Учитель. Коллега. Друг

                УЧИТЕЛЬ, КОЛЛЕГА, ДРУГ

                Сборник воспоминаний
                к 100-летию со дня рождения
                Юдифи Израилевны Левиной 





















Г.Екатеринбург, 2018 г.















Содержание

1. Слово от составителя (вместо предисловия)
2. Н.Рябина. В музей вложила знания и душу
3. А.Задоркин. Пушкинская целина
4. Из «датских» стихов Н.Рябиной
5. Из истории Болдина. Интервью с Ю.И.Левиной
6. Т.Кезина. Левина заложила основы
7. Л.Аронович. Реплики
8. Из лицейских национальных песен (вариант
              Ю.И.Левиной)
9. Из писем Ю.И.Левиной

































     СЛОВО от СОСТАВИТЕЛЯ
                (вместо предисловия)

15 марта 2018 года бывшему директору музея-заповедника А.С.Пушкина в Болдине Юдифи Израилевне Левиной исполнилось бы 100 лет. Дата сама по себе значительная и интересная, да и носитель ее - человек замечательный, неординарный, оставивший заметный след в истории не только Болдина, но и в отечественном пушкиноведении и музееведении. Идею издать специальный сборник воспоминаний высказала Любовь Михайловна Задоркина, сменившая Левину на посту директора. Идею подхватили и активно поддержали коллеги и друзья Юдифи Израилевны. Мне же выпала доля быть составителем, редактором, корректором и организатором выпуска сборника. За эту работу я взялся с большим удовольствием.
Предполагалось готовую книгу привезти в Болдино в августе 2018 г. Но тут случилась беда – Любовь Михайловна упала и сломала шейку бедра. Потом была сложная операция с протезированием. Сейчас идет непростой процесс реабилитации. Семья и друзья надеются, что все завершится благополучно. Естественно, в сложившейся ситуации Любовь Михайловна практически не могла сидеть и писать воспоминания, хотя ее доля в сборнике должна быть не менее 50%. Ведь именно она дольше других бок о бок работала с Левиной. Короче говоря, издание книги в задуманном объеме решили отложить.  Остальной собранный материал был уже готов к печати. А пока предлагаем читателям тот вариант, который имеется на данное время.

Авторы сборника много лет знали Левину, немало с ней общались, переписывались, встречались, созванивались, гостили друг у друга. Поэтому воспоминания зачастую носят личный, иногда даже бытовой характер. В них много деталей и особенностей того времени, в которое жила и работала в Болдине Юдифь Израилевна. И еще одна их отличительная черта – откровенность. А следом идут честность, непредвзятость, интеллигентность, искренность, верность дружбе, преданность делу. Написанные с душой, воспоминания читаются легко, быстро запоминаются. В них оживает болдинская действительность 60-70-80-х годов прошлого века.
Если кому-то покажется, что в материалах встречаются повторы в пересказе фактов или событий, то, полагаю, ничего страшного в этом нет. В литературе мемуарного плана такое допускается. Тем более, что написаны они разными людьми, даже не всегда имеющими отношение к литературе. Тут и эссе, и чисто газетные материалы, и интервью, и шутливые стихи, и письма… Такое жанровое разнообразие тоже должно привлечь внимание читателя.
Думается, из всего написанного друзьями и коллегами Левиной перед нами предстанет ОБРАЗ, ОБЛИК и ДЕЛО Юдифи Израилевны.
                Искренне благодарю всех, кто откликнулся на просьбу написать все, что им известно о Ю.И.Левиной.

