Инспекция американцев или трудности перевода

    Идею ехать в Союз майор военно-воздушных сил Джордж О' Брайен воспринял без энтузиазма. С русскими у него давно не складывались отношения. Сразу после окончания академии в Вест – Пойнте его угораздило жениться на Саре Айзеншпиц, миловидной евреечке, закончившей Оксфордский университет. Помимо красивой внешности Сара обладала еще рядом достоинств, одним из которых был ювелирный магазин на Брайтон – Бич, подаренный Саре ее отцом.
     Семь лет безоблачной супружеской жизни пролетели быстро, Детей у четы О’ Брайенов не было. И чья в этом была вина, его или жены, О’ Брайен голову не забивал. Надеялся, что со временем все придет в норму.
       Но однажды Сара со слезами сообщила мужу , что встретила мужчину своей мечты и решила связать дальнейшую жизнь с ним.
     Новым избранником Сары оказался смазливый парень, сын русских эмигрантов.
   О чем больше горевал О’ Брайен, об уходе Сары или о потере ювелирного магазинчика,  приносившего хоть и небольшой, но  стабильный доход, покинутый муж определиться не мог. Ушла и ушла.
     До О’ Брайена доходили слухи, что у Сары с новым мужем каждый год добавлялось по ребенку, и на цифре пять супружеская пара останавливаться не собиралась.
      О’ Брайена и еще десяток офицеров вызвали в Пентагон, и прочитав лекцию о том,  что между Штатами и СССР намечен курс на потепление отношений, сообщили, что, наконец, после многочисленных просьб американских военных политическое и военное руководство СССР пошло на встречу.
    О’ Брайену и остальным офицерам было позволено посетить с инспекторской проверкой один из самых засекреченных  полигонов противокосмической обороны СССР.
     В обязанности О’ Брайена входило проверить лазерную установку, которая, как уверяли спецы из ЦРУ, могла сбивать американские спутники и боеголовки в ближнем космосе.
     Полигон назывался Сары-Шаган, что в переводе с казахского означало Желтая ящерица и располагался в центральной части Бетпак дала, голодная степь.
     Полковник, пытавшийся найти этот засекреченный полигон русских, водил указкой по территории СССР, но не найдя ткнул в район озера Балхаш.
- В общем, где-то вот здесь.
  На командировку отводилось три дня.
 На взлетно - посадочную полосу аэродрома «Камбала» устало плюхнулся   грузный «Геркулес», транспортный самолет ВВС США, и спустя час из него выкатилось три микроавтобуса цвета хаки.
   К О’ Брайену подошел советский офицер, козырнул, и на довольно неплохом английском представился.
- Господин майор, ваш сопровождающий капитан Хорев, прошу следовать за моей машиной.
   Машиной Хорев назвал джип с тентованным верхом и запасным колесом сзади,грозившим оторваться в любой момент при езде по разбитой дороге, уложенной выщербленными бетонными плитами.
    Помимо О’ Брайена в автобусе находились Пол Харрисон, переводчик, только закончивший Вест-Пойнт, и матрос Эндрю Фримен, здоровенный негр, исполнявший обязанности повара и водителя. Автобус был полностью укомплектован для компактного проживания четырех – пяти человек. Спальные места вверху и внизу, кондиционер, газовая плита, душ и туалет.
    Можно добавить, что перед отъездом Фримен наполнил бак пятью баррелями пресной воды. И до отвала забил продуктами холодильник с морозильной камерой. Электричество вырабатывал компактный дизель – генератор.
    Остановившись, капитан Хорев поинтересовался у О’ Брайена когда американцы желают посмотреть объект.
   О’ Брайен, взглянув на часы, приказал Фримену готовить обед.  Через час трясучки по бетонке, глотая пыль и изнемогая от жары, как оказалось в джипе, называемом УАЗ, кондиционер  предусмотрен не был, американцы добрались до указанного объекта.
- Как доехали, сэр,- спросил у О’ Брайена офицер с погонами подполковника.
- Лучше спросите, сер, как прискакали? Передвижение на этом джипе ездой можно назвать с большой натяжкой.
Все рассмеялись. Осмотрев подстанцию, подававшую питание на лазерный генератор, и поняв, что ее мощности едва хватит, чтобы вскрыть консервную банку, О’ Брайен не стал заходить в здание. Сделав несколько фотоснимков подстанции, кабеля, ведущего в здание, О’ Брайен расписался  в  услужливо поднесенном Хоревым,    пакете бумаг.
