Отец Иоанн Береславский

       Книги отца Иоанна Береславского попали ко мне и случайно и не случайно. Случайно потому, что я не искала с ним встречи. Я вообще ничего о нем не знала. Не случайно потому, что отец Иоанн искал встречи со мной. Весенним вечером 1999-го года в моей квартире на Васильевском острове зазвонил телефон. Я подняла трубку. Незнакомый очень музыкальный баритон назвался отцом Иоанном. Отец Иоанн поблагодарил меня за мои стихи, «дарующие утешенье», и благословил меня. Я была несколько ошарашена. Но вскоре ситуация прояснилась. Оказывается, моя мама, живущая в Москве, посещала проповеди отца Иоанна и подарила ему мою книжицу. За неожиданным звонком ничего не воспоследовало, и я о нем забыла.
       В 2000-ом году мы с мужем вернулись в Москву. Только наладили нехитрый быт в новой квартире, как мне позвонила незнакомая женщина, назвавшаяся сестрой Терезой. Я знала только одну Терезу – Авильскую. Сестра Тереза (откуда у нее мой номер телефона?) передала мне привет от отца Иоанна и сказала, что отец Иоанн хочет, чтобы я прочла его книги. Почему бы и нет, сказала я. Через некоторое время книги мне доставили прямо на дом вместе с корзиной фруктов самолично сестра Тереза и отец Афанасий. Когда они уходили, я сказала мужу: «Не удивлюсь, если во дворе их поджидает «Мерседес». Мы посмотрели в окно. Сестра Тереза в своем полумонашеском длинном и темном платье грациозно влезала в белый «Мерседес»…
       Погожим августовским утром я взяла в руки книгу стихов отца Иоанна «Часы инкарнации». Открыла книгу наугад и прочитала:

                Россия второго пришествия Христова
                Голосует за Гарри Каспарова и Бориса Немцова.

       Эти строки, не имеющие никакого отношения к поэтическому искусству, мне все же понравились, потому что я тоже голосую за Каспарова и Немцова. Я решила не делать скоропалительных выводов и читать непредвзято, просто размышляя на темы, которые мне предлагает текст.
       Тех, кто сегодня голосует за Гарри и Бориса, абсолютное меньшинство, заметное разве что в сетевых оппозиционных журналах. Но ведь и апостолы Христовы были в абсолютном меньшинстве, и что, казалось бы, они могли сделать с огромной и могучей Римской империей язычников? Однако, Римская империя пала, а Церковь стоит до сих пор. Следует сказать, что под Церковью я понимаю не официальный институт, а совокупность истинных сестер и братьев – не овец! – Христовых, рассеянных по всему миру. А вот что о Церкви говорит отец Иоанн:

                Церковь состоит из победителей, а не бабулек.

       Очевидно, что речь идет не о традиционной церкви с настенной религиозной живописью и рабьим «Господи, помилуй!», под которое падают на артрозные колени бедные старушки, весь грех которых состоит в том, что в прошлом они были комсомолками. Но о каких таких победителях говорит отец Иоанн? Богу мы проигрываем все и всегда.
       Первая часть книги называется «Схватка с Элогимом». Сразу приходит на ум библейский сюжет: «И остался Иаков один. И боролся с ним Некто до наступления зари и, увидев, что не одолевает…» «…и повредил состав бедра у Иакова». Но не все так просто! Элогим для отца Иоанна – злобный бог Ветхого Завета, узурпировавший власть Всевышнего – нашего истинного Бога-Отца. Элогим – даже и не бог, а, возможно, чудовищный Иолдабаоф из «Апокрифа Иоанна», неумелый демиург, рожденный помраченной Софией, ослушавшейся Всевышнего. И более того. Элогим есть никто иной, как Люцифер, привнесший в мир Всевышнего зло и льющий потоки крови. Христос – Сын Всевышнего, а не Элогима, по сути, Элогим и обрек Христа на крестные муки.
       Разумеется, ортодоксальная церковь считает эту смелую теогонию еретической, и отец Иоанн, хулимый и поносимый ортодоксами, вынужден жить в изгнании. Свободомыслие церковным официозом никогда не поощрялось, ибо рабам нужна не истина, а догма. Не стану утверждать, что отцу Иоанну открыта истина в последней инстанции, но его правда мне близка и понятна. Я сама некогда зачитывалась коптскими апокрифами из библиотеки Наг-Хаммади. И великий русский философ Владимир Соловьев в свое время пленялся мистической мудростью гностиков; ему самому был не чужд мистический опыт, подаривший ему три свидания с Софией – Премудростью Божией.
       Отец Иоанн не обременен чувством собственной важности. Он позиционирует себя скорее юродивым, нежели пророком:

                И хочу я остаться в памяти незабываемо
                Хотя бы в виде зэка вокзального,
                Бомжа Граалева.

