Благонадёжность. Играя в Кафку

Захлопнув дверь, я внимательно оглядел пустую площадку, затем перегнулся через перила, прислушиваясь, вглядываясь в лестничный пролёт. Внизу слышались шаркающие шаги старика консьержа, самого его видно не было.

Теперь нужно взять себя в руки, спуститься, непринуждённо поздороваться, и, как обычно, вручить консьержу ключ от квартиры.

Каждая ступенька давалась с усилием, будто это был не спуск, а подъём. Перед первым этажом остановился, отдышался, поправил воротничок, слегка ослабил галстук, и лишь потом проделал остаток пути.

- Доброе утро, господин Йозеф – поприветствовал меня консьерж, поднимая голову от свежей газеты.

Под желтоватыми прокуренными усами угадывалась улыбка.

- Как спалось, Карл? – спросил я, улыбнувшись в ответ.

- Лучше, чем раньше, колено почти не беспокоило. Обычно ноет к концу дня, не даёт спать. А вчера всё было в порядке, быстро уснул. Доктор посоветовал жене хорошую мазь, как оказалось, мне она тоже помогает.

- Вот и славно, удачного дня!

- И вам хорошей службы. – ответил Карл, вешая ключ на крючок.

Выйдя на улицу, я обрадовался, что сегодня тепло, и можно будет весь день гулять в парке.

Ни на какую службу я не ходил уже вторую неделю. Теперь, просыпаясь, я каждый раз прокручивал в голове тот последний рабочий день.

Тогда, как и в любые будни, на протяжении последних семи лет, я пришёл на службу, поздоровался с коллегами, сел за рабочий стол, надел нарукавники, достал папки, открыл чернильницу, и, постукивая ручкой по кончику носа, принялся изучать документы.

День протекал очень обычно. Я отвлекался от бумаг лишь на мысли о том, что сегодня приготовят на обед в столовой, и на созерцание коллеги, сидевшего передо мной, чьё имя я всё время забывал. Он вставлял в ухо палец, усилено ковырял, а затем долго его разглядывал.

Появился начальник отдела, господин Стефан - долговязый пожилой человек. Он явно был чем-то встревожен - нервно вертел в руках красную папку, глазки, казавшиеся совсем маленькими под круглыми толстыми очками, беспокойно озирали пространство. Напряжение передалось всем присутствующим.

Наконец, господин Стефан сфокусировал взгляд на мне, и, стараясь подавлять волнение, сказал:

- Йозеф, можно вас на минуточку?

Я встал и вышел за ним в коридор.

- Что ж вы творите, Йозеф? Семь лет безупречной службы, я уже подумывал о вашем повышении, и тут такое… – забормотал он, как только мы удалились от любопытных ушей.

- Что случилось? – изумился я.

- А вот, поглядите-ка... – он достал из красной папки какую-то бумагу и тряс ей перед моим носом - пришёл обновлённый список неблагонадёжных граждан, и вы в этом списке. Зачем же так подводить всю контору и меня лично?

- Я не понимаю, какой ещё список неблагонадёжных граждан, что я сделал?

- Всё вы понимаете, если станет известно, что у меня в отделе семь лет работал человек из списка неблагонадёжных граждан, то выходит и я неблагонадёжный руководитель отдела, а если наш шеф нанимает неблагонадёжных руководителей отдела, то он тоже неблагонадёжный, выходит и вся контора неблагонадёжная. Из-за одного, такого как вы, нашу контору могут расформировать, несколько сотен сотрудников могут стать такими же неблагонадёжными людьми. Вот что вы сделали, мерзавец! – заговорил он на повышенных тонах, не переставая вертеть передо мной странную бумагу.

- Но я веду очень тихую жизнь, не совершаю ничего постыдного, тем более противозаконного. Тут, вероятно, какая-то ошибка.

- Не говорите чепухи, Йозеф! Вы уволены, немедленно уходите отсюда. Говорят, если уволить неблагонадёжного человека в первые сутки после обновления списков, то это не распространится на его коллег и скорее всего не бросит тень на контору.

- Да, но могла же случиться ошибка?

- Нет, ошибки исключены. Получите немедленно расчёт, и ступайте на все четыре стороны. Даже не думайте искать другую работу. Не тратьте время, не подводите людей, невнимательно изучающих предписанные документы. Если даже какой-нибудь простак, наймёт вас, уже существующего в списках неблагонадёжных, то всей конторе не жди пощады. И забудьте, пожалуйста, про вашу коллегу, фройлян Жозефину. Я замечал между вами симпатию. Не портите жизнь бедной девушке, у неё три младших брата, две сестры, и слепая старушка мать. Не лишайте семью средств к существованию.

