Камера находок

I
В одном городе жил одинокий человек. Однажды в сумерках на бульваре он обнаружил забытый кем-то зонт. Вещь была старой, но крепкой. Это был черный зонт-трость, на котором, если развернуть его и посмотреть вверх, становились видны маленькие серебристые звездочки, рассыпанные по нему, как светила на небе в ясную ночь. Вскоре человек обнаружил одну особенность своей находки: когда он поздним вечером гулял под моросящим дождем, в его голову начали приходить необычные слова и картинки. Слова сплетались в предложения, картинки в воображении оживали, начинали двигаться, и вдруг из всего этого рождались истории. Ему даже казалось, что он слышит их, как будто разные голоса нашептывали ему под дождем. В историях действовали люди и обычные вещи, дома и фонари, деревья и птицы. Все становилось живым, лягушки изрекали загадки, а треснувшая ваза могла запеть. Мысли смешивались в его голове, он забывал, зачем вышел из дома и который теперь час, а когда очередная история завершалась, зонт умолкал и больше никаких голосов в голове человека не возникало.

Однажды, придя домой после очередной прогулки, человек решил записать все, что ему рассказал зонт, и так почти против своей воли он стал писать. Про него и раньше говорили, что у него шапка набекрень, а когда он купил пишущую машинку и стук клавиш из открытого окна стал донимать соседей, люди решили, что от одиночества старик окончательно выжил из ума. Вначале все у него получалось плохо, он забывал слова и путал героев, но постепенно речь его становилась все более связной, и старый зонт вознаграждал его усилия все новыми рассказами.

Через год человек умер, поскольку пришло ему время. Наследников у него не было, и дом его достался городу. Из вещей, оставшихся после него, обнаружили только железную кровать с кривым изголовьем, шкаф и стол с двумя стульями, пишущую машинку, кипу отпечатанных листов и старый зонт. Мебель оставили в квартире, листы пробовали читать, но мало что поняли, пишущая машинка была ни на что не годна, поэтому ее выставили под дождь, а старый зонт отдали в городскую камеру находок.

II
Так зонт оказался в большой и темной комнате со стеллажами вдоль стен, где были заботливо расставлены разные вещи. Конторой заведовала немолодая женщина, тощая и длинная, как высохшая коряга. Больше всего в жизни она ценила порядок и любила повторять всякому чиновнику, который заглядывал в ее владение: «Вещи, как люди, от порядка умнеют». Было не понятно, что она подразумевала под умом у вещей, но поскольку женщина увлекалась чтением словарей, которых у нее в камере находок было много, можно было предположить, что ум – это следование заведенному распорядку от А до Я.

Зонт поставили в высокую корзинку на стеллаж. Среди его ближайших соседей были старая чернильница, треснувшая напольная ваза, велосипед с белой рамой, напоминавшей о первом снеге, и футбольный мяч из коричневой кожи. Еще были цирковые бутафорские гантели, лошадь на колесах и старый патефон.

В дремотной тишине конторы царило спокойствие. Вещи мечтали и видели сны. Вазе снилось, как ее наполняли водой и ставили в нее цветы, бронзовая чернильница мечтала о черных как ночь чернилах, которые разливались в ее лоне предвестием слов, и об остром пере, что царапало ее дно, велосипед, казалось, ощущал, как пыльная дорога бежит под его колесами, и тогда в тишине можно было расслышать, как поскрипывает его рама и цепь. Зонт мечтал о дожде. Не было ничего более радостного, чем плыть, раскачиваясь, под моросящим дождем или выдерживать напор ливня. Но в камере хранения не могло быть дождя. Даже мысль об этом, наверно, показалась бы хранительнице безумной, такой которая входит в голову тем, кто утратил способность говорить и превратился в животное.

Вещей в камере было много, и хранительница тоже мечтала. Она мечтала, что когда-нибудь рано или поздно начальство прислушается к ней и управа издаст указ, в соответствии с которым городская «Камера находок» будет реорганизована в «Музей необычных вещей». Да, женщина догадывалась, что каждая попавшая к ней вещь имела свою историю и таила в себе разные способности. А пока женщине снился титул директорши, она заботливо протирала пыль со своих «питомцев», и довольно улыбалась, в очередной раз случайно расслышав шепот той или иной вещицы.

