Именем Космоса. Часть 1. Глава 10

Глава X


– Возвращаться – самоубийство! На тех, кто вернулся с Тиргмы, смотрят как на завербованных СГБ. Особенно если они ходят в «чистеньких». А ты к тому же под наблюдением – и у Кильрата, и у Капитана.

Чиль стоял посреди кабинета. Этот спор продолжался битый час, но сдвигов не намечалось.

– Завербованный – это не обо мне. – Майран сидел в кресле, положив ладони на подлокотники, и его спокойствие приводило Чиля в отчаяние. – Я не сбежал, значит, Кильрат не сможет заявить, что мне устроила побег СГБ. Меня вытащил отсюда Капитан. И почему я здесь оказался, Капитан знает.

Чиль только покачал головой.

Остаток вчерашнего дня и сегодняшнее утро они обсуждали работу Майрана на Терции. Ночь оба провели без сна. Майран – сначала у инструкторов, потом у медикологов Гепарда; Чиль – в тяжёлых размышлениях. В нём крепло ощущение, что это возвращение означает гибель. К тому же, несмотря на заверения Рльесса, задержать Сайтара до сих пор не удалось. Он словно канул в Чёрную Дыру.

Но заставить Майрана отказаться от возвращения в группировку было трудно. Остаться на Терции для него означало хотя бы издали наблюдать за развитием событий вокруг Аниоты.

И вот перед Чилем снова стоял выбор – страшный выбор! Однажды в подобной ситуации он уже склонился в сторону долга, и в результате не стало Игоря Ледостаева, но вместе с ним – Горгоны, мелкой, но злобной пиратской группировки. Теперь ситуация повторялась. Только ставка оказывалась выше. Терция и Юнседа были крупнейшими группировками Галактики, и речь шла о том, чтобы спасти от посягательств пиратов-промышленников целую планету.

– Мне надо уйти, Чиль. Понимаешь? Надо.

– Нельзя. Тебе просто нельзя уходить.

– Да пойми ты! Я не могу бросить то, что, кажется, начал.

Мгновение Чиль молчал, сопротивляясь его словам.

– Ты о Капитане?

– Да.

Чиль кивнул. Что ж, отговаривать бесполезно.

Майран улыбнулся:

– Опасность, которая мне грозит, не больше, чем всегда. Кильрат не посмеет меня тронуть.

– Ты слишком веришь в покровительство Капитана.

– Нет, не в это. Если его имя каким-то образом укрепит моё положение в группировке – хорошо. Но рассчитывать на это я не стану. Почему на занятиях нам ничего не говорили о прошлом Капитана? Кто он, Чиль? Откуда взялся?

– Из ниоткуда. О нём ничего не известно.

– Ничего? И имени?

– В том числе. Наши сведения о нём – от пленных пиратов, пиратов-перебежчиков и Гепардов, непосредственно работающих на Терции. Если уж ты не смог узнать что-то...

– Не смог. Масса сплетен и ничего достоверного. Только...

– Что? – быстро спросил Чиль.

– Имя. Да, Чиль. Может быть, не настоящее, а первое попавшееся. Но мне почему-то кажется, Капитан не лгал, когда назвал его.

– И это имя?..

– Даргол.

– Обретённый... – прошептал Чиль.

– Что?

Чиль со вздохом присел в кресло напротив Майрана.

– Это имя – лауркское, – сказал он. – В переводе с одного из наших древних языков – онтакто – Даргол означает обретённый, вернувшийся. Но есть и другое значение: Космос, Вселенная, всё мироздание. Это в переводе с другого древнего языка – лимайо. По сути, оба эти значения можно свести в одном. Первую половину жизни, пока лаурк ещё недостаточно развит духовно, он постигает Космос посредством техники, а потом, обретая духовную силу, возвращается к себе истинному и к Космосу посредством души. Понимаешь? Даргол – обретший себя, то есть вернувшийся в Космос.

– Как интересно! – пробормотал Майран.

Чиль пожал плечами:

– Это не настоящее его имя.

– Не понимаю! Почему такой вывод?

– Он назвался... ну, позагадочнее, что ли.

– Не может быть!

– Почему? Кому он так представился?

– Фарите. Девушке-исследовательнице с Аниоты.

Чиль взглянул на Майрана почти с состраданием:

– Майран!

– Почему ты не веришь ему, Чиль?

– Да разве можно верить главарю? Почему ты ему веришь?

Майран сжал кулаки. Он встал и ушёл к окну, долго стоял, глядя вниз на деревья.