В тот момент, я меньше всего думал о фройлян Жозефине. Наша близость заключалась лишь в том, что в столовой, мы всегда садились за один стол. Она была симпатичной девушкой, приятно было сидеть рядом с ней, принимая пищу.

Фройлян Жозефина обычно задумчиво смотрела на стену позади меня, а я делал замечания в духе:

- Котлеты сегодня на редкость сочные и нежные.

По её губам пробегала полуулыбка, она кивала и говорила:

- Да, котлеты сегодня удались.

Пообедав, мы расходились по рабочим местам.

Было абсолютно непонятно, что это за список неблагонадёжных граждан и как я умудрился туда попасть. Как я и сказал, господину Стефану, жизнь моя была тиха и размеренна. После учёбы, сразу же устроился в свою контору, и за семь лет работы не получил ни одного замечания, тем более выговора. Квартплата вносилась регулярно, ни на улице, ни дома, никогда не шумел, не нарушал общественный порядок.

Самая большая вольность, позволяемая иногда по выходным - пропустить пару кружек пива в баре, недалеко от моего дома.

Там собиралась компания таких же клерков, как и я. Слегка захмелев, раскрасневшись лицами, мы хлопали друг друга по плечам и говорили:

-Славное пиво, дружище!

- О, да, а попробуй-ка ещё вот этого.

После внезапного увольнения, я брёл по дороге домой, и думал, как же мне теперь жить? Непритязательный быт одинокого холостяка позволил отложить некоторую сумму на чёрный день, но сумма эта была слишком незначительна, чтобы не беспокоиться о будущем. Господин Стефан ясно предупредил, что не нужно даже пытаться искать другую работу. Знаю его как очень ответственного человека, зря ничего не говорящего.

Как теперь вести себя в доме? Каждый день, в полдевятого утра, я выходил из квартиры, отдавал ключ консьержу, присутствовал на службе, возвращался в полседьмого вечера и забирал ключ. Теперь мне некуда идти, и это сразу же вызовет вопросы, ведь консьерж очень любопытен. Ещё, чего доброго, и тут обвинят в неблагонадёжности и выставят на улицу.

И вот, уже вторую неделю, в целях конспирации, я привычно оставляю ключи консьержу, брожу по улицам, пью кофе в дешёвых забегаловках, сижу на скамейках в парке, возвращаясь лишь вечером, в привычное время. Каждый день опасаясь, что меня разоблачат.

В мозгах всплывают мрачные картины грядущего, копошатся тысячи сомнений, и я боюсь завтрашнего утра. Подчас очень утомительно столько времени не работать с документами, занимая голову сторонними мыслями.

Сегодня я присел на скамейку, да так и сидел несколько часов, вспоминая, как хорошо было обедать с фройлян Жозефиной.

И тут, кто-то сзади, щёлкнул меня по уху. Я обернулся и увидел странного человека, в потёртом сюртуке и криво сидящем цилиндре.

- Что вы делаете? – недовольно осведомился я.

Человек ухмыльнулся и хотел ещё раз щёлкнуть меня по уху, но я увернулся, вскочил, и ещё раз спросил, что ему от меня нужно.

- Неблагонадёжный человек – сказал он, глядя мне в глаза – Пойдёмте, прогуляемся до Рингплац?

- Нет, нет, увольте – отмахнулся я, - у меня отдых, я в отпуске, отстаньте...

С этими словами я помчался прочь от скамейки, решив больше не приходить в этот район. Долго, быстрым шагом, петлял по улицам, пока не почувствовал подкатившую дурноту.

Что это за сумасшедший, и почему он усомнился в моей благонадёжности? Не просто усомнился, а и прямо сказал, что я неблагонадёжный. Ему что-то известно обо мне?

Может быть, он приставлен за мной следить, или уже в самом лице моём появилось нечто неблагонадёжное?

Из-за плохого самочувствия, я решил пойти домой и прилечь, оправдавшись перед консьержем тем, что в помещении конторы сегодня морят тараканов и сотрудников отпустили пораньше.

Когда я вошёл в парадное, консьержа на месте не оказалось. Также я заметил пустой номерок, на месте, где должен был висеть мой ключ. Неужели консьерж, пока меня не было, решил проникнуть в моё жильё?

Взбежав по лестнице, я обнаружил, что квартира незаперта.

На первый взгляд всё было как обычно. Мебель стояла на своих местах, никакого беспорядка не наблюдалось. Но почему же квартира открыта, где ключ, и куда подевался консьерж? Тревога не отпускала, стало душно, пробила холодная испарина. Преодолевая новый приступ дурноты, я снял сюртук и отворил дверцу шкафа, чтобы повесить его.

