Историческая наука и патриотическая риторика

                (Программные положения Федора Кисселя)

        Своеобразный и крайне интересный научно-культурологический феномен так называемой отечественной провинциальной историографии, берущей свое начало еще во второй половине XVIII века, но приобретший намного более широкое и интенсивное распространение позднее, в первой половине века XIX-го, достигнув даже некоторой степени общественной значимости, активно привлекает в последнее время всё более пристальное внимание современных ученых-историков, специализирующихся в сфере изучения процессов, связанных с бытовым укладом жизни той или иной эпохи и с общим контекстом такого перспективного научного направления, как изучение истории повседневности [1–2]. В рамках этого раздела исторической науки сделано уже достаточное многое: в частности, возращен из незаслуженного забвения целый ряд имен неутомимых энтузиастов своего дела, историографов-дилетантов, бескорыстно и увлеченно отдававших свои силы благородному делу популяризации знаний об истории и культуре своего края, о знаковых вехах в судьбе как прославленных соотечественников, так и гораздо менее известных, но зачастую ничуть не менее достойных внимания и изучения земляков, имеющих несомненное право на благодарную и признательную память их отдаленных потомков и наследников.

        В достаточно длинном ряду таких скромных и отнюдь не знаменитых, однако от того ничуть не менее заслуживающих исследовательского внимания людей, являвшихся в свое время энергичными местными деятелями на поприще провинциальной историографии, видное место занимает преподаватель истории и географии Угличскго уездного училища Федор Харитонович Киссель (1808–1852) – яркий и во многом характерный представитель плеяды русских «уездных историков» 1840-х годов [3–5].      
       
        По достоверными свидетельствам близко знавших его современников, Кисель обладал многогранными и разнообразными талантами, отличался большой личной энергией и целенаправленно стремился играть активную роль в жизни Углича [6]. Не желая ограничивать круг своих занятий простым исполнением преподавательских обязанностей, он по личной инициативе предлагал свое сотрудничество нескольким периодическим журнальным изданиям, созвучным ему по направлению и общему духу, в частности – журналу «Москвитянин», с политическими идеями и мировоззренческими установками руководителей редакции которого, профессоров императорского Московского университета М. П. Погодина и С. П. Шевырева, он был во многом солидарен и единомышлен [7–8]. Однако в качестве главного покровителя провинциального учителя выступил его высокопоставленный начальник – попечитель Московского учебного округа граф С. Г. Строганов. И отнюдь не случайно именно с лестным посвящением сановному вельможе вышла в свет написанная Киселем «История города Углича» – первый по времени своего появления документальный памятник местной историографии, досконально изученной и выразительно изложенной Кисселем для наставления соотечественников, и в особенности представителей юного подрастающего поколения, в незыблемых ценностях отчизнолюбия, патриотизма и горячей приверженности истории родного края [9]. К счастью, официальный характер служебных отношений между рядовым подчиненным и высокопоставленным начальником не помешал установлению между ними вполне благоприятных личных отношений. 

        Благодаря всем этим обстоятельствам идеологическая солидарность Кисселя с влиятельными адептами правительственной доктрины, получившей впоследствии ироническое наименование «теории официальной народности» [10], четко прослеживается в еще одном программном и принципиальном для Кисселя труде, имевшем не только научно-историческое, но и общественно-публицистическое значение и звучание, – в изданном отдельной брошюрой в декабре 1842 года обстоятельном теоретическом рассуждении «Значение истории в отношении влияния ее на нравственность человека». В полном соответствии с опорными положениями правительственного указания о необходимости воспитания юношества в соединенном духе православия, самодержавия и народности, Киссель интерпретирует первоначальный этап истории формирования на прочной славянской основе могущественного Русского государства как наглядное осуществление и органичное воплощение этой тройственной формулы: «Хорошо, что нравственная жизнь славян была всегда крепка, хорошо, что душа этой жизни – святая вера – укрепила, возвеличила, святила ее своею благодатию и сделала ее недоступною для всех возможных ударов рока; хорошо, что сердце этой жизни – князь и (после) царь – услаждали, одобряли и возвеличивали эту народную жизнь Руси. Иначе, – без этих условий, – может быть, мы и не назывались бы сладостным именем – русских» [11, с. 11].

        Даже сам процесс выработки народной самобытности и становления на ее основе державной государственности древней Руси предстает в рассуждении Кисселя в провиденциальном свете предопределения свыше, волею божественных сил, всегда явно благоприятствовавших христианизировавшимся народам: «Святая вера, как кроткая мать и мудрая наставница, соединила их под свой покров, собрала их в одну школу – святую Церковь – и дала им первые благодетельные уроки; обуздала их кровавые игры; влила им в душу сладостное и дотоле неведомое чувство – небесную любовь» [11, с. 9].