III
Так прошло несколько лет, наполненных сонной одурью и мечтами. Зонт стал забывать о своих сказках, герои его рассказов постепенно отступали куда-то в туман, растворялись, оставляя лишь неясные голоса и призрачные тени. По ночам окружающие его вещи иногда перешептывались в ночном сумраке, когда хранительница не могла их подслушать, но и их голоса с каждым разом становились все тише. Все тише поскрипывала рама велосипеда, все реже от чернильницы доносились любовные стоны о чернилах и пере. И когда бы голоса всех вещей окончательно умолкли, хранительница и вправду, может быть, дождалась бы своего назначения на пост директрисы.

Но однажды произошло то, чего никто не мог предугадать. В одну из ночей в городе случилась страшная гроза. Кругом громыхало, и потоки воды низвергались на улицы и бульвары. Ежеминутно ослепительные вспышки молний озаряли стеллажи камеры. Разбуженные лица вещей пришли в движение. Казалось, они вдруг вспомнили, кто они такие на самом деле, и тогда старые комнаты наполнил шепот и гул голосов. В полночь в стену дома, где на четвертом этаже находилась камера находок, ударила молния. От нее остался темный опаленный штрих. Под яростным порывом ветра оконная рама затрещала и с грохотом распахнулась. В камеру проникли ветер и дождь. Пожелтевшие книги зашелестели страницами, стеллажи качнулись, словно были не настоящими, а нарисованы на холсте театрального задника. Вещи ожили. Велосипед сдвинулся со своего места, педали сами собой закрутились, и колеса понесли его вдоль по длинному коридору. Пузырек чернил грохнулся откуда-то с верхней полки и разбился рядом с бронзовой чернильницей, обдав ее каплями густой и темной жидкости. Предохранитель на патефоне, все эти года державший пружину, сам собой повернулся, пластинка закрутилась и пространство камеры находок вдруг наполнилось хриплой мелодией: послышались взлетевшие вверх скрипки и чей-то далекий голос вдруг запел забытую арию на итальянском. Как ночной разбойник, ветер стал опрокидывать один за другим стеллажи, струи теплого ливня застучали по темному паркету. Ощутив этот влажный воздух, зонт рвался из крепко державшей его корзинки. Качнувшись, она опрокинулась на пол и зонт раскрылся. Ветер подхватил его, пьяного от запаха сырой земли, стал носить среди стен и наконец швырнул в распахнутое окно.

Между призрачных домов под вспышками молний зонт летел по воздуху. Ему хотелось петь, кричать во весь голос. Звездочки на его черном куполе качнулись, задрожали и рассыпались по асфальту сотней крохотных отражений. Из окна камеры неслась ария, и в такт музыке, как огромные простыни, раскачивались деревья. Вдруг все те слова, которые спали под звездами зонта, проснулись. Голоса, сначала неясные, стали все громче, и вот уже, перебивая друг друга, заговорили бесчисленные персонажи: красавцы лейтенанты с эполетами, юные сгорающие от любви девы, летучие мыши, вампиры, убийцы и святые, тираны и поэты, монеты, рыдающие в толстенных кошельках и серебряные пули, ждущие своего часа – все это вдруг заговорило, разбуженное грозой, и каждый пытался рассказать, прокричать, прорыдать свою историю. Сотни страниц рассказов, повестей и романов низверглись в ту ночь на опустевшие улицы города, но не было никого, кто бы мог их расслышать, а тем более записать. Да и было ли это возможно?

Ветер уносил зонт все дальше. Он поднял его над крышами домов, пронес над шпилем мэрии, завертел, как рулетку в танце случая, и вдруг швырнул со всего размаху на камни грязного двора. У зонта с хрустом треснула трость, надломились спицы, черный купол сорвался, звезды рассыпались на мокрую землю.

На следующий день, сокрушаясь и ругая себя за незакрытую раму, хранительница с помощницей собирала разбросанные вещи. Велосипед был водворен на прежнее место, чернильница старательно отмыта от чернил и вытерта, а патефон вновь поставлен на предохранитель. Зонта не хватились, словно про него и забыли.

К вечеру следующего дня дети, игравшие во дворе на окраине города, нашли среди поломанных веток горстку маленьких звездочек и треснувшую трость с погнутыми спицами. Когда один из мальчишек, рискуя упасть, забрался на ветку тополя, чтобы достать сморщенную черную тряпицу, похожую на летучую мышь, из нее выпала последняя крохотная звездочка и мальчику послышалось, что в этот момент чей-то женский голос, очень тихий и нежный, позвал его по имени. Но он не был уверен, слышал ли он голос на самом деле или это ему лишь почудилось.

© Андрей Троицкий