Из шкафа высунулось улыбающееся лицо консьержа. Подрагивающие прокуренные усы остановились в десяти сантиметрах от моего носа.

От неожиданного ужаса я закричал.

- Не кричите, не нарушайте общественного спокойствия – сказал консьерж.

- Что вы, чёрт побери, делаете в моём шкафу?

- Я давно заметил, господин Йозеф, что с вами нечисто. Обоняние у меня очень острое, когда возвращаюсь домой, ещё зайдя во двор, знаю, что супруга приготовила на ужин. Свиной штрудель или рагу из баранины. Так вот, раньше, когда вы приходили со службы, я всегда ощущал от вас запах бумаг, чернил и канцелярского клея, а последние две недели, я чую, что вы пахнете ветром, дымом улиц и дешёвыми забегаловками. Так дело не пойдёт. Я не позволю позорить наш образцовый дом, и подвергать опасности наших образцовых жильцов. Если вы стали заниматься грязными делишками, то пора с вами покончить.

С этими словами, он подошёл и отвесил мне сильную пощёчину.

Я пошатнулся и схватился за щёку.

- Мало вам – разулыбался консьерж такой знакомой улыбкой – Я сообщил куда следует, и сейчас мы с прибывшим сотрудником обследовали ваше жилище.

Консьерж подошёл к кровати, нагнулся и крикнул:

- Хватит прятаться, он меня обнаружил.

Тут же, из под кровати, появился мужчина, в шляпе и чёрном сюртуке. Он неловко, как бы смущаясь, отряхивал рукава от пыли и паутины.

- Да, вот – заговорил он, не переставая отряхиваться – Сигнал был, от вашего консьержа. Сверились со списком неблагонадёжных граждан, а вы там. Ничего не поделаешь. Придётся поехать со мной.

- Послушайте – сказал я – Не понимаю, как мог оказаться в каких-то списках, дело в том, что меня уволили с работы, но я не понимаю, что я сделал?

- Списки на то и списки, что они есть – ответил человек в шляпе – Проедем со мной, там во всём разберёмся.

Я надел сюртук, и направился к выходу, вылезший из под кровати человек шёл позади, подталкивая меня в спину указательным пальцем.

- Умертвите этого мерзавца! – крикнул нам вслед консьерж.

Когда вышли из дома, человек в шляпе усадил меня в инвалидную коляску, сказав, что по новому распоряжению, задержанных теперь доставляют только таким способом.

- Не беспокойтесь, тут недалеко, я вас мигом домчу. В коляске, слева от вас, лежит мешок, надевайте его на голову и поехали.

Я надел на голову мешок, и он покатил меня. Коляска подпрыгивала на кочках, что доставляло дискомфорт, зато создавался приятный освежающий ветерок. Бежал человек быстро и в затылок, даже через мешок, бились волны его горячего дыхания.

Через полчаса приехали на место. С моей головы сняли мешок и провели в большой кабинет, где на столе высились башни из папок с бумагами. Взглянув в пространство меж этих башен, можно было увидеть сидящего за столом маленького улыбчивого, лысого как коленка, человечка.

- Это тот самый неблагонадёжный Йозеф, насчёт которого был сигнал от консьержа – сказал человек в шляпе.

- Хорошо, Густав, оставьте нас – ответил лысый человечек, выходя из-за своих бумажных бастионов. Когда мы остались наедине, он спросил:

- Что же, господин Йозеф, сами сознаетесь, или будем расследовать?

- Простите, но я не знаю, в чём должен сознаться?

- В том, каким образом вы дошли до неблагонадёжности.

- Меня уволил начальник моего отдела, сказав, что я в каких-то неблагонадёжных списках. Но я как ничего не понимал, так и не понимаю. Может быть это какая-то ошибка? Хотя, начальник сказал, что ошибка тут исключена.

- Хмм, ошибки у нас нечасты, но иногда случаются – вздохнул лысый человечек и тут же нахмурился – Почему это ваш начальник взял на себя смелость утверждать, что ошибок не бывает? Выявляя ошибки, мы совершенствуем свою систему, и она становится только лучше. Понимаете?

Я согласно закивал.

- Ну вот – человечек вновь разулыбался – Давайте же посмотрим ваше досье, чтобы исключить сомнения.

Он принялся разбирать башни из папок, в какой-то момент они полностью скрыли лысого человечка, из под них доносился лишь его приглушённый тоненький голосок:

* Так так так, посмотрим, Йозеф…Йозеф…так-так-так…

Через пять минут он вынырнул из кипы папок, сказав, что, наконец, нашёл моё досье и, усевшись прямо на папки, углубился в изучение бумаг.

