Страна беспощадной жизни

               
                СТРАНА  БЕСПОЩАДНОЙ ЖИЗНИ*

      «Всех нас  Судьба гонит в одно место» – 
                Omnes eoedem cogimur.
               
               
                ГОРАЦИЙ

      «Единственный город, где можно долго жить,
               
                это всё же Мюнхен.
              А если я не там, то какая разница между Галле и Копенгагеном»
               
               
                Вернер ГЕЙЗЕНБЕРГ



          Россия –  страна суровой жизни  и беспощадной  власти. Сегодня здесь в бытийной, социальной  сфере   почти всё так,  как  было  триста лет назад.   Здесь в белой ночи  жесткого  и немилосердного  бытия коченеют мысли  и  замерзают звуки. Здесь, в северной Евразии и в  советском Заполярье,  забавные выдумки   барона Мюнхаузена часто  находили себе реальное  подтверждение и  успешно дополнялись бодрыми  героическими  мифами советских идеологов-вралей.    Здесь   под вечным Безмолвием и низким северным небом, напрасным кажется   мечтать о лучшей доле и нормальной  жизни. Такой страной Россия была довольно долго.  И нам  давно необходимо понять и признать, что мы изначально, с древнейших времён,  живем и существуем на самом краю   студёной ойкумены. У  Евразийской России, распростёртой вдоль берега Ледовитого океана,  своя  пугающая  стать  и  своя тревожащая  нас сущность. У неё свой лютый полюс холода  на Индигирке в Оймяконе и  самая   комфортная  во  всей колониальной и пустынной Евразии  метрополия, свой   новый третий Рим,  город-государство Москва.   
        Когда-то давно, при императоре Октавиане Августе, краем ойкумены было Черноморское побережье нынешней России. Здесь  в те времена зимой было жить так же холодно и тоскливо, как   холодно, сурово и угрюмо приходится  жить в Заполярье на Северном Урале у ханты-манси на перевале Дятлова, или на Новой Земле, на радиоактивных гранитных берегах пролива Маточкин Шар.  Две тысячи лет назад сюда, на край земли, за пять морей, на задворки двух империй, на западный  берег  Понта Эвксинского, в город Томы (сейчас это румынский  город Констанца)   был выдворен из Рима  любимец римлян, поэт  Публий Овидий Назон. Здесь  мучимый морозом автор  «Любовных элегий» и  «Науки любви» впервые в жизни увидел  скованные льдом  воды Дуная и морского побережья. Море и реки подо льдом казались ему чудом: «Трудно поверить! – ногою касался я твёрдого моря, не намокала стопа, тронув поверхность воды» («Скорбные элегии»).
      На краю ойкумены, на краю земли, далеко  за «горизонтом событий» жили, продолжают жить  особые люди, именуемые с доисторических времён «варварами». Их  характер  нравы и обычаи всегда  строго зависели от географии, климата, места обитания, флоры и фауны, от длительности природной или иной изоляции от остального мира, наконец, от наклона земной оси и  силы  солнечного ветра.  Там, где вместо садов Гесперид и всегда  цветущих лугов Гипербореи возникает ледяная пустыня, там,  на место людей-полубогов приходят чуждые мирному рыболовству, земледелию и огородничеству мужепёсы, которые, чтобы выжить должны убивать вокруг себя всё живое и в итоге обязательно   друг друга. Но и северная, ледяная пустыня, как и палящая, песчаная бывает разной, есть у них отдельные   оазисы и благодатные места для избранных и хищных,  но ещё  больше в них абсолютно губительных, каторжных  мест     для   остального большинства. 
       Россия – одна из тех самых страшных  окраин ойкумены, где всегда  минимум культурно-образовательных и медицинских центров на огромных площадях неосвоенного жизненного пространства, где  время замедляет ход и коченеет  деятельная, интеллектуальная  жизнь.  Северной пустыней нашу страну называл не один  жизнелюбец Александр Пушкин и философ-меланхолик  Пётр Чаадаев, но и многие иностранные наблюдатели – дипломаты, наёмники, купцы и путешественники. В их записках и воспоминаниях о  России перед нашими  глазами возникает огромная, холодная страна, где «московиты, чтобы согреться, разжигают на улицах и площадях огромные костры, пытаясь ими согреть себя и  небо».  По их словам,  из-за отсутствия дорог  с большим удобством (но и с большим  риском)  по Московии  можно было ездить на санях только  зимой, а  летом – только водным путём под хорошо вооружённой  охраной.   Однако в зимнюю пору морозы были настолько лютые, что птицы замерзали на лету, люди и лошади  купеческих обозов замерзали на пути.
