Философские поиски национальной идентичности

                (Осмысление проблемы национальной идентичности в русской философской мысли середины XIX века)

        Углубленная разработка фундаментальных вопросов национального своеобразия и идентичности каждого народа в среде других этнически сформированных многочисленных отдельных групп в рамках человечества в целом берет свое начало в отечественной философской мысли еще с эпохи позднего средневековья, усиливаясь и нарастая на всем протяжении XVII и XVIII столетий [1], но все-таки впервые уровня или, точнее сказать, особой стадии целенаправленной ментальной рефлексии она достигает примерно лишь к середине XIX века, ставшего чрезвычайно значимым этапом развития философии в России, в том числе и философского осмысления проблемы нации и народности.         
 
        Одну из первых серьезных и концептуальных попыток четко сформулировать и поставить на объективное обсуждение сам этот вопрос о специфике подхода к осмыслению места различных отдельных народностей в общем историческом процессе становления и развития всемирной человеческой цивилизации сделал на рубеже 50-х и 60-х годов XIX века русский публицист, литератор и критик Н. А. Мельгунов [2]. Его обширная статья под ключевым заглавием «Народности в истории», увидевшая свет в 1859 году на страницах влиятельного и авторитетного журнала «Отечественные записки» под часто использовавшимся им псевдонимом Н. Ливенский, ясно формулировала и четко акцентировала основополагающие моменты о том, что «самый могучий рычаг нашего времени – рычаг народной самостоятельности» [3, с. 177], и что «народности со всеми их условиями – языком, обычаями, общественным и гражданским бытом – не какая-нибудь случайность, а творение самого Бога, плод всеобщей истории, т. е. всеобщей жизни» [3, с. 190].

        По наблюдению Мельгунова, находившегося в период работы над статьей за границей, в германских землях, охваченных мощным стремлением к национально-политическому объединению в одно общенародное государство: «Народное начало, исключительно живое и поистине консервативное, до того всюду выдвигается вперед и становится преобладающим историческим фактом, что самым близоруким нет возможности не видать его, самым невнимательным – не слышать его голоса» [3, с. 178]. Точка зрения русского мыслителя на коренные причины явно недостаточного внимания, уделявшегося ранее, в прежние эпохи бурной европейской жизни, вопросу национальной самоидентификации народов, заключалась в констатации факта ошибочности и необоснованности методологической базы, от которой отталкивались в своих чересчур односторонних и национально ограниченных умозрительных построениях и штудиях умы даже лучших интеллектуалов Западной Европы: «Философы прошлого столетия были почти исключительно одушевлены любовью к человечеству, к людям вообще, без различия народностей, которые тем менее занимали их, что для француза того времени, сверх классических народов древности, существовал только один народ – французский, да много, если английский» [3, с. 178]. Вследствие этого неблагоприятного для объективной философской рефлексии обстоятельства, как справедливо и критично отмечает Мельгунов, «народное начало было так же чуждо политической мысли, как оно оставалось чуждым и мысли философской» [3, с. 180].

        Неизбежным результатом такой предвзятой односторонности в походе к осмыслению внутренней сущности проблемы судеб отдельных народностей в общеисторическом процессе становилось, как показывал Мельгунов, культивирование идеи национального превосходства и собственной национальной исключительности в ущерб другим народам и нациям: «Вопрос заключался лишь в том, который из великих современных народов окончательно воплотит в себе вечную идею человечества и поглотит в ней прочие временные индивидуальности» [3, с. 181].

        Однако, как убедительно и образно показал Мельгунов, постепенный прогресс в неуклонном развитии спонтанного процесса роста самосознания человечества вел передовые народности, в лице их лучших представителей, включая прежде всего глубоких мыслителей и самобытных деятелей искусства, к тому, чтобы на смену прежней системе одностороннего избирательного национального господства начал мало-помалу утверждаться  «новый порядок, основанный на уважении к принципу национальности, потому что только на этом пути можно надеяться отстранить надолго мятежи, перевороты и войны, плод и исчадие прежней обычной политики, которая, называя себя консервативной, не догадывалась, что корень истинного консерватизма – в признании и оценке народного начала как исключительно рационального, естественного и потому ручающегося за порядок» [4, с. 193]. Таким образом, магистральные тенденции эпохи преломились в национальном спектре обновленных и переосмысленных концепций целостной философии неповторимой роли и индивидуального места каждой народности в общем контексте всемирной человеческой истории.

