Не я, не я, и хата не моя

               
                (Мы из Таджикгипростроя)

   Начальство в нашем отделе было самое, что ни на есть, замечательноё. Что начальник Поликарп Дмитриевич Тен, что Анатолий Иванович Кулевой - главный инженер. Оба невысокого роста, щупленькие. Оба всегда приветливые, в меру требовательные, в меру снисходительные. Доброжелательные! Одним словом - хорошее начальство. Тен - администратор! Кулевой был нам ближе: к нему приходилось обращаться чаще с разными производственными вопросами. Когда мог решить сам - решал, когда затруднялся помочь, призывал ещё какого-нибудь инженера на  "атаку мозгов". Так он называл коллективное обсуждение.
  Оба наших руководителя были интеллигентными людьми. Кулевой казался более простолюдинным, как бы простоватым, но на самом деле он был очень начитанным и влюблённым в живопись. Нет, сам он не рисовал, но обожал художников. Всё про всех знал. Мог быть гидом в каком-нибудь музее. Он собирал, коллекционировал книги о художниках, альбомы с иллюстрациями. Каждую новую книгу или альбом он подолгу не уносил домой, используя каждую минутку, чтобы рассматривать, рассматривать и рассматривать. В книжном магазине, что на углу проспекта Ленина и Айни (не дом книги, что напротив) у него завёлся "блат", то есть, если поступало что-то по искусству, симпатизирующая ему продавщица, прятала под прилавок и ждала его прихода.  С его и её помощью и нам удалось приобрести огромную книгу "Эрмитаж". Благодаря Анатолию Ивановичу я познакомилась с творчеством ныне знаменитого художника Ильи Глазунова. Не могу удержаться, чтобы не высказать своего мнения.
  Мне И. Глазунов сразу не понравился, и я не понимала почему. Не лежит душа и всё тут. Так получилось, что муж поехал в командировку в Москву и зашёл, как обычно к друзьям, с коими он работал над проектом дома профсоюзов. Туда же в гости пришли генерал - лейтенант авиации С. А. Микоян и И. Глазунов. Муж был очарован Микояном, Его юмором, простотой в общении, лёгкостью характера. Ну, и Глазунов произвёл впечатление, хотя чувствовалось некое самодовольство. Он пожаловался на власть, которая не согласилась портрет В И Ленина, который он недавно закончил повесить в музее. В.И. Ленина повесили в кабинете первого секретаря ЦК Комсомола. Глазунов доказывал, что это потому, что его Ленин очень укоризненно смотрит на публику, как бы говоря: "Не тем путём пошли, товарищи".
   Микоян смеялся над ним, подшучивал, но сбить художника с обиды на правительство, не удавалось. А ведь он прославился лишь потому, что начал рисовать членов правительства, что дало ему в дальнейшем возможность рисовать правителей разных стран. А мне  Глазунов не понравился ещё и тем, что меня преследовало впечатление, что у всех портретов глаза напоминают глаза жены. Все глаза одинаковые. Не выразительные. А ведь в портретах именно глаза говорят о внутреннем мире человека. Короче, не понравился он мне и всё тут. Но книга - иллюстрации - пусть лежит. Полезное знакомство!
   Я что хочу сказать? Только то, что на этой почве мы с мужем стали ближе с Анатолием Ивановичем. А тут ещё одно увлечение появилось у Анатолия Ивановича. Человек, практически непьющий, он увлёкся виноделием. Когда им с женой дали квартиру в микрорайоне, Анатолий Иванович успел захватить кусочек земли под окнами, и посадил молодую яблоньку. Жители квартиры с первого этажа стали было роптать, но вскоре помирились с Кулевыми, так как под деревцем вполне можно разводить цветочки. Время шло. деревце росло и, достигнув третьего этажа, где жили Кулевые, заплодоносило.  да, так обильно, что Анатолий Иванович, не зная, что с таким количеством яблок делать, решил делать вино. На эту тему они с моим мужем постоянно секретничали, так как Сергей тоже любил делать вино, но из горного винограда. (Коньяк  http://proza.ru/2016/11/22/168).