Александр Задоркин













 
Наталия Рябина, г.Нижний Новгород

   В  МУЗЕЙ  ВЛОЖИЛА  ЗНАНИЯ  И  ДУШУ

1974-й год. В СССР готовятся широко отметить 175-летие со дня рождения А.С.Пушкина. Неожиданно звонит моя подруга и говорит: «Ты тоже никогда не была в Болдине? Давай съездим туда в эти выходные дни на торжество. На работе у моей мамы кто-то был оттуда в командировке, сказал, что идет грандиозная подготовка. И ночлег нам там, похоже, обеспечен. Едем?!» И мы поехали.
Среди ночи поездом «Горький-Пенза» прибыли на станцию Ужовка. Начало июня. Светало рано. Станция представляла собой старое деревянное строение. Рабочая неделя позади, посевная в разгаре, а потому избушка эта полным-полна народу. Духота. До первого автобуса до Болдина еще несколько часов. Вдруг кто-то от двери крикнул: «На Болдино есть желающие?» И мы рванули на улицу.
Предстояло ехать почти 40 км в кузове открытого грузовика, вымазанном липкой землей, мчавшегося со страшной скоростью. Вцепившись в борта руками, сцепив зубы и приседая на ухабах, мы, наконец, на раннем рассвете влетели в спящее село. Впечатлений уже было, хоть отбавляй, - чего стоили заяц и лось, пересекавшие дорогу до Болдина.
В самом селе практически перед каждым домом стояли огромные цветущие деревья сирени, именно деревья, - белой, бледно-и темно-лиловой. Они производили впечатление колоссальных букетов, воткнутых в землю. Вокруг масса цветущих одуванчиков. Вот так для нас начался праздник.
Идти по имевшемуся адресу  в незнакомый дом неприлично рано, музейная калитка заперта, и мы с рюкзачками с трудом протиснулись через какую-то щель дощатого забора в парк пушкинской усадьбы. Барский дом, горбатый мостик, пруды, беседка, дерновая скамья, старые ветлы… Увиденное привело в восторг и помогло забыть о бессонной ночи. На одной из аллей телевизионщики налаживали аппаратуру, на  другой мы столкнулись  со стройной женщиной средних лет, строго взглянувшей на нас сквозь стекла очков? «И кто здесь у нас уже бродит?» Ее недовольство было оправдано: на территорию парка  и дома-музея в такую рань вход для посетителей был еще закрыт. У нас с собой была кинокамера, и мы что-то промычали в ответ, показав на нее, и уверенно двинулись по тропе. Продолжения разговора, слава Богу, не случилось – даме с лицом типичного научника было явно не до нас, она обходила владения и хозяйским взглядом проверяла, все ли в порядке. Это была ОНА!
Яркое солнце поднималось все выше и выше. Официальная калитка музея была все еще заперта, но туристы  уже толпились в ожидании открытия. Мы с трудом нашли заветную дыру в заборе (потом я пользовалась ею еще несколько лет), выбрались на улицу и явились в гостеприимный болдинский дом, где нас накормили. Оттуда мы и отправились уже основательно знакомиться с селом, музеем, каким-то новым для нас миром и, как в дальнейшем выяснилось, даже с самим А.С.Пушкиным.
День был насыщен множеством событий и прошел очень интересно: открытие музея «Вотчинная  контора Пушкиных», на котором выступила директор Юдифь Израилевна Левина; праздник в роще Лучинник, где на сцену один за другим выходили известные поэты; вечерний концерт в ДК, куда мы попали только благодаря хозяевам нашей квартиры; знакомство с окрестностями… На улице был развернут прекрасный книжный базар (хорошие книги в те времена в свободной продаже были большой редкостью), где, среди прочих, мы купили небольшой, но очень четкий путеводитель, написанный Ю.И.Левиной.
К понедельнику мы вернулись домой счастливые и потрясенные всем увиденным и пережитым. Даже не верилось, что столько впечатлений получено всего за двое суток.
Через день я провожала в командировку своего старшего друга Нину Ивановну Шарун, заместителя директора Горьковского художественного музея. Мы стояли у вагона ленинградского поезда, я взахлеб рассказывала ей о Болдине, где она к тому времени еще не побывала, но намеревалась это сделать. «Меня при каждой встрече на совещаниях приглашает приехать Юдифь Израилевна, директор музея». В этот момент к вагону легкой походкой подошла…Юдифь Израилевна! Дамы радостно обнялись – им, давно симпатизировавшим друг другу, предстоял  путь до Питера, как оказалось, в одном купе! Юдифь Израилевна ехала на празднование пушкинского юбилея в Ленинград. «Побываю дома», - сказала она не очень понятную для меня тогда фразу. Нина Ивановна нас познакомила. Я сказала, что только что вернулась из Болдина. Юдифь Израилевна  вскоре должна была вернуться из командировки и на пару дней по музейным делам задержаться в Горьком. Состоялся наш краткий диалог:
- Я обычно останавливаюсь в гостинице «Россия».
- А я живу в соседнем доме.
- Обязательно зайдите ко мне!
- С удовольствием!
Через несколько дней вечером я была у нее в гостиничном номере. Туда же пришли сестры Нина и Валя Погорельские, с которыми с того памятного дня началась и наша с ними дружба. Забегая вперед, скажу, что Юдифь Израилевна любила и умела дарить людям людей. Потом я это наблюдала многократно. И теперь то и дело спрашивая себя, откуда знаю того или иного доброго знакомого, с благодарностью вспоминаю, что нас познакомила Левина.
На следующий день Юдифь Израилевна была у меня в гостях, а впоследствии практически всегда останавливалась в нашем доме. Мы стали близкими друзьями, несмотря на тридцатилетнюю разницу в возрасте.
Начались мои частые поездки в Болдино. Первая из них была в компании с Ниной Погорельской (Феоктистовой), которая уже давно дружила с Левиной и останавливалась в ее квартире. О болдинском жилище Юдифи Израилевны хочется рассказать подробнее.
На территории музейного парка стоял одноэтажный дом с двумя входами с торцов. В одной половине дома жили сотрудники музея Люба Малышкина и Надя Борисова. Позднее они получили в Болдине жилье, а на их месте поселилась приехавшая на работу Тамара Кезина. В другой половине жила Юдифь Израилевна. Ее три небольшие комнаты шли анфиладой. Первая – столовая, она же кухня; вторую можно было назвать гостиной; третья, совсем крошечная, спальная, где умещалась только узкая кровать. Какая же здесь была красота! Сколько вкуса чувствовалось в нехитрой обстановке и ее расположении! Столовая – это большой стол посередине со стульями вокруг него и плита в углу, но всякий раз какой-то яркий штрих оживлял комнату. Особенно запомнился виденный здесь казариновский глиняный кувшин с букетом некрупных подсолнухов (подсолнечное поле было обычно поблизости от Лучинника). На стенах – акварели В.Калинина с болдинскими пейзажами. Определенный колорит вносили присутствовавшие здесь, как правило, две хозяйские кошки, о которых Юдифь Израилевна трогательно заботилась и после своего отъезда из Болдина (была соответствующая договоренность с музейщиками об их кормлении, а в традиционных посылках из Ленинграда для знакомых сельчан были и непременные продовольственные вложения для ее четвероногих).
Всех своих гостей и просто зашедших на минутку с каким-нибудь незначительным вопросом (а к директору, живущему на музейной территории, по разным поводам кто-то заходил практически круглосуточно) Юдифь Израилевна пыталась усадить за стол, накормить или хотя бы напоить чаем.
Эти годы даже в областном Горьком были почти голодными. Продукты мы годами возили из Москвы. При этом горожане удивлялись, что приезжавшие в город из села находили что-то в горьковских магазинах и, груженые, везли какие-то консервные банки к себе домой. Вспоминаю, как однажды Юдифь Израилевна поведала мне о своей знакомой, вышедшей замуж за иностранца и переселившейся в какое-то европейское государство. Рассказывая о брачном контракте (понятие для нас в те годы весьма туманное) этой пары, Юдифь Израилевна, смеясь, сказала: «Представляешь, по контракту он будет еженедельно закупать продукты. Я бы на ее месте такое удовольствие, как посещение магазинов, ни за что не уступила!».
Юдифь Израилевна, пережившая блокаду, умела приготовить что-то замечательное из подножного корма – из упавших на землю яблок, из шампиньонов, растущих в парке и считавшихся у местных жителей поганками, и т.д. Она всегда переживала за своих сотрудниц-девочек: если у Юдифи Израилевны зарплата составляла порядка 80 рублей, то у них на 20 рублей меньше. Бывало, что когда я приезжала, она, отварив, обжаривала на большой чугунной сковороде мои любимые макароны и говорила, например, следующее: «Наташа, позови девчонок – они наверняка голодные сидят. Готовить им и лень, и нечего. На той неделе в магазин завезли туфли. Они, конечно, купили, а  это на всю их месячную зарплату».
Помню, как кто-то приезжал на работу в музей по распределению. Во второй половине дома жить уже было негде и новые сотрудники вынуждены были снимать углы в частных домах. Условия жизни трудные, зарплата мизерная, с едой проблемы. Приезжаю вскоре – новой сотрудницы уже нет. «Я ее отпустила, - говорит Юдифь Израилевна, - здесь ведь не каждый может жить и работать. Написала, что необходимости в сотруднике нет, пусть дают свободный диплом». При этом необходимость в сотрудниках, конечно, была и Юдифь Израилевна рисковала, что после подобных открепительных талонов молодых специалистов ей уже не пришлют.
Но вернемся к описанию квартиры, вернее, второй ее комнаты. По одной стене – окно, напротив нечто вроде тахты. Две другие стены от пола до потолка заняты книжными стеллажами, собранными из аккуратно выструганных сосновых досок. Кроме книг, здесь было много чудесной хохломы, гипсовая головка Нефертити. На полу и тахте – яркие домотканые половики, выполненные на домашних станках местными мастерицами. Здесь же старенький проигрыватель и чудесные пластинки. Вспоминаются зимние сумерки. Мы вдвоем с Юдифью Израилевной или кто-нибудь еще в нашей компании. Она ставит пластинку, и Б.Окуджава нам поет: «Виноградную косточку в теплую землю зарою…». «Мне здесь очень нравится зимой, - говорила Левина. – Смотри – никакой грязи, какая черно-белая графика за окном!»
Когда я приезжала в Болдино, мы с Юдифью Израилевной в любое время года и при любой погоде совершали дальние прогулки, бродили по перелескам, любовались далями. Кстати сказать, в замечательной книге А.М.Цирульникова «Рождается в Болдине слово» (Нижний Новгород, 2007 г.), в дарственной авторской надписи моего экземпляра есть слова «На память о встречах в Болдине «левинской поры», среди прочих причин, побудивших Юдифь Израилевну поехать в Болдино («причина личного порядка; наивная уверенность, что в деревне я смогу спокойно делать свою работу без вмешательства районного начальства – здесь я жестоко ошиблась» и др.), есть и пункт «любовь к природе» - это из ее письма автору, датированного декабрем 2003 г.
Я уже упомянула о том, что Юдифь Израилевна пережила ленинградскую блокаду. Она говорила, что с мамой и старшей сестрой выжили только потому, что в полуподвале дома, где она жили (Адмиралтейская набережная,12) уже тогда, в войну, располагался небольшой продовольственный магазин (я его еще застала в 70-80-х годах), около двери которого, на стульчике они по очереди дежурили и таким образом им удавалось отоваривать практически все хлебные карточки.