      Западного европейца   средневековая  Московия  поражала,  прежде всего,  своими бескрайними, пустынными просторами, своей дикой природой.  Во времена посольства Сигизмунда  Герберштейна  в Московию (XVI век) можно было целый день проехать, не встретив нормального постоялого двора.  Изредка  встречались по пути только  «починки»,  или «займища»,  состоящие часто из  одной  крестьянской избы где-нибудь в лесной просеке. Можно было несколько дней проехать и не встретить не только города, но сколько-нибудь порядочного села, т. е. деревни с деревянной  церковью. Это воистину была холодная северная пустыня, неприветливый край  непроходимых, сумрачных лесов, рек, озёр, болот и топей. Даже поездка на коне  из Европы   в Москву кратчайшим путём через Смоленск была весьма трудной –  приходилось   пробиваться сквозь лесные  завалы и заросли, переправляться через болота, через реки переходить  вброд или вплавь; ибо только у больших городов  были мосты или плоты для переправы.  И вполне понятно,   что   сведения о Московии и московитах,  не могли в ту пору отличаться точностью. И правдоподобием. Особенно о жителях  северной Руси, которые, якобы  «щебечут по-птичьи, ходят в звериных шкурах, живут в земляных норах, зимою умирают, а весною оживают». (1) 
      Увы, такой неустроенной и дискомфортной,  наша страна смотрелась глазами иностранных путешественников пять веков назад и  триста лет назад в начале  первой  Русской Смуты. Такой она предстала  двести лет назад после Отечественной  войны 1812 года перед  глазами  Матильды-Летиции Вильгельмины Бонапарт, племянницы Наполеона, глазами маркиза Астольфа  де Кюстина и швейцарской гувернантки Олимпии Риттенер. Такой она  была сто лет назад после второй  Русской Смуты глазами английского фантаста Герберта Уэллса. Такой она остается и сейчас на Русском  Севере и Заполярье, в Сибире и на Дальнем Востоке.   Россия во все времена  выглядела со стороны, глазами  иностранцев   как громоздкое, неповоротливое, полусонное и малоподвижное социальное устройство, где все жизненные, государственные, культурно-образовательные   и социально-экономические процессы идут в замедленном темпе. Россия всегда   пугала теплолюбивых  иностранцев  своим суровым климатом, дикими  пустынными, безлюдными   просторами и  парализующей волю монструозной властью.  «Чем ближе мы приближались к России, тем нестерпимей становился холод. Я не видела никогда ничего более серого и мрачного. По мере приближения к России мой муж становился всё мрачнее, ожидая встречи с государем» - вспоминала  Матильда-Летиция Вильгельмина Бонапарт, племянница Наполеона, после развода  с Анатолием Демидовым. (2)
        Под гнетущим впечатлением от казарменного общественного строя  николавеской России долго оставался и маркиз Астольф де Кюстин, один из первых в мире политологов, кто всерьёз задумался об  исторической и социально-политической рентабельности првящих режимов: «Я пришел к выводу, что страна, которую ее жители покидают с такой радостью и в которую возвращаются с такой неохотой, — дурная страна. Общественный порядок в России стоит слишком дорого, чтобы снискать мое восхищение. Если же вы упрекнете меня в том, что я путаю деспотизм и тиранию, я отвечу, что поступаю так нарочно. Деспотизм и тирания — столь близкие родственники, что почти никогда не упускают возможности заключить на горе людям тайный союз. При деспотическом правлении тиран остается у власти долгие годы, ибо носит маску». (3) Бедность и нищета  большинства  русских простолюдинов оставалась неизменной и во второй половине XIX века. Это отмечено в путевом дневнике швейцарской гувернантки Олимпии Риттенер: «22 сентября утром, в то время как для парохода запасались дровами, я сошла на берег с несколькими спутниками. Мы пошли посетить маленькое племя остяков на берегу Оби. Эти люди не имеют ни малейшего понятия об архитектуре, живут в хижинах, наполовину закопанных в землю и покрытых ветками деревьев и травой. Внутреннее убранство похоже на обстановку очень простых шале в высокогорной Швейцарии, которые служат убежищем для пастухов». (4) 
        Даже, протянутая через всё евразийское пространство Российской империи Транссибирская железнодорожная  магистраль, на стальной  нити которой  возникло множество интеллектуальных пятен и  разного размера жемчужин просвещения и прогресса, не смогли смягчить  суровые и порой  угрюмые  черты портрета нашей страны.
