Верующий в бога - еще не Homo sapiens Глава 8

КУДА ДЕВАЛИСЬ ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ ЖИЗНИ ИЕШУ

Предисловие:
Необходимо сказать, кого мы считаем своей противоположностью: теологов и все, что от плоти и крови теологов, — всю нашу философию... Нужно вблизи увидеть роковое, больше того — нужно пережить его на себе, почти дойти до гибели, чтобы с ним уже не шутить более (свободомыслие наших господ естествоиспытателей и физиологов в моих глазах есть шутка; им недостает страсти в этих вещах, они не страдают ими). Отрава идет гораздо далее, чем думают: я нашел присущий теологам инстинкт высокомерия всюду, где теперь чувствуют себя «идеалистами», где, ссылаясь на высшее происхождение, мнят себя вправе относиться к действительности как к чему-то чуждому и смотреть на нее свысока... Идеалист совершенно так, как и жрец, все великие понятия держит в руке (и не только в руке!); он играет ими с благосклонным презрением к «разуму», «чувству», «чести», «благоденствию», «науке»; на все это он смотрит сверху вниз, как на вредные и соблазнительные силы, над которыми парит «дух» в самодовлеющей чистоте: как будто жизнь до сих пор не вредила себе целомудрием, бедностью, одним словом, — святостью гораздо более, чем всякими ужасами и пороками... Чистый дух — есть чистая ложь... Пока жрец, этот отрицатель, клеветник, отравитель жизни по призванию, считается еще человеком высшей породы, — нет ответа на вопрос: что есть истина? Раз сознательный защитник отрицания жизни является заступником «истины», тем самым истина ставится вверх ногами...
Фридрих Ницше. «Антихристианин. Проклятие христианству»


Каждый знает, что истинное время и год рождения      
Иисуса совершенно неизвестно.
Е. Блаватская. «Тайная доктрина»
Где был, чем занимался в возрасте
с двенадцати до тридцати лет?
  Современные историки и теологи задаются вопросом: «Где был, чем занимался Иешуа восемнадцать лет?» Действительно, всем известно о Его чудесном рождении, оно подробно описано в Библии. Приводится также эпизод, который произошел в храме, когда Иисусу было двенадцать лет. Однако в следующем эпизоде, где упоминается Иисус — его крещение в реке Иордан — он предстает уже тридцатилетним. Таким образом, о восемнадцати годах жизни Иисуса ничего не известно. «Разве они не важны для нас? Напротив! — пишет Стивен Роузен, один из современных исследователей поставленного в начале статьи вопроса. — Уж если мы признаем, что за три последующих года жизни Иисус Христос изменил облик земли — а он действительно это сделал, или сделали, воспользовавшись его именем, — тогда восемнадцать неизвестных лет приобретают несомненную важность. Ведь в жизни человека, которого считают снизошедшим богом или посланцем бога, каждое мгновение исполнено смысла, каждый жест поучителен, каждый поступок драгоценен. Что же тогда говорить о восемнадцати неизвестных годах? Тем не менее, Библия хранит о них молчание».
Уицрик долго думала, кого послать на встречу с Иешуа и после долгих колебаний остановилась на кандидатуре Анахарсиса.
— Нужно, в конце концов, разобраться в этой запутанной истории, — объясняла Уицрик Анахарсису, предлагая ему встретиться с Иссой, чтобы получить информацию об этом отрезке его жизни, как говорится, из первых уст.
Анахарсису встреча с Иешуа была как кость в горле по той простой причине, что уж больно много кривотолков существует по этому факту. Но и закрывать глаза на проблему не пристало, так что хочешь не хочешь, а приходилось браться за работу.