– Не знаю. Наверно, я в самом деле ослеп немного, когда он вытащил меня из фолкома. И ты, конечно, прав. А если так... Чёрт! – прошептал он. – Что же я дурака-то валяю! Чиль, у меня к тебе просьба, правда, уже не личная. Надо установить охрану Фарите. Такую, как маме. А вместе с ней и Аифаш, её сестре. Пираты могут ими заинтересоваться.

– Ты не глядишь в глаза.

Майран сжал зубы:

– Да! Потому что перешагиваю через себя. Не верю я – ну не верю! – что Капитан причинит им зло! Но других доводов, кроме этого ощущения, у меня нет. Ты прав, конечно: нельзя слепо верить Капитану.

– Но хочется.

– Да. Хочется не ошибиться.

– Когда я спросил, насколько рискуют девушки-исследовательницы с Аниоты, ты сказал...

– Именно поэтому и сказал, что хочу ему верить. И, признаться, Чиль, я думал, что, как лаурк, ты меня поддержишь.

– Даже лаурку, чтобы понять человека, надо с ним встретиться. А я его не видел, и то, что знаю о нём, говорит далеко не в его пользу. Да, нам дано в большей мере, чем представителям других цивилизаций, понимать, что происходит в душе у человека. Но мы чётко разграничиваем доверие и легковерность. Ты можешь поручиться, что этот Капитан стал главарём не потому, что умеет располагать к себе своим честным взглядом и всепроникающей искренностью?

Майран молчал. Потом покачал головой.

– Ты прав, Чиль. Пожалуй, это хорошо, что я попал на Тиргму, встретился с тобой. Хорошо, что именно сейчас, пока не успел наделать ошибок. Ты немного отрезвил меня.

Чиль перешёл к своему столу, стал разбирать какие-то документы. В душе Майрана рушились помимо воли создавшиеся там хрустальные мосты, и не надо было смотреть на него сейчас.

– Ты не привёз с собой на Тиргму гитару? – спросил Майран хрипло.

Чиль покачал головой. Но подумал и указал кивком на встроенный шкаф в углу кабинета. Майран подошёл, открыл дверцы. И бережно достал покрытую тёмным лаком шестиструнку. Присел на подлокотник кресла. Тронул пальцами струны.

– Откуда она, Чиль?

– Это гитара Рльесса.

– Он играет на гитаре? Гзантубрианин?

– Ничто не ограничивает возможностей человека, кроме лени.

Майран взял несколько аккордов, прошёлся пальцами по всем струнам.

– Великий Космос! – прошептал он.

И запел:



Почему прощанье – всех путей начало?

Эй, на Олимпе, несправедливы вы!

Мы, дети дальних странствий – а это так немало! –

От горьких расставаний начать свой путь должны.

Эй вы, там, на Олимпе! Над вами мы смеёмся:

Придумали разлуку, чтоб нас остановить!

Как это ни печально, мы всё же расстаёмся,

Свои пути-дороги успели полюбить.

Мы – летописцы века.

Вперёд, на зов Пространства!

На привязи не держат корабли.

Звезда далёких странствий

Пока что не погасла –

Мы снова улетаем от Земли.



Почему разлука – спутница дороги?

Эй, на Олимпе, нас тем не испугать!

По Космосу скитаясь, мы обретаем много,

Хоть многое порою приходится терять.

Эй вы, там, на Олимпе! Ведь мы – простые люди,

И всё-таки подняться сумели выше вас.

В любом конце Пространства надеяться мы будем,

Что вслед за расставаньем ждут снова встречи нас.

Мы – летописцы века.

Вперёд, на зов Пространства!

На привязи не держат корабли.

Звезда далёких странствий

Пока что не погасла –

Мы снова улетаем от Земли.



– Откуда такое взялось? – не без удивления спросил Чиль. – Я думал, что знаю все твои песни.

– Это «Гимн прощанья».

– Но откуда?

– Оттуда, – усмехнулся Майран.

– У тебя на «Сине» припрятана гитара?

– Гитары нет. Только песня есть.

– Ты пиратский бард?

– Петь такое пиратам? – Майрана передёрнуло. – Ты слышал их песни? «Ах, я такой никем не понятый, страдалец совсем разнесчастный; вы там себе живёте, а я тут, изгнанник неприкаянный, мучаюсь!» Жуть. Но такое там в основном и идёт на «ура». Чем петь такое – уж лучше помалкивать.

– Ты ни разу не сбился, пока играл.

– Я проигрывал её много раз, мысленно, когда надо было отвлечься. Знаешь, очень помогает.

Майран отставил гитару. Чиль хотел что-то сказать, но сдержался.

– Чиль, что ты?

– Сайтара не поймали.

– Я знаю.

– Если он вернётся в группировку, то провалит тебя с головой.