- Завтра будет готов отчет инспектирования объекта HN553G и я вам отдам ваши копии.
  Доехав или доскакав до своего автобуса О’ Брайен метрах в пятидесяти заметил унылую фигуру советского солдата. Солдат был вооружен автоматом. К автомату был примкнут штык- нож,  зловеще блестевший на солнце. На поясе подсумок с магазинами от автомата и фляга в брезентовом чехле. Голову солдата от жары защищала панама.
- А это еще что,- спросил О’ Брайен переминавшегося с ноги на ногу Хорева. Хорев чуть приподнял голову, сощурил глаза.
- Видите ли, мистер О’ Брайен, руководство нашей страны объявило политику демократизации, гласности, открытости, курс на разоружение. Вот даже и вы теперь можете приехать и увидеть те объекты о осмотре которых и речи даже и быть не могло.
    Но, к сожалению, не все граждане нашей страны правильно понимают политику партии и правительства. Нашелся и у нас один солдат, который узнав о вашем приезде, похитил автомат с боеприпасами и сбежал. Но его ищут и, конечно, найдут, это вопрос нескольких часов, если ортодокс раньше не умрет от солнечного удара и обезвоживания.
 «Врет», подумал про себя О’Брайен. «Врет как сивый мерин, что-то здесь не чисто».
- Вот для вашей безопасности и вашего спокойствия,- продолжал не краснея, врать Хорев, - выставлен караул. Вы будете под охраной круглосуточно.
     Приняв душ и отужинав эскалопами с жареным картофелем, американцы улеглись спать.
    О’Брайен проснулся весь в поту, в автобусе была нестерпимая жара. Кондиционер  вместо прохлады гнал горячий воздух, раскаленной за день  степи.
- Сэр, кажется, кондиционер сломался,- промямлил Фримен, крутя ручки переключателя.
- Что-то все это подозрительно,- пробурчал О’ Брайен, складывая ставшее ненужным одеяло.
   Решили открыть окно и дверь, намочить простыни, через некоторое время вода и сквозняк сделали свое дело, О’Брайен уснул. Разбудил его нечеловеческий вопль Фримена. Негр сидел на кровати со спущенными до колен трусами и орал словно его режут.
     На детородном органе Фримена, похожем на перевернутую кеглю, трепыхалось  какое-то насекомое. Харрисон  быстро достал пинцет и с немалыми усилиями оторвал кровожадную тварь, и запер ее в пустую банку из  под яблочного джема.
 Затем обработал кровоточащую рану перекисью водорода, наложил пластырь и сделал Фримену противостолбнячный укол.
   Фримен рыдал как баба.  Нос распух, по щекам градом катились слезы. О Брайен не любил негров, особенно плачущих.
- Фримен! Смирно! Прекратить нытье, первая помощь оказана.
  Фримен не унимался.
- Сер, а если зараза пойдет дальше и  мне его отрежут?
- Даже если  тебе его укоротят наполовину, проститутки из Чикаго этого уменьшения не ощутят.
 Харрисон, остановившись возле О’Брайена, замер и открыв рот пробормотал.
- Сэр, у вас с лицом …
   О’ Брайен подошел к зеркалу и обомлел. Все лицо было испещрено бордовыми полосами, словно какие-то демонические силы играли на нем в хоккей. Через некоторое время лицо О’Брайена стало  нестерпимо гореть.  Харрисон обработал перекисью водорода и смазал каким-то вонючим кремом.
    О’Брайен откинулся на подушку, приказал не гасить свет и попытался осмыслить случившееся. Сосредоточиться мешали бабьи всхлипывания Фримена. На этом злоключения американцев не закончились.
   Утром Фримен, открыв холодильник, замер от неожиданности.
- Сэр, нас обокрали! О’ Брайен заметил, что Фримен это известие сообщил с какой-то дьявольской радостью в голосе, точно он был несказанно доволен случившимся.
- Нас обчистили, сэр. Все продукты, соусы, сладости, мороженое, полуфабрикаты и даже сухари,  малость  заплесневевшие, я забыл их выбросить в Штатах,  все исчезло.
    О’ Брайен кинулся к секретеру, код от него знал только он один. Деньги, часы, документы, все было на месте. Пропали сигары, сигареты, сигариллы и любимая зажигалка «Зиппо», с которой О’Брайен не расставался на протяжении многих лет.