        В значительной степени мысленную солидарность с историософской концепцией Мельгунова проявил в те же годы его сподвижник и единомышленник, академик-филолог С. П. Шевырев [4–6], так же осуществлявший свою литературную и научную деятельность в тот период за границей, где он прочел в 1862 году в Париже для местной русской колонии и заезжей публики лекционный цикл по истории отечественной словесности. Лейтмотивом этого курса стал тезис о приоритетной значимости начала народности в истории и культуре: «Идеи управляют миром: это выражение вошло в пословицу. Но из всех идей современных самая живая – идея народности» [7, с. 3].

        Обзорно рассматривая во вступительной лекции к публичному курсу ключевые вехи историософии человечества, при этом во многом переосмысляя и по-своему оригинально ресинтезируя комплекс идей, идущих в традиции  европейской мысли от Вико и Шеллинга, а в отечественном культурно-философском континууме от Карамзина и кружка московских «любомудров» [8–11], Шевырев обосновал преемственную связь между главнейшими народами, которым на разных этапах развития человечества суждено было сыграть ключевые роли в общем движении мировой истории: «Были народы, которые уже вложили дары свои в общую сокровищницу и сошли с лица земли. Есть другие, которые продолжают свои приношения и стоят во главе европейского образования. Есть наконец третьи, которые, хотя отчасти и сказали уже свое слово, но оно не было еще услышано другими, и действия их принадлежат более будущему, нежели прошедшему. К третьей категории принадлежим и мы» [7, с. 3]. Так идея народности оказалась тесно переплетена в концепции Шевырева с философским осмыслением внутренней логики хода развития человеческой общемировой истории и культуры.

        В последующем аналогичные взгляды еще глубже выражали и более последовательно развивали в своих научных трудах и публицистических выступлениях в печати также некоторые другие крупные и значимые представители отечественной школы философской социологии, прежде всего А. Д. Градовский, чьи программные статьи по проблемам интерпретации участия народности в протекании общественного процесса не случайно были собраны им самим из различных периодических изданий, где они первоначально публиковались, и объединены в 1873 году отдельную книгу под названием «Национальный вопрос в истории и литературе» [12]. С этого момента можно окончательно говорить о формировании оригинальной и самостоятельной устойчивой традиции философского истолкования проблемы народности в контексте отечественной мысли XIX века [13–14]. Эти традиции оказались действительно в полной мере конструктивными и плодотворными для дальнейшего хода становления и развития национальной философии в нашей стране.            

                Литература

    1.  Столович Л. Н.  История русской философии. Очерки. – М.: Республика, 2005. – 495 с.   
    2.  Евсеева М. К.  Мельгунов Николай Александрович // Русские писатели. 1800–1917: Биографический словарь. – Т. 3. – М.: Большая Рос. энциклопедия, 1994. – С. 572–576.   
    3.  Мельгунов Н. А.  Народности в истории // Отечественные записки. – 1859. – Т. 126, №  9. – Отд. I. – С. 177–194. 
    4.  Ратников К. В.  Степан Петрович Шевырев и русские литераторы XIX века. – Челябинск: Околица, 2003. – 176 с.
    5.  Ратников К. В.  Роль С. П. Шевырева в развитии русской науки, литературы и журналистики. – Челябинск: Репринт, 2008. – 384 с.   
    6.  Коровин В. И.  Шевырев Степан Петрович // Русские писатели. XIX век: Биографический словарь. – М.: Просвещение, 2007. – С. 559–564.
    7.  Шевырев С. П.  Лекции о русской литературе, читанные в Париже в 1862 году. – СПб.: Тип. имп. Академии наук, 1887. – 280 с.
    8.  Ратников К. В.  Идейные предпосылки формирования литературной системы любомудрия: Влияние просветительской концепции Н. М. Карамзина на ранее творчество С. П. Шевырева // Филологические науки. Вопросы теории и практики. – 2008. – № 1-2. – С. 114–116.
    9.  Каменский З. А.  Русская философия начала XIX века и Шеллинг. – М.: Наука, 1980. – 326 с.
    10.  Каменский З. А.  Московский кружок любомудров. – М.: Наука, 1980. – 328 с.
    11.  Ратников К. В. Переосмысление идей «Новой науки» Джамбаттисты Вико в лекционном курсе С. П. Шевырева // Известия высших учебных заведений. Уральский регион. – 2011. – № 3. – С. 41–48.
    12.  Градовский А. Д.  Национальный вопрос в истории и литературе. – М.: Изд-во ГПИБ, 2009. – 284 с.
    13.  Каменский З. А.  История философии как наука в России XIX–ХХ вв. – М.: Эслан, 2001. – 332 с.
    14.  Сухов А. Д.  Русская философия: характерные признаки и представители, особенности развития. – М.: Канон+; Реабилитация, 2012. – 640 с. 

         Октябрь 2014