– Но пока он не вернулся, я буду работать. У него плохой корабль, и рвануть сразу на Терцию он не может, а пока подыщет и угонит другой – его, возможно, задержат.

– Возможно! – повторил Чиль. – Нельзя полагаться на «возможно»!

– Чиль, если он вернётся на Терцию, я сразу уйду. Обещаю.

– Если сможешь.

– Уйти, оборвав всё, довольно легко. Да и потом, Чиль, хоть отпускай меня, хоть нет, но Капитан всё равно прилетит за мной. И не выдать меня ты не сможешь. Разве что разворачивать крупную военную операцию. Зачем? Я знаю, Чиль, какие неприятности у тебя будут за то, что ты меня отпускаешь, но...

– Майран, во имя Звёзд! Хоть этим не забивай себе голову! Что эти неприятности по сравнению...

– Ты в самом деле считаешь, что если я уйду – то погибну?

Чиль покачал головой:

– Главное, чтобы ты так не считал. Спой мне свой гимн ещё раз. Я хочу запомнить.

Майран взял гитару и, подвинув на столе информокарты, присел на его край. Провёл по струнам, и, как бы отвечая на этот звук, засигналил видеофон. Майран оглянулся на него через плечо и со вздохом перебрался в кресло позади экрана.

Чиль ответил на вызов. На экране был Рльесс.

– Чиль, спешу вас «порадовать», – сообщил он. – На связь с Тивером вышел некто, представившийся главарём группировки Терция Капитаном. Он заявил, что в его руках группа заложников, которых он готов обменять на троих членов своей группировки. Имена называть?

– Сайтар, Лейтэн, Майран?

– Конечно. Насчёт первых двоих вопрос сейчас снимется: как только удостоверимся, что это действительно главарь Терции, передадим ему вчерашнее заявление в розыск. Но третьего, Майрана, придётся отдавать.

Чиль взглянул на Майрана и на миг прикрыл глаза.

– Да, Рльесс. Сколько у нас времени?

– Час-полтора.

– Хорошо. Обмен пленными состоится где?

– Как договоримся. Но скорее всего, где-нибудь в Космосе, где укажут пираты. Этот Капитан осторожный и рисковать не станет.

– Ещё вопрос, Рльесс. Кто в заложниках?

– Четверо исследователей. Подробности пока неизвестны.

– Спасибо, Рльесс. Держите меня в курсе дела.

Чиль отключил видеофон и взглянул на Майрана.

– Что ж, обещание вытащить тебя с Тиргмы Капитан держит. Так что там с песней, Майран?

Майран упёрся подбородком в корпус гитары, которую держал на коленях.

– Зачем так надо, Чиль? Мы согласны рисковать сами, но почему из-за этого должны страдать наши близкие – друзья и... и матери. Зачем?

– А-клаи'но, Майран. На этом стоит жизнь. Пой.



...Он давно ждал этого дня и, кажется, сегодня ему наконец повезло. Неизвестно, сколько ещё пришлось бы ждать, если бы не случай. Плохо сработала антиметеоритная защита. Герметичность купола, где Вожак содержался уже тринадцать лет, была нарушена, и его вместе с другими негодяями перевели сюда, прямо Володе под руку.

Это была фантастическая удача!

Чего стоило Володе попасть на службу в Тивер, не знал никто. Он не говорил об истинных причинах своего выбора места службы даже лучшему другу, почти брату. Наверняка тот знал, но не заводил об этом разговора, и Володя был ему за это благодарен.

Шесть лет понадобилось Володе, чтобы узнать, где содержится Вожак, а уж попасть в нужный купол на дежурства и вовсе казалось неосуществимым. На Тиргме следили за безопасностью пленных. Но Володя умел ждать.

Мысли, что будет потом, не слишком беспокоили его. Выгонят из Тивера? Из СГБ? Запрут на этой же самой Тиргме? Это – неважно.

Он тщательно изготовил фальшивые приказ и пропуск на Вожака, чтобы было основание пройти за пленным, сунул в рукав прибор, предназначенный для отключения защиты в дверях отсека – рассчитывать, что её отключит часовой, было нельзя, часовой не даст совершить самосуд. Скорее всего, это будет знакомый – сколько времени проработали рука об руку, и спровадить знакомца оказалось бы несложно. Но это означало бы подставить его. Значит, придётся прибегать к силе – но пусть. Володя проверил плазмер, чтобы в решающий момент не произошло заминки. Ну а теперь...

Володя включил свой пропуск и вошёл в узкий прозрачный коридор.

