Дарио и Фабио

(в соавторстве с Лейлой Аскаровой)

Дарио открыл ставни, полил свои любимые кактусы и включил радио. Приятный женский голос вещал о погоде, небольших пробках и о "Мане", его детище, его мечте, его салоне красоты. Фасад здания был яркий, но лаконичный, никаких лишних деталей, всё, как он любил. А любил он чёткие линии, стройные образы и минималистичные объекты. Дарио был мастером строгих стрижек. Никаких рваных чёлок и каскадов, никаких назойливых завивок и фейковых кудрей, никаких омбре и мелирований. Только ровные гладкие пряди, завораживающие своим блеском и простотой. Прошло всего несколько месяцев, а он уже собрал свою клиентуру. Люди хвалили его педантичность, обязательность и мастерство. Он любил своё дело, любил приходить в салон самым первым, слушать старые пластинки и пить чёрный кофе на крыльце салона. И его почти можно было считать самым счастливым человеком в городе, если бы не оно, это несуразное заведение.

Чёртов идиот открылся прямо напротив и то ли в шутку, то ли из-за чрезмерной дурости назвался "Моне". Он ничего не соображал в импрессионизме, созвучность французских фамилий показалась ему забавной, и этого хватило, чтобы на одной миланской улице появилось две парикмахерских с разницей в одну букву. Дарио сжал кулаки, закрыл глаза и глубоко вздохнул. "Этот идиот не стоит твоих нервов, этот идиот не стоит твоих нервов. А где, кстати, этот идиот?". Хозяина "Моне" не было уже полдня.

Фабио всегда являлся, когда хотел. Казалось бы, отсутствие чёткого графика работы должно отпугивать клиентуру, но нет, даже необязательность играла в его пользу, превращая обычного оболтуса в капризного творца, не желавшего работать без вдохновения.

Фабио смотрел на каждую голову как на объект, который можно и нужно кардинально переделать и улучшить. Над своими волосами он тоже постоянно ставил какие-то эксперименты, то носил ирокез, то налакированный гребень, то выбривал всякие затейливые узоры, а то и вовсе производил на голове неописуемую дикую ассиметрию всех цветов радуги.

Даже когда клиент просил сделать “просто немножко покороче”, он усаживал его в кресло, досадливо щурился, оглядывая причёску, а после начинал подбивать человека на разные непотребства.

- А почему бы тебе не покрасить волосы в белый цвет, а на затылке пробрить узор? Так ты будешь гораздо ярче, поверь моему опыту.

И ведь добивался своего. Самые нелепые доводы звучали из его уст столь убедительно, что даже солидные пожилые дамы терялись, впадали в ступор и выходили из салона с какими-нибудь ярко оранжевыми кудряшками.

Впрочем, пожилых людей к нему приходило немного, они гораздо охотней шли к Дарио, а вот молодёжь, желающая выкинуть что-нибудь этакое, дабы поразить своё окружение, часто атаковала его салон. Толпа юношей и девушек ожидала непунктуального Фабио у крыльца, надеясь, что он сотворит с их причёской нечто невероятное. И он творил.

Не так давно все окрестные зеваки наблюдали самый настоящий скандал. Не в меру горячий папа одной девушки-южанки прибежал в салон и накинулся на Фабио, за то, что он изуродовал его дочь.

Справедливости ради, папе было от чего потерять голову, ведь любимая дочурка пришла домой обритая наголо, лишь на глаза свисала длинная чёлка зелёного цвета.

Скандалиста держали под обе руки, а Фабио экспрессивно размахивал ножницами в воздухе, со словами:

- Эй, папаша, успокойся, я тут причём? Твоя дочурка сама хотела такую стрижку.

Но папа не унимался, кричал гневной скороговоркой и так сверкал глазами, что казалось, мог спалить взглядом и Фабио и всё его заведение.

Когда речь вдруг заходила о Дарио, Фабио лишь брезгливо фыркал, и говорил, что Дарио - жалкий ремесленник, а если кто-то из постоянных клиентов, вдруг переходил к сопернику, он заявлял, что с тем же успехом, этот человек мог купить машинку для стрижки волос .

- Я творец – заявлял он, распалившись - я к каждой причёске отношусь как к единственному и неповторимому арт-объекту, волосы для меня не просто то, что нужно состричь, это мой холст, голова - мольберт, ножницы – кисть. Я понятия не имею, что это за старики Мане и Моне, что они там рисовали сто лет назад, я делаю искусство сам и сейчас. Этот болван Дарио выучил несколько самых банальных образцов и стрижёт по ним, будто деревянные болванки на станке вырезает. Из моего салона выходят личностью, а из его стадом. Даже машинка для стрижки креативней Дарио, у неё хотя бы есть разные насадки.

Увидев друг друга на крыльце, они обычно принимали саркастическое выражение лица, демонстративно разворачивались и расходились по своим парикмахерским.

Когда Фабио выкуривал джойнт, он, для смеха начинал задирать Дарио, выкрикивая:

- Что, лесоруб, много сегодня болванок настрогал?

Дарио обычно не вступал в пререкания, иногда выдавливал из себя что-нибудь вроде: “Посмотрите на этого идиота с петушиным гребнем” и удалялся.

Постоянные обитатели окрестных кафешек, продавцы магазинчиков, давно знали об антагонизме двух парикмахеров и всегда забавлялись подобным сценам.

- Видели, как надулся Дарио?

- Ещё бы, Фабио опять его поддел.

- Да этот Фабио дурак, а Дарио такой приятный воспитанный человек.

- Мне больше Фабио нравится, он простой и дерзкий парень, а Дарио какой-то мутный сноб.

В таких разговорах окружающие коротали рабочие дни, а Дарио и Фабио стригли, каждый по-своему, убеждённые в своей правоте и чувстве прекрасного.

И вот, сегодня Фабио не пришёл вообще. И завтра тоже не пришёл, и послезавтра. Подростки, пришедшие подстричься у Фабио, неприкаянно слонялись под окнами, так и не дождавшись, махали рукой и заходили к Дарио.

Тут бы ему и порадоваться, но удивительно, никакой радости Дарио не ощущал. Он уже успел привыкнуть к этому назойливому соперничеству, хоть и вздыхал, сжимал кулаки в досаде, оно заставляло его работать на пике своих умений. А сейчас всё казалось каким-то скучным, Дарио замечал, что работает кое-как.

А потом пролетел слух, что Фабио сбила машина, и он лежит сейчас в больнице, с серьёзными травмами, и никто к нему не ходит, потому что родни в Милане у него нет. Знакомые подшучивали над Дарио, не он ли был за рулём.

Дарио молча хмурился, или тихонько ворчал, что над такими вещами не шутят. А через несколько дней выяснил, в какой больнице находится Фабио, и отправился туда. Он долго расспрашивал врача, о его состоянии, и когда выяснилось, что Фабио повезло и его травмы не столь опасны, Дарио облегчённо вздохнул, протянул врачу пакет с апельсинами и пошёл на выход.

- А к больному разве не зайдётё? – удивлённо спросил врач.

- Нет, думаю, что это лишнее, пусть отдыхает.

- Что ему сказать, от кого апельсины?

- Скажите, что от коллеги по работе – глухо ответил Дарио и с лёгким чувством зашагал к выходу. Можно было ещё какое-то время отдохнуть, послушать любимые пластинки, а потом вернётся Фабио, и он соберёт всё своё умение, чтобы в сравнении с его замысловатой кричащей безвкусицей, стрижки стали ещё изящнее, ещё классичнее, ещё проще.