, живя в городе в съёмной квартире, я не отказывал дамам, посещавшим меня по вечерам. Все они были замужем, поэтому я не был связан обязательствами. Мне казалось это очень удобным: провести вместе ночь и навсегда забыть. - Он запнулся, подумав, что сказал лишнее и испуганно посмотрел в огромные изумрудные глаза: в них светился интерес. – Обратите внимание, Ольга Николаевна, я с вами предельно честен, как и обещал, и потом, лучше расскажу правдиво о моих похождениях я сам, чем другие опишут мою жизнь, приукрасив её червоточинами, – подчеркнул он, облегчённо вздохнув, отметив спокойную реакцию строптивой жены на короткое, но не совсем благопристойное повествование и продолжил:  - С возрастом меня стало это тяготить. Окружавшие меня мужчины вечно были влюблены, страдали, желали, ревновали, писали записочки, покупали охапки цветов. Вначале я смеялся над ними, а потом вдруг понял, что и сам такого хочу – и любить, и страдать. Шли годы, меня часто представляли незамужним молодым барышням, но в груди моей, там, где сердце и душа, ничего не происходило, я оставался холоден ко всем представительницам прекрасного пола. Вечерние визиты дам уже не доставляли никакого удовольствия, только наводили еще большую тоску. Я даже подумал, что в моем организме не хватает чего-то важного, какого-то вещества, отвечающего за любовь, и однажды, ужиная в «Яре» со знакомым доктором Пал Палычем Полуядовым, я задал ему подобный вопрос. Тот долго смеялся, а потом сказал, что со мной все в порядке, что я обязательно встречу ту, единственную, которую полюблю, просто я из тех редких мужчин – однолюбов, не разменивающихся на чувства ко всем подряд хорошеньким девушкам и красивым дамам, такие, если влюбляются, то один раз и на всю жизнь. Я поверил ему и с тех пор перестал принимать у себя женщин. Но они упорно продолжали мне докучать. Тогда я решил удалиться из Москвы, подыскал  приличный дом, купил его и переехал сюда, сообщив только нескольким, нужным мне людям, месторасположение моего нового жилища и попросив не распространять по городу данную информацию. Уже больше года я живу здесь абсолютно один, не считая приходящей прислуги, и никого, кроме Василия не принимаю. Не верите, расспросите завтра Арину Тимофеевну. Так что, вряд ли меня можно назвать бабником, если только в прошлом, да и то, с большой натяжкой. Теперь я понимаю, что поступил тогда правильно, отказавшись от всяких интимных отношений, не приносящих радости. Иначе я чувствовал бы себя сейчас неудобно перед вами. – Рот Орлова растянулся в широкой и несколько смущённой улыбке. - А Пал Палыч оказался прав: ко мне, действительно, пришла любовь и я знаю точно, что это чувство к вам я пронесу через всю жизнь! – он осторожно прикоснулся твёрдыми подушечками пальцев к острому локотку жены, а потом, налив в бокал и рюмку напитки, поднял тост: «За взаимопонимание». – Вы удовлетворены моим ответом? - спросил он Олю.
- Вполне, - кивнула супруга и вдруг снова погрустнела и опустила глаза.
- Что с вами? – встревожился Орлов? – Я вас чем-то обидел? Сказал лишнее?
- Нет! Не волнуйтесь, пожалуйста! – успокоила она, доверчиво взглянув в свинцовые глаза. – Дело не в вас. Просто я до сих пор не могу прийти в себя после вашего рассказа. Жестокость Бориса меня поразила. Скажите, я что, вещь, которую можно продавать, покупать и делать ставки? Орлов задумался на секунду и с горечью произнес:
- Думаю, Ольга Николаевна, я не открою вам большого секрета, если скажу, что девушки на этой планете являются чаще всего вещью: их насилуют, на них играют, их продают в рабство, в публичные дома, в жены нелюбимым мужчинам, и даже ваши дворяне чаще всего выдают дочерей замуж за титул и деньги.
- Мой папа никогда бы такого не допустил, – раздался тяжёлый вздох.
- Вы очень любили отца?  - спросил Александр Сергеевич, скользнув ладонями к холодным пальчикам.