Исполнить задуманное ему помешало собственное слабодушие. Когда часовой повернулся, чтобы открыть дверь, Володя не решился нанести ему достаточно сильный удар по голове. Тот потерял сознание лишь на мгновение, а в следующий миг, очнувшись и поняв, что происходит, дотянулся до сигнальной кнопки и поднял тревогу.

Взвыла сирена, и дверь не захлопнулась лишь потому, что Володя был уже внутри отсека. Он рванул из-за спины плазмер на глазах у онемевшего от неожиданности Вожака, когда сзади ему на руки бросился часовой.

– Ты спятил, Клён?! Это пленный! Пленный!

Володя ещё пытался высвободиться, но уже понимал, что поздно. Он не смог. Не сумел. Он упустил шанс, которого добивался почти всю сознательную жизнь. Ярость вскипела в нём, он рванулся и сбросил со своих рук часового, но в отсек уже ворвались подоспевшие по тревоге тиверцы.

Володю схватили и сжали так, что он с трудом продохнул. Он помотал головой и поднял взгляд на пирата.

– Моё имя Владимир Клён, мерзавец. Семнадцать лет назад ты расправился с моими отцом и матерью. Запомни моё лицо и имя. Потому что я убью тебя. На Тиргме мне тебя уже не достать. Но и ты не вечно будешь на Тиргме. Рано или поздно ты сбежишь. Другие не могут этого, а ты сможешь – потому что я так хочу. И тогда я тебя встречу. Я найду тебя на краю Вселенной, под землёй, в Чёрной Дыре. Ты в безопасности, только пока находишься на Тиргме. И лучше здесь и оставайся. Ты понял меня, сволочь?



Майран отложил гитару.

– Знаешь, Чиль... Есть ещё одна песня, – он смущённо покосился на гитару. – Но не обыгранная. Я примерно представляю, как она должна прозвучать. Но, кажется, времени на неё уже не остаётся.

Как бы подтверждая его слова, снова засигналил видеофон. Чиль ответил. На экране был Рльесс.

– Чиль, я понимаю, что сейчас это некстати, но я к вам с просьбой.

– Я слушаю! – сказал Чиль встревоженно.

– На Тиргме произошло ЧП. Один из наших ребят, тиверец, совершил покушение на убийство пленного. Это преступление тяжёлое и карается соответственно. Но когда мы стали разбираться, выяснилось нечто такое, что оправдывает тиверца. Нашей вины в произошедшем, кажется, больше, чем его. Чиль, помогите мне. Я – гзантубрианин и не слишком-то чувствую землян. Вы, лаурки, понимаете всех.

Чиль взглянул на Майрана, думая, есть ли у них время для этого разговора. Майран кивнул.

– Где он сейчас? – спросил Чиль.

– Под арестом.

– Кто он?

– Его имя Владимир Клён.

– Клён? – переспросил Чиль, владевший русским языком.

Рльесс чуть улыбнулся:

– Я слышал, как земляне, бывшие в его группе, шутили о нём: «Красив, как берёза, строен, как рябина, как дуб силён, а всего-то Клён».

– Значит, его здесь любят?

– Он всегда производил впечатление человека открытого. Если говорить прямо, от него я ожидал подобного шага ещё меньше, чем от любого другого.

– Но вы сказали, Рльесс, что вашей вины в произошедшем больше, чем его. Почему?

– Оказалось, что для поступления в Тивер он подделал свои документы.

– Значит, у него здесь... – начал догадываться Чиль.

– Да, у него оказались личные счёты с одним из заключённых. А мы это просмотрели.

– И он мстил? За что?

– Этот пират был палачом его родителей. Оказалось, вырос Володя сиротой, с прабабушкой, убеждённой, что случайно оставшийся в живых правнук – наказание всей её старости и лучше бы...

– И об этом стало известно только сейчас?

– Да. Володя не запирался и рассказал обо всём.

– Сколько ему лет?

– Двадцать четыре.

– И из них он в Тивере?

– Шесть.

– Он посвятил свою жизнь мщению – вот что действительно страшно. И за эти шесть лет, Рльесс, не было заметно, что он интересуется одним пиратом больше, чем другими, пытается подобраться к нему?

Рльесс сделал отрицательный гзантубрианский жест.

– Мы опросили почти всех, с кем он служил, кто общался с ним каждый день. Такой его поступок – шок для всех. Если Владимир Клён поставил своей целью месть, то, безусловно, вёл он себя очень разумно. Тиверцы работают там, куда назначает их начальство. Просьбы перевести по службе куда-то в другой купол не удовлетворяются и, если поступают, то всегда проводится расследование – именно на предмет наличия счётов с кем-то из заключённых.

– И от него таких просьб не поступало?

– Ни разу.