- Обчистили как моего дядюшку в Бронсе. У него забрали все, включая исподнее, так что ему не в чем было выйти на улицу, чтобы заявить о краже в полицию. Бедолага,  высунувшись по пояс из окна,  орал так, что охрип. И прохожие, решив,  что дядюшка спятил, вызвали вместо копов  скорую из психбольницы  с дюжими санитарами. О, Господи, только не это. Сэр, они унесли мое любимое полотенце. На махровом полотенце в полный рост была изображена негритянка с пышными формами, в белом бикини и такого же цвета бюстгальтере, едва  удерживавшим грудь девятого-десятого размера.
    Из душевой комнаты вышел Харрисон.
- Сэр, шампуни, крема, зубная паста, щетки, бритвенные принадлежности  и даже мыло, все исчезло, - уныло сообщил он.
 – И да, ни одного рулона туалетной бумаги тоже нет.
   В автобусе воцарилось тягостное  молчание. Первым его нарушил О’ Брайен.
- Доложить, что осталось.
- Несколько фунтов чечевицы,  шпинат в морозильной камере, вода, да еще полная солонка соли и несколько приправ, но для чечевицы они вряд ли подойдут, - отрапортовал Фримен.
- А что с кондиционером?
Харрисон, выйдя из вагончика, через несколько минут вернулся обратно.
- Из кондиционера слита охлаждающая жидкость, откручена гайка, но жидкость слили в какую-то емкость, на земле следов нет.
   О’ Брайен покачал головой.
- Лихо сработали. Отключили кондиционер, заставили нас открыть дверь, унесли все продукты, а главное мои сигары, и напоследок измалевали какой-то дрянью  мне лицо, а  Фримену в трусы положили какую-то гадость.  Причем сделали без малейшего стука или шороха. Очевидно, работали их коммандос или ниндзя.
- Сэр,- возразил Фримен,-  а почему деньги не тронули, ни единого цента, правда одеколон унесли, сволочи.
- Потому что доллар в этой стране никому не нужен, им нельзя даже подтереться, бумага слишком жесткая. Они забрали именно то, без чего мы будем страдать и мучиться эти несколько проклятых дней. Особенно я, без сигар.
 О Брайен был заядлым курильщиком на протяжении почти двадцати лет.
- Я  предполагал, что  эта советская «перестройка», «гласность», «демократизация», «снятие железного занавеса» - не более чем ловкий маневр со стороны советов, чтобы усыпить бдительность нашего руководства.
Встретили нас, чуть - ли не с цветами, оркестра только не хватало. И что в итоге. Слили охладитель, какая дьявольская задумка, проникли в автобус, забрали все продукты  – Бог с ними, табак украли, сволочи, измалевали меня какой-то дрянью, а Фримену засунули в трусы какое-то чудовище.  Все замечательно. Мир и дружба. И вот теперь несколько дней я должен страдать от отсутствия табака, жрать чечевицу на завтрак, обед и ужин и заедать шпинатом. Вытирать задницу носками и радоваться, какие у нас с советами замечательные отношения. Нет, господа, война продолжается. И если меня на смертном одре спросят:
 – Бен Джордж, прежде чем покинуть этот мир и уйти к Господу, всем ли ты готов простить обиды и оскорбления, которые ты претерпел на этой грешной земле?
Я отвечу – всем, даже своей жене Саре, которая оказалась шлюхой, но за табак, который у меня украли, я не прощу коммунистам,  ни в этом веке,  ни в следующем. Какое коварство. Часы за полторы тысячи долларов не тронули, не взяли наличные баксы, а сигары, среди которых была одна недокуренная, уволокли.
       Как-то командир линкора, следуя идиотским  распоряжениям  сверху,  решил устроить обмен визитами с советским кораблем.
   На американский корабль отправилась группа советских офицеров и моряков, а советский корабль посетили американцы,  среди которых была женщина матрос.
     И вот она, очевидно, следуя указаниям ЦРУ, так увлеклась изучением советского линкора, что оказалась в каком-то месте, где была схвачена советскими матросами и изнасилована. В течение нескольких часов.
   Факт изнасилования подтвердился судовыми врачами обоих кораблей. Опознать, естественно, никого не смогла.
 После прибытия в порт, женщина уволилась из флота, и теперь она самый востребованный сценарист на рынке  порнофильмов. Сюжетов по ее словам хватит на всю жизнь.