Пора сказать, что Юдифь Израилевна, родившаяся в 1918 году в Симферополе, еще в дошкольном возрасте с семьей приехала в Питер. Закончив школу и педагогический институт им. А.И.Герцена, работала в Пушкинском доме Академии наук и во Всесоюзном музее А.С.Пушкина. Вместе с ленинградским архитектором Татьяной Николаевной Воронихиной делала (1960-1961 гг.) экспозицию музея в Большом Болдине. Эта работа потребовала нескольких приездов в село. Путь был долгий, с несколькими пересадками. В это время, по ее словам, даже и мысли ни у кого не было, что ей предстоит здесь работать. Вскоре возникла проблема с кандидатурой директора: кто-то хотел здесь работать, но его не утверждали; кого-то хотели, но он, понимая, какая суровая жизнь предстоит, не соглашался. Юдифи Израилевне предложили реализовать такой вариант: она едет в село на полгода-год, за это время находят директора и она возвращается в Ленинград. Возникал вопрос выписки из ленинградской квартиры и прописки в Болдине, но Левина поставила условие – расставаться  со старой пропиской она не намерена: «Живет же С.С.Гейченко в Михайловском, а прописан-то он где?». Так прописка на Адмиралтейской набережной осталась в ее паспорте до последнего дня жизни.
Уезжая в Болдино, Юдифи Израилевне было что терять. Чего только стоило расположение дома: две минуты ходьбы налево – и ты у Медного всадника, пять минут направо – и ты у Эрмитажа. Об удобствах в Питере и отсутствии оных в болдинском доме я даже не говорю. Только попав в квартиру на Адмиралтейской, я, кажется, почувствовала и прочувствовала тот Петербург, о котором читала у классиков: непривычное убранство подъезда, огромная прихожая, по которой мальчик-сосед катался на трехколесном велосипеде, большие комнаты, высоченные потолки, широченные подоконники, массивные двери, старый буфет, большой обеденный стол и тяжелые стулья с высокими спинками вокруг него, Нева под окном…
Итак, Юдифь Израилевна приехала в село на полгода, а проработала больше десяти лет. Как-то в ответ на мои слова, что, наверное, поначалу в Болдине совсем тяжело ей было, Левина сказала, что пару раз, когда она еще не обрела нижегородских друзей и не находила поддержки у руководства, было желание собрать сумку и бежать на автостанцию. Справедливости ради надо сказать, что в высоких инстанциях со временем у Юдифи Израилевны  появилось несколько единомышленников (мне очень жаль, что не могу вспомнить имена этих людей).
Не имея своей семьи, уйдя с головой в работу, обучив музейному делу своих сотрудниц, образовавших костяк коллектива (Л.М.Малышкина, Т.Н.Кезина, Т.В.Королева, Н.А.Борисова), добившись того, что болдинский музей-заповедник стал одним из ведущих Пушкинских центров страны, распланировав работу музея на много лет вперед, она, несмотря на пенсионный возраст, проработала бы еще в музее несколько лет. Однако появилось чье-то решение отправить Юдифь Израилевну на заслуженный отдых. Наша общая с нею знакомая однажды доверительно поведала мне одну из версий этой отставки, кстати сказать, весьма реальную для того времени. Якобы некий высокий гость, побывав в Болдине, резюмировал: «Все хорошо, но почему музей великого русского поэта возглавляет человек не русской национальности?» Мне тогда сразу вспомнился рассказ Левиной о каком-то заседании актива Большеболдинского района, на который она была приглашена и где, среди прочего, состоялся отчет об итогах прошедшей переписи населения. При этом, сказала Юдифь Израилевна смеясь, была зачитана фраза типа: «Русских – столько-то, украинцев – столько-то, татар – столько-то и т.д., евреев – один». «И все, - сказала она, - обернулись в мою сторону».
Будучи весьма демократичным человеком, Юдифь Израилевна всегда легко входила в контакт с самыми простыми и даже малограмотными людьми и без напряга, естественно находила общие темы для разговоров. Она говорила, что многому у них учится. Достаточно вспомнить, что знаменитый на всю страну болдинский фольклорный хор, состоявший из сельских пенсионеров, часто собирался по ее инициативе у нее дома. На столе картошка, капуста, огурцы и т.п. Кроме пения, здесь шли задушевные разговоры «за жизнь». При этом Юдифь Израилевна была со своими гостями «на равных». «Послушай, Израилевна!» - обращались к ней старушки-хористки. А однажды Юдифь Израилевна откровенно сказала мне: «У меня со всеми музейщиками хорошие отношения, но в Болдине я все могу рассказать только одному человеку – Александре Васильевне. Это мой большой друг, я с ней по многим вопросам советуюсь».
А.В.Алексеева – одна из участниц хора, необычайно приветливая и доброжелательная. Ростом она была выше всех хористок, а потому приметна в кадрах художественного фильма «Храни меня, мой талисман», который снимался в Болдине и в канву которого  этот коллектив весьма органично, на мой взгляд, встроен. Александра Васильевна знала множество сказок. Известной в селе сказочницей была ее бабушка. Не случайно  в академическом сборнике «Песни и сказки пушкинских мест» (1979 г.) в серии «Памятники русского фольклора» сказки Большеболдинского района Горьковской области записаны именно в ее пересказе. Образование Александры Васильевны – два класса церковно-приходской школы. Она ни разу не уезжала за пределы своего района до тех пор, пока Юдифь Израилевна не организовала выезды хора в Нижний Новгород (тогда Горький), Москву и Санкт-Петербург (тогда Ленинград). Левина сопровождала хор в этих поездках и при мне часто она и участницы хора наперебой с юмором вспоминали всевозможные смешные эпизоды этих путешествий. Чего  только стоили рассказы о том, как они сходили с эскалатора в метро! Вспоминается удивительная речь Александры Васильевны, ее диалектная лексика: «туды», «ишшо», «плошшадь», «церква» и т.д. Юдифь Израилевна говорила мне: «Да, она малограмотная, но какая внутренняя культура!».
Моя дружба с Александрой Васильевной продолжалась и после отъезда Левиной из Болдина. Юдифь Израилевна была дружна и с сыновьями сказительницы и певуньи – Евгением Ивановичем и Николаем Ивановичем Алексеевыми, получившими высшее медицинское образование. Знаю, что Евгений Иванович впоследствии приезжал с дочерью в Ленинград и останавливался у Левиной на Адмиралтейской.
Так или иначе, окончательный отъезд из Болдина состоялся (до него была поездка уже не работавшей Юдифи Израилевны на некоторое время в Ленинград и возврат в Болдино). Уезжала она тяжело. Представив, что Юдифь Израилевна с вещами войдет в автобус рейса «Болдино-Горький» ОДНА и автобус тронется, увозя ее оттуда НАВСЕГДА, я поняла, что ДОЛЖНА быть рядом. Наступил тот самый день. Мы вошли в автобус. Под его окнами со стороны, где мы сидели, стояло несколько десятков человек – музейщики, хор, знакомые сельчане. Многие что-то несли на память или съестное на дорогу. Случайно этим же рейсом ехал Е.И.Алексеев, что несколько разряжало обстановку. Помню наш разговор с Юдифью Израилевной о том, кому сесть около окна. Решили, что сядет она, потому  что ТАК НАДО в связи с приходом провожающих, но ей смотреть в окно было тяжело…
После возвращения Левиной в Ленинград я, уже подружившись с музейщиками, иногда бывала в Болдине и всякий раз писала ей о своих впечатлениях от этих поездок. Вот цитата из ее письма от 7.07.83: «Милая Наташенька! Чувства, испытанные тобой в Болдине, мне знакомы, поэтому и не еду более туда – как на поминки по себе…»
Но вернемся ко времени работы Ю.И.Левиной в болдинском музее. Как профессиональным музейщиком ею сделано было немало и это оценено пушкинистами. В некрологе журнала «Нижегородский музей» №18 за 2009 г. (год ее смерти), составленном бывшей сотрудницей музея, ныне известным пушкинистом В.Ю.Белоноговой, читаем: «Огромный опыт музейной работы и творческая энергия Ю.И.Левиной способствовали тому, что в далекое нижегородское село… пришла настоящая столичная музейная культура… Под ее руководством открывались новые объекты заповедника, выпускались книги. При ее непосредственном участии рождались научные традиции «Болдинских чтений», филологической конференции, которая ежегодно собирает ученых-пушкинистов со всей России и из-за рубежа…» Из-под пера Юдифи Израилевны , кроме путеводителей, вышло несколько книг, в том числе «Болдинские рисунки А.С.Пушкина», «Обитель дальняя трудов. Болдино», множество статей. Мне очень дороги подаренные ею экземпляры этих публикаций с теплыми дарственными надписями.
Можно сказать, что работала она почти до последнего дня – письмо редактору «Болдинских чтений» Н.М.Фортунатову  написано ею за две недели до кончины. Ее последняя публикация, насколько мне известно, это статья «По воспоминаниям и письмам известных пушкинистов с конца 1940-х годов по 1976 г.» в «Болдинских чтениях» за 2009 год. В ней приводятся цитаты из адресованных ей писем академика М.П.Алексеева и Т.Г.Цявловской.
Издавая некоторые свои труды в Волго-Вятском книжном издательстве (г.Горький), Юдифь Израилевна имела возможность близко познакомиться с редактором Ириной Васильевной Сидоровой. Они стали близкими друзьями. Ирина Васильевна нередко бывала у Левиной (и в Болдине, и в Ленинграде), а Юдифь Израилевна у Сидоровой в Горьком. Очень интересным, ярким и известным в нашем городе человеком был муж Ирины Васильевны Ю.И.Волчек – культуролог, театровед, кинокритик. Дружбой с этой семьей Юдифь Израилевна очень дорожила. Благодаря Левиной дом этих людей стал близким и для меня.
Приглашая тех или иных людей в Болдино, Юдифь Израилевна старалась, чтобы пребывание в селе было им приятно. В дни конференций и пушкинских праздников вечерами, после заседаний, гости музея не были брошены на произвол судьбы (не надо забывать, что в те годы болдинская гостиница, мягко говоря, оставляла желать лучшего). Юдифь Израилевна смеялась: «Я и директор, я и жена директора». Она приглашала приехавших пушкинистов, поэтов, актеров, телевизионщиков к себе домой за накрытый стол с угощениями собственного производства. Когда только она все успевала?!
Помимо научной работы, у Юдифи Израилевны было немало и хозяйственных музейных забот. Одно содержание парка чего только стоило! Бывая изредка в музее в последние годы, я вижу следы бездумной, на мой взгляд, деятельности в барской усадьбе (об этом же можно прочитать в статье Т.Н.Кезиной «Арина Родионовна по-болдински, или Все это было бы смешно…», журнал «Нижегородский музей» №22, 2011 г.).
Вспоминаются переживания Юдифи Израилевны: дереву больше 100 лет, при сильном ветре может рухнуть, как продлить его жизнь? Или другая большая проблема – подернулись ряской болдинские пруды. Вижу в доме Левиной книгу по ихтиологии – оказывается, какой-то консультант посоветовал в этой ситуации разводить в пруду толстолобика. Но прав ли он? Надо удостовериться!
А однажды, приехав в наш дом, Юдифь Израилевна обратилась за консультативной помощью к моей маме, опытному бухгалтеру. Оказалось, что музейный бухгалтер в каком-то вопросе не компетентен. Левина погрузилась в бухгалтерию и задавала точные вопросы, демонстрируя достойную осведомленность в бухгалтерском деле.
Насколько помню, Левина всегда интересовалась политикой, в частных разговорах высказывала свои несогласия «с линией партии». «Но вы же член КПСС», - усмехнулась как-то я. И Юдифь Израилевна рассказала мне историю своего вступления в партию. На работу в музей она приехала беспартийной, но вскоре стала замечать, что некоторые вопросы, напрямую касающиеся музея, решаются в райкоме партии без нее. Левина подумала, что чисто политически, для пользы дела, ей необходимо вступить в ряды КПСС. «Оказалось, что это вступление ничего не дало, меня там не слышат – что хотят, то и делают», - заметила она с грустью.
Здесь же хочется вспомнить, как уже будучи на пенсии Юдифь Израилевна ездила  в Польшу по приглашению своих живших там знакомых. В то время за пределы страны наши соотечественники выезжали еще довольно редко. Собираясь в поездку, Юдифь Израилевна была явно на подъеме, ожидая увидеть много интересного. Я с нетерпением ждала ее приезда и позвонила ей в день возвращения. На мой вопрос о впечатлениях Юдифь Израилевна грустно ответила: «Лучше бы не ездила. Сравнивала жизнь людей там и в СССР и пришла к выводу, что у меня жизнь украли».