Чиль снова взглянул на Майрана.

– Приведите его, Рльесс. Я с ним поговорю.

Чиль отключил видеофон. Но ещё довольно долго оба молчали. Потом Чиль не выдержал:

– Но это невозможно! В Тивер подбирают тех, кто не имеет счётов с пиратами. И вдруг такое!

– А ты заметил, Чиль, что в Космос вообще чаще всего идут те, кто потерял там кого-то из близких? – спросил Майран. – У меня Космос отнял отца, и почти у всех так.

– Не Космос отнял его у тебя, а пираты, – ответил Чиль. – Ты готовился к работе в Космосе задолго до этого.

Когда привели арестованного, Майран почти не удивился, увидев своего вчерашнего конвоира. Он предполагал, что так оно и окажется. Майран стоял в дальнем конце кабинета лицом к окну, спиной к вошедшему. Он не хотел лишний раз «светиться» перед тиверцем, тем более, тот его знал.

Впрочем, тиверец не взглянул по сторонам. Он смотрел перед собой упрямо и сумрачно. Он не каялся в совершённом. Он имел право на то, что пытался сделать.

Несколько мгновений Чиль молча вглядывался в тиверца, потом указал ему на кресло.

– Присядьте, Володя. Моё имя Намэль Чиль, я начальник Архива Галактики. Иркмаан Рльесс попросил меня поговорить с вами.

 Но Володя остался стоять, лишь качнул отрицательно головой. Чиль не чувствовал в нём враждебности, и это было хорошо. Значит, можно было рассчитывать на диалог. Чиль тоже не стал садиться.

– Володя! О том, что произошло сегодня, я знаю. Я не стану расспрашивать вас об этом. Спрошу о другом, но, если хотите, можете не отвечать. Когда вы поступали на службу в Тивер, вы приносили клятву не навредить, не убить, не причинить умышленного зла ни одному из заключённых на Тиргме людей. Вы считаете, что были вправе нарушить эту клятву?

Володя не опустил взгляда.

– Да, иркмаан Чиль, – сказал он. – Я вправе был её нарушить.

– Почему? – по-прежнему негромко, без нажима, спросил Чиль.

Володя сказал с усталостью, но без раздражения или досады:

– Как на это ответишь? Да ещё в двух словах?

– Иногда двумя словами можно объяснить больше и точнее, чем целой тирадой, – возразил Чиль. – И я вижу, вы это можете.

Володя только взглянул на Чиля и не ответил. Тогда, уже зная, что неправ, Чиль спросил:

– Вы мстили ему за свою поломанную жизнь?

Володя рассердился. Он сдержал рвущиеся эмоции, но Чиль ясно почувствовал их.

– Своей жизнью, хорошо ли, плохо ли, я распорядился сам! Возможно, мне действительно следовало тогда погибнуть вместе с... с ними, – выговорил он тише и взглянул на Чиля иначе, с вопросом – знает он или нет. Чиль кивнул. – То, что я остался жив, зависело не от меня. Но это – единственное, что от меня не зависело.

– И вы не каетесь, – не спросил, а, скорее, констатировал Чиль.

– Нет.

– Тогда вы не ответили на мой вопрос, Володя: почему?

Володя стиснул кулаки.

– Моя мать, – тихо, со сдерживаемой силой выговорил он, – прошла перед смертью через насилие. Отца пытали. И предводительствовал этим – он! Единственное, в чём я раскаиваюсь, это что не сумел прикончить этого... Вожака!

В лице Володи была ненависть. Нет, он не каялся.

Чиль выдержал его взгляд, кивнул:

– Что ж, Володя, пока идите.

Володю увели. Майран подошёл к Чилю. Они молчали. Чиль сел к столу, взял лист бумаги и ручку. Посмотрел на Майрана и спросил почти спокойно, лишь побелевшие на ручке пальцы выдавали, что он не вполне овладел собой:

– Ну что, Майран?

Майран покачал головой.

– Нет, Чиль. Страшно не то, что он посвятил свою жизнь мести. Страшно, что ребёнок с такой обожжённой душой жил где-то среди взрослых людей, а эти люди так и не увидели, что ему нужна помощь. Что ты решишь, Чиль?

– Полагаю, надо ограничиться административным взысканием. Перевести его в другой род войск. Уйти из СГБ он не сможет, он до мозга костей эсгебешник. И навсегда запретить появляться в границах охранной зоны Тиргмы. Он волевой, целеустремлённый человек, и не так просто будет заставить его отступиться от задуманного. Если не принять этих мер, он обязательно попытается повторить покушение. Этого нельзя допустить. И, в конце концов, он прав. За такое – надо мстить! Такому преступлению нет срока давности! Тем более, в глазах сына.