- Безумно! – порывисто воскликнула супруга. – Матушка была достаточно строга со мной и Наташей, но папа... Он позволял нам все. Он был добрым, щедрым, постоянно возился с нами, катал нас на плечах, водил на прогулки по Москве и рассказывал веселые, сочиненные им самим сказки на ночь.
- Я заменю вам отца! Обещаю, - предельно серьезно сказал Орлов, нежно сжав хрупкие косточки.
- Спасибо, - уголки плотных губ приподнялись в едва заметной улыбке. – А что же будет теперь с моей Наташей и девочками, ведь Борис не прекратит играть? – с тревогой пролепетала юная жена.
- Он мне дал обещание больше не посещать игорные дома, - пожал огромными плечами добрый великан, - но, честно говоря, я не поверил ему. Могу в одном вам поклясться: если Наталья Николаевна и дети потеряют кров, я приму их здесь, в нашем доме. Ваши родственники – мои родственники. Но, уж простите, нога Сворского сюда не ступит.
 - Ну, и правильно,- повеселела Оля. – Благодарю за заботу о моей семье! А можно задать вам еще один весьма неприличный вопрос? – пробормотала она, наконец, решившись пойти на риск.
- Любые вопросы! – с готовностью подался вперёд Орлов.
- Почему вас называют бандитом? – она замерла, боясь, что сейчас он разозлится и начнёт буйствовать.
         Александр Сергеевич раскатисто расхохотался, шлёпая себя по избитым коленям:
- Какой же вы ещё наивный ребёнок, что верите всякой ерунде. Ну кто вам сказал такой бред? Дамы с их бескостными языками? Неужели я похож на этого, как там его, - он замялся, заставив работать расслабленную алкоголем память, - Ваньку Каина и ему подобным?
- Не похожи, - смутилась Оля, вспомнив, что недавно именно с этим негодяем сравнила своего мужа, но продолжила упрямо, отведя испуганный взор на хрустальный фужер, - тем не менее, вас почему-то на Хитровке величают Сычом, а в иных местах первопрестольной Хозяином безлунной Москвы.
- Однако вы осведомлены лучше, чем я предполагал, - великан сдвинул агатовые брови и задумчиво задрал черноволосую голову к потолку. – Это дурацкое прозвище «Сыч», - произнёс он после паузы, - я получил в наследство от очень плохого человека. Не по своей воле, так вышло. Что касается Хозяина – меня так именовал Долгоруков, слегка поэтизировав правду, и я данным титулом горжусь. Вас неверно информировали, - здоровенный кулак упёрся в белоснежную скатерть, - я ненавижу всё это сатанинское отребье: убийц, маньяков, насильников, грабителей. Всех бы поубивал. И так случилось, что пришлось мне с ними бороться почти всю сознательную жизнь. Я на другой стороне, на стороне закона и веры. Ну это очень длинная история, милая Ольга Николаевна, - свинцовый взгляд уставился на тонкий профиль, - завтра, коли будет ваше на то желание, я поведаю вам, как произошла такая нелепая ситуация, заделавшая меня в бандиты. - Признаюсь честно, - замялся он, размышляя, стоит ли говорить, - этот слух мне как раз очень удобен. Он заставляет многих опасаться меня, не добропорядочных граждан, конечно, а преступные элементы, и находящиеся в нашем городе, и набегающие время от времени на Москву. А вы меня, между прочим, жестоко обидели, записав в Люциферы, я, признаться глубоко православный и верующий человек, - расправил богатырь наморщенный лоб.
- Простите, - пробормотала смущённо барышня и неожиданно, сверкнув глазами, выпрямилась, аристократические брови с подозрением взвились вверх: - А как же головорезы с пистолетами, которые охраняют особняк?
- Ах эти? – черноволосая голова качнулась в сторону ворот, чувственные губы расплылись в улыбке, - Какие же это головорезы? Вы видимо сроду настоящих головорезов не видели. – Не бойтесь. Я их нанял для острастки, как только поселился в сем имении, не более того, дабы глупцы не совались в огород с капустой, дабы идиоты не пытались взломать мой сейф. Видите ли, у меня нет швейцара, как в приличных поместьях, и сотни слуг я не держу: Арина Тимофеевна с маленьким Мишей, Платон Нилыч, да садовник - всё. А я часто бываю в разъездах, без ночёвки дом один. Кто его будет защищать? – огромные руки вопросительно распахнулись: - К вам охрана не имеет никакого отношения. Днём они стоят у ворот, по ночам ходят вокруг особняка. Захотите сбежать, они не будут препятствовать, я не давал приказа вас задерживать. Вы свободны делать всё, что вам заблагорассудится, - Орлов, насупившись, замолчал, глотнув коньяка.