Несомненно, молодым сотрудникам музея, работавшим под руководством Левиной, крупно повезло в плане их профессионального роста. Это доказано их дальнейшей деятельностью. Так, Л.М.Малышкина (Задоркина), утвержденная на должность директора музея после скоропалительного увольнения Левиной, около двух лет достойно возглавляла коллектив вплоть до назначения на этот пост  Г.И.Золотухина. Период этот был непродолжительным, но весьма ответственным – на это время пришлось начало работ во Львовке и Любовь Михайловна справилась с возложенными на нее обязанностями. А Т.Н.Кезина, впоследствии зам директора по научной работе и зав. музейным филиалом «Усадьба Львовка», стала экспозиционером высочайшей квалификации, лауреатом Пушкинской премии Нижегородской области и национальной премии «Культурное наследие».
Постепенно все сложилось так, что я вошла в круг друзей музея. Если удавалось, то в числе других (также молодых тогда) желающих побывать на пушкинских праздниках приезжала в Болдино за один-два дня до начала торжеств. Хотелось помочь музейщикам в многочисленных предпраздничных делах. Наряду с рутинной работой Юдифь Израилевна доверяла мне, например, составление букетов из полевых цветов и их расстановку в комнатах барского дома. Занятие невероятно приятное! При этом, конечно, требовалось чувство меры: нельзя «перегрузить» ни каждый букет в отдельности, ни их общее количество. А однажды мне было доверено помыть комовский памятник А.С.Пушкину, появившийся в те годы в усадьбе. Так что мы, друзья музея, отличались от «рядовых» экскурсантов и, несомненно, были тем горды: одно дело – «на фоне Пушкина снимается семейство», другое (поднимай выше!) – сидеть на одной скамье с Александром Сергеевичем на пъедестале.
После отъезда Юдифи Израилевны в Питер было еще несколько ее приездов в Горький. Я жила уже в другой квартире. Она останавливалась то у меня, то у И.В.Сидоровой. Иногда я приезжала в Ленинград и, как правило, останавливалась у нее. Бывало, что во время моих пребываний на Адмиралтейской неожиданно «вваливался» кто-то из Болдина. Они с сестрой всех кормили и устраивали на ночлег. Если мы долго не виделись, то разговаривали по телефону и писали друг другу длинные письма (теперь этот жанр ушел из жизни). Письма Левиной всегда заканчивались, кроме подписи, лаконичным рисунком вереницы пляшущих человечков. Этим рисунком даже при минорном настрое письма она как-будто говорила мне: «Не унывай, все будет хорошо!» В последние годы жизни писать письма от руки ей иногда бывало затруднительно, и она их печатала на машинке. Но и тогда каждое письмо заканчивалось нарисованными от руки танцующими фигурками.
Вспоминается, что однажды, когда Юдифь Израилевна еще работала в музее, она обратилась с просьбой: к ней едет из Ленинграда в гости сестра, желательно заранее купить ей билет на автобус до Болдина. В то время я еще не была знакома с Валерией Израилевной. «Возможно, Валерия Израилевна понравится тебе не меньше, чем Юдифь Израилевна», - сказала моя подруга Н.Феоктистова, знавшая обеих сестер. Действительно, впечатления от знакомства и последующих общений с Валерией Израилевной незабываемы. Она была на семь лет старше Юдифи Израилевны, но до какого-то времени это не было заметно. Красивая, стройная, стремительная, четко организованная, остроумная, лаконичная и очень точная в высказываниях, она производила весьма сильное впечатление на людей. «Валя – человек действия, а я созерцатель», - говорила мне неоднократно Левина.
Химик по образованию (кроме этого, за плечами было еще и музыкальное училище), она систематически публиковала аннотации на статьи разных авторов в соответствующем всесоюзном реферативном журнале. Работая в одном из ленинградских НИИ, уже в весьма солидном возрасте (явно за 70) в должности ведущего инженера, она, смеясь, как-то сказала мне: «На работе меня называют «бегущий» инженер». Несмотря на свой возраст, она не только никогда не отказывалась даже от самых тяжелых командировок, но и участвовала в институтских спортивных соревнованиях, субботниках и пр. «А как же, - услышала я в ответ на мое удивление. – Если я продолжаю работать, то должна участвовать во всех мероприятиях коллектива». В комнате Валерии Израилевны стоял большой концертный рояль, на котором она изредка в моем присутствии прекрасно играла. У нас с ней со временем установились дружеские отношения. Об этой удивительной женщине можно бы писать отдельно. Но ничего не сказать здесь о старшей сестре Юдифи Израилевны нельзя уже хотя бы потому, что в Питере они жили вдвоем.
Когда Валерия Израилевна за несколько лет до своей кончины стала совсем беспомощной, заботу о ней полностью взяла на себя Юдифь Израилевна, которой в то время было уже за 80. Мне удалось в тот период вырваться на несколько дней в Питер (сама я в эти годы из-за домашней ситуации была не выездной). На сей раз остановилась я, естественно, не у них (иначе для сестер были бы лишние переживания о том, хорошо ли я устроена), но ежедневно приходила в их дом на несколько часов. Теперь часто вспоминаю наши тройственные общения тех дней (примерно в то же время из Екатеринбурга приезжала навестить Левиных и Л.М.Задоркина (Малышкина), и с какой же радостью сообщила мне тогда об этом Юдифь Израилевна по телефону). Их быт в то время был не из легких. Помнится, Юдифь Израилевна то и дело пребывала в поиске подходящей помощницы по хозяйству. Проблем хватало. Головы у обеих были светлыми и они, конечно, очень трезво оценивали свою бытовую ситуацию, но с каким достоинством держались и излагали мне каждый вечер свои нехитрые просьбы  по поводу «купить-принести», когда я уходила «до завтра»!
Здесь надо сказать добрые слова в адрес их питерских дальних (близких не было) родственников, которые с готовностью откликались при малейшей просьбе о помощи, но которых Юдифь Израилевна старалась беспокоить лишь в крайних случаях.
Звонила я в эти годы Левиным еженедельно. Однажды телефон не ответил и продолжал молчать в течение двух или трех дней. Получилось так, что никаких других телефонных номеров для выяснения обстановки у меня в то время не было. Наконец, все прояснилось. Оказалось, что Юдифь Израилевна дома (на улицу она в это время уже не выходила) поскользнулась и упала, сломав шейку бедра. «Но ты не думай, Наташка, ничего плохого не будет: меня прооперировали, я буду делать гимнастику и ОБЯЗАТЕЛЬНО ВСТАНУ – мне же надо ухаживать за Валей!» И она встала! Причем, довольно скоро. Ее сила воли, проявлявшаяся, несомненно, и раньше, на сей раз потрясла всех, знавших ситуацию. Когда я увидела ее через некоторое время уже после смерти Валерии Израилевны, то заметила, что она чуточку прихрамывает – вот и все внешние последствия.
Юдифь Израилевна  была очень творческим человеком во всем. Например, в моем доме она завела «книгу отзывов», куда, приезжая, заносила свои остроумные записи (к сожалению, при переезде тетрадь затерялась), а в своем болдинском жилище повесила плакат «Пришелец из цивилизации! Не забывай – здесь нет канализации!» Другой пример – она разработала потрясающий, насколько мне известно, сценарий свадьбы сотрудницы музея Л.А.Чесновой (Дорониной), о которой очевидцы вспоминают по сей день. Мне же довелось быть в числе гостей на свадьбе Л.М.Малышкиной и А.И.Задоркина, где Юдифь Израилевна читала свои стихи, написанные к этому событию и привнесшие в торжество большое оживление. Жизненные обстоятельства семейных пар Чесновых и Задоркиных сложились так, что сейчас они живут в Екатеринбурге и тесно дружат. Эта своеобразная болдинская диаспора на Урале продолжает музейные традиции. Несколько лет назад я была у них в гостях, добрым словом поминали Левиных, Пушкина и Болдино.
Я уже писала, что общение с Юдифью Израилевной Левиной мне очень многое дало, расширило круг общения. Появились не только новые интересные знакомые, но и замечательные друзья. Чего только стоило знакомство и последовавшая  многолетняя дружба с Ириной Евгеньевной Гибшман, праправнучкой А.С.Пушкина, длившаяся до самой ее кончины. Общения у Юдифи Израилевны на Адмиралтейской набережной, в Болдине, ее приезды в мой дом, наша встреча в ее квартире в Архангельске… Говоря об Ирине Евгеньевне, нельзя не отметить, что это была яркая личность, и это никак не зависело, чьей родственницей она являлась. Е.И.Гибшман, преподавая французский язык, заведовала кафедрой иностранных языков в Архангельском педагогическом институте. Весьма начитанная, она всегда была в курсе литературных новинок, прекрасно знала творчество своего великого предка и внимательно следила за публикациями в пушкиноведении.
13 марта 2008 года Ю.И.Левиной исполнялось 90 лет. Празднование было намечено на выходной день, чтобы на нем могли присутствовать все приглашенные. Правда, она поделилась со мной, что хотела бы видеть за столом и еще кого-то, но число посадочных мест ее ограничивает. Здесь хочу заметить, что Левиной всегда было не безразлично, в каком состоянии пребывает ее жилье. Уже после смерти сестры она добровольно пережила ремонт той комнаты, в которой проводила большую часть времени и радовалась чистоте и новым обоям.
За юбилейным столом собралось 12 человек, среди которых, кроме питерских родственников и одной бывшей сотрудницы, были и друзья. Из Нижнего Новгорода я с подругой Верой, из Пскова Наташа Богомолова (работали вместе в болдинском музее), из Дзержинска Лия Аранович (поэт и давний друг юбиляра), из Стокгольма Керстин Олофссон (филолог и переводчик).
Юдифь Израилевна была в отличном настроении, много шутила – чувство юмора она не теряла да глубокой старости. Было много цветов, воспоминаний, веселья, стихотворных поздравлений. Она не без гордости демонстрировала нам поздравление, доставленное ей накануне полномочным представителем президента РФ. С явным удовлетворением восприняла она и мой рассказ, изложенный ниже.
Однажды я, будучи куратором студенческой группы Нижегородского педагогического университета, привела ребят на книжную выставку, посвященную Пушкину. Надо сказать, что несколько лет назад подобные основательные выставки из богатого библиотечного собрания НГПУ по тем или иным поводам организовывались весьма часто. На сей раз было выставлено немало книг, связанных с болдинским периодом жизни А.С.Пушкина и музеем. Неожиданно для меня проводившая экскурсию директор библиотеки Т.А.Ефимова, представляя публикации Ю.И.Левиной, заговорила о ней, о том, что наряду с деятельностью всем  известного С.С.Гейченко, много сделавшего для заповедника на Псковщине, была и подвижническая деятельность директора болдинского музея на Нижегородской земле. Как же я была благодарна экскурсоводу! В самом деле, внимания «сверху» заповеднику в Болдине уделялось явно меньше, чем заповеднику в Пушкинских горах, а потому оценка результатов работы Левиной из уст директора библиотеки (она Юдифь Израилевну лично не знала) была заслуженной.
После юбилея мы с Левиной уже не встречались, но наши телефонные разговоры были регулярными.
15 октября 2009 г. родственники Юдифи Израилевны сообщили мне о ее кончине. Такие известия всегда неожиданны и застают людей врасплох. Получилось так, что из Нижнего Новгорода поехать на похороны смогла только я. Ото всех нас, нижегородских, болдинских и екатеринбургских друзей, была огромная корзина со множеством красных гвоздик в красивой зелени и траурной лентой.
Юдифь Израилевна была верна себе и на этот раз – подарила знакомство с замечательной Т.Р.Мазур, которая и предложила мне написать о Ю.И.Левиной… А в Петербурге для меня появился новый нерадостный маршрут – к могиле Левиных на Смоленском кладбище…