Сказав, что ему надо переговорить с Рльессом, Чиль вышел из кабинета. Майран остался один. Потрясённый историей Володи Клёна, своего вчерашнего конвоира, он несколько раз прошёлся от стола к окну и обратно. Подобно Чилю, он решительно признавал право Володи свести счёты с этим негодяем, палачом по кличке Вожак. Однако всё, что он, Майран, мог сделать для Володи – то же, что и для любого другого человека в цивилизации, – это постараться, чтобы как можно меньше было на свете таких Вожаков. Сейчас Майран ощутил это ещё острее, и это его успокоило.

Он взял гитару и устроился с ней на подлокотнике кресла. Стал тихонько наигрывать и что-то напевать себе под нос, то и дело повторяя лауркскую фразу – древнюю, как мир, и мудрую, как весь лауркский народ: «Эль нга'ро но'бими», что на русский язык (и на любой другой) переводилось довольно приблизительно так: я люблю свою Родину, и если покинул её, то только для того, чтобы исполнить перед ней свой долг; я её не предам. Для Майрана, для Чиля и для погибшего Игоря эта короткая лауркская фраза была клятвой.

Вернувшийся через некоторое время Чиль застал Майрана погружённым в какие-то одному ему понятные музыкальные изыскания. Он улыбнулся и прошёл к столу. Майран бережно отставил гитару.

– Я ведь без музыкального образования, – чуть пожав плечами, сказал он. – Действительно бард, только в большинстве времени без инструмента. Вот, никак не могу найти нужный аккорд.

– Тебе только музыкального образования и не хватает, межзвёздный младенец.

– Межгалактический, – поправил Майран с ухмылкой.

– Что получается-то, покажешь?

– Обязательно! – рассмеялся Майран. – Сразу же после трёх генеральных репетиций. – И тихо сказал: – Я иногда думаю, Чиль: а если бы ты занял тогда на Совете мою сторону, а не Игоря, – я смог бы на его месте или тоже бы погиб?

– Да куда тебя было засылать? – рассердился Чиль. – Семнадцать лет! А выглядел ты? И вовсе на пятнадцать? Пираты тебя и всерьёз бы не приняли!

– А может, это мне бы и помогло? То, что я был мальчишкой и меня не приняли бы всерьёз?

– Это была Горгона! – рявкнул Чиль. – Горгона, а не что-то другое! Тебя раздавили бы, не заметив. Тебе не хватило бы агрессивности, у тебя в лице были ангелы. А у Игоря в глазах негодяй сидел. Твоё дело сейчас вон, – Чиль неопределённо мотнул головой куда-то в сторону, имея в виду Терцию в зазвёздной дали. – И об этом ты должен думать. Может быть, если б не эти ангелы твои, и не вступился бы за тебя в декабре главарь. Вот и думай...

Майран прислонился к стене, запрокинул голову. Потом спросил, повернувшись к Чилю, уже о другом:

– Что с Володей Клёном?

– В Войсках, где-то в Эскадре, у него служит друг. Постараемся перевести его туда.

– А сам он?

– Что? Он парень неглупый. Понимает, что Тивер для него закончился. Сам и попросился к своему другу. Ты бы лучше не о Володе спросил. Его-то судьба решённая.

– А с моей что не так?

– За тобой летит Капитан. Забыл об этом?

– Забудешь!

– Только что поступили уточнённые данные. Заложников у него действительно четверо – исследователи-одиночки, собранные по его приказу пиратами. Данные на Сайтара с Лейтэном ему передали. Он нехотя, но, кажется, поверил, что они в розыске. А как по-твоему? Поверил или нет? Не перебьёт заложников – чтобы голову за голову?

– Ну нет, – уверенно сказал Майран. – Иначе он сразу захватил бы троих. А так, видимо, дал приказ наловить в окрестностях несколько человек. Что и было сделано.

– Значит, – Чиль взглянул на часы, – через сорок минут выдаём тебя Капитану.

– Как? – кажется, всерьёз растерялся Майран. – Через сорок минут – уже Капитану?

– Капитану попозже. Через сорок минут тебя будут ждать патрульный катер и боевое сопровождение, которому предстоит проводить операцию по обмену. Я в ней участвовать не могу – я же архивщик, ты понимаешь.

Сглотнув острый ком, вставший вдруг в горле, Майран кивнул.

– Ты знаешь что, Чиль?

У него дрогнул голос, и он отвернулся, выговорил полушёпотом:

– Ты бывай у мамы... почаще. Передай ей... скажи, что с моей экспедицией была короткая связь.

– А текст сообщения?