Извините! – несмело улыбнулась Оля, обратив огромные изумруды к смуглому лицу, физически облегчённо ощущая, как измученное тело окончательно отпускают мерзкие лапы липкого страха, - мне теперь очень стыдно.
- Какое счастье видеть вас улыбающейся, - пробормотал радостно недавний демон. – Завтра я посвящу весь вечер, коли вы не сбежите, вашему введению в курс дела по поводу моей связи с бандитами. Это долгая история. А сейчас мне, к сожалению, пора собираться ко сну, поскольку вставать в полшестого, у меня очень много дел в городе.
- Как, вы завтра уедете? – разочарованно спросила юная жена. – Лицо Орлова выразило крайнее изумление:
- Вы расстроены, что меня завтра с вами не будет?
Оля кивнула и тихо ответила:
- Да.
- Очень приятно это слышать, учитывая, что пару часов назад вы угрожали мне расправой над собой, - воскликнул Александр Сергеевич и пояснил: – Я поторопился с венчанием по известным теперь вам причинам, а дел завершить за такой короткий срок не успел. Мне нужно еще несколько дней, чтобы все закончить и передать на время бразды правления Василию. Тогда мы с вами будем целыми днями вместе, поедем отдыхать и я вам еще успею надоесть.
- Как отдыхать? – удивленно выдохнули плотные губы.
- Ну, мы ведь с вами, хоть и необычные, но молодожены, - довольно откликнулся Орлов. – А значит, у нас наступил какой месяц?
- Медовый, - пытливо запорхали длинные ресницы.
- А в медовый месяц что обычно делают муж и жена?
- Отправляются в путешествие? - предположила Оля, порывисто добавив: - Если, конечно, для этого имеются средства.
- Но этого добра у нас хоть отбавляй! - весело отозвался Александр Сергеевич. – Поэтому мы с вами уедем далеко и надолго, месяца на полтора, два. Мы оба сильно понервничали в последнее время. Нам надо сменить обстановку, хорошенько отдохнуть, выспаться в конце - концов. Тем более, я не давал себе отпуска уже несколько лет.
- А куда мы поедем, - с интересом спросила девушка.
- Вот этого я вам не скажу! Иначе не будет сюрприза, – хитро улыбаясь ответил супруг.
- Но я с ума сойду от любопытства!
- Вот и сходите на здоровье! – невозмутимо бросил Орлов. – Лучше сойти с ума от любопытства, чем от страха перед жутким демоном по прозвищу Сыч.
Оля рассмеялась.
- Ну вот, вы уже смеетесь. Как хорошо! – радостно отметил Орлов и продолжил: – Закончу свои дела, тогда и открою тайну, куда мы с вами поедем. А пока прошу вас не скучать эти дни. Завтра поспите подольше. Арина Тимофеевна вас предупредила, что придет к одиннадцати? – юная жена кивнула. – Так что, рано не вставайте. Поешьте, осмотрите дом, все же вы теперь в нем хозяйка, посетите библиотеку, сходите на речку, там очень красиво, Миша вам укажет путь. Попишите картины, если будет желание, нетронутый вами мольберт, присланный в подарок в период ухаживаний я поставлю на берегу сам дабы вы не надрывались, - огромный палец помаячил строго перед аристократическим носиком. - Надеюсь, вам не придется скучать. А вечером, когда я вернусь, мы вместе поужинаем и поговорим. Завтра я оформлю на вас банковскую книжку, и уже послезавтра вы сможете отправиться в Москву, пройтись по магазинам, встретиться с семьей или подругами. - Он налил вино в бокал, плеснул себе немного коньяка, выпил, доел кулебяку, затем решительно встал, вышел в комнату, вернулся, неся в руках скроенную стопку тонкой бумаги, похожую на маленькую книгу и два пустых листа.