Об авторе
Наталия Орестовна Рябина – кандидат технических наук, доцент. В 1969 году окончила факультет вычислительной математики и кибернетики  ГГУ им. Н.И.Лобачевского. !969-1991 годы – научный сотрудник НИИ прикладной математики и кибернетики при ГГУ, затем – работа в Нижегородском государственном педагогическом университете (НГПУ) им К.Минина (ныне Мининский университет), доцент, зав кафедрой машиноведения и информационных технологий (1991-2013). Большой друг музея в Болдине, интересный рассказчик. Любит путешествовать. Теперь на заслуженном отдыхе.
































 
Александр Задоркин, г.Екатеринбург

ПУШКИНСКАЯ  ЦЕЛИНА

13 марта 2008 года Юдифи Израилевне Левиной исполнилось 90 лет со дня рождения. В связи с юбилейной датой в районной газете «Болдинский вестник» №22-23 (9108-9109) от 13 марта 2008 г. была опубликована статья журналиста А.Задоркина, посвященная Левиной. Вот отрывки из этого материала.
«От души поздравляем Левину с юбилеем и благодарим судьбу за  то, что подарила нам радость общения, дружбы и совместной работы с ней.
О жизни и подвижнической деятельности Юдифи Израилевны Левиной  можно написать целую книгу. Она этого достойна. Но сейчас мы вспомним лишь некоторые этапы болдинского периода ее биографии.
В 60-70-е годы двадцатого столетия у Ю.И.Левиной появилась своя целина – Пушкинская. Ее, научного сотрудника Всесоюзного музея А.С.Пушкина, направляют из Ленинграда в далекое, позабытое Богом и людьми, Болдино. Она со страхом ехала из столичного города в глухую деревню. Но в ее душе, в ее научных пристрастиях и изысканиях всегда присутствовал Пушкин. К тому же она по сути своей оказалась прирожденным музейщиком. Конечно, что-то и до нее было сделано в Болдине по увековечиванию памяти поэта. Понятно, она приехала не на пустое место. И задержалась здесь на десяток лет. Незримое присутствие Левиной ощущается тут и сейчас. Всегда можно сравнить, как и что было при ней и что появилось сейчас. Разумеется, музей (как развивающийся механизм) продвинулся далеко вперед, его новые достижения известны всем. Однако подлинное начало всему музейному делу в Болдине положила именно она.
Поставив перед собой и коллегами цель – создать на высоком профессиональном  уровне литературный музей А.С.Пушкина в том месте, где поэт так вдохновенно творил, Ю.И.Левина добилась этого.  По своему духу, содержанию, художественному оформлению, подбору экспонатов болдинский музей поэта стал уникальным явлением в музееведении тех лет. Экспозицией восхищались все: и профессионалы-музейщики, и ученые-пушкинисты, и простые посетители заповедного уголка. Огромную помощь  ей оказала ленинградский художник Т.Н.Воронихина, профессионал самого высокого уровня. Впоследствии она еще много раз плодотворно сотрудничала с музеем.
Юдифь Израилевна по праву считается родоначальником научной конференции «Болдинские чтения», которая сегодня  приобрела международный характер.  А тогда она, преодолевая различные препятствия, сумела сплотить вокруг себя пушкинистов из разных городов страны. И они с удовольствием стремились в деревню, чтобы в кругу родственных душ и в обстановке пушкинской Болдинской осени  поделиться своими исследованиями.
Другая большая заслуга Левиной – популяризация собственно музея и творчества Пушкина через публикации в периодической печати, издания путеводителей, буклетов и т.п. Она и сама является автором многих книг, статей по истории рода Пушкиных и их болдинского имения. Совсем недавно в юбилейном сборнике «Болдинские чтения» за 2007 год опубликована ее статья «К биографии поэта по личным встречам  и переписке» (Г.Г.Пушкин, И.Е.Гибшман, Г.М.Воронцов-Вельяминов). Одним из лучших изданий о пушкинском Болдине считается ее книга-фотоальбом «Обитель дальняя трудов».
Короче говоря, слава о болдинском музее поэта в те годы быстро расходилась по городам и весям нашей страны  благодаря неутомимости Юдифи Израилевны. А сколько она сделала для организации народного хора, в котором песни пушкинского времени пели старейшие жители села. Это тоже уникальное явление – ведь исполнением старушек восхищались все.
Уйдя на заслуженный отдых, Ю.И.Левина передала свои знания и опыт молодым музейщикам, которые до сих пор продолжают начатое ею дело, хранят добрые традиции. Она истинный и подлинный учитель и по жизни, и в профессиональном плане. Такой ее считают Л.М.Задоркина (Малышкина) Л.А.Чеснова (Доронина) и др. Они часто созваниваются с Левиной, неоднократно были у нее в гостях в Санкт-Петербурге. Для них она во многом служит настоящим примером верности делу.
Ни минуты покоя – под таким девизом живет сейчас Юдифь Израилевна. Поражают ее неутомимость, оптимистический взгляд на жизнь и происходящее вокруг, глубокая интеллигентность, чувство юмора, самоирония… Разбирая свой богатый архив, она по-прежнему продолжает активно заниматься научно-исследовательской работой.. Пишет статьи, воспоминания, ведет переписку с бывшими коллегами и друзьями. А какая у нее прекрасная память! А ее ясный ум! А заразительный смех! И все это в таком почтенном возрасте?! Да она любому молодому человеку даст фору. Нам остается только удивляться и радоваться за нее и ее неутомимый характер. А ведь она пережила блокаду Ленинграда, другие негативные перипетии общественно-политической жизни страны. И выжила, и выдержала. Потому что духом сильна».









 
Из «датских» стихов Н.Рябиной в честь 90-летия Ю.И.Левиной

Ну что сказать про юбиляра?!
Тут нужен был бы высший слог!
Он уважать себя заставил,
Хотя совсем не занемог!

Как ментор, по коридору,
Снует на кухню взад-вперед,
Площадно кроет жилконтору,
Читать-писать не устает!

Здесь центр пушкинской науки!
Сюда звонят со всей земли.
Она не опускает руки,
Хоть ноги не совсем быстры.

Что пожелать? Умножить лета!
Ведь 90 – нам не срок!
Прошу прощенья за поэта,
Он лучше выдумать не смог…























