XII

Так вот, ваше небо блевануло мной на асфальт, и некий рассудок антигероя все еще шевелился в потугах. Со времен того забытья ко мне пришло осознание. Ты либо отдаешься чему-то полностью, либо там ничего обрести не сумеешь.

Было забавно делить свою жизнь по частям и раскидывать все это по разным помойкам города, но как бы ни рвал ты все это – суть оставалась одна. Такой странный налет, на котором рисуешь свой образ, но такая вот пыль, за которою лишь осуждение.

Занимаю свою жизнь в карточный долг, все мы тут истинно жили взаймы у смерти. Я просто хотел больше красок, но заливал под себя черноту. Я просто искал в пустоте то, что заменит мою пустоту, сделает осмысленной. И сердце черствеет, больше в дырке и не было сердца. Была только жажда, которую не насытишь. Каждый день как потерянный, каждая ночь как в кромешный ад и обратно, каждый человек как проверка на подлость. Мне бы повезло, но мне не повезло.

Я смотрю в эти недоумевающие детские лица, люди, которых их розовый мир засыпает конфитюром какого-то облачного розового дерьма и такого вот спертого и ограниченного слепого счастья. Я смотрю в их щенячьи душонки и во мне просыпается голод. Только голод и беспричинный мой гнев на слабость. Еще чуть и я брошусь в истерике, обнажая каждый свой клык ради смеха, но всю эту радость оставишь внутри, предоставив наивным их радугу. Бойся и не доверяй, но тебя тут позднее сожрет нечто более жуткое, нежели я.

Я молюсь, чтобы поезд сошел вдруг с рельсов, молюсь, чтобы автобус, в котором я еду, как-нибудь просто сбил грузовик. И побольше бы бензина, побольше огня бы, лишь бы там от меня ничего не осталось. И не осталось уже ничего ни из дел, ни из памяти. Никакого прошлого и никакого будущего. И плевать мне на них, пусть все выживут, кроме меня. Я служу панихиду, прибивая кроссовками чье-то ослабшее тело к полу. И то тело – мое, я вальсирую на костях. Я обретаю там радость, размазывая кровь по губам и глотая тот мерзкий вкус. А когда я смотрю на уродство из зеркала, я плююсь в пустоту своих глаз, разбивая бутылки о стены. Наполняя жизнь свою битым стеклом, которое просто затупит те одинокие муки, я теряю себя еще больше.

И разговор с этим Я становится откровенней.