Для себя

Мужчина уволился  с работы – на пенсию. Решение принял сам, никого не спрашивал.
Первым опомнился его сын:
- Папа, ты рано состаришься и начнешь болеть  дома без дела. «Смотреть в окно да мух давить».
Примерно так сказал. Отец сдержанно поблагодарил его за беспокойство и удивился такому странному предположению. Надо же! Еще молодой, а «больше отца знает».
Жена прищурила глаза и  съехидничала, что ему остается только киснуть на уличной скамейке и смотреть до отупения сериалы: здравствуй, деменция. А еще добавила, что он с молодости не любил свою работу, не понимал ее социальную значимость.  Как припечатала!
Пожилая мать забеспокоилась, что пенсии ему будет не хватать:
- Сынок, поработал бы еще годика два: цены вон как растут. А там бы видно было.
Подруга жены, которая перенесла серьезную операцию и которую по утрам зять отвозит на работу – она сама уже не может – с гордостью похвалилась, что ей под семьдесят, но она обществу еще нужна. Так что до последнего вздоха – и прочее, прочее, прочее.
Друг не стал под кожу лезть, а только поинтересовался, не будет ли ему скучно. А что подумал на самом деле – не сказал.
И только сорокалетняя соседка, столкнувшись с ним на лестнице, искренно воскликнула, что она вот прямо сейчас, не сходя с этого места – ушла бы на пенсию, потому что все «обрыдло».
Помните «коммунистическое воспитание»? Это когда человек без общества, без коллектива – ничто! У Маяковского: «Голос единицы тоньше писка».  И мы до сих пор не можем смыть с себя это «общественное клеймо», как след оспы, как старый шрам.
Иногда бывает так, что человек очень боится своего внутреннего мира, боится самого себя, как боятся незнакомца. Потому что никогда не был с собой наедине – а выбрасывал себя на общественную и профессиональную арену.
Собственные интересы, мысли, мелкие потребности, хобби, чувства, не освещенные коллективом, - товар невостребованный.  Желание жить для себя – до сих пор в нашем обществе рассматривается как моральный вывих, если не преступление.
Он мне позвонил вчера вечером. Поговорили о том о сем, завершая разговор,  сказал:
- Я давно не был таким счастливым. Даже голова кружится от радости: я никому ничего не должен, как будто наконец-то избавился от тяжелого чугунного кредита.