       Иностранцы удивлялись удивительной почти фантастической живучести русских людей, их готовности жить по всем правилам науки выживания северных народов, чукчей, эвенков, ханты-манси. Удивляло иностранцев и нежелание русских людей  искать для себя лучшей доли в иных странах. Многие из них объяснили эту привязанность русских  к насиженным местам их природными свойствами, характерными для народов Севера для охотников-промысловиков и оленеводам, для поморов, чукчей и  якутов.  Австрийский писатель, свидетель голода в Поволжье   Франц Кафка (1883-1924), автор рассказов «На строительстве китайской стены», «В исправительной колонии»,  «Мастер в искусстве голодания», сочетавший в своём творчестве фантастику кошмара с отображением  абсурда и безумия реальной жизни, писал в дневнике: «Почему чукчи не покидают свой ужасный край, в любом месте они жили бы  лучше по сравнению с нынешней жизнью и их нынешними желаниями». (5)
       Но русские люди  не чукчи, не морские охотники и не кочевники-оленеводы, они способны обживать огромные пространства и создавать  свои миры, свои  новые края и веси,  с их  скученным проживанием   сельского населения, с народной демократией  и древними формами  общинной обработки земли. Стремясь уйти  от   гнёта своих,  исторических, «родных» господ, они не  спешили  убегать на Запад к новым  «более человечным» господам, а уходили на  суровый и безлюдный северо-восток, где среди глухих лесов, болот и рек     предпочитали  быть самим себе  работниками и господами.
Стране несметных богатств и природных сокровищ, страна бедных и нищих людей, пребывающих многие столетия в полуживотном, сумеречном  состоянии.
        Это вечно  подмороженное состояние, медлительное и сонное  развитие  пустынной страны и  неразвитого, рабовладельческого, по сути, общества, оставалось неизменным даже  в объятой социальной  бурей и пожаром Советской России, в большевистской Москве,  где «золотая дремотная  Азия опочила на куполах» (Сергей Есенин). Трудно  гармонично чередовать активную созидательную деятельность с зимней спячкой, ещё трудней ходить по снегу босым и голым, прикрываясь фиговым, заморским  листочком.   Печальная  «Сказка о спящей красавице и о семи богатырях»  и самая страшная социально-психологическая  «Сказка о рыбаке и рыбке» в полной мере отображают  истинное и неизбывное состояние России и всего русского народа. Трудно в летаргическом сне рожать полноценное потомство, но ещё труднее  выжить ему даже на биологическом уровне в белой ночи  Бытия.    Почти все  монархи и советские вожди, от Московского царя Ивана III  до генсека Сталина держали свой народ в нищенском, полуголодном, животном  состоянии. Некоторые из них возмущались, когда  европейские  путешественники  укоряли их за такое бессердечное отношение к своим  соплеменникам и единоверцам, другие  даже гордились  своим умением держать страну в  «железно кулаке», а свой народ  в «ежовых рукавицах».  При этом, как прежде, в царской России, так  и в советской, так и в нынешней советско-буржуазной РФ, никому   из  представителей властных структур  не было стыдно перед  миром за  самих себя, свой пещерный лютый  эгоизм, свой  неизменный имперско-феодальный, рабовладельческий  режим.  Богатая империя нищих имперских рабов, страна ханжей-патриотов, где каждый третий нарочито   громко клянётся в любви к  своей Отчизне, к её природным красотам, а в душе считает её  злой   мачехой, порой ненавидит её, явно и тайно грязнит и оскверняет  её природный сарафан, её земли, реки и озёра.