Иешуа тоже был не в восторге от предстоящей встречи. Еще бы! Ему отнюдь не хотелось вспоминать эти годы, а тем паче распространяться о них. Но он понимал, что рано или поздно придется выставить на обозрение эти восемнадцать лет жизни, чтобы покончить с домыслами и кривотолками. «До чего странные люди, — рассуждал Иешуа. — То им космос на ладони протяни, с нуль-пространством и черными дырами в придачу, то внеземные цивилизации покажи, то теорию относительности растолкуй. Казалось бы — есть чем заняться не одному поколению. Так нет же, они решили ковыряться в моем прошлом. Наивные, пусть не рассчитывают на откровенность!» К тому же он не предполагал, что исповедоваться придется клону скифа-философа, жившего за несколько столетий до его рождения!
Назначенная встреча состоялась на Голгофе.
 — Здравствуй, Иешуа. Или тебе больше нравится Иисус Христосович? Помнишь, как ты в «Мертвых душах» этого же автора оправдывался:
Для оправданий не найти
Весомых слов, достойных слуха.
Слагаю я корону с плеч,
Как кляча груз,
Как ношу переспевшая старуха.
Помнишь, твои апостолы тогда помешали открыться тебе до конца? Я с трудом представляю, как ты умудряешься носить тяжесть обмана в течение двух тысяч лет. Какие нужно иметь нервы и здоровье, чтобы согласиться на такое предложение апологетов христианства.
И далее процитировал Фридриха Ницше в адрес защитников христианства: «Инстинкт высокомерия у них всюду, везде где теперь чувствуют себя „идеалистами“, где, ссылаясь на высшее происхождение, мнят себя вправе относиться к действительности как к чему-то чуждому и смотреть на нее свысока...»
Иисус Христосович стоял напротив Анахарсиса с елейной улыбкой на устах, и казалось, что он не слышит, о чем говорит его визави. Он лихорадочно припоминал притчи, которые его всегда выручали, но, вспомнив, с кем имеет дело, где он и какие события этому предшествовали, выпрямился и, как показалось, слегка встряхнул плечами: «Этого притчами не обманешь, придется шевелить мозгами».
Анахарсис, не дав ему опомнится, выдал поговорку, которая пришлась не в бровь, а в глаз: «Вип’єм, хлопці, за ту дату, коли мама дали тату. Якби мама не дали або тато не змогли, то ми б з вами не пили».
Иешуа на подковырку не отреагировал, и тогда Анахарсис привел ссылку из «Темной доктрины» Елены Блаватской о том, что якобы каждый знает, что истинное время и год рождения Иисуса совершенно неизвестны. Но Иисус оградил себя непробиваемой стеной веры, воздвигнутой христианством.
— Ты сам хоть знаешь ту дату? — настаивал Анахарсис.
— Этого никто не знает.
— Теперь понятно, почему разные конфессии отмечают эту дату по-разному.
— Вот именно, если я определюсь с датой рождения, — отреагировал Иешуа, — это приведет в замешательство верующих, разрушится установленный порядок.
— Неужели даже в таком простом вопросе нужно наводить тень на плетень? Но я легко выведу тебя на чистую воду, используя детектор лжи, — пошутил Анахарсис. — Меня больше интересует другое: как чувствует себя человек, который якобы зачат от Святого Духа? Обычно, «от Святого Духа» приносили в подоле незамужние девушки. И это считалось позором, таких детей в Скифии называли «байстрюками». А тебе повезло!
И, чтобы покончить с абсурдом о непорочном зачатии, выложил копию Вавилонской Торы, в которой говорится:
«В 177 году Цельс через иудея — персонажа своей книги „Правдивое слово“ — утверждал, что Иисус был внебрачным сыном (байстрюком) римского легионера Пантеры (Пантиры). Так, Ориген пишет (Origenus. Contra Celsum. I.28), что Цельс „выводит иудея, разговаривающего с самим Иисусом и уличающего Его в том, что Он выдумал свое рождение от девы, что [...], уличенная в прелюбодеянии, она [Мария] была выгнана своим мужем, плотником по ремеслу. Выброшенная мужем, она, бесчестно скитаясь, родила втайне Иисуса». Далее следует: «Мать Иисуса выводится уличенной в прелюбодеянии и рождающей от некоего солдата по имени Пантера» (Ibid. I.32)».