- Ага… в должности работаете семь лет…- бурчал он вполголоса – ага…в столовой часто заказываете говяжьи котлеты и картофельное пюре…любите светлое пиво с небольшой горчинкой. Так… В самом деле, почему же вы внесены в список? Сейчас перепроверю, извините, должен покинуть вас ненадолго.

Человечек стремительно вскочил из-за стола и умчался куда-то, заперев меня на ключ. Отсутствовал он минут сорок, вернулся с озабоченным лицом и новой папкой в руках.

- Вы знаете, господин Йозеф, а ведь действительно, была ошибка, чёрт побери, глупейшая ошибка. Просмотрел исходные списки, там вас нет, там другой Йозеф, его фамилия разнится с вашей всего одной буквой.

- Ну вот, я же с самого начала говорил об ошибке. И своему начальнику, господину Стефану, я сразу сказал, что это ошибка.

- Как я и сказал, ошибки очень редки, но они случаются. Приношу вам извинения, господин Йозеф, искренне за вас рад. Какая-то машинистка ткнула пальцем не туда, и даже не заметив, не только обвинила благонадёжного человека в неблагонадёжности, но и могла, тем самым, избавить настоящего неблагонадёжного человека от справедливого возмездия. Слава богу, что наша система постоянно работает над своим совершенствованием. Могу вас заверить, я уже отправил людей с целью умерщвления той машинистки.

- А что теперь делать мне? Буду ли я восстановлен на службе?

- Непременно, господин Йозеф, непременно. Только вот ещё что, подпишите эту обвинительную бумагу на начальника вашего отдела. Этот господин Стефан взял на себя непомерно много и устроил настоящий саботаж. Он не только уволил замечательного сотрудника, но и посмел утверждать, что у нас не бывает ошибок, то есть, отказал нашей системе в совершенствовании, понимаете? Я не могу допустить, чтобы кто-то считал, что мы не можем работать ещё лучше, чем сейчас. Вы со мной согласны? Мы совершенствуемся постоянно, ведь мы могли там же, на месте, не разобравшись, подвергнуть вас умерщвлению. Раньше так и было бы, теперь же мы провели очень искусное расследование, в результате которого возвратили человеку статус благонадёжного, и обнаружили у себя в системе паршивую овцу, допустившую брак в работе.

- Конечно – ответил я – господин Стефан был неправ, совсем неправ.

- Вы очень благоразумны. – человечек улыбался всё шире - Знаете, пока вы меня ожидали, я не терял времени, и взял на себя смелость рекомендовать вас на должность господина Стефана. Так что, уже завтра вы сможете возглавить свой родной отдел. Мы заинтересованы в том, чтобы благонадёжные люди были хорошо устроены, росли и развивались. А те, кто паникует и боится нас, как ваш господин Стефан, неблагонадёжные люди и подлежат умерщвлению.

Я не знал, что сказать, поэтому просто кивнул.

- Ещё раз извините за ошибку – сказал человечек – Сейчас зайдёте в соседний кабинет к Густаву, сотруднику, прикатившему вас сюда на коляске. Густав выдаст вам деньги на таксомотор. Езжайте домой.

Я уже пошёл к выходу, но на пороге остановился и спросил.

- А что будет с консьержем моего дома?

- О, не беспокойтесь. Он уже умерщвлен. Ведь, как доложил мне Густав, этот консьерж осмелился поднять на вас руку. Очень неблагонадёжно, когда обслуга имеет наглость поднимать руку на человека, работающего с бумагами, пусть даже заподозрённого в неблагонадёжности.

Получив деньги на таксомотор, и выйдя на улицу, я увидел, как во двор вкатили кого-то в инвалидной коляске с мешком на голове. Сотрудник сдёрнул с головы мешок. В коляске сидел господин Стефан. Из его носа сочилась кровь, в круглой оправе очков торчали осколки стекол, а он лишь тихо причитал:

- Мне стекло в глаз попало, отпустите.., стекло в глазу, нужно к врачу…

Я отвёл взгляд и быстрым шагом проследовал за ворота.

Проезжая в сумерках мимо незнакомых домов, я вспоминал господина Стефана. Мне было жаль его. Ведь он исправно служил много лет начальником отдела, ещё задолго до того, как я пришёл работать в контору.

Когда таксомотор остановился у дома, я увидел родное крыльцо, и грустные мысли развеялись.

В парадном, новенький мальчишка-консьерж, услужливо подскочил, осведомившись о моём имени, и вручил ключ от квартиры.

Поднимаясь по лестнице, я думал о том, что уже завтра, снова смогу обедать в столовой с фройлян Жозефиной, обмениваясь замечаниями о достоинствах блюд, и украдкой заглядывать в её глаза, когда она будет смотреть на расположенную позади меня стену