- Фримен,- обратился О’Брайен к повару,- надо найти любую ткань с изображением американского флага и водрузить  над крышей автобуса. С этого момента команда переходит в режим боевой готовности «карточный дом», устанавливается круглосуточное дежурство.
     В качестве оружия Фриману, достать черпак, все замечания и происшествия, начиная с сегодняшней ночи записывать,  в журнал, ставить дату и время.
     На войне как на войне.
       Спустя час возле автобуса, скрипнув  тормозами, остановился уазик.  Из него молодцевато выскочил Хорев, закурив сигарету, подошел к автобусу. Поздоровавшись, с удивлением посмотрел на О’Брайена.
- Это сколопендра.
      Хорев объяснил, что здесь куча  всяких зловредных насекомых и змей. Наиболее опасными считаются фаланги и скорпионы.
- Да, это фаланга, - Хорев утвердительно кивнул на принесенную Хорисоном банку с извивающимся насекомым, - а сколопендра, попадая на кожу ,  выделяет яд, в результате которого образуются полосы, которые превращаются в рубцы. И эти рубцы могут оставаться на коже до полугода. А зачем вы дверь открыли, эти твари могут попасть только через дверь или окно. У вас же кондиционер работает.  Или  он не исправен?
- Видите-ли, мистер Хорев,- начал врать О’ Брайен, спасая  армию США,- кондиционер после приземления самолета как бы сбесился. Стал морозить так, что мы превратились в ледышки. Пришлось его отключить. Вот и решили устроить сквозняк.
    Подошедший Фримен попросил Харисона узнать,  насколько опасен укус фаланги.
- У фаланги несколько челюстей и укус опасен тем, что на челюстях может быть какая - нибудь зараза, поэтому если своевременно не сделать укол и запустить рану, дело может  дойти  до ампутации.
- Сэр, - обратился Хорев к О' Брайену, - а почему вы сегодня без привычной сигары?
 О’ Брайену пришлось врать снова.
- Твердо решил  наконец  бросить курить.
- И для этого специально выбрали время и место,- недоверчиво спросил Хорев.
- Исключительно так, сэр. Смена обстановки и прочее.
- Этот случай, мистер О’Брайен, мне напоминает один еврейский анекдот. Одного старого еврея вызвали в КГБ, типа вашего ФБР.
- Аббревиатура КГБ, мистер Хорев, в переводе не нуждается, ее знает весь мир.
- Ну, так вот, - продолжал Хорев, - офицер спрашивает еврея:
- Товарищ Кац, вы в своей анкете указали, что у вас нет родственников за границей.
- Совершенно верно, - товарищ офицер.
- А как же ваш брат Абрам Ройзман, который проживает в Израиле?
 - Какой он мне брат. Он предал нашу Родину, я его не считаю за родственника.
    При этом Хорев сделал такую гримасу, преисполненную пренебрежения, что, если бы в подобной ситуации шла речь о его родном брате, все выглядело бы именно так.
- Зря, зря, товар Кац, - продолжал Хорев, - ваш брат вступил в компартию Израиля, поддерживает политику СССР и жалуется, что все его родственники  не поддерживают с ним связь, поэтому товарищ Кац, сядьте и прямо сейчас напишите своему брату письмо, минимум на пяти страницах.
       Кац взял ручку, лист бумаги и начал: «Здравствуй дорогой брат Абрам. Наконец, спустя двадцать лет я выбрал время и место, чтобы написать тебе письмо».
- Вот и получается, что и вы мистер О’Брайен, выбрали время и место, чтобы бросить курить.
        «Знает, сволочь, что нас  обчистили, поэтому и издевается».
- Что такое сигары, мистер Хорев – перевод денег и колоссальный вред здоровью и слава Богу, что в этом забытом месте меня осенило.
      Через пару часов желание курить у О’Брайена стало нестерпимым.
     Превозмогая брезгливость О’Брайен достал мусорные пакеты и принялся искать окурки вперемешку с использованной бумагой.
    О’ Брайен, представил насмешливый взгляд Хорева и в сердцах отшвырнул пакет с мусором.
- Я знаю, что ты только этого и ждешь, мерзкий койот.
- О’Брайен сидел в шезлонге под натянутым Харисоном и Фрименом тентом и сквозь зубы материл всех и вся.