Это подтверждает и священник Афанасий Гумеров, начальник Сретенского монастыря, ссылаясь на святое благовествование Матфея: ­«Иисус назван плотником. Этому ремеслу Он мог обучиться не в Тибете, а у отчима св. Иосифа, для которого плотницкое дело было профессией
(Мф. 13:55)».
— Слушай, ты, остряк: если верить всей той ахинее, которую распространяют иудеи — противники моей доктрины, то можно стать язычником.
— Это еще что за ход конем,— возмутился Анахарсис, — Иисус Христос и вдруг язычник.
— А что за манера выворачивать все наизнанку?
— Так с христианами иначе не получается. Хочешь, я объявлю на весь христианский мир, что Иисус Христос принял язычество?
Иешуа вперил в Анахарсиса взгляд и, чеканя каждое слово, произнес:
— А почему бы и нет? Вот Далай-лама XIV пожелал быть Homo sapiens и объявил себя атеистом, почему бы и мне не стать язычником? Это ведь по твоим понятиям гораздо ближе к Homo sapiens.
А в Вавилонской Торе есть зерно правды. И правда в том, что я действительно незаконнорожденный сын плотника, который был истым зверем. Он не мог иметь детей, вернее, он не мог оплодотворить женщину, его сперматозоиды были ленивее черепахи. Утверждение Матфея о том, что у меня были братья и сестры, — чистой воды выдумка.
В то время женщины ложились под мужчин, равно как и мужчины пользовались этим, прямо на глазах толпы, под свист и улюлюканье. Поэтому были в семьях мои-твои дети. На это никто не обращал внимания. Но когда тебе помогают, а ты не можешь, возникает комплекс неполноценности, который у моего отчима был гипертрофированным.
Так вот, меня как только ни называли. Ты думаешь, почему я в двенадцать лет сбежал из дому? Мой названный отец был настоящим извергом. Он приглашал мужчин, которым было невтерпеж, ставил их в очередь, и они на моих глазах трахали мать за деньги.
Почему я родился в хлеву? Да потому что плотник выгнал мать из дому, а потом вернул, чтобы зарабатывать таким образом на жизнь. Меня он лупил беспощадно всем, что под руку попадало, в том числе и по голове. Поэтому на меня иногда «находит». Мы с матерью несколько раз убегали от этого ирода, но он каждый раз находил нас, заставлял выполнять непосильную работу, морил голодом. В этом, как он говорил, видел предмет компенсации за свой позор. В легендах этот кошмар нашего с матерью существования авторы Библии и Евангелий использовали для придания трагической коллизии моего «прихода» на землю, а козлом отпущения избрали еврейского царя Ирода. На самом же деле иродом был мой так называемый отец.
Слушая болтовню Иешуа, Анахарсис отмечал, что в ней не было ничего противоречащего тому, что отображено в различных документах, датированных началом нового летоисчисления, особенно это характерно для Библии, которая не ушла далеко от действительности и унаследовала традиции того времени.
Чтобы убедиться в этом, еще раз обратимся к словам Марка Твена: «Наша Библия рисует характер бога с исчерпывающей и безжалостной точностью. Портрет, который она нам предлагает, — это в основном портрет человека, если, конечно, можно вообразить человека, исполненного и переполненного злобой вне всяких человеческих пределов...» То есть бог унаследовал черты, типичные для усредненного человека того времени.
— Эврика! — схватился Анахарсис за голову. — Библия — это отображение тогдашней действительности. Поэтому Фридрих Ницше так отзывается о Боге, то бишь о тебе, или ты открещиваешься от Бога с большой буквы и мнишь себя самоопределяющимся?