       Даже «холодная война», лихорадочное соревнование двух социально-экономических систем,  безумная гонка вооружений и  «битвы за космос» во второй половине  XX века  мало  изменили внешний облик нашей огромной, суровой  и непривлекательной страны. Вот как пишет о  русской  провинции в эпоху  правления великого кукурузоведа-волюнтариста Никиты Хрущёва в своей  книге «Московские истории» гражданин США  и студент МГУ Лорен Грэхем: «…Я увидел русскую деревню ранней весной, в бездорожье (знаменитая rasputitsa). Из окна поезда «Москва-Варшава»  каждая сельская  дорога казалась  непроходимой топью. Грузовики и редкие сани, запряжённые лошадьми, пытаясь объехать грязь слева или справа, только расширяли  это месиво до  размеров  двух полосного шоссе. Деревни и поля, пролетавшие за окном вагона, выглядели средневековыми.  К деревенским колодцам шли женщины в тёмных телогрейках и валенках, неся на плечах коромысла, на которых висели  деревянные вёдра. Колодцы  были  того типа, который существовал веками:  с деревянным воротом, с намотанной на неё  истрёпанной  верёвкой. На речках, в тех местах, где лёд ещё не оторвался от берега, женщины полоскали бельё. По улицам бродили коровы и козы. Люди  везде передвигались только пешком, протаптывая в снегу и грязи  сети  причудливо переплетённых  тропинок. При колхозно-совхозной системе сельская жизнь сохранилась в таком виде, что и по внешним признакам и по своему функционированию она почти не  отличалась  от остатков   традиционного крепостничества в дореволюционной России – с небольшими деревнями в одну улицу, вдоль которой выстраивались прижавшиеся друг к другу деревянные избы».(6)
        С того дня, когда  волюнтарист Хрущёв ушёл на пенсию, а  Лорен Грэхем уехал в США, прошло полвека, огромный срок в масштабе одного-двух поколений, но в  социально-экономической жизни сегодняшней провинциальной России ничего  не изменилась к лучшему. А  в сельской местности, наоборот, стала ещё хуже, безотрадней и страшней. Сегодня все   деревни  времён  Хряка-Хрущева и Заибана-Брежнева,  которые полвека назад видел   американец Грэхем, все исчезли, на слом идут рабочие, лагерные  и городские посёлки  при  шахтах, рудниках и химзаводах. Сегодня  на грани исчезновения отдалённые и труднодоступные  малых городов-бицентров, где выживание местного населения проходит на биологическом уровне при самом низком уровне и качестве жизни в духе  раннего Средневековья. Так, по сообщениям официальных, государственных СМИ  и «Российской газеты» сегодня  живут и доживают последние  дни и месяцы   сотни малых городов, посёлков российской Северной Евразии, заброшенных, забытых и оставленных на произвол судьбы местными и областными властями. Среди них  недавно, в День Единения, 4 ноября 2019 года, прославился на всю страну посёлок Сураново,  что недалеко от Томска и районного центра Тайга. Пенсионеры  этого посёлка,  получившего недавно  в СМИ  имя «Доживалово» вынуждены зимой  добираться до соседнего дома на лыжах, а умерших отвозить в морг на электричках.  Из транспорта на весь посёлок  только один самодельный  вездеход-«луноход», собранный самородком-умельцем из запчастей, найденных на городских свалках, двигателем от мотоблока «Крот», ходовой  части от «УАЗ» и колёсами от «ЗИЛа».   Для того, чтобы провести по этой печальной теме  серьёзное социально-экономическое и политическое исследование вовсе не нужно переворачивать целые пласты архивных документальных источников, можно ограничиться специальной литературой, а лучше всего –  содержательной частью годовой подшивки   журнала «Родина».  Удручает только при этом одно – олимпийское спокойствие авторов-патриотов этих  статей и  пофигизм     читателей.  Складывается   вывод, что ни народ, ни правящий режим  не знают и знать не хотят  никакой другой жизни, кроме той, что у них есть  в данный момент.