  И вот перед Новым Годом Анатолий Иванович пошёл по комнатам, с бутылочкой.
  - Поздравляю вас с наступающим Новым Годом! Прошу угощаться! До сих пор пили барасовку, а теперь вот попробуйте кулевовку! Подставляйте, подставляйте стаканчики гранёные! Не стесняйтесь: я много принёс. Всему отделу хватит!  - И, обращаясь к какому-нибудь инженеру - Чеканов, пойди в кабинет, Тен выдаст ещё пару бутылок. С Новым Годом!
   Так, неожиданно для всех, проявился талант нашего главного инженера. И открылась ещё одна чёрточка его характера. А после Нового Года Анатолий Иванович заболел. Крепенький был. Даже простудой никогда не болел. Видимо, он, как и наши женщины среагировал на кондиционеры. У нас эта новинка плохо приживалась. Итак, Кулевой не явился на работу. Перерыв - его нет. Тен заволновался, позвонил жене. Рая сказала, что ночью скорая увезла Анатолия Ивановича. Сейчас он в реанимации.
   Весь отдел заволновался. С нетерпением ждали новостей о его здоровье. Наконец, его перевели в палату и нам разрешили его навестить.  Первая же группа вернулась с новостью: врач сказал, что это у него воспалилось простреленное лёгкое. в лёгком - пуля. Хотели её вытащить, чтобы исключить осложнения в будущем, но это оказалось невозможным. Ещё раньше в госпитале врачи отказались от мысли вытащить пулю: как то странно она устроилась. А теперь, тем более, так как она обросла тканями намертво. Остаётся только беречься и беречься. Наш отдел гудел. "Как!? Анатолий Иванович воевал? Был ранен? Почему до сих пор молчал?"
   Мне -то он как-то признался, что был ранен. Но только говорил про ранение в голову. То есть как-то сложились обстоятельства, что он вынужден был сказать мне, что у него "в голове дырка, мозгов не хватает". (Шутит ещё) Показал мне действительно дырку, закрытую крышкой из куска кожи, что натягивают на барабаны. И объяснил, что именно поэтому он может носить только беретку: и в жару и в холод. И требовал, чтобы я никому, даже Сергею об этом не говорила. Сначала я очень мучилась: так хотелось хоть с Сергеем поделиться. А потом - работа засосала. Всё ушло на задний план, да и забылось.
   "Всё тайное обязательно станет явным!" Дело во времени. Шёл что-то, вроде как, 1970тый год! Это я проработала в институте около двадцати лет, а Сергей, так и все 25! И ничего не знали про Кулевого. А вот и 23 февраля! Полтора месяца Кулевой провалялся в больнице. Как раз к празднику выписался. Каждый год 23 февраля в перерыв собирали сотрудников, выходил директор на сцену, поздравлял всех с днём Советской (Красной) Армии. особо поздравлял нашего, по моему единственного, солдата Занана Льва Петровича. (Если я ошиблась, прошу прощения). Вручали памятный подарок, купленный месткомовцем, и расходились. В этом году всё шло, как обычно, только в поздравлении было названо два имени: Занан и Кулевой. При этом директор сказал: "В этом году мы чествуем двух наших сотрудников, воевавших на фронтах Великой Отечественной войны. Кулевой, Анатолий Иванович, как оказалось, тоже участник войны, но скрывавший это столько лет. Мы знаем, что он скромный человек, но такое скрывать - -это, по моему излишне. От всей души желаем Вам быстрейшего выздоровления и долгих лет жизни!  Вручили им, как обычно, какую-то безделицу в качестве подарка. Занан поблагодарил за внимание. Взял слово Кулевой. Он так волновался, что не мог вымолвить не слова. Всё откашливался и откашливался. Наконец, он заговорил.
   - Я прошу прощения у всех. Только я ничего не скрывал. Произошла ошибочка!   Он посмотрел виновато на всех, кашлянул и начал извиняющимся голосом. Тихо так начал. Сквозь слёзы. "Громче" - раздался голос из зала.
   -  Ошибочка произошла! Я ведь не воевал! Совсем не воевал, понимаете?