 
ИЗ  ИСТОРИИ БОЛДИНА

В начале сентября 1981 года состоялась традиционная научная конференция «Болдинские чтения». Они прошли в лектории музея в одиннадцатый раз. С интересным докладом «История села Болдина (по планам и документам)» выступила бывший директор музея-заповедника А.С.Пушкина Ю.И.Левина. Корреспондент Большеболдинской районной газеты «Колхозная трибуна» (теперь «Болдинский вестник») А.Задоркин встретился с ней и попросил ответить на ряд вопросов, касающихся истории села.
- Юдифь Израилевна, расскажите, пожалуйста, о владельцах Болдина до конца Х1Х века.
- На протяжении нескольких столетий село Болдино принадлежало представителям рода Пушкиных. Первое упоминание о селе, как о владении Пушкиных, встречается в 1585 году: в писцовых книгах за этот год оно значилось за Евстафием Михайловичем Пушкиным. В 1612 году село числилось за Иваном Федоровичем Пушкиным, затем за его братом Федором Федоровичем, которому в 1619 году было дано в вотчину.
Далее Болдино передавалось по наследству от отца к сыну Ивану Федоровичу (1682 год). При нем болдинские земли были увеличены путем пожалования и обмена. С 1697 года имением владеют два его сына (каждый имеет по 43 двора) – Федор и Иван Ивановичи. Они не оставили потомства. После смерти последнего из братьев – Ивана Ивановича по его духовному завещанию Болдино унаследовал его двоюродный племянник Александр Петрович Пушкин, прадед поэта. Это было в 1718 году. С 1741 по 1790 год Болдином владел дед А.С.Пушкина Лев Александрович, намного увеличивший за эти годы болдинское имение.
После его смерти земли начали дробиться среди многочисленных наследников. Часть земли с деревней Новоуспенской (современное Малое Болдино) отошла Елизавете Львовне, в замужестве Сонцевой. Болдино было поделено на две части: северо-западная отдана Василию Львовичу (дядя поэта), юго-восточная – отцу А.С.Пушкина Сергею Львовичу. Оформление этого раздела происходило  с 1800 по 1806 год. Каждый из владельцев стал управлять своей частью, но размежевание произошло позднее – в 1817-1818 годах.
В 1830 году умер В.Л.Пушкин. Принадлежавшая ему половина села была продана и перешла с 1834 года во владение Сергея Васильевича Зыбина. Часть имения , принадлежавшая отцу поэта, после его смерти в 1848 году унаследована Львом Сергеевичем (младшим братом поэта). Затем эта часть Болдина в руках наследников Л.С.Пушкина6 с 1864 года там поселился Анатолий Львович, а впоследствии и его  сын Лев Анатольевич.
-Каковы были границы села на пушкинское время?
-Границы Болдина на пушкинское время устанавливаются по планам 1813-1818 гг. и 1862 г. Судя по ним, границы села с 1813 по 1862 год существенно не менялись, кроме юго-восточного направления, где возникла новая улица. Границы этой улицы на 1830-е годы можно установить лишь приблизительно, путем сравнения планов и с учетом статистических данных. Исходя из их анализа, можно сделать вывод, что на 1830-е годы село занимало на правом берегу реки Азанки примерно 220 десятин, имело 330 крестьянских домов и жителе 2282 человека.
Церковь с высокой колокольней находилась на самом возвышенном месте; чуть пониже, на склонах холмов, размещались барские усадьбы. Вместе с церковью, деревенской улицей и базарной площадью они занимали центр села, около которого группировались  ряды крестьянских «порядков».
Основные подъездные дороги шли с запада (через Азанку), с севера и востока. Они вели к базару и обеим усадьбам.
У Азанки на запруде стояла водяная мельница, за селом возвышалось около 20 ветряных мельниц. В южной части имения был лиственный лес.
- Как Вы считаете, изменился ли центр села по мере развития Болдина?
- Несмотря на большие изменения в историческом  облике села (особенно за последние 20 лет), все же основная схема планировки центральной части Болдина дошла и до нашего времени. Основные элементы, определявшие облик села, - базарная площадь, остатки церкви, барская усадьба Пушкиных – сохранились.
- Юдифь Израилевна, не могли бы Вы подробнее рассказать о церкви, базарной площади, прудах Болдина? Ведь именно эти места имеют определенное мемориальное значение.
- До конца ХУ111 века в селе имелась деревянная церковь «во имя Успения Пресвятой Богородицы с приделом Архистратига Михаила и чудотворца Николая», уже обветшавшая к 1782 году и сгоревшая затем в 1787 году.
В 1782 было получено разрешение на строительство новой каменной церкви. К 1791 году новая церковь с двумя приделами, трехярусной колокольней и железными куполами была уже построена. Рядом с церковью были захоронения. В 1903 году там был похоронен предпоследний владелец Болдина Анатолий Львович, племянник поэта (внутри могила была  выложена кирпичом, сверху – каменная плита). Могила не сохранилась. Также в 1825 году в Болдине был похоронен дядя поэта, владелец Кистенева Петр Львович Пушкин. Место его захоронения неизвестно. Церковь окружал большой зеленый луг.
Еще в конце ХУ111 века в описании села указывалось, что в Болдине «торг бывает еженедельно по воскресеньям, приезжают крестьяне из окрестных сел, торгуют солью и другими мелочными товарами». Там же указывался и «казенный питейный дом».
Площадь изображена на всех имеющихся планах и занимает центральное место в планировке села: на ранних планах 1785, 1813 и 1818 гг. она показана севернее, чем на плане 1862 года и последующих за ним.
Местоположение площади определяется не только планами, но и указаниями старожилов, местной традицией, сохранившейся до настоящего времени.
Господская усадьба времен деда поэта, а затем части, принадлежавшей В.Л.Пушкину (впоследствии С.В.Зыбину), располагалась рядом с базарной площадью, в самом ее начале.
Болдинские пруды тоже имеют свою историю. В «экономических примечаниях» (конец ХУ111 века) по селу Болдину сообщалось, что по реке Азанке «был запружен пруд» размером «сажень ширины и четверть сажени глубины в жаркое время». На плане села 1785 года пруды не показаны (возможно, из-за мелкого масштаба плана). На плане 1813 года изображен один пруд в центральной части села, на ручье, протекавшем в овраге около церкви и усадьбы С.Л.Пушкина.
В 1862 году вместо ручья имеются уже четыре пруда с плотинами, расположенными один за другим, каскадной системой (два – перед усадьбой, два  - в самой усадьбе). Эта планировка сохранилась и до настоящего времени. Кроме того, к 1862 году были два отдельных пруда с плотинами в западной части села. Еще два находились в юго-восточной стороне. Эти четыре пруда существуют и теперь.
Таким образом, на пушкинское время можно точно установить лишь наличие одного «верхнего пруда», изображенного на плане 1813 года. В поздних сообщениях, основанных на воспоминаниях старожилов, указывалось, что «невдалеке от дома находился небольшой пруд…». В письме 1834 года управляющего имением Пеньковского С.Л.Пушкину сказано: «… для анбаров нужно бы снести крестьянский двор напротив барского дома и другой за прудом угловой…». Упоминание пруда в качестве ориентира служит доказательством того, что во время приездов Пушкина в Болдино пруд был один.
- И последний вопрос. Чем вы занимаетесь сейчас?
- В настоящее время я работаю в двух направлениях. На основе исследования межевых планов и других документов продолжаю изучать историю Болдина и его окрестностей. Но в большей степени меня интересует биография Пушкина болдинского периода. Этот вопрос недостаточно полно изучен и освещен в литературе, имеет много проблем, требующих документального доказательства. Поэтому много работаю в архивах Москвы, Ленинграда, Горького. Кое-какие новые факты удалось найти. Но это тема для особого разговора.

Об авторе
Александр Иванович Задоркин – журналист, член Союза журналистов СССР. В 1975 году закончил филологический факультет Ростовского-на-Дону государственного университета. С болдинским музеем Пушкина близко познакомился в 1975 году. В 1978-начале 1979 года работал научным сотрудником музея-заповедника, затем до 1983 года – корреспондентом, заведующим отделом писем районной газеты «Колхозная трибуна» (ныне «Болдинский вестник». После переезда в Екатеринбург был главным редактором газеты «РИТМ» ОАО «Уралмаш». Автор многих публикаций на пушкинские и музееведческие темы, книг «Здравствуйте, дети», «Дети, я нашел ваши мечты», «Дом с традициями», «Класс, который стал моим», "Ванюша и другие", составитель, редактор, участник и издатель сборника "Наш филфак: будем помнить и дружить".







