Для  правящих элит  Россия –  это  огромная, серая и угрюмая провинция, а народ – назойливое и постоянно мычащее стадо миллионов  тамагочи, о котором необходимо  заботиться,  его надо поить, кормить и развлекать,  а то оно  погибнет. А без него, мычащего, но дойного, погибнет  и  власть. Случилось так, что народ, живя на земле, остался без своей земли. Сначала он был доволен шести соткам, а потом  народ вообще забросил землю, и она теперь ему не принадлежит. У этого народа короткая память. Он быстро забыл о принесённых им жертвах, он по-рабски простодушно простил  своих убийц и душегубов. Только короткой памятью людей можно объяснить  сегодня этот   бурный подъём милитаризма и казённого патриотизма, слепое повторение культа личности и очередное безумное разжигание гражданской войны, убийства друг друга,  самих себя, войны всех против всех. (7)
       В России живёт  особенный народ, согласный жить в любых условиях, выживать и размножаться на биологическом уровне,  согласный быть и оставаться «тонко чувствующим, мыслящим животным» на уровне заполярной фауны. Этот народ, чьи надежды на лучшую долю всегда были  полны  простодушия и врождённого инфантилизма, ради очередной социальной утопии он  всегда  согласен на любые страдания и лишения. Он согласен жертвенно служить любому вождю и самозванцу, кто сумеет предать  высший (пусть даже ложный) смысл его бессмысленному животному существованию. Ради великой цели, ради «общественного счастья» он готов  стать народом-вегетарианцем, опроститься, отказаться от  всех национальных вредных привычек, стать монахом и  скопцом, забыть о том, что все мы  в прошлом каннибалы.  Этот народ  самой судьбой наказан  короткой памятью, он долго не знал своей истории, мировая культура, науки и искусства обходили его стороной. Он быстро забыл всё то, чудовищное и бесчеловечное, что с ним творили демоны и бесы революции,  что сам он  вытворял  с самим собой.  Русские (великороссы) – народ такой же, как и все остальные  потомки антропофагов, кто, по авторитетному утверждению патриарха этнической антропологии Клода Леви-Строса, начал  своё развитие с экзаканнибализма (поедания чужаков), а завершил  его в XX  веке эндоканнибализмом (в прямом и идейно-символичном  поедании своих), после чего   стал сам себе врагом и русским  русофобом.
         В своём стремлении    осчастливить всё человечество, всех, кроме самих себя, русские люди под знамёнами большевизма  сблизили, как могли, в своём  всеядном чреве   вчерашние «варварские» цивилизации с современными и грядущими технологическими цивилизациями.  (8)
           Московской царство, Российская империя, СССР и нынешняя РФ, отмеченные на картах раннего  Возрождения  как Тартария –  это край студёной ойкумены,  край  тотального имперского  насилия, страна  беспощадной  жизни   и невыносимого существования. Край ледовитой  ойкумены – самая непривлекательная  страна в мире, непригодная для нормального выживания на биологическом и психофизическом уровне.  Особенно ужасен Советский  Север, его абсурдная безумная, кошмарная, до сих пор строго засекреченная   история, с её победами и поражениями, силой и бессилием зла на  огромном, лежащем  за Полярным кругом, тысячекилометровом пространстве от Кольского полуострова до Чукотки. Далекий,  малонаселённый край, до сих пор  пугающий любителей экстремального туризма  своими  «артефактами»  под открытым небом. Безлюдные, заброшенные  вдоль берегов Ледовитого океана города и  золотодобывающие лагерные посёлки, с пустыми окнами бараки и конторы с наглядной агитацией внутри: «Мы строим коммунизм!»    Горно-обогатительные  комбинаты Янского горнопромышленного управления (пос. Эге-Хая в Якутии), оловянные  и урановые рудники Нижне-Янского  горного комбината в  верховьях Колымы на полуострове Челюскин, прииски  «Депутатский», «Буревестник» и «Орёл»,  участки   ржавой  Трансполярной  железнодорожной магистрали  «Мурманск-Певек-Лос-Анджелес»,  ржавеющие паровозы среди  березняка и посреди тундры  близ Салехарда времён 1920–1950-х годов.