– Скажи, что в конце концов, после экспедиции, я найду отца – всё равно найду... живым. И мы вернёмся вместе. Вот и всё. Ничего больше. Передашь?

– Да.

Майран кивнул, взглянул на часы.

– Лучше бы не было этих последних минут, перед расставанием, – прошептал он. – Вроде бы всё уже сказано – и только му'ка какая-то...

– Не всё сказано, – возразил Чиль и взял гитару, подал Майрану. – Осталась песня.

Майран взял, присел с ней на подлокотник кресла.

– Буду ошибаться, – предупредил он, заиграл короткое вступление и глуховато запел:



Слышу голос матери: «Сынок!

Не уходи, один ты мне остался!

Ведь твой отец, как ты, со мной прощался

И обещал вернуться, да не смог».

Что ей отвечу? Мамочка, прости!

Я не могу долг чести не исполнить,

«Эль нгаро нобими» – как клятва, ты запомни.

«Эль нгаро нобими» – я должен, ты прости.



Ты же, мама, первая всегда

Была честна, служа Земле и людям.

Ты знаешь, как бывает выбор труден,

Но не простишь измены никогда.

И, исполняя долг перед тобой,

В своей душе, как клятву, повторяю:

«Эль нгаро нобими» – я твёрдо понимаю:

«Эль нгаро нобими» – мой долг перед тобой.



Мама, я прошу тебя, держись.

Я нужен там, где трудно, где опасно.

Ты знаешь, смерть не может быть напрасной,

И честь для нас важней, чем даже жизнь.

И всё же, мама, верь мне, я вернусь,

И, может быть, отец со мной вернётся.

«Эль нгаро нобими» – кто жив, тот не сдаётся.

«Эль нгаро нобими» – я должен, я вернусь.



Майран не сбивался, хоть музыкальное сопровождение было довольно сложным. Закончив, накрыл струны ладонью.

– Н-да... – прошептал Чиль. – Вот тебе и «короткая связь»...

– Не вздумай спеть это маме, Чиль, – быстро сказал Майран. – Она же знаешь у меня какая. Она догадается, где я.

«Если уже не догадалась», – подумал Чиль, но постарался, чтобы эта мысль не повисла между ними. И тут же одёрнул себя: «Нет, не догадалась. Иначе... Да, иначе я понял бы это. Она не знает».

И эту мысль Майран, привыкший понимать Чиля, уловил.

– Она не должна знать, Чиль. Только если я... – он хотел сказать «погибну», но, запнувшись, выговорил иначе: – …не вернусь.

– Ты вернёшься.

– Я должен уйти, – словно извиняясь, в последний раз сказал Майран. – Прости, Чиль. – И заговорил уже другим тоном, суховато: – Мне никак не везёт с оружием на Терции.

– Я подберу тебе что-нибудь получше, – ответил Чиль, – и передам через тайник на астероиде. Тем более что здесь оружие тебе не вернут.

– У меня его и не было. Я летал на Аниоту безоружным.

– Почему?

– Так велел Капитан.

– Со дня на день Гепардам поступят новые бластерные заряды, так что ты наконец тоже сможешь «убивать» на ограблениях.

Майран, как этой ночью с инструкторами, отрицательно покачал головой:

– Я уже зарекомендовал себя как неубийца. Меняться мне нельзя.

– Хорошо, – согласился Чиль неохотно. – На космодром я с тобой пойти не могу: тебя передают как пленного. Тиверцы, конечно, ребята не болтливые, но зачем кому-то знать лишнее? Из кабинета... – Чиль подавил вздох, – тебя поведут уже под конвоем. Очень это... трудно? – спросил он вдруг совсем по-мальчишески, как Майран недавно.

Майран помедлил.

– Мне казалось, я научился не допускать этого до себя, а на самом деле... Нет, Чиль, здесь ещё ничего, вот на ограблениях... – И спохватился: – Да что это я!

Они крепко, по-земному, обнялись. Они прощались. Прощались, возможно, навсегда. Один уходил, другой оставался – и Космос знает, кому из них было труднее. Чиль прикрыл на миг глаза, стараясь запечатлеть в своей памяти Майрана – таким, как сейчас: с нестриженными смоляными вихрами, глазами, полными сильных, трудных чувств; взволнованного разлукой.

– Если станет совсем... как в Декабре, – сказал Чиль, – то ты прости, что я тебя отпускаю.

Они стояли, как перед броском в ледяную воду.

– Пора, – сказал Чиль.

– Да. Давай, – отозвался Майран.

Чиль поднял руку к шлемофону, чтобы вызвать конвой.

– На космодроме, у патрульного катера, тебе вернут то, что забрали при обыске. Удачи, друг. До встречи.