 
Тамара Кезина, с.Большое Болдино

ЛЕВИНА  ЗАЛОЖИЛА  ОСНОВЫ

Должно быть, для многих было непонятно, как она, коренная ленинградка, сотрудница Всесоюзного музея Пушкина, могла на целых десять лет оставить родной город, квартиру в двух шагах от Зимнего дворца, работу в главном пушкинском музее страны и уехать в Болдино, о котором, наверное, даже у большинства ее коллег было столь же «отчетливое»  представление, как когда-то у самого Пушкина (еще до первой его поездки туда), как о неведомой глуши, «где водятся курицы, петухи и медведи». А в целом этот болдинский период ее биографии  продолжался значительно более десяти лет.
В 1960-1963 годах, когда в Болдине шла реставрация дома, Юдифь Израилевна  вместе с молодым художником  Т.Н.Воронихиной работала над проектом будущей экспозиции. Здесь, в Ленинграде, она вела поиск необходимых экспонатов, изучала болдинские материалы в архивах Пушкинского дома. Тогда начались ее первые рабочие поездки в Болдино. Затем – уже плотное «сидение» в Болдине, работа над оформлением литературной экспозиции, которая открылась в 1963 году и была посвящена болдинским страницам биографии и творчества Пушкина, прежде сего, Болдинской осени 1830 года. По интеллигентности, безупречному вкусу, образности она могла соперничать с экспозициями музеев, которые тогда начинали открываться на волне нового понимания сущности музейной экспозиции, а именно ее образной природы. (Придя на работу в музей, я уже не застала той самой экспозиции, но, к счастью, успела увидеть ее раньше, во время школьной экскурсии. Я помню: было ощущение, будто удалось прикоснуться к чему-то неуловимому, что называется тайной Болдинской осени). 
Несколько лет спустя после окончания работы над экспозицией Юдифь Израилевна вернулась в Болдино, теперь уже надолго, в качестве директора музея. Наверное, это не было простым решением. Для этого нужно было не только очень сильно увлечься делом, которому она уже посвятила несколько лет жизни, но и привязаться сердцем  к этим местам, проникнуться красотой здешней природы, почувствовать дыхание  той самой пушкинской старины, которое спустя  почти полтора века все еще сохранялось во всем укладе жизни, в народных характерах, в песнях, которые когда-то слушал поэт и которые здесь еще помнили и пели. 
Это может показаться удивительным, но она, прожившая всю жизнь в северной столице, городе-музее, воспитанная на высоких образцах классического искусства, смогла в полной мере оценить эти сокровища народной культуры. Во многом благодаря ее стараниям окончательно оформился в художественный коллектив и получил известность замечательный болдинский народный хор. Фонды музея все годы ее работы постоянно пополнялись, наряду с изданиями, изобразительной пушкинианой, вещами дворянского быта, еще и интереснейшими предметами крестьянского обихода: удивительной красоты чернолощеной глиняной посудой, деревянной утварью, образцами народного ткачества – все это были тогда еще живые местные промыслы.
Во многом на основе этих собранных музеем вещей была построена новая экспозиция в Вотчинной конторе, открытой после основательных реставрационных работ в 1974 г. Создание экспозиции велось под руководством Юдифи Израилевны, но непосредственно подготовка тематико-экспозиционного плана была поручена ею молодому сотруднику Л.М.Малышкиной, одной из самых талантливых ее учениц и последовательниц. В качестве художника была приглашена Т.Н.Воронихина, с которой музей продолжал свое сотрудничество. В результате появилась бытовая экспозиция, замечательная по точности ощущения атмосферы деревенского быта Пушкина (он останавливался в конторском флигеле в свой последний приезд), по выразительности деталей интерьера. До сих пор Вотчинная контора остается, может быть, самым живым и любимым музеем в болдинской усадьбе.
Тогда же, в 1974-м, было проведена реэкспозиция в доме-музее. Это была попытка перестроить экспозицию в мемориально-бытовом ключе. Но, хотя Юдифь Израилевна принимала непосредственное участие в этой работе, она не была вполне довольна сделанным, а точнее уже сомневалась в том, что была права, решившись на столь радикальный пересмотр прежней концепции экспозиции дома. Она оценивала сложившуюся ситуацию как некий переходный этап, однако в то время не могла прийти к какому-то новому окончательному решению. С этим были связаны, как мне кажется, ее самые напряженные и, может быть, мучительные размышления в последние годы работы в музее. Я хорошо помню это время. Своими мыслями она делилась с нами, молодыми коллегами. Могу сказать, что в немалой степени этим беседам я обязана особым интересом, который возник у меня тогда именно к экспозиционной работе.
Нужно ли говорить, как много давало нам всем каждодневное общение с Юдифью Израилевной, музейщиком с большой буквы, человеком с обширной эрудицией и даром исследователя? Все годы, проведенные в Болдине, она не оставляла научно-исследовательскую работу, хотя директорские обязанности и забирали львиную долю времени. Безусловно, она относилась к числу пушкинистов, наиболее сведущих в вопросах болдинского периода биографии и творчества Пушкина, в вопросах его родословной. Как известно, ей принадлежит ряд интереснейших архивных находок и  публикаций в этой области. Как интересно было следить за ее мыслью, когда она делилась с нами новыми идеями и своими открытиями! Так, уже в мою бытность в музее Юдифь Израилевна готовила к переизданию альбом «Болдинские рисунки Пушкина», и я помню ее размышления по поводу некоторых из этих рисунков. В другое время она развивала перед нами свою версию относительно загадочной княгини Голицыной, которую посещал Пушкин осенью 1830 года.
Одним своим присутствием Юдифь Израилевна воспитывала в нас особое отношение к музейной профессии, чувство ответственности, требовательности к себе. Как руководитель она была человеком требовательным, иногда даже жестким. Но вне работы – а наше общение продолжалось и за стенами музея – относилась к нам почти с материнской заботой и в то же время по-дружески, почти на равных. В свободные вечера мы вместе гуляли по парку, который, как когда-то Летний сад для Александра Сергеевича, был «нашим огородом» - ведь и жили мы в самой усадьбе. Стараниями Левиной ему постепенно был возвращен облик усадебного парка, он освободился  от позднейших привнесений  в духе эстетики советского времени, и уже ничто не нарушало его поэтического очарования. Но особенно мы любили совместные прогулки по окрестностям. Помню летние походы в рощу Лучинник и Львовку -  босиком по теплой пыльной дороге, с отдыхом под стогами сена, когда можно было просто лежа смотреть в высокое небо и молчать, чувствую тихую благодать растворенности в окружающей красоте мира.
Вечерами мы нередко сидели в ее скромной квартире – в том самом бревенчатом домике на территории усадьбы. На ее половине была крошечная спальня, комната, служившая столовой, и кабинет со стареньким письменным столом, книжными полками и диваном, покрытым  домоткаными половиками. Среди книг на полке – гипсовый слепок Нифертити. В простенке между окнами, занавешенными простыми полосатыми шторами, очень хорошая гравюра с женского портрета Томаса Гейнсборо. Ее подарил Юдифи Израилевне кто-то из друзей, находя в этом портрете сходство с самой хозяйкой. В самом деле, это сходство улавливалось – и в тонких чертах лица, и в аристократически гордой позе. Ей, истинной петербуржской интеллигентке, были свойственны внутренний аристократизм, выраженное чувство собственного достоинства, но это отнюдь не означало столичного высокомерия, снобизма. И особенно в домашней обстановке она держалась просто, непосредственно. У нее было замечательное чувство юмора. 
До сих пор мы вспоминаем ее остроумные шутки: как, заглянув на нашу половину студеным зимним утром на обратном пути из котельной, где подвыпивший кочегар забыл о своих обязанностях и едва не заморозил всех нас, она со смехом  сказала: «А знаете, девочки, я только сегодня утром, проснувшись, поняла, что в этих стихах: «Хотел бы в единое слово я слить свою грусть и печаль» поэт явно имел в виду какое-то неприличное слово». Или как в свой день рождения – это было уже в Ленинграде, куда мы вдвоем с Татьяной Королевой приехали поздравить ее и где провели замечательный вечер среди ее близких подруг, слушая песни Окуджавы и Галича, которые пел под гитару ее сосед и дальний родственник, интеллигентнейший и обаятельнейший человек, она произнесла с меланхолической улыбкой: «Вот о чем я сейчас подумала. С каждым годом в этот день в нашей компании все меньше мужчин. Но, самое главное, с каждым годом это все меньше огорчает».
В те далекие болдинские вечера у Юдифи Израилевны вполне серьезные разговоры перемежались шутками и забавными историями из музейной жизни. Было так хорошо, уютно и весело. Непонятно, каким образом, но Левина еще находила время приготовить что-нибудь вкусное и угостить нас. А вкусными у нее получались блюда из  самых простых и доступных  продуктов – других в Болдине не было: из картошки, овощей, дешевой рыбы, купленной в сельском магазине. Она только сетовала, что ей не удается выпечка. Но в дом со своими пирогами  время от времени приходили на чай чудесные болдинские старушки из народного хора, иногда поодиночке, иногда все вместе. Последнее обычно происходило, если приезжали гости из Ленинграда, Москвы или Горького, для которых они пели, никого и никогда не оставляя равнодушными. Приезд таких гостей не был редкостью, и это были не только ее личные  друзья и знакомые. Болдино все сильнее притягивало к себе всех, кто не был равнодушен к Пушкину и вообще к золотому веку русской поэзии и усадебной культуры – творческую и научную интеллигенцию, как столичную, так и нижегородскую (тогда еще горьковскую). Именно в эти годы, при Юдифи Израилевне, оно стало настоящим культурным оазисом этого края.
Тогда благодаря ей у нас появились в Горьком новые знакомые, и среди них – Наташа Рябина, ставшая потом нашим близким другом. Математик, молодая сотрудница НИИ, из числа истинных нижегородских интеллигентов, Наташа открыла для себя Болдино, как  и многие, в начале семидесятых и подружилась с Юдифью Израилевной, стала для нее очень дорогим человеком, почти дочерью. Это было не удивительно: ее душевная щедрость, острый ироничный ум и удивительная доброта в столь необычном сочетании буквально притягивали к ней людей. В Горьком квартира Рябинных стала для нас, музейщиков, родным причалом. Наташиных родителей, Веру Владимировну и Ореста Анатольевича, казалось, совсем не утомляло постоянное присутствие друзей дочери. Нас всегда встречали приветливые улыбки хозяев, ждал накрытый стол со всевозможными сортами домашнего варенья, а самое главное – и так оставалось всегда, - нас выслушивали, с интересом расспрашивали о музейных проблемах, радовались нашим успехам и сочувствовали неудачам и горестям.
В конце шестидесятых годов было положено начало проведению научных конференций – ныне знаменитых «Болдинских чтений». Это была совместная инициатива музея и Горьковского госуниверситета. Программа первых чтений состояла лишь из нескольких докладов, но затем, с каждым годом, состав докладчиков расширялся и среди участников конференций уже были ведущие пушкинисты страны. И особая атмосфера «Болдинских чтений», о которой так много говорят – очень демократичная, домашняя, тоже сложилась тогда – научные доклады сменялись долгими оживленными дискуссиями, которые из уютного мезонина дома-музея переносились в парк, а потом, вечерами, все в туже квартиру Юдифи Израилевны – там собирались за общим столом и возникало объединяющее всех  чувство духовной общности, некоего болдинского братства.
Невозможно переоценить роль, которая принадлежит Ю.И.Левиной в истории болдинского музея-заповедника. Если путь, пройденный музеем до 1963 года, скорее был предысторией, то с этого рубежа ведет свой отчет его настоящая история, и у ее истоков всегда будет стоять имя Юдифи Израилевны Левиной. Ею были заложены основы основ, традиции, которые живут до сих пор, ею была задана планка, снижать которую не позволено уже никому.

Об авторе
Тамара Николаевна Кезина, музейщик почти с 40-летним стажем, автор многих статей, буклетов и книг о Пушкине, Болдине, музееведении, создатель экспозиций в барском доме, во Львовке и многих других объектах пушкинского заповедника. Лауреат Пушкинской премии Нижегородской области и национальной премии «Культурное наследие». Т.Н.Кезина  и сейчас продолжает работать в музее, активно занимается обновлением старых и созданием новых экспозиций, делает интересные выставки, пишет статьи, буклеты…






















 
Лия Аронович, г.Дзержинск, Нижегородская обл.

РЕПЛИКИ

Впервые еду в Болдино. В поезде – пожилая соседка: «К нам, в Болдино, к Пушкину едешь?» (позже формула удлинилась – «К нам, к Пушкину, чай, у Израилевны в гостях?»)
                Х  Х  Х
Мое первое Болдино. Рано, рано – на попутках с Ужовки… Музей еще закрыт. В заборе музейного сада дыра, конечно, нашлась. Дорожки, пруды, куртины, дерновая скамья, крутой подъем в яблоневый сад. Записываю какие-то школьные вирши:
Это падает лист –
тополиный, последний,
серебристые ветлы
роняют слезу…
пруд вздыхает тревожно –
все сегодня возможно –
и звезда загорается
где-то внизу.
Х  Х  Х
Открыли музей. А мне еще в Лучинник. А еще, потом как-то домой добираться… Листочки с наспех написанными впечатлениями оставляю на музейном крыльце.
Зимой получаю приглашение на памятные пушкинские дни от директора музея Юдифи Израилевны Левиной.
Х  Х  Х
Болдино – районный музей. Юдифь Израилевна прилагает максимум усилий для исправления этой нелепости. И вот – Деловая болдинская осень. Начальство больше горьковское, но кто-то приехал из Москвы.
Я, как всегда, на один день. Спешу в Лучинник. Меня догоняет машина, есть свободное место.
- Старинный тракт, начало степных далей, - показывает Юдифь Израилевна… и недовольный начальственный голос: «К вам уже пошел российский турист, следом – ждите – пойдет зарубежный, - он  широких улиц не видел, что ли. – А вот, если бы вдоль дороги да установить скульптурные изображения пушкинских героев…»
 - Да, но – пытается сдержаться Юдифь Израилевна…
 - А, ведь напрасно вы не желаете прислушаться к советам старших товарищей.
Х  Х  Х
Конец пушкинского праздника. Разъехались гости. Можно перевести дух. Юдифь Израилевна закрывает музей – на сегодня – все, завтра – выходной…
Вдруг – звонок от дальней калитки: сломалась машина и на праздник совсем опоздал целый класс из какого-то далекого села. Что делать? Я веду невезучих школьников по саду… Левина вздыхает и … снимает установленную сигнализацию…
- Юдифь Израилевна, а мне на экскурсию с вами можно?
Х  Х  Х
грачи в саду с утра кричат,
в аллеях солнце чертит классы,
пока пиратствует Пират
и о чернилах грезит Клякса
лежишь тихонько, не дыша,
а рядом, за стеною, справа
хозяйка, Болдина душа
на страже крепостного права
и пушкинской серьезной славы
и не легенда, и не миф
Юдифь.