      Жуткие картины  эпохи  «Дальстроя» МВД СССР (со столицей  Магадан),  в которой «гений» и «злодейство», благодаря стараниям чекистов, гармонично    совместились,   где поощрялось  братоубийство и отцеубийство по идейным мотивам, где можно  было одержать победу, проиграв, и потерпеть в итоге  трагическое поражение, победив.  Страна  былой и дутой славы,  строго  засекреченной правды с нарумяненным косметическим  фасадом и угрюмыми задворками в белой ночи бытия. Скорбный, «мертвый дом»  и театр абсурда под одной крышей, где рядовые, действующие лица,  сыграв однажды свою роль на лесоповале или  руднике, больше никогда не получали новых ролей. Им на смену  для игры   в великой драме на край земли пригонялись новые  действующие лица и работоспособная  массовка. Специально выбрать время  и место для  переустройства мира и освоения Севера  большевикам-мужепёсам из Совета Народных Комиссаров  помог великий голод 1932-33 годов.  Хлеборобы Донского края  и Кубани. Северного  Кавказа  и Украины в это время находились в социальном параличе,   умирали от голода и  занимались людоедством. На протяжении более четверти века шло интенсивное     освоение северо-восточных водных путей СССР  в целях «форсирования разработки золотодобычи в верховьях Колымы  специальным  трестом  «Дальстрой» с непосредственным подчинением ЦК ВКП(б)». (9)
       За это время здесь возникло новое, невиданное ранее социально-экономическое явление – Евразийский заполярный  исправительно-трудовой лагерь. Тысячи и сотни тысяч  людей, с клеймом «врагов народа», шпионов и вредителей, нежелательных элементов  расхитителей социалистической собственности  прибывали в Заполярье по этапу, жили здесь, мучились  и умирали  от сатанинской   жестокости  порожденной   самим советским  человеком, направившим силу природы против самого же себя. В исправительно-трудовых лагерях Советского Союза была создана новая общность людей – дикая социальная категория, отрицающая саму возможность возникновения человеческой общности, когда «сын охраняет отца, когда брат охраняет сестру», когда  одни, наделенные властью, охраняли других, лишенных всяких прав, загнав их в один из самых суровых краев на свете, в Тартарию. 
     Страна, где больше всего в мире «врагов народа», «изменников Родины», шпионов и вредителей. И это  чудовищное порождение большевизма –  арктический «архипелаг ГУЛАГ», где  среди узников  находились все категории простых советских людей,  наряду с ними  и «простые работники» – врачи, строители, бухгалтеры, геологи, учителя, мастеровые люди,  крестьяне,  герои-орденоносцы спасательных экспедиций, моряки и лётчики и знаменитые на весь мир учёные-полярники, заложившие основы мировой славы отечественной полярной науки. Одни героическим трудом увеличивали мощь государства, не жалея себя, а в то же время их ближайшие родственники с номерами на груди за жидкую баланду  рубили лес или добывали урановую руду. Кто служил за  кусок колбасы и булки хлеба, а кто изнурял себя непосильным трудом за  миску горохового супа на воде. Тех, кто умирал от истощения и болезней, зарывали в безымянные могилы или бросали за ограду в снег. Тех, кто не мог работать,  и кого  не стоило  кормить.  расстреливали и заменяли  свежей трудовой силой. Всё это делалось под строгим секретом и  до сих пор является  государственную тайну, ибо эта та часть  советской истории,  которой  нормальному  человеку со здоровой психикой следует  только стыдиться.  Удивлявшие весь мир  трудовые подвиги  «врагов народа» в Советском  Заполярье  продолжались  до 1957 года, когда был закрыт  урановый рудник на  Чукотке,  но миф о  большевиках-созидателях и  героях-демиургах  продолжает  морочить юные  души, которым  далеко не всё известно  о пещерной сути  тоталитарной власти и людоедской деятельности ГУЛАГА. Нам, в первую очередь нашим правителям и правящей элите, пора, наконец,  осознать и  понять, что мы  живём с незапамятных времён на краю студёной ойкумены, на самом краю  евразийского континента в долгой самоизоляции от остального, цивилизованного мира.  И мы должны, наконец, понять,  что не с нашим страшным историческим и социальным  опытом и  не с нашим  тотальным насилием над своим народом и друг над другом в XX веке-людоеде мы  имеем  хоть какое-нибудь право учить другие народы как  правильно жить и, тем более,   главенствовать  властвовать над миром.  Когда наши  тщеславные правители-дегенераты перестанут грезить мировым господством, когда они  станут настоящими,  рачительными хозяевами  своей страны, будут жить  только её национальными интересами в сфере  международного экономического и культурного сотрудничества, тогда и исчезнет неизменный и вечный  образ  внешнего врага, а с ним и  маниакально-тревожный психоз, пещерная антропофагия  и бессмысленная гонка вооружений. Надо  использовать с полной отдачей природные богатства страны в деле её, обустройства, благоустройства и привлекательности. Когда  правители и весь народ будут заняты внутренними  полезными делами, тогда исчезнет внутренняя и внешняя напряженность, тогда и   наступит  то вековечное  желанное счастье, о котором пелось в одной из советских песенок незадолго до развала СССР:
            Будет людям счастье, счастье на века
           У советской власти  сила велика.