   -  А как же ранения?
   -  Это - по глупости, по неопытности.
   - Подробнее, Анатолий Иванович! Где вас ранило?
   - Да я уж и не помню того посёлка. В атаке ранило. В первой атаке. Я сразу выбыл из строя. Так, что я не воевал.  Я в боевых действиях участия не принимал. Не участник я!
   - Вы нас запутали! Давайте снова и подробнее. Дело серьёзное! Рассказывайте всё по - порядку.
   -  Да, что говорить. Только школу окончили и...война. Всем классом подали заявления. Нас оформили в добровольческий полк, и сразу на фронт. Там неделю обучали строем ходить, в штыковую атаку ходить, показали: где мушка, где курок, что можно делать прикладом. А тут выяснилось, что эту деревушку нужно удержать во что бы ни стало. Всю ночь рыли окопы, а утром немец попёр. Дальше я плохо помню. Помню, как вместе со всеми выскочил из окопа, помню, что бежал а стрелять боялся так как впереди спины моих однополчан. Потом спины сменились какими-то рожами. Явно не нашими. Значит - немцы! Я бегу, стреляю, не целясь. Некогда целиться. Попал или ни в одного не попал - не знаю. Больше ничего не помню.  Кто меня вынес из поля боя? Может, девчушка - санитарочка, может - другой раненый. Я был контужен: часть мозга вывалилась из черепушки, что тогда забыл, то вспомнить не могу. Ну, а потом, госпиталя, госпиталя. И на телегах возили, и на самолёте, и в поезде санитарном ехал. И везде оперировали, оперировали. Говорили, что я был весь изрешёчен. Почти два года мотали по госпиталям. Выжил. Вот только одну пулю всё никак не могут решиться вынуть. Зато в этот раз мою дырку в голове залатали по-новому. Теперь смогу тёплую шапку носить.
   Я после войны прочитал Ремарка: "На западном фронте без перемен" и подумал, что, если бы нас не муштровке учили (ведь завтра в бой), а рассказали и показали бы, где и когда надо упасть, а не бежать в полный рост, как и каких пуль нужно бояться, ну и многое другое, столько ребят бы не погибло. Я думаю, что мы ничего не удержали, а почти весь наш полк был уничтожен. По глупости, по халатности.    
  Так что, я в войне не участвовал,  я не был солдатом. Уж, простите меня.
 Наступила тишина. Все понимали, что Кулевой не прав, но не знали, как это ему объяснить.
  Наконец, кто то говорит:
   - Как не сражались? Вас даже ранило, да ещё как серьёзно.
   - Когда меня в санитарном поезде везли, я видел как самолёты расстреливали жителей, уходящих из выжженных и разбомблённых городов и посёлков. Знаете, сколько было раненых!? Они в наш эшелон не помещались. Тоже раненые! Тоже немцами! Вы же их не считаете воинами? Чем я от них отличаюсь? Если бы я видел, что хоть одного немца убил, мне было бы легче. Я не имею права считаться солдатом. И не хочу, чтобы меня чествовали. Простите.
   Он смахнул скупую слёзу и пошёл в свой кабинет, а мы остались в каком-то недоумении. Растерялись. С одной стороны - он прав. А с другой нет и нет! Неправ! Воин он! Солдат! Тут выяснилось, что он не оформлялся как инвалид войны. Вообще, он никакой не инвалид! А тут стали разные льготы давать инвалидам! А у него не будет их. Несправедливо! И кто-то предложил выбрать ответственного за судьбу Анатолия Ивановича. Предложили, но не выбрали. Решили, что надо написать запрос в военкомат СССР. Обычно, в таких случаях, какой произошёл с ним, весь полк награждали медалями. Может и он награждён: "посмертно". Так бывает! Да! Решили написать, но не написали! "...Души прекрасные порывы..." Только сбыться им не суждено. Странный мы народ! Теперь мне стыдно! А тогда? План выполнять, в  горы сходить, по пещерам поползать. Опять: ошибка и халатность. А всего-то и надо -то  было: возложить ответственность на двоих, и время от времени спрашивать, как двигаются дела. И всё!