       Пока я читала, мне по электронной почте приходили коротенькие записочки от «бомжа Граалева» то из Турции, то из Греции, то из Испании. Впрочем, бомж остается бомжом и в Сантьяго-де-Компостелла, потому что бомж – не социальный статус, а мировоззрение, своеобразная схима.
                Капитан я судна, названного «Космополит из Царствия»…
       Как в советское время боролись с «безродными космополитами»! Власти хотели, чтобы каждый из нас не видел ничего, кроме русских лубочных березок и любил «эту бедную землю, потому что другой не видал» (Мандельштам). Но, во-первых, как сказано, «патриотизм – последнее прибежище негодяя» (Самюэль Джонс, Англия, ХУ11 век), а во-вторых, пора уже понять, что живем мы не в России или в Испании, или в Америке, а на планете Земля, ставшей с изобретением водородной бомбы совсем маленькой. Думается мне, что Царствие Божие столь же многонационально и интернационально, как наша планета. И пусть цветут все цветы, пусть каждая нация сохраняет свою самобытность, но объединение неизбежно, несмотря на все усилия антиглобалистов. Европейские страны объединились в ЕС, и что? Чья-то самобытность пострадала?
       Отец Иоанн признаётся:

                … Запредельные состояния, испытываемые мной,
                Уже исключают человеческую речь.

       Обыватели обвиняют мистиков в том, что те всегда замолкают на самом интересном месте, то есть на описании своих мистических переживаний. Но человеческий язык так беден, когда открывается Запредельное! Наш язык прочно связан с плотью мира, с теплом вещей, с предметными подробностями. Он, со всем своим инструментарием абстрактных понятий, мало пригоден для описания духовного опыта. Поэтому мистик изъясняется символами, не передавая свой трансцендентный опыт, а подводя читателя к сходным переживаниям. Отец Иоанн неспроста выбрал поэтическую форму для выражения своих духовных состояний. «Поэзия – познание нематериальных вещей средствами полуматериальными», - писала Елена Шварц. Но поэтическая форма не поддается перу отца Иоанна, его рифмованно-ритмизированные тексты так же далеки он поэзии, как и писания знаменитых мистиков прошлого – св. Франциска Ассизского и Иоанна Креста.

                Я и Христос – одно.

       За эти слова могут и камнями побить (ну, или бейсбольными битами), как хотели побить камнями самого Христа, говорившего: «Я и Отец – одно».
       Но отец Иоанн также болеет о судьбах отчизны, обличая одряхлевшую РПЦ, братающуюся нынче с чекистской клептократией:

                Не уничтожить фарисеям ветки Иоанновой.
                Сколько бы ни окружала себя ритуальными тараканами –
                Россия очистится от гипноза церковного,
                Воскреснет из тысячелетнего оцепенения сонного.
                Ее потенциал не исчерпан солнечный,
                Не раскрыты еще ларцы ее сокровищницы!

А вот еще:

                Не христианство умерло, а поповство
                С бабками, яйцами и мафиозным погостом.

       В официальной церкви сегодня и впрямь господствует не учение Христа, а суеверие и обрядоверие. А как вам нравится тот факт, что «братки» и «новые русские» покупают в Псково-Печерской лавре места для захоронения себя любимых, чтобы покоиться рядом со святыми старцами? А освящение автомобилей и офисов за валюту? Рясы от Версаче, в которые добрые пастыри едва впихивают свои животы-дирижабли? Да, в городах у нас не священство, а сплошное непотребство. Но в российской сельской глубинке еще встречаются священники, которых можно назвать истинными подвижниками, вот именно батюшки, разделяющие со своей паствой все тяготы отлученной от благ цивилизации, скудной и неустроенной жизни, батюшки, ядущие шагами километры и километры по бездорожью из деревеньки в деревеньку ради одной какой-нибудь прихворнувшей бабульки.
       А вот настоящее чудо свободомыслия:

                … обойдемся без законодательства Моисея
                И юридической доктрины спасения.