А вообще, тебе повезло, что в двенадцатилетнем возрасте ты сбежал из дому. Кстати, где тебя носило восемнадцать лет и почему ни один канонический документ христианства не описывает этот период твоей жизни? Казалось бы, такая фигура — посланец бога на Земле, который овладел умами, а вернее, обманул почти половину Ойкумены, и вдруг восемнадцать лет болтанки героя земли обетованной выпадают из поля зрения адептов преклонения! Как считаешь, следует ли опубликовать шестьдесят с хвостиком фолиантов, хранящихся в Ватикане, и повествующих о том, от кого ты набрался «блох», которые потом проповедовал наивным рабам, призывая их к восстанию?
А ведь ты знал, что неподготовленное восстание должно было окончиться провалом. И оно великолепно провалилось, а плодами этого провала до сих пор пользуются проповедующие христианство мошенники, или, как их еще называют, — Христианские богословы: Отцы церкви и ересиархи, христианские миссионеры и основоположники монашества.
Мы в последующих главах, дорогой Иешуа, остановимся на каждой из этих когорт, их роли в одурачивании населения Ойкумены. Известно, что в каждой когорте есть множество самозванцев, по словам Ницше:
«...жрец все великие понятия держит в руке (и не только в руке!); он играет ими с благосклонным презрением к „разуму“, „чувству“, „чести“, „благоденствию“, „науке“; на все это он смотрит сверху вниз, как на вредные и соблазнительные силы, над которыми парит „дух“ в самодовлеющей чистоте: как будто жизнь до сих пор не вредила себе целомудрием, бедностью, одним словом, — святостью гораздо более, чем всякими ужасами и пороками...»
А пока лишь скажу, что у нас к ним накопилось огромное количество претензий, и мы постараемся провести, совместно с Фридрихом Ницше, расследование и помочь как тебе, так и человечеству освободиться от груза мракобесия. Конечная же, цель, которую мы преследуем — показать человечеству всю бессмысленность веры в миф, тормозящий закономерный ход развития цивилизации.
А для начала, расскажи, пожалуйста, о своих скитаниях. Где побывал, что видел, чему научился, с кем общался? А главное, кто надоумил тебя вернуться в Галилею и побудил к подстрекательству иудеев против синедриона, за которое они тебя осудили на казнь, свалив ответственность за свое решение на Понтия Пилата?
Кстати, ты вообще встречался с Пилатом, или это выдумки тех же?..
— Слушай, Анахарсис. Давай все по порядку. Сначала о восемнадцати годах моего скитания, а уже потом о серьезном.
Так вот, все началось с того, что однажды в синагоге я услышал, что у бога есть, кроме земного, и космическое имя и что его знают только посвященные. Я обратился с этим вопросом к ребе и получил такую оплеуху, что запомнил ее надолго.
Но меня не покидало чувство неудовлетворенности. Кто же они, эти посвященные? Где они живут, чем питаются, ну, в общем, в голову лезли всякие мысли, пока однажды на торжище я не подслушал разговор двух ­торговцев из Ирана, которые обсуждали, как лучше продать товар и какого бога когда нахваливать. Весь их разговор пестрел ссылками на мнение посвященных. Посвященных, которые несут в себе не усредненный потенциал энергетики, соответствующий каждой нации, а более высокий, более одухотворенный.
От них я впервые услыхал о Заратуштре и Ахурамазде — верховном божестве. И, чтобы как можно больше узнать об этом, я устроился к ним на работу за скромное вознаграждение, еду и отправился с ними на твою родину, в Скифию.
— Я знал об этом — читал в скифских летописях, которые сгорели (Моксели спалили умышленно) в Москве в 1812 году. Там упоминалось, что ты интересовался учением Заратуштры, которое язычниками Скифии не было воспринято. Заратуштра, не найдя отклика в душах язычников Скифии о единобожии, вернулся в Иран, где к тому времени учение Ахурамазды набирало силу. Заратуштра его, как известно, переработал, добавив к нему свое видение единобожия, и оно стало предтечей многих религий мира. А ты после непродолжительного пребывания в Скифии по следам Саков ушел на восток к Заратуштре.