       В самом деле, пора покончить с эпидемией мании величия в верхних эшелонах власти. Неужели не ясно, что Вселенную не покоришь и смерть не победишь, а раз так, то успокойся, смертный, и  не требуй всего того, что не  нужно тебе самому  и никому  другому. Пришла пора понять, что менять надо не страну (задача уже  объективно невыполнимая), а использовать её потенциал  для переделки самих себя, для изготовления из лучших своих узлов, деталей и свойств  нового (совершенного) Человека и нового, более щадящего психику человека механизма управления. Убийца и грабитель  должны сидеть в тюрьме. Великие вожди, Отцы Отечества  и «перестройщики  вселенной» – в психиатрической больнице строгого режима содержания. 
Авторские примечания, источники, литература.
*Данная статья является существенно исправленным и дополненным вариантом статьи «На задворках полуночного мира», опубликованной в 2019 году на портале ПРОЗА.РУ.      Имперские амбиции руководителей таких  ведущих лержав мира как РФ и США, а также и  таких стран как  Турция в лице  великого султана Эрдогана и связанные с  ними политические игрища и военные конфликты  явно провоцируют большую «очистительную» мировую войну и  заставляют нас с тревого задуматься о ближайшем  будущем.  Сейчас опасным для  всего живого на Земле является не суперсовременное летальное оружие, а безумные затеи в головах  наших  не совсем психически здоровых правителей.    
 1. Валишевский Казимир. Первые Романовы. М.: 1993. Смутное время. Сказания иностранцев о Москоии и московитах. Герберштейн Сигизмунд. Записки о Московских делах. Олеарий  Адам. Описание путешествия в Московию в 1637 году
2.Матильда-Летиция Вильгельмина Бонапарт. Её  воспоминания о поездке в Россию.//   Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907. См. статью –Бонапарты.
3.   Горбовский А.А., Семёнов Ю.С. Закрытые страницы истории. М.: 1988. Маркиз де Кюстин и его книга о николаеской  России.
 4.Путевой дневник швейцарской гувернантки Олимпии Риттенер в Сибирь в 1883  году. -   https://rg.ru › 2019/09/26 › rodina-putevoj-dnevnik-shvejcarskoj-guverna...
5.Франц Кафка. Дневники. -  Кафка Ф. Дневники. Письма к Фелиции. М.:, Эксмо, 2009, — 832 Отдельную часть «Дневников» составляют путевые дневники, которые Кафка вел во время путешествий по Швейцарии, Франции и Германии (1911 и 1912 годы).  Перевод сделан по книгам: Franz Kafka. Tagebucher 1910–1923. S. Fischer Verlag, Frankfurt am Main, 1951; Das Kafka-Buch, Fischer-Bucherei, 1965.
6. Лорен Грэхем учился в МГУ в порядке обмена студентами между США и СССР, во времена тесной дружбы Никиты Хрущёва с  американским фермером Гарстом. Свою книгу «Московские истории» Лорен Грэхем написал после познавательного  путешествия в ПНР (Польшу) на поезде  «Москва-Варшава», а посему объектом его наблюдений и сравнительного анализа стало  в  основном западное направление  европейской  части СССР.  Верхнее и Среднее Поволжье и Урал, Русский Север и советской Заполярье для иностранцев были закрытыми  зонами.
7. «Российская Газета. Неделя»,№250 (8008),6 ноября 2019, с.16 –  Олег Кармаза. Доживалово. Своими глазами.
8.Клод Леви-Стросс. Все мы каннибалы. М.: Текст. 2019, с.229.
9.Совершенно секретное постановление ЦК ВКП(б) от 11 ноября 1931 г. «О Колыме», начинавшееся следующими словами: «Для форсирования разработки золотодобычи в верховьях Колымы образовать специальный трест с непосредственным подчинением ЦК ВКП(б)»;  Постановление  СНК от 23  января 1932 года, положившее начало «Дальстрою» при МВД СССР «Об освоении северо-восточных водных путей СССР“».

20.10.2020