       И правда, десять заповедей – только сухая мораль, отличающаяся от нравственности, как Толстой от Достоевского. Мораль –  это государство с его карающей Фемидой, уголовный кодекс, решетки тюрем. Нравственность не линейна, нравственность – это прощение, сострадание, милосердие и воля к любви. «Возлюби Господа всем сердцем своим и делай, что хочешь», - пишет Блаженный Августин. Вспоминается также буддийская притча о Бодхисаттве, который убил злодея, помышлявшего зарезать дюжину праведников, чтобы присвоить золото, собранное ими для строительства храма. Благую карму обрели и Бодхисаттва, и убитый им злодей. Но есть, к сожалению, масса людей, которые уверены: будешь скрупулезно исполнять заповеди – попадешь в рай. Вспоминается анекдот, скорее похожий на притчу:
• Попадают на тот свет священник и водитель автобуса, разбившийся по пьянке. Апостол Пётр говорит водителю: «Милости просим в рай!» А священнику говорит: «Вам, святой отец, вход закрыт». «Но почему?! – возмущается священник. – Почему такая несправедливость? Я спасал души, а этот водитель всегда ездил пьяный». «Потому, - отвечает Петр, - что на Ваших проповедях все спали, а у него в автобусе все молились».

        Не все так просто! А как же любовь, которая ни в какие заповеди не вмещается, та самая любовь, о которой говорил Христос: «Возлюби ближнего, как самого себя»? Ближних действительно любить труднее, чем дальних, и гораздо труднее, чем любить все человечество. И как часто тот, кто стремится сделать счастливым все человечество, не в состоянии осчастливить собственную жену!

                Я о чистой любви, прекрасные братья,
                Под владычеством Божьей Матери.

       Христианство, отвергнувшее гностицизм как ересь, не видит женское начало в Боге. На арамейском слово «дух» - ruah – женского рода, он мыслился как Мать Иисуса. На реке Иордан, во время крещения Иисуса Иоанном Предтечей с неба звучит голос: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, на Нем Мое благословение». Это говорит Дух, то есть Мать. При переводе на греческий смысл изменился в корне, поскольку по-гречески дух – среднего рода. В латинском spiritus – уже мужской род. Азия оказалась мудрее. В китайской мистической философии инь и ян (женское и мужское) – равноправные вечные начала, которые, уравновешивая друг друга, уравновешивают весь космос.
       Сестра Тереза сказала, что отец Иоанн ненадолго вернулся в Россию и хочет со мною встретиться. И меня начали раздирать сомнения. Нужна ли эта встреча? Нужна ли она мне? И тут мне вспомнилось стихотворение Сергея Стратановского «Болдинские размышления». Пушкин в Болдино переводит «Пир во время чумы» Вильсона. А вокруг как раз свирепствует чума. Пушкин размышляет, не поехать ли ему к Серафиму Саровскому.

                Съездить, что ли, к нему?
                Но зачем? На каком языке
                С этим старцем молитвенным,
                Прозорливцем великим, аскетом
                Говорить мне, поэту?
                Светский я человек. Он – святой человек…

       И Пушкин решает никуда не ехать, а скорее закончить перевод из трагедии Вильсона «сцены той, где зачинщика оргий, певца // обличает священник».

