30. Он странно себя ведёт

Вторник раскидал кляксы повсюду. О них спотыкаюсь. Клиническая психология располагает ко сну. Преподаватель говорила почти шёпотом. Один однокурсник уснул: разгружает вагоны по ночам.
Выше четвёрки никому не поставят.  Учительница сказала, что на «пять» знают только педагоги. 
; Неужели, возможно по этому предмету знать всё?  ; спросил Мелодич у самого себя и конечно ему никто не ответил.  С комплексом отличника у нас трое. Ни я, ни мои друзья не входят в их число.
Утром позвонила Мерова. Сказала, вчера к главному редактору (её прошлого издательства) пришёл парень и потребовал статью обо мне, чтобы больше никто  и никогда не мог напечатать её. Отдали ли ему этот материал или нет, никто не знает. Меня коробит одно: кто он, мой защитник?
Дуся не знает. Главный редактор в бешенстве. Он посчитал, что этот человек ; друг Меровой и попросил его больше не приходить.
Мелодич выглядит отрешённым. Почти не разговариваем. Осень отправила в плавание все свои листья, и они замирают в воздухе.
Азей грызёт карандаш, пытаясь понять материал о Лесли Флинте, найденный в интернете. То и дело Меров посматривает на меня, раскладывая тяжёлые локти по парте. Перерыв. Обед. Буфет закрыт. С этого начались кляксы вторника.
В аудиторию зашёл…нет…  влетел, ; Приз. Не понимаю, фамилия или прозвище. Возможно: одно и другое. Сегодня он шероховатый. Таким его чувствую. Глянул на меня быстро и обледенело. Замёрзла от его появления. Не могу простить его за эту шишку. Хотя она проходит скорее, чем несколько дней назад. Не могу простить. Его или себя… не пойму. Глаза цвета его характера. Меняются. Наливаются  отсветами. Есть в нём медиумичное, сюрреалистичное. Однажды про меня так сказал Ониксов. Теперь эти слова можно отнести и к Призу.
Дикий лоб, волевой подбородок, крепкие уши, точёный нос, про глаза сказала, губы… не разглядывала, не знаю. Ещё чего не хватало, глядеть на губы его!
Глубокий и настырный. Хорошо, не поверхностный. Меня тянет к нему, к его лицу: корабль к маяку, луч к лестнице, цветок к саду…
 Хочется узнать о нём больше. Не желаю видеть его ледяные ответы: лица, поворота головы, кусачего безмолвия. Заведомо, его ледяные ответы ; ледяные. Чувствую это, как солнце, проникающее в душу.
Рысь. Похож на рысь. Никогда прежде меня никто так не интересовал. Это влечение  ; предательство по отношению к себе.
Суматоха былого выглядит разноцветными шарами в пространстве небес. Сейчас ; твёрдое настоящее ; дотронься: ни отметины, ни невидимого следа. Лишь он и осенняя я: чересчурно тонкий листок, всегда белый и скрывающий все свои тайны.
Выплывает желание написать тому, кто подписывается Мир. Ему, как  миру. Всему миру, где я  ; любовь, его глаза. Подумаю над этим, мысленно приподнимаю  камень и кладу под него письмо, а вокруг  ; листья, листья…
Пишу, а он, смотрящий на меня едко солёным взором, одет в камышовую куртку. Будто забежал, проходя мимо, и ведь действительно забежал. Он притягивает меня внешне. Внешне и только. Так я говорю себе.
Он не поливает себя одеколоном и всегда выглядит естественным, не напускным.
В его взгляде на меня суетится нечто пламенное, мной неизученное. Словно я чего-то не знаю, а должна догадываться.
И все фонари вспыхивают, а затем гаснут, когда наши глаза встречаются.
Вот он смеётся. Рядом девушка с галёрки. Она терпеть меня не может. И мне кажется, смеются они надо мной. Я зарываю пальцы в волосы и сосредотачиваюсь на том, что пишу в своём дневнике, но спустя несколько мгновений оборачиваюсь на него. О, небо! Я натыкаюсь на его вопросительные  глаза и вскакиваю с места, вспоминая, как он сказал про моих призраков и телевизор. Порывисто, спонтанно, точно он ; ядовитая змея, которая может укусить.
Вылетаю из аудитории, но не хлопаю дверью, а прикрываю её нежно, чересчурно нежно. Хлопает дверью мой папа, а я не могу быть в него.
Перерыв продолжается. Я захожу в пустую аудиторию. Сажусь, чтобы написать на желтоватом листке важное для меня ; о том, что я к нему чувствую. Совсем недавно он был видением. Теперь он настоящий. Вот он ; настоящий, в двух шагах от меня  и ненавидит меня, так как думает, что я обманываю про призраков и тому подобном… а сам! Хорошо, что учится не смежном факультете. Хорошо, что я не пошла на астрономический. Плохо, что не пошла на астрономический. Там есть отделение астрологии, где изучают натальные карты,  мне бы хотелось начать в этом разбираться.
После того, как выскочила из аудитории после его взгляда, написала три слова: чувствую себя птицей. И мне захотелось увидеть его снова. Это непреодолимо. Хорошо, что он не заходит к нам в класс чаще. Рядом с ним я ощущаю себя призраком, невидимкой, исписанным листом, символами, которые никто не может распознать.
Наверно, если бы он учился со мной в монастыре, постоянно бы смеяля на меня  был заодно со всеми этими девчонками. А я ещё про него думаю. Как бы не так! Буду с этим бороться! Если видение меня так обмануло, я смогу забыть о нём.  К тому же мне он виделся в васильковой рубашке, а у него такой нет. Может, у него есть добрый и немой брат-близнец?
Улыбается так, словно знает обо мне всё. Сложно рядом с ним. Но хочу узнать почему, почему он такой!
Даже топнула ногой, чтобы не начинать жалеть себя, сидя посередине пустой аудитории, как вдруг дверь распахнулась, и в класс зашёл он. И он знал, что я здесь! Откуда? У кого-то спросил? Кто мог ему рассказать, что обычно, когда буфет закрыт я сижу в это время здесь одна?
Удивилась, но со скамьи не встала. Чувствовала себя скалой, у которой где-то совсем близко бьётся скалистое, нежное  сердце, готовое вылететь на морские просторы. Вот почему я сравниваю себя с птицей, из-за сердца.
Он притворил дверь за собой и сел за первую парту следующего ряда. Между нами ряд, гневные слова, моя шишка, его противоречивые взгляды и все фонари.
Молча. Его лицо серьёзное и задумчивое. Изумлёно наблюдая за ним,  я выронила ручку и поспешно нырнула за ней под парту. Выловив её, я вернулась к прежней позе, стараясь делать вид, что не замечаю его.
Решила продолжить писать про птицу. Было в этом что-то сахарное и восприимчивое ; писать о нём.
Сидит и смотрит на свои руки, замыкающие кольцо на парте. Неожиданно встаёт и выходит из аудитории. Дверью не хлопает. Лучше бы хлопнул! Звук хлопающей двери скорее вернул бы меня к реальности: он ушёл, а я понимала, что он как будто остался.