Край света
Умом он тронулся как-то сразу, вмиг. Раньше, никто из деревенских, ничего странного за ним не замечал. Ходил себе старичок, на палочку опирался, вежливый и приветливый, а теперь, только на улицу выйдет, того и гляди, начнёт кого-нибудь просвещать относительно истины бытия. Вот и сейчас, Евдоким стоял у крыльца и с жаром говорил какой-то бабке:
- А я тебе говорю, никакого другого мира нет. Вот так, да. Только наша деревня, и соседняя “Сосновка”, всё, больше ничего нет, никаких городов и прочей выдуманной чуши. Задурили мозги картинками всякими. Молодёжи особенно, ей то, известно, что есть, то и не так. Всё как в телевизере хотят, а ещё больше хотят сами в этом телевизере очутиться. Сколько живу, никто так и не очутился. Хе-хе… Потому что нет ничего, и быть не может.
- Так как же это нет, когда я сама была…
- Брось, брось – махал рукой Евдоким - ну ладно, молодые продались, а ты то, старая… Не стыдно? Помирать скоро, а все мысли, как бы лишнюю копейку урвать. На тот свет, что ли, забрать хочешь денежки свои, обманом нажитые? Посовестилась бы, и так людям мозги совсем задурили…
- Да, кто задурил то?
- Знамо дело, сосновские подсуетились, у них то деревенька побогаче будет, но им мало, все наши силы хотят забрать, совсем нас со свету сжить.
Эту околесицу Евдоким стал нести с месяц назад, после того как у него в гостях побывал племянник.
Сидели они на кухне, за бутылочкой. Евдоким, хоть и стар был, но всё ещё любил приложиться к рюмашке. Правда, никогда не пил больше пяти рюмок, и после каждой выпитой, поднимал палец вверх и приговаривал: “Пей, но дело разумей”, или, по настроению: “Пей, но меру разумей”. Если кто-то начинал уговаривать выпить ещё, он всегда спрашивал:
- А тебя как зовут?
И после ответа докладывал:
- Если бы тебя звали Иисус Христос, тогда бы я выпил с тобой побольше, а с другими людьми нет, извиняй, не пью больше пяти рюмок. Если кто-то продолжал уговаривать, то он всегда отвечал:
- Уговаривать меня не надо, я вам не Ева!
И вот, опрокинув последнюю пятую рюмашку, дед Евдоким возьми да и спроси:
-Ты говорят и заграницей побывал? Ну и как там, рассказывай, какие диковины повидал?
-Эх-х-х, - вздохнул племянник и ответил цитатой из “Золотого телёнка”, заменив “Шепетовку” на “Сосновку” – “Все это выдумка, дядя, нет никакого Рио-де-Жанейро, и Америки нет, и Европы нет, ничего нет. И вообще, последний город – это Сосновка, о которую разбиваются волны Атлантического океана”.
Зачем он это сделал - непонятно, ведь было ясно, что культурная отсылка в этом случае будет напрасной. Может быть, хотел покрасоваться перед самим собой, как он хорошо знает литературу и метко применяет цитаты, а может быть просто решил завершить, таким образом, надоевший разговор, потому что, увидев озадаченность Евдокима, он сказал.
- Ну ладно, пожалуй, ложиться спать пора.
-А-а, ну ложись, ложись… – ответил ему старик, но было видно, что мыслями он очень далеко.
Так дед думал пару дней, сопоставлял свои ощущения с услышанным, а потом, внезапно, сказал бабке Степановне:
- А ты Степановна, знаешь, что никакого мира то вокруг нас и нету?
- Как это? – спросила Степановна
- А вот так! Я, давно нечто такое подозревать начал, а тут вот, племянник, Славка, в гости приехал, да по пьяни всё и выболтал мне. Говорит, мол, кроме нас и Сосновки больше ничего в мире нет. Всё обман.
- Ты старый, сдурел совсем, что-ли? – отвечала Степановна.
- А что? У меня вот, за восемьдесят лет, ни разу не получилось побывать где-то кроме Сосновки. А почему? Возможности то были, а всё как-то не сошлось, не срослось. А почему так? Да потому что нет ничего, а раз ничего нет, то и попасть туда невозможно, даже если очень захочешь. А мозги нам специально пудрят.