       Вот и я не поехала. Но отец Иоанн заронил в мою душу живое зерно, неожиданно проросшее через два года интеллектуальным бунтом. 15 мая 2009 года я записала в своем дневнике:
«Мне очень плохо. Я вдруг задумалась, в какого Бога верю. Вернее, какому Богу я верю. По здравому рассуждению, Бог Ветхого Завета - Элогим – злобный психопат. Может, и вправду он – космический урод Иолдабаоф. В Ветхом Завете нет ни слова о любви Бога к человеку. Элогим требует, чтобы только в него верили, только ему поклонялись. А он в ответ что делает? – судит и карает. Созданный им мир – юдоль страданий. Изгнал Адама и Еву из рая за то, что не с того дерева поели. Так не сажай в раю таких деревьев, с которым твоим чадам есть нельзя! Дал сына Аврааму, а потом потребовал, чтобы этого самого сына Авраам ему же, Элогиму, принес в жертву! Ну не урод? Боролся с Иаковом и, «видя, что не одолевает», отомстил: «коснулся состава бедра Иакова и повредил состав бедра у Иакова». А как издевался над ни в чем не повинным Иовом! А потоп устроил! А казни египетские! А бедных евреев водил сорок лет по пустыне и в качестве земли обетованной насыпал им горсть камней. Да, я верю, что Элогим создал людей по своему образу и подобию: даже голливудские звезды в голом виде уродливы. Что говорить о массе антропоморфных единиц – урод на уроде. Мы все и внутренне уродливы: такая сумятица у нас в голове! И любому из нас хоть раз в жизни приходила в голову мысль кого-нибудь убить. Дети не чисты и не невинны. Старость не прибавляет мудрости, а уродует нас еще больше. И зачем надо было создавать зло, боль и смерть? Это  садизм какой-то, и даже не какой-то, а чудовищный. Сына своего единородного принес в жертву – кому, если не самому себе? Только Христос – Сын не Элогима, а Всевышнего – истинного Бога, чьи права Элогим узурпировал. Всевышний -  Бог любви и благодати. И только Он достоин веры в Него, только в Нем наше спасение.
       В истории еврейского народа, изложенной в Ветхом Завете, не вижу ничего замечательного. Такая же преступная и кровавая история, как у любого другого народа. А любовь между персонажами Ветхого Завета – никакая не любовь, похоть одна.
       А как оболгали Христа еврейские евангелисты! Они сделали Сына Любви и Благодати действительно отпрыском злобного Элогима. Иисус в Евангелиях все время угрожает: «не мир, но меч», «плач и скрежет зубов», «приду судить». Опять судить! Христос хотел создать церковь любви, а что создано на крови Его? Военная организация с чинами и званиями. Забыли о любви, забыли о воскресении. Создали замену – пышные обряды, службы, роскошные интерьеры и одеяния. Христос был нищ, что же слуги Его ходят в парче и золоте? У наших батюшек такие арбузные животы, что не верится, что эти слуги Господа когда-нибудь постились. Христос был кроток и миролюбив, а от Его имени затевались крестовые походы, Инквизиция и обоюдосвященные войны. Элогим жаден до крови, он всех нас умыть ею хочет. А христианские святые – эти несчастные мазохисты? Ужас-то такой, Господи! Извращенцы и жертвы извращенцев. Разве нормально – любить страдание?! Человеческая природа искажена, подменена, переврана. Неужели это – дело рук Совершенного Бога?! Гёте сказал: «Дьявол – в крайностях. Бог – в деталях.» Прошу прощения, но «Бог в деталях» - это расчленёнка. А ведь я еще в 2004 году написала:

                Наш Бог не добр, раз мир подсуден.
                Наш Бог далек от Абсолюта,
                поскольку мир несовершенен,
                чумаз от повседневной правки…»