— Да. По прибытии в Скифию я уже поднаторел в самостоятельной жизни, хоть мне и довелось пройти через многие лишения, но, тем не менее, я не забывал о главном. Вращаясь среди аборигенов, кое-что узнал о Заратуштре и время от времени наматывал на ус устные сказания об
Ахурамазде, хотя приходилось думать больше о том, как добыть хлеб насущный.
А бывало всякое, голод не тетка, хватал иногда и то, что плохо лежало, а однажды чуть не поплатился за это жизнью. Но интерес к посвященным у меня не угасал, и я мало-помалу всерьез стал задумывался над тем, как стать посвященным, потому что понял — они правят миром, именно им принадлежат богатства, почет и слава. И когда я пришел в Иран, то уже целенаправленно включился в процесс общения с паствой. Меня конкретно интересовало, как Заратуштра сумел заинтересовать здешних посвященных идеей единобожия. И вот тут я уразумел, что Заратуштра имел в запасе на любой случай жизни притчи и иносказания, которые покоряли слушателей.
О Заратуштре написано много, и, возможно, я не добавлю ничего нового, но все же остановлюсь на основных моментах его жизни для того, чтобы было понятно, чем я занимался в Иране.
Заратуштра, сын Поурошаспы из рода Спиамы, будучи простым смертным стал пророком, называл себя Гатах заотаром — правомочным священнослужителем. В Иране совершеннолетними считаются с пятнадцати лет. Он в двадцатилетнем возрасте стал Гатах заотаром и сразу же отправился в странствования, оставив в Иране учеников. Как далеко он продвинулся на запад, различные источники трактуют по-разному, но то, что он был в Скифии и Азербайджане, известно доподлинно. К моменту его возвращения в Иран древнее учение Авесты, которое передавалось в устной форме на языке «Гат», было частично записано в виде гимнов Ригведы. Это и были те притчи, а также иносказания, которыми пользовался Заратуштра.
После Ирана я оказался в Индии. Здесь появляется один нюанс, на котором следует остановиться. Речь идет о «Тибетском Евангелии».
Утверждают, будто я им воспользовался для своих последующих проповедей. На самом же деле это «Евангелие» я принес из Ирана и проповедовал его в ­Тибете. А когда поднаторел на тибетцах, решил вернуться в Галилею. Именно один из вариантов этого многократно переписанного «Тибетского Евангелия» попал в руки Николаю Нотовичу — русскому путешественнику, журналисту. Он раздобыл его обманным путем в буддийском монастыре Хемис и предлагал впоследствии Ватикану опубликовать в периодических изданиях. Ходят слухи, что Ватикан хотел выкупить у Нотовича «Тибетское Евангелие», но тот его не продал, и сейчас оно находится во владении секты Саддху, называемых Натх Йоги.   
— Именно отсюда и утверждение буддистов, — вклинился Анахарсис, показывая свою осведомленность, — о том, что все, что ты проповедовал впоследствии в Галилее, якобы полностью соответствует их монашескому обучению тебя в тот период.
— Да. Это, пожалуй, так, но только с одним существенным дополне­нием — истоки этого учения лежат в Скифии, Иране и Азербайджане. Собственно, это вся одиссея моего восемнадцатилетнего отсутствия на родине.
Анахарсис саркастически:
— А сколько в твоем учении египетского?
— Что касается истоков всего учения (притчи, которые я использовал, когда охмурял толпу), то сюда следует добавить именно Египет и Сирию, которые, если можно так выразиться, действительно способствовали внедрению единобожия, поскольку я пользовался притчами их жрецов. И в этом мне помогали зелоты, которые боролись с римлянами (эллинами).
А использовал я притчи этих стран ровно настолько, насколько требовала обстановка, чтобы, как и Заратуштра, иметь запас на любой случай жизни. Притчи — именно они позволяли мне привлекать толпу.
Обстановка в Галилее к моменту моего возвращения из Тибета была очень сложной и напряженной. Она диктовалась зелотами, — продолжал Иешуа,— и для понимания моего скоропалительного триумфа необходимо более подробно остановиться на этом вопросе.