Об авторе
Лия Аронович – окончила Ярославский технологический институт, по образованию химик с необыкновенным поэтическим даром, много лет работала инженером-технологом в г.Дзержинске Нижегородской области, с болдинским музеем и его сотрудниками дружит 50 лет. Участник археологических экспедиций в Крыму и Средней Азии. Автор оригинальныхх поэтических сборников «Порог», «Вторая производная», «Контекст»,  «Сотворчество», «Узнаванья единственный миг» и др. В 2011 году выпустила необычную книгу о выдающемся скульпторе ХХ века Степане Эрьзе «Ракурсы. Письма об Эрьзе». Относится к числу шестидесятников.









 
Из «датских» стихотворений Ю.И.Левиной

В честь свадьбы Л.Малышкиной и А.Задоркина
                (Комментарий от составителя): в нашем домашнем архиве хранятся многочисленные письма, открытки, дружеские послания от Юдифи Израилевны, полученные нами сначала в Болдине, а затем в Екатеринбурге. Из них выбрано совсем немного, что наиболее полно раскрывает все способности Левиной, ее иронию и самоиронию, ее жизнерадостный юмор, ее внимательность и заботливость. Естественно, они носят сугубо личный характер, но в то же время показывают уровень интеллигентности людей того времени, их умение душевно общаться. Поэтому посчитал возможным представить на суд читателей выдержки из ряда писем, а также отрывки из стихотворных, так называемых «датских», посланий Левиной  по случаю конкретных событий.

Из лицейских национальных песен
(вариант, найденный Ю.И.Левиной 14 октября 1978 г.)
Мы поздравляем вас, друзья,
И рады все сердечно!!!
Пусть ваша новая семья
Блаженствует беспечно!...

Друзья, прекрасен ваш союз!
Неразделим и вечен…
Срастался он под сенью муз
И Пушкиным отмечен!..

В музейных залах зарожден,
Ах, там он процветает…
Экскурсии там водит ОН,
ОНА – там заседает!..

И вот теперь музей спасен
Без всякого сомнения:
Задоркин и Малышкина
Найдут на все решения!..

И все музейные дела
Теперь решаться с ходу!
Малышкина!!! Задоркина!!!
Прибавьте нам народу!

Проблема кадров решена –
Пойдут теперь детишки!
Малышкины! Задоркины! –
Задорные малышки!!!

Нам нужно: восемь малышей
Для всех ученых сторожей,
И пять экскурсоводиков,
И десять садоводиков…

И все вакантные места
Мы просим вас заполнить
И про строительный отряд
Пора, пора напомнить…

Итак, без промедления,
Без страха и сомнения,
Народонаселения
Займитесь пополнением!!!

Найдено в архиве древних актов ф.1005
№ д2200, л1-5об.



Из писем  Ю.И.Левиной

14 ноября 1982 г.   Из Санкт-Петербурга в Болдино
Здравствуйте, милые Задоркины! Приехав 12.Х1 из Москвы (где пробыла 20 дней), нашла у себя на столе вашу чудесную посылку, за которую благодарю и кланяюсь. Это же чудесно – 2-хтомник Вяземского!. Это же просто здорово!
…Интересует ли вас и Таню К. знаменитые консервы «Цыпленок с овощами» (где больше прочего и мало цыпленка)?! Ежели да, то смогу послать, т.к. они (консервы) вроде еще в магазинах имеются.
Т.к. вы меня балуете роскошными книгами, то я нахально хочу обратиться с заявкой (по возможности) на «переписку» Пушкина в 2-х томах, которая мне необходима, но достать невозможно…
Могу похвастать тем, что в Москве сидела в архиве над интереснейшим делом, прямо касающимся прадеда – А.П.Пушкина, - о его «смертоубийстве жены». Материал необычайно интересный – живой быт, характер личности и многое другое, нам до сих пор неизвестное.
…Перед отъездом в Москву (и после приезда из Горького) разбирала бумаги, вытащила рукописный альбом, составленный Малышкиной-Королевой и врученный мне в Болдине в свое время. Прочла его  вроде заново – уже многое совсем забыла -  и с восторгом, смеялась от души! Написано и сделано с юмором, очень остроумно и хорошо!
Приезжайте, почитаем и вспомним. Сердечный и нежный привет бабкам и прочим.

7 февраля 1983 г. Из Санкт-Петербурга в Болдино.
Милый Саша, посылаю вам для газеты статью (заметку)  - отчет о конференции, посвященной Жуковскому. Она была очень интересной и значительной и мне подумалось, что м.б. сообщение о ней будет полезно учителям района и музейщикам. Вероятно, о Жуковском у вас в газете были материалы, поэтому я не касалась общих вопросов его биографии и творчества, а давала те новые установки, которые – в отличие от печатной (старой) литературы – прозвучали в докладах, итогах и т.п.
…Приветствую всех и обнимаю. Пишите о всех делах и новостях.

2 января 1997 г. Из Санкт-Петербурга в Екатеринбург.

Дорогая Любочка! Хорошо помню, что в январе ваш день рождения. Это что, круглая дата – 50???!!! Милые вы мои девочки, какие же вы стали взрослые и совершеннолетние!
Поздравляю, целую, обнимаю – и желаю всяческих благ, здоровья и мира, и согласия, и успехов.
…Помню хорошо, как весело мы справляли этот день в нашем парковом (любимом мной) домике, в вашей половине, и, надеюсь, сохранилась сказка-книжка, подаренная мною вам, где я точно предсказала: «к Любе едет прынц». (От составителя: эта самодельная иллюстрированная и стихотворная книга хранится в нашем домашнем архиве на почетном месте). И он приехал.
…Любочка, храню ваше письмо, которое привезла Милочка от вас(От составителя: Людмила Алексеевна Чеснова (Доронина); перечитывала его недавно и еще раз благодарю за теплые и хорошие слова. Вы, кроме всего прочего, высказали там очень верную и тонкую мысль о том, что приезжавшие хорошие и интеллигентные люди в Болдино, также влияли и воспитывали нас всех и вообще создавали очень важную ауру.
…Хочу похвалить вас за деятельность в школе, не сомневаюсь, что пользы там от вас – много. Вообще – вы и Мила – два самых деятельных, работоспособных  и толковых работника болдинского музея – покинули его. Мне, по-человечески, это понятно, но для музея – это потеря…
У меня сохранился большой архив от болдинского времени. Обнаружила шуточные стихотворные наброски, разные варианты, которые, вероятно, вам будут интересны. «Стихи», конечно, не «ахти», но тех прежних лет.
Раз-два-три-четыре-пять
Вышла Люба погулять.
Вдруг туристы выбегают,
Любу за руку хватают,
Начинают умолять
Им усадьбу показать…
И ведут ее толпой
Прямо к иве вековой.
               х х х
Села Люба за обед
Отдохнуть от всяких бед,-
Вдруг туристы появились,
Низко в ноги поклонились,
Чтоб опять, опять, опять –
Про контору рассказать.
Пиф-паф, ой-ой-ой.
А у Любы выходной.
    х х х
Дили-дон, дили-дон!
Пляшет весь музейный дом!
Бежит Любушка с ведром
С ключевой водицей в нем!
Наконей-то, наконец!
Воду возит молодец!
А водичка – не простая,
Без осадков, ключевая.
И мы пьем, и пьем, и пьем,
А потом еще нальем…
   х х х
Раз-два-три-четыре-пять…
Как сотрудников сыскать?
Галя – раз, а Нади – нет,
Побежала на обед…
Люба – дома, Тани – нет:
Только вышла в туалет…
Здесь одна, другая – там,
Разбежались по домам…
Риты – две, Наташи – две…
Помутилось в голове.
Обе Дуси на крыльце
С выраженьем на лице!
   х-х-х
Таня – в меланхолии,
Обедает подолее,
Люба с Галей там и тут
Экскурсантов волокут…

Обнимаю вас сердечно. От В.И. самые добрые пожелания. Будьте все здоровы и счастливы.

27 августа 2002 г. Из Санкт-Петербурга в Екатеринбург.
Милая Любочка, вот уже более года, как ты приезжала – и твой приезд – очень светлое и радостное воспоминание.
…Так как в нашем доме живут теперь очень богатые и известные в городе люди и все делают «евроремонт» - стучат, сверлят, бахают, а дому – более 120 лет, то у нас в кухне обвалился потолок и много других бедствий в районе «туалета»… Кроме того, стали протекать старые ржавые трубы. Все это – на меня. Все безумно дорожает, но мы стараемся питаться. Я сама себе готовлю, Вале, конечно, тоже. В мае ей отметили 90-летие. Возраст солидный, ей тяжело ходить.
Звонила мне Таня Королева из Болдина, просила написать о первых научных конференциях. Не скоро, но я это сделала и очень довольна. На днях послала бандеролью. Сейчас понемногу пишу письма – накопилось много.
Не собираетесь ли кто-либо опять сюда? Опять бы похихикали (лучшее лекарство!)
…Вот, мои милые, такова наша жизнь. Целую вас всех, ваши фотографии у меня на виду. Пойду сейчас готовить обед…
Всех, всех, всех обнимаем, помним, любим. 

12 декабря 2007 г. Из Санкт-Петербурга в Екатеринбург.
Дорогие все – «девочки и мальчики»!...Любочка, особенно хорошо помню ( и сама, и Валерии Израилевны рассказы) все события твоего приезда сюда за купленными экспонатами и твоего отъезда на грузовой машине. В.И. называла себя «ППББ» - полномочный представитель Большого Болдина – и с юмором рассказывала, как позвонил шофер грузовой машины Кузьма и спрашивал, куда ему ехать, остановился он около Эрмитажа… Посылаю вам фотографии…Хорошо бы повидаться… Обнимаю вас всех, целую, люблю.