Искушенный зритель

     - Ну что, ну что ты упираешься? Нормальный человек каждый день может превратить в праздник, а не нормальный – в мучительный ужас…. . Лидия Валерьевна купит нам билеты по 200 рублей. Это практически бесплатно. Где ты видела, чтобы человек слушал «Аиду» за 200 рублей? Нам категорически везёт, не у каждой племянницы тётя работает в буфете оперного театра. Пойми, лениться категорически нельзя. Нужно не рефлексировать, не ныть, не жаловаться, а брать себя за шкирку и вытаскивать из дома. Хорошее настроение нужно не ждать, а делать самой себе, при этом, конечно нужно напрягаться…, а ты как думала? Ничего просто так не свалится с неба. Потом это же Джи. Верди, а не какая-то там «хала-бала». Ну, Леночка, ну рыбочка, ну пошли!!! Вот я тебя упрашиваю, как в детстве, съесть кашки, - Оля умиленно жестикулировала, носилась из угла в угол, перекладывала с места на место какие-то свитера, халаты и прочие вещи, навалом лежащие на кресле; подскочила в один прыжок к шкафу, распахнула его и принялась там что-то искать; погрузилась в шкаф почти целиком и рылась там в каких-то бесплодных поисках, опускаясь все ниже и ниже, потом завизжала и вынырнула с серым платьем в руках. Измятое, давно свалившееся с плечиков, оно валялось в тёмной глубине, и Лена о нём совсем забыла, а оно было когда-то её любимым: светло-серое полушерстяное с расклешённой юбкой с двумя разрезами, отделанное чёрными кружевами по вороту и по обшлагам рукавов. Это расчудесное платье привёз её муж, в страшно подумать каком давнем году, из Австрии, из командировки. Сколько лет прошло? Десять? Пятнадцать?
     - Если так визжать от найденного старого тряпья, то тебе Оля депрессуха не грозит!
     - Ленусичка, оно как новое, сейчас я его разглажу и мы рванём! Смотри, какая прелесть! Как можно так варварски относиться к шедеврам лёгкой промышленности. Иди, умывайся и крась губки…
     Самое удивительное, что именно из-за платья, всколыхнувшего какие-то фибры прошлого, Елена поднялась и решила пойти на оперу. Когда твоё время превращается в длинную верёвку: работа – дом, ты нигде не бываешь и никуда не ходишь, нет сил, и не хочется, всякий поход сопровождается эмоциональным всплеском и превращается в какое-то новое событие, новые мысли и новые надежды.
Сад Эрмитаж маленький, компактный, совсем недавно пустынный и наполняемый людьми только тогда, когда начинается или заканчивается спектакль, сейчас поразил Лену шумной огромной толпой детей и взрослых которые их сопровождали, и которые сновали туда-сюда как реактивные снаряды или новогодние петарды. Нет уже того уюта и покоя короткого уединения в центре огромного города. Этот сад лет тридцать назад капельку напоминал Сад Фонтанного дома в Питере, где в правом крыле проживала в коммунальной квартире Анна Ахматова. Завернёшь с Литейного в арку, сделаешь десять шагов и ты один на природе, а город шумит тихо и как будто очень далеко. За окном Фонтанного дома сидит старый детский мишка, такой печальный в этот дождливый день. В саду Эрмитаж, правда, трудно вообразить пианино, которое стоит в Фонтанном, такое милое, закрытое плёнкой от дождя. Иногда на нём кто-нибудь играет или перебирает клавиши, как это робко сделала когда-то Лена. Нет, она не в депрессии! Просто бывают такие периоды в жизни, когда ты видишь не прелесть заката, а скоротечность жизни в уходящем солнечном диске; не радость народившегося будущего, а просто горластый детский бессмысленный шум; не восторг тяжёлого рока, а злобных безумных соседей, изводящих твой и так чуткий сон среди ночи.
     На взгляд Олечки, молодой подружки, Лены, опера не удалась. Олечка пустилась в пространные объяснения промахов и неудачных решений режиссёра, манерности Амнерис. Ей даже показалось, что Радамес дал слабенького, но петушка, а Лена рассмеялась, вспомнив как хор пел ПОБЕДУ и режиссёр видимо предложил каждому певцу хора добавить побольше страсти победителя в голосах, движении и пластике, положить всем правую руку на сердце. Весь хор последовал его режиссуре, кроме одного. Этот  один, толстоват, не очень молод, водрузил левую руку на селезёнку и голосил свою партию равнодушно, но в соответствии с нотами.  Видимо всему хору не хватило страсти именно его голоса, чтобы Елена поверила в победу египетского войска. Две виолончели, тихонько переговаривались между собой, Лена видела, что они торопятся на более важное событие, чем это. «Старшая» виолончель уронила ноты и «младшая», менее маститая, подобострастно их подняла.  Они пилили смычками, а не исполняли Верди. Голоса певцов и певиц местами были великолепны. Эти издержки проходной оперы на удивление весело и даже импульсивно повлияли на Лену. Угасшая душа встрепенулась, как простимулированная смычками виолончель, тело, слегка обтянутое старым прекрасным, чуточку тесноватым платьем, воспаряло, и она, положив левую руку на сердце, а правую на печень, неожиданно предложила: - А давай Олечка, выпьем на ночь глядя коньячку?
Без четверти одиннадцать сад Эрмитаж опустел. Ольга и Лена вышли почти последними.
     - Спасибо дорогая, что ты вытащила меня в оперу! Хоть и нет восторга от шедевра, но зато, какой восторг от диссонанса!, - они рассмеялись, направляясь к выходу из сада. Шумела листва начинающейся осени.
     - Боже мой, прошептала Ольга, - неужели этому саду уже больше ста двадцати лет! Не верится, что здесь выступал Гудини, Шаляпин, Рахманинов, Собинов, пела Вяльцева, танцевала Анна Павлова. Помнишь, нам рассказывала экскурсовод, что здесь в 1896 году состоялся первый в Москве общедоступный сеанс кинематографа братьев Люмьер. А в октябре 1898 года в театре «Эрмитаж» премьерой спектакля «Царь Федор Иоаннович» был открыт Московский Художественно-общедоступный театр. На этой сцене прошли первые четыре сезона МХТ с 1898 по 1902, здесь состоялись премьеры пьес А.П. Чехова «Чайка» и «Дядя Ваня». Ты представляешь, здесь ходил Антон Павлович, по этим дорожкам! Я с тобой согласна, нужно немедленно выпить коньяку, тем более, что завтра воскресенье.