Зел;ты (от греч. ;;;;;;;, букв. «ревнитель, приверженец», ивр. , канаим) — социально-политическое и религиозное эсхатологическое течение в Иудее, возникшее в эпоху Маккавеев во 2-й половине I века до н. э. и оформившееся окончательно в середине I века н. э.
Основной целью зелотов было упразднение эллинистического влияния и свержение римского владычества для достижения которой считались пригодными любые средства. К середине I века н. э. зелоты оформились в политическую партию для борьбы с наследием царя Иудеи Ирода Великого. С фасада Иерусалимского храма, отстроенного Иродом, они сбили золотого орла как побуждающего к идолопоклонству и намекающего на римское владычество.
Требования императора Калигулы поставить по всей Империи его идолы, грубое отношение римских солдат к Храму и вере жителей Иудеи привели к существенной радикализации еврейского населения и, соответственно, пополнению сторонников зелотов. После незаконного изъятия (фактически грабежа) римским прокуратором большей части храмового серебра, зелоты организовали «Великое еврейское восстание», приведшее к Иудейской войне 66–73 гг. н. э. Подоспевшие на помощь римлянам войска Цестия Галла из Сирии были разбиты повстанцами.
Зелоты, будучи непримиримыми противниками римлян, решили бороться до конца, обосновывая это тем, что Израилем может управлять только Мессия — потомок Давида. Наиболее отважные воины объединились в отдельную группу и получили от римлян прозвище «сикарии» («убийцы», «кинжальщики»). Их радикальные воинственные действия привели к войне с римлянами. Так, один из сикариев Менахем, сын Иуды, захватив крепость Масаду, перебил римский гарнизон.
Наиболее известные зелоты — Симон (Шимон) Бар-Гиора и Йоханан из Гисхалы. Иногда зелотов рассматривают как основанную Иудой Галилеянином и Садоком Фарисеем «четвертую секту», наряду с фарисеями, саддукеями и ессеями, о которых упоминал участник Иудейских войн ­Иосиф Флавий.
Так вот, среди моих апостолов был зелот Симон (в Синодальном переводе не «зелот», а «зилот»). К зелотам примкнули еще трое Апостолов — Петр, его брат Андрей и Иуда.
Моей скоропалительной популярности в Вифлееме способствовало широко распространенное чародейство, которое, будучи прибыльным, тем не менее, потеряло доверие в среде зелотов, я этим воспользовался и предложил свои «услуги». «Неплохо заклеймил их Иисус. Все, сколько их (чародеев) ни приходило пред ним, суть воры и разбойники».
— А ты знаешь, Иешуа, что британский нейрохирург и автор множества статей про научный атеизм Джонатан Парараджасингхем смонтировал видеозапись, в которой собрал воедино пятьдесят интервью с признанными мыслителями в области физики, химии, философии и психологии. Они поделились своим мнением о вере в Бога и жизни после смерти. Ноам Хомский, Бертран Рассел и Гарольд Крото — «Теории и практики» публикуют подборку этих интересных высказываний о религии.
По мнению же Ницше, выбранные цитаты диссонируют с гуманностью христианского учения, например: «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему жерновой камень на шею и бросили его в море». Библия, Евангелие от Марка
Как ты относишься к такого рода публикациям?
Ричард Докинз со своей теорией мемов показывает, что любая информация содержит в себе как положительные, так и отрицательные признаки, и пользующийся ею вправе принимать ее или отвергать.
— Впоследствии за три с половиной года я наговорил немало, и те сорок притч, даже если они просто приписаны мне молвой и евангелистами, все равно капля в море. Я был энергичным молодым человеком, в расцвете сил, много видевший, много слышавший, за притчей в карман не лез. В тупик меня поставить было невозможно, притчи или иносказания у меня были готовы на все случаи жизни.
Другая моя стезя — целительство — выглядела более демонстративно и результативно. Народ, возбужденный слухами, устремлялся огромными (по тем временам) толпами в основном на исцеления. Правда, оно меня раздражало, поскольку это был самый что на ни есть не прикрытый обман. Но без этого невозможно было обойтись. Все чародеи были целителями. Петр находил доходяг, платил им, и они изображали калек или больных, которых я должен был «излечить».