       Эти свои гневные филиппики я послала одному правоверному иудею. Он мне ответил: «Всё так. Но другого Бога все равно нет». Я про себя усмехнулась: древние греки тоже полагали, что нет других богов, кроме олимпийских.
____________________________
Отец Иоанн – личность сложная, неоднозначная, и уже поэтому интересная. Кто он? Новый посланник Всевышнего или ловкий интеллектуал-мошенник, заманивший в свои еретические сети не одну сотню доверчивых душ? Очень смущает тот факт, что вокруг него уже при жизни образовалась церковная организация (Церковь Божьей Матери державная), в которой практикуется раболепное преклонение перед ее духовным руководителем. Но давайте вспомним многочисленных индийских гуру с миллионами их поклонников. Давайте вспомним тибетское почитание земного учителя как воплощение Будды. Скажете, это все не в нашей традиции? Но что, что сегодня является традицией, когда-то было новацией. И любая традиция требует обновления, иначе мы никогда бы не вышли из пещеры. Я не собираюсь записываться в поклонники учения отца Иоанна, но его гонители мне отвратительны. Когда я сказала православному батюшке, что практикую йогу, он посмотрел на меня страшными глазами и сказал: «Это смертный грех! Вряд ли Вам удастся его отмолить». И это в ХХ1 веке в Санкт-Петербурге! Все-таки ортодоксам надо иногда открывать у себя в мозгу хотя бы форточку, чтобы выпустить затхлый воздух и впустить свежий. Книги отца Иоанна стали для меня именно таким глотком свежего воздуха, как в свое время – книги скандально известного Ошо Раджниша. Правда у каждого своя. Истина одна на всех, но ее никто не знает. Возможно, она встретит нас за гробом.
       «Мир, который описывает Элла, поэтически изумительно совершен. Осенние листья, плывущие по реке, созерцаемые ею поэтические натюрморты… Но этот экран, как бы ни был он прекрасен – увы-увы-увы – подлежит стиранию как вторичный, как испорченное нечто, как то, в чем нет наивысшего счастья и совершенной красоты.» - это собственные слова отца Иоанна о моей поэзии, которая, по его же словам, «дарует утешение»… Как понять этого человека?
       Я написала статью об отце Иоанне и отдала её Терезе. Это было осенью 2008-го. Не знаю, понравилось им мною написанное или нет, но от меня отстали. Как я думала, навсегда.
       Не тут-то было! Весной 2012-го года мне опять позвонила Тереза с той же просьбой: написать об отце Иоанне.
- Так я же уже написала! – удивилась я.
- Да, но сейчас отец Иоанн пишет совсем по-новому, мы издали несколько книг его новых стихов. Можно, я вам их привезу?
- Ладно, привозите, - все-таки этот человек продолжал меня интересовать.
       Тереза привезла мне книги и попросила написать статью, за которую они готовы заплатить мне, сколько я пожелаю. Я сказала, что ничего не обещаю, и деньги меня не интересуют. Почитаю, там видно будет. В дополнение к книгам Тереза присылала на мою электронную почту семинары отца Иоанна. В одной из книг, изданной в 2008-ом в Киеве, я обнаружила свою статью в виде предисловия. Не скрою, мне было приятно.
       Засела я за чтение новых стихов и статей отца Иоанна, и скоро ум мой стал заходить на разум. Отец Иоанн валил все в одну кучу: древние верования, античность, христианство, буддизм. Это был не синтез, а острый интеллектуальный салат. Или я уже слишком далеко ушла от мистицизма. Я побоялась, что если буду читать дальше, у меня реально поедет крыша. Одно меня восхищало: новые идеи сыпались из уст отца Иоанна, как перья из рваной подушки. Стихотворные его опыты по-прежнему казались мне далекими от поэзии, а вот в прозе он был просто великолепен. Я – совершенно искренне – посвятила ему два стихотворения, и в ответ мне были присланы заботливо отсканированные рукописные восторги отца Иоанна. Потом последовало его письмо с предложением приехать в Испанию, где он находился. А потом у меня начались ночные кошмары (ни до, ни после мне кошмары не снились). Мне снилось большое помещение со множеством людей. Я знала, что это – люди отца Иоанна. Он сам тоже был там, но на заднем плане. А его люди все время пытались меня убить – то уколоть шприцем с ядом, то задушить железной проволокой, то еще как-нибудь. Я отбивалась, расшвыривала убийц, прыгала в окно и… просыпалась в холодном поту. И хотя отче Иоанн писал мне нежные письма, называя меня крупнейшим поэтом современности, я поняла, что пора завязывать. Это был не мой мир, и кошмарные сновидения были предупреждающим знаком. И все же я не решалась прекратить отношения с этим человеком. Но вот последнее его письмо оказалось естественной чертой. Он писал: «Вам надо победить демона творчества. Вам надо взять в духовные наставники одного из наших старцев и делать то, что он скажет. Скажет – не писать, значит, не писать». Неужели этот человек так и не понял, что я не собираюсь становиться апологетом его весьма вычурной религии? Что я – одинокий волк, которому не нужны провожатые?
       Я знала, что от меня так просто не отвяжутся, и попросила Серёжу позвонить Терезе. Серёжа своим хорошо поставленным командным голосом убедительно попросил, а вернее, потребовал, чтобы его жену оставили в покое. Это подействовало столь же безотказно, сколь гильотина против головной боли.
       А спустя несколько месяцев, всуе набрав в Яндексе свое имя, я обнаружила вот такие слова отца Иоанна: «Настоящим поэтам присуща священная болезнь стихосложения. Мандельштам, Ахматова, Пастернак, Цветаева, Элла Крылова, Владимир Алейников… Лучшее, что было в антисталинском, антисоветском андеграунде, в благословенных сакрально-поэтических катакомбах – священная болезнь к поэтическому Олимпу, вынесенная высокими душами. Именно не земные, а высшие соображения при полном игнорировании рационально-дискурсивного расчета, голос наивысшей божественной духовности совести присущ настоящему поэту, который и становится настоящим поэтом ценой священной болезни – высшей поэтической любви».
        Пройдёт время, и отца Иоанна назовут великим мистиком рубежа веков. Мне жаль, что я не доросла до его прозрений и его любви. Возможно, его труды попали ко мне очень не вовремя. Ведь религиозный салат Ошо Раджниша мне очень нравился, почему же салат отца Иоанна оказался мне совсем не по вкусу? Утешусь тем, что осталась самой собою. И кто мне скажет, мало это или много?

                Москва, 2012