– Да, до встречи, Чиль, – ответил Майран.

Чиль включил шлемофон, но Майран вдруг жестом остановил его, шагнул ему навстречу и быстро прошептал:

– Позаботься, чтобы с Фарите... с Фарите с Аниоты, ничего не случилось. Она, как мама, должна, должна быть в безопасности!

Вошли двое конвойных, остановились у порога.

– Увести на космодром и передать Сопровождению, – ровно сказал Чиль.

Один из тиверцев вышел первым, Майран двинулся следом. Второй тиверец вышел за ними, и дверь закрылась.

Чиль сжал кулаки и отвернулся от двери.

...Майрана вывели из здания Тивера. У переходника на космодром ему выдали перчатки и шлем, и один из тиверцев качнул в его сторону плазмером:

– На космодроме без глупостей, пират. Мы отдадим тебя твоему главарю – знаешь, наверно. Если даже у тебя с ним нелады из-за Тиргмы – не вздумай дать дёру, всё равно поймаем и отдадим.

– Таких, как ты, всех бы... – буркнул другой тиверец. – Не на Тиргму, так к главарю, с которым нелады.

Майран, за время пути к космодрому снова облачившийся в броню нагловатости и цинизма, только холодно пожал плечами.

Вообще-то, пленным полагалось говорить «вы», но это правило тиверцы постоянно нарушали. Назвать подобное обращение грубостью было всё-таки нельзя, а слишком церемониться с негодяями – не много ли чести?

Через охраняемый переходник Майран в сопровождении конвоя вышел на космодром. Здесь, вне купола, был абсолютный вакуум, искусственная гравитация ощущалась слабо, и походка у людей становилась лёгкой и чуть подпрыгивающей. Привычные тиверцы справлялись с этим свободно, а на Майрана смотрели насмешливо и выжидательно – без хорошей подготовки новички здесь разве что не летали.

– Шаг делай поменьше и ногами не отталкивайся, – посоветовал один из них.

Майран оценил великодушие тиверца, но только усмехнулся в ответ и пошёл безо всяких затруднений – такая гравитация была для него привычной.

Около внушительной группы боевых кораблей, рядом с патрульным катером, их ждали несколько человек.

Майран, шедший впереди, приблизился к катеру, конвойные передали его охране. Один из ожидавших выдал Майрану диктофон, фонарик Фарите и ещё несколько предметов, бывших у него при себе, когда Тэад на этом же космодроме сдавал его на Тиргму. Майран включил диктофон и проверил запись, хоть и не сомневался, что всё в сохранности.

– Что за чудовищная какофония у тебя здесь записана? – спросил тот, что передал ему вещи. – В одном месте какое-то подобие разговора, а остальное – хаос крушения мира, не меньше.

Майран хмыкнул и спрятал диктофон в нагрудный карман.

– Это музыкальная трактовка моей жизни. И жизни вообще.

– Ну-ну. По сохранности вещей и содержанию вас под стражей претензий нет?

– Ни малейших. Может, только у вас – ко мне? Или у моих соседей по куполу?

– Куда вас везут, знаете?

– Мне объяснили.

– Поднимайтесь на борт.

Это вступил в разговор другой человек, землянин с поседевшими уже висками и лицом, покрытым крупными морщинами. По знакам отличия на его скафандре Майран понял, что это командир Сопровождения, которому предстоит руководить операцией по обмену.

– Рол, Ка'ртон, проводите его. Часовые свободны.

Тиверцы, которые привели Майрана, пошли назад к куполу. Двое из охраны, воурианец и землянин, шагнули к Майрану.

– На трап, – приказал один из них.

– Старт через семь минут, – обращаясь не то к оставшимся на космодроме, не то к Майрану, сказал командир Сопровождения.

Майран поднялся на борт. Эсгебешники провели его в единственную каюту. Та была отгорожена от отсека управления прозрачной креанитной перегородкой.

– Можешь снять шлем, – сказал Майрану воурианец. – Дорога займёт около двух часов.

Майран сел в одно из кресел, так, чтобы видеть всю каюту с отсеком управления и большой овальный иллюминатор. Он думал, что эсгебешники, которые привели его, останутся здесь же, но они вышли, не забрав у него шлема, но заперев дверь. В отсеке управления тоже никого пока не было, и, неожиданно для себя, Майран остался один.

Он отстегнул шлем и положил на столик около своего кресла. Зажмурился и крепко прижал к лицу ладони. Всё, Майран Идерс, который почти сутки провёл с другом, среди своих, остался где-то в здании Тивера. Значит, снова пришло время пирата Майрана Ланга.