- Распишитесь, пожалуйста, здесь и здесь – супруг указал на книжку и листы и поставил на стол чернильницу с пером. Оля, аккуратно выводя буквы, расписалась в банковском документе: Истомина О. Н. -  Орлов, посмотрел на подпись и рассмеялся: - Ольга Николаевна, я так и знал, что вы забудете о том, что сегодня в  вашей жизни произошли некоторые перемены, – он вырвал из книжки листок, скомкал его и бросил в пепельницу.
- Ой, - смутилась барышня - и вправду забыла. В памяти всплыли окончание жуткого венчания, церковная книга перед затуманенными глазами и шёпот изверга в оттопыренное ушко: «Я хочу оставить вам родовую фамилию, прибавив к ней мою».
- Вас не стесняет новая фамилия? - спросил супруг.
- Нет, - ответила Оля, расписываясь Орловой-Истоминой на новой странице, - Она замечательная! Вот что меня действительно вводит в замешательство, так это возможность пользоваться вашими средствами.
- Не вашими, а нашими, - поправил ее Александр Сергеевич и протянул ей пустые листы бумаги, указав пальцем место для подписи. – Я всю жизнь мечтал, чтобы у меня появилась любимая женщина, на которую бы я, наконец, смог тратить честно заработанные мною деньги. Куда мне их девать? Сам я – человек непритязательный, мне много не надо. А вы должны быть и одеты, как куколка, и хорошо обуты и кушать исключительно полезную пищу. Теперь это наше совместное имущество, завтра я переведу крупный счет в одном из банков на ваше имя и оформлю на вас наследство.
- Не надо, - изящные аристократические брови взмыли вверх. – Мне неудобно. У меня никогда не было денег, и я не умею их тратить. Тем более, наследство-то зачем?
- Я не молод и деятельность моя опасна, - невозмутимо ответил Орлов, собирая подписанные женой бумаги. – Я счастлив, что рядом со мной теперь чудесный человек, которому я могу все оставить. А тратить деньги вам придется научиться, потому что у меня редко выдается время, чтобы пройтись по магазинам. Прошу вас взять эти необременительные обязанности на себя. К тому же, я совсем не разбираюсь в женском белье, галантерейных принадлежностях и других дамских штучках. Иногда я буду обращаться к вам с просьбой приобрести что-то и для меня. В конце - концов, согласитесь, Ольга Николаевна, что заставить себя тратить деньги, гораздо приятнее, чем убедить себя их экономить? – Оля улыбнулась.  Он встал: - А теперь, моя любимая супруга, я иду спать, а вы можете остаться и продолжить трапезу, могу принести вам еще вина и закуски. Арина Тимофеевна завтра приберет со стола.
- Спасибо, я не останусь. Безумно хочется спать, - тонкие руки беспечно и безбоязненно взмыли вверх, потягиваясь.
- Вот и отлично! –  великан стянул с супруги пледы, положил на стол, подал ей руку, помог подняться с кресла и проводил через свою комнату к двери в девичью светёлку, по пути нагнувшись, подняв осиротевший холст с осколками резной рамы и уложив на диван. Заметив торчащую из стены рукоятку кинжала, он подошел, рванул за черенок и, вернувшись к Оле, протянул со словами:
- Надеюсь, вы больше не будете посягать этим прелестным оружием на свою и мою жизнь?
- Никогда, - прошелестела барышня, принимая с благодарностью драгоценную реликвию отца. Огромные ладони аккуратно легли на плечи жены, смуглое лицо склонилось, жарко обдавая горячим дыханием. Она задрала голову, сомкнула глаза и приоткрыла плотные губы в предвкушении поцелуя. Но Александр Сергеевич лишь коснулся губами высокого бледного лба и ласково произнес:
- Спите спокойно, Ольга Николаевна! Пусть вам приснятся самые добрые сны. – И открыл перед ней дверь.
        Весело отправив с размаху в кресло кружевной пеньюар, натянув на тонкое тело без всякого страха, что кто-то ворвётся, ночную рубашку из тончайшего шёлка, сбросив на пол нижнее бельё и богатое покрывало, плюхнувшись с разбега в огромную постель, провалившись в мягкую перину, накрывшись с головой пуховым одеялом, стремительно засыпая, Оля поймала себя на том, что улыбается.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...