- Да кто пудрит то?
- Так сосновцы же, подлецы! Кому ещё пудрить то, коли нет боле никого?
- А дочь моя как же? Она в Москве живёт, между прочим.
- Ха-ха, ты её там видела? Фотографии тебе присылали? А фотографии это что, картинка, больше ничего. И телевизер тоже, двигающаяся картинка, а на самом деле, нет ничего этого. До меня только на старости лет дошло это всё. Ну не могут люди так жить, как в этих сказках показывают. Вот поют, танцуют, понимаете, как этот телевизер не включишь. Пляски какие-то дикие. Это сосновцы и дурят народ, к себе заманивают. Всё ложь, и книги все, и вообще всё. Вот, мол, молодые, езжайте к нам, здеся вот так же, мол, беситься будете. Те приедут, а сосновцы их работать запрягут, да картинки красивые показывать будут, чтобы не обижалися. Вот так и так, мол… Так что, телевизерам всяким я не верю. Там всё ложь. И всех тех людей я не знаю, что там показывают, а Славка проболтался по пьяни. Теперь-то наверняка отпираться начнёт.
- Ты точно умом тронулся, Евдоким – ответила Степановна – Я-то у дочери сама гостила только в прошлом году.
- Э-э-э, понятно всё, ты тоже продалась! Гостила она… Обыкновенная шкура продажная. Сволочь, больше ничто! Тварь! Зараза!
Евдоким с особым удовольствием обзывал Степановну, уже второй год, после того как овдовел, набивался он ей в мужья, на что Степановна неизменно отвечала:
На что мне чужой дед, на старости лет? Трусы его говённые отстирывать?
После оскорблений, она сказала Евдокиму, чтобы не подходил к ней, всё равно, слова больше с ним не скажет.
- Да кому ты нужна, продажная тварь, я сам с тобой слова не скажу! – кричал Евдоким на всю улицу!
Теперь старик ходил по дворам и везде, где находил свободную пару ушей, начинал рассказ о том, что ничего в мире нет, кроме двух деревень!
- Я лично, был только у нас и в Сосновке, только за их существование могу говорить, и они точно есть. А племянник мой, гостил тут недавно, так он напился и рассказал, что на самом деле ничего нет в мире, никаких заграниц, понимаете. Да и вообще ничего. Чуть подале от Сосновки, уже океан бъётся говорит.
Местные алкоголики часто стали звать Евдокима в свою компанию, чтобы он их развлекал бреднями.
- Сейчас, пойду, деда Евдокима приведу – говорил кто-нибудь из них – посмеёмся хоть.
Дед приходил, и начинал рассказывать о нелёгкой судьбе людей, которых сосновцы выманивают из своего дома, соблазняя их разными картинками из телевизера, а на самом деле заставляют много и тяжело работать.
Все прекрасно понимали, что старик сошёл с ума, но странное существо человек. Любая выдуманная реальность инстинктивно манит и завораживает его.
Алкоголик Федя, наслушавшись Евдокима, часто повторял:
- Эх, дед Евдоким, забери меня в свой мир!
-В какой такой свой?
- А в твой, который из двух деревень состоит.
-Хе-хе, так это не только мой, это всех, единственный на все времена, как говорится…
- Эх, если бы…
Насмехаясь над ним, собравшись в компании, те же самые люди, оказавшись где-нибудь в поле, наедине с самими собой, вспоминали о деде Евдокиме, и тогда им не хотелось смеяться. Видя, как где-то там, на горизонте, рассеивается пыль от проехавшего грузовика, они ощущали сосущую бескрайность одиночества, и в тоже время соединённости со всем миром.
На ум, почему-то, вдруг, приходили космические туманности, созвездия, млечный путь и много чего ещё. И в этот момент, дед Евдоким, переставал быть выжившим из ума старичком, и превращался в творца своего собственного мира, состоявшего из двух деревень. Мир этот был странен, нелеп и убог, но и он манил к себе, как некое чудо, только потому и существующее, что было раскрыто и названо человеком.
Свидетельство о публикации №220102001039