Мы с учениками жили в соответствии со своей проповедью: «Бог даст день, Бог даст пищу». Имущества не накопили и не имели, как говорят, ни кола ни двора.
К сожалению, в последующие века эти разбойники от веры — папство, оправдывая свои баснословные богатства, сделали меня собственником несметных богатств.
Но не все и всегда было гладко. Однажды я «перегнул» палку. Ситуация возникла в Капернауме, где я впервые обнародовал мысль о своем святом эквиваленте — о своей плоти и крови. «Суть моя, плоть и кровь — это мои проповеди, идеи и вера. В этом я весь и даже больше, и нет во мне ничего иного, — силился объяснить я это тождество собравшимися и ученикам. — Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь (внимающий и верящий мне) пребывает во Мне и Я в нем». Ученики не поняли ­иносказаний, а многие, слыша это, говорили: «Какие странные слова! Кто может это слушать?» Как ни пытался я тут же выправить ситуацию, не смог, не нашел доступной транскрипции для осенившей мысли, слишком эффектного образа. Многие из моих учеников отошли от меня и уже не ходили со мной.
Исса собрался было продолжить рассказ о том, как развивались события далее, но Анахарсис остановил его жестом, давая понять, что о трехлетней одиссее его пребывания в Галилее речь пойдет в следующих главах.
Анахарсис, докладывая Уицрик о результатах встречи с Иешуа, акцентировал внимание на том, что описание неизвестных его восемнадцати лет скитаний были вычеркнуты из церковных книг потому, что не соответствовали политическим устремлениям растущей церкви.
Уицрик выслушала доклад Анахарсиса и сделала вывод:
— Дежавю. Не могу отделаться от мысли, что это уже было.
— Было?
— Ну да, так и есть! Фальсификация, умолчание или сокрытие фактов истории, не вписывающихся в общую концепцию, а то и полное их перекручивание — удел тех, кто непрочно держится у власти. Так делали советские историографы в угоду коммунистической идеологии, так делают и теологи в угоду христианскому учению. Те факты из жизни Иешуа, которые им неудобны, имеют компрометирующий материал, бросающий тень на святой образ Иисуса, они скрывают.
— А ты молодец! Раскрутил его и без детектора лжи. Талант! — рассмеялась Уицрик.
Анахарсис скромно опустил глаза и, подавляя улыбку, произнес:
— Только харизма и личное обаяние. Лаской и добротой можно лед растопить.
— На счет харизмы не спорю, а вот ласковым ты с ним не очень-то и был. Ну да ладно. Ханжества и «любви» ему и от верующих хватает с лихвой. Но расслабляться нельзя, мы только в начале пути. Так что харизма тебе еще пригодится.
Они шли, оживленно разговаривая, не подозревая, что их слышит ­Иешуа. Он ухмыльнулся при мысли о наивности этих людей, вообразивших, будто его всемогущество имеет пределы и не удержался от колкости: «Сказал безумец в сердце своем, что Бога нет, — говорится в псалмах. А что это значит? Это значит, что во времена написания Библии были такие „безумцы“, которые отрицали существование Бога. Были атеисты еще в библейские времена! А вы, гуру, этого не знали!»
Оставив Уицрик с Анахарсисом как громом пораженных, Иешуа скрылся, весьма довольный собой. Пусть теперь думают, как к нему подступиться. Голыми руками нас не возьмешь!
Так мы все больше склонялись к тому, что в какой-то момент все сведения об этих годах его жизни были уничтожены. При изучении ­документов ранней христианской церкви становится очевидным, что первые церковные соборы, особенно Никейский собор 325 года, изменили многие положения христианской доктрины. Остается признать, что описания неизвестных лет Иисуса были вычеркнуты потому, что не соответствовали политическим устремлениям растущей церкви.