        В таком идеологическом контексте, тесно взаимоувязывающем религиозное благочестие и политическое верноподданничество, патриотическая риторика рассуждения Кисселя закономерно возвышалась до акцентированного монархического пафоса, и он обращался к своей умозрительной аудитории с лоялистским и сервилистским тезисом о том, что «счастие наше состоит не в исполнении бесконечных прихотей, желаний и страстей, которые более нас мучат, чем радуют; но в исполнении законов божеских и царских – по чистой совести и крайнему разумению» [11, с. 33]. Патетика и пафос Кисселя, следуя не только риторической интенции, но в еще большей степени заданной идеологической программе, доходят, по сути дела, до отождествления одинаковой меры значимости религиозно-ортодоксального и самодержавно-государственного компонентов в исторической судьбе народа, населяющего Российскую империю, мирно благоденствующую по скипетром династии Романовых: «Возможно ли теперь не чувствовать нашего счастия? Кто ж его не чувствует, не наслаждается им и не благодарит Бога и царя, тот неблагодарный и не стоит милостей и благодеяний, которыми осыпают нас Бог и государь!» [11, с. 17]. Сам история служит, по мнению Кисселя, лучшим доказательством благодетельности монархического начала государственного устройства, и, сделав краткий экскурс в драматическое прошлое доромановской Руси, Кисель патетически восклицает о том, «какую радость ощущаем, когда опомнимся от чтения кровавых ужасов и увидим себя и свои семейства в мире, спокойствии и счастии, хранимые державною рукою мудрого царя» [11, с. 21].

        Политическое устройство России видится Кисселю в духе органицистской метафоры как идеальное осуществление государственной гармонии и порядка: «Закон в государстве – что душа в теле: всё оживляет, всем располагает и движет всеми его силами и средствами к общему благоденствию. Государь – как сердце – сочувствует всему и болеет обо всех; живет жизнию народа и жизнь радостную дает народу» [11, с. 26]. А итоговый аккорд публицистической брошюры киселя о том, что «и нет, и не было, и не будет под солнцем другого царства, подобного нашему Отечеству!» [11, с. 41], как нельзя яснее и прямолинейнее отвечал тому идеологическому заказу, которым было инспирировано его программное рассуждение, имевшее стратегической целью прославление и оправдание существующего порядка вещей – увы, довольно-таки далекого от объективной картины действительности крепостной дореформенной России.      

                Литература

    1.  Бердинских В. А.  Уездные историки: Русская провинциальная историография. – М.: Новое лит. обозрение, 2003. – 528 с.
    2.  Боярченков В. Б.  Историки-федералисты: Концепция местной истории в русской мысли 20–70-х годов XIX века. – СПб.: Дм. Буланин, 2005. – 256 с.
    3.  Горстка А. Н.  Киссель Федор Харитонович: [Электронный документ]. URL: http://www.yaroslavskiy-kray.com/740/kissel-f-kh.html
    4.  Будников А. В.  Федор Кисель – автор первой книги об Угличе: [Электронный документ]. URL: http://uglich.ru/news/?newsid=4840 
    5.  Ярославский краевед Федор Кисель: [Электронный документ]. URL: http://yarportal.ru/topic627424s15.html
    6.  Серебренников Н. В.  Из воспоминаний о Ф. Х. Кисселе в «Дневнике»: [Электронный документ]. URL: http://prouglich.ru/wiki
    7.  Ширинянц А. А.  Русский хранитель: Политический консерватизм М. П. Погодина. – М.: Русскiй миръ, 2008. – 416 с.
    8.  Ратников К. В.  Роль С. П. Шевырева в развитии русской науки, литературы и журналистики. – Челябинск: Репринт, 2008. – 384 с.
    9.  Киссель Ф. Х.  История города Углича. – М.: Медиа, 2012. – 426 с. 
    10. Шевченко М. М.  Понятие «теория официальной народности» и изучение внутренней политики императора Николая I // Вестник МГУ. Сер. 8. История. – 2002. – № 4. – С. 89–104. 
    11.  Киссель Ф. Х.  Значение истории в отношении влияния ее на нравственность человека. – Углич: Угличское родословно-краеведческое общество им. Ф. Х. Кисселя, 2013. – 56 с.

         Февраль 2015