        Начальство, которое его отправило в эту дыру, себя, за то, что согласился, сотрудников ЦРУ, которые выдумали эту лазерную установку и саму  унылую степь.   
      Его внимание привлек солдат в форме с закатанными до локтя рукавами. На ногах, в такую жару, - градусник, прикрепленный к лобовому стеклу, показывал 45 градусов по Цельсию,- были сапоги, начищенные до блеска. Голову от жары защищала панама. Через правое плечо был переброшен автомат с примкнутым  штык-ножом,  на ремне висели подсумок с магазинами и фляга, из которой часовой иногда пил. После очередного раза солдат вытряхнул последние капли себе на голову и, с тоской взглянув на флягу в брезентовом чехле, закрепил ее на ремне.
      Дождавшись, когда часовой скроется из вида, О’Брайен позвал Харисона. Лейтенант, наберите самую большую пластиковую бутылку холодной питьевой воды и скажите Фримену, чтобы он растворил в ней несколько пакетиков «Юппи». У него должно заваляться, потому,  как подобную дрянь помимо него никто не пьет. Только пусть сделает такую концентрацию, чтобы напиток был сладким.
 - Слушаюсь, сэр.
     Убедившись, что часового еще не видно Харисон сбегал и положил бутылку оранжевого цвета. Вернувшись, он сообщил:
- Сэр, в своей книге нашел несколько пластинок жевательной резинки, я их использую вместо закладок, я их тоже положил.
     Минут через двадцать часовой подошел и удивленно уставился на пластиковый пакет, на котором была изображена грудастая блондинка в джинсовых шортах и блузке, завязанной на бюсте узлом. Солдат поднял пакет и с недоумением посмотрел на американца.
 О’ Брайен жестом показал, что это для него и напиток можно пить. Солдат, оглянувшись по сторонам, открыл бутылку и припал к горлышку. Выпив за раз большую половину, часовой перевел дух, остальную воду перелил в флягу осторожно, чтобы не пролить. Развернул жвачку, отломил небольшой кусочек, положил в рот, остальные пластинки спрятал в кармане брюк.
    «Thank your»,- прокричал русский, очевидно одно из тех немногих слов, выученных в школе.
     Пакет сложил вчетверо и тоже спрятал под гимнастерку.
      Харрисон, по просьбе О’Брайена, перевел, что они могут вынести солнечный зонт и шезлонг, чтобы часовой мог присесть и отдохнуть, укрывшись от этой адской жары.
        Солдат замотал головой и что-то сказал в ответ. Харисон побледнел.
- Что он сказал?- спросил О’ Брайен.
- Сэр, я боюсь это повторить.
- А вы повторите, черт вас подери.
    Харисон, заикаясь – сэр, я был лучшим на кафедре русского языка, но то, что я услышал, я не могу повторить.
- Могу, не могу,- вспылил О’Брайен, - что он вам сказал, черт вас возьми?
- Он сказал, что если его увидят под зонтом, да еще на скамейке, так он назвал шезлонг, то начальник караула и разводящий с ним совершат половой акт.
     О’ Брайену еще сильнее захотелось курить.
 - Спросите, мы правильно его поняли.
- Да сэр, совершенно верно, с ним это сделают в караульном помещении, а затем в казарме командир роты, взвода, и возможно, старшина.
- Спроси еще, а начальство знает о проделках своих подчиненных.
- Да, сэр. Все все знают и все это делают. Так называемый принцип единоначалия. Старший по званию и должности имеет младшего. Генерал может поставить всю часть в позу стирающей леди.
- Черт-те что, средневековье  какое - то, в голове не укладывается, недоумевал О Брайен.
 - Спроси, какое он получает жалование?
- Если по государственному курсу, то двадцать долларов, а если по рыночному, ну чтобы поменять у валютных спекулянтов, то два. Но с учетом выплат на швабры, порошки для уборки казармы и дедам на буфет, то выходит меньше одного.
  - Деды, вот сволочи,- негодовал О’Брайен,- они даже стариков призывают. Вот что такое всеобщая воинская повинность.
      - Скажи, что если бы нас сегодня ночью не обчистили, мы бы ему наложили целый пакет угощений.
- Сэр, он говорит, что это деды отправили молодых солдат, чтобы те из кондиционера слили спирт, они полагали, что он там есть. Ну, а когда открылась дверь в автобус, то сам Бог велел нас обчистить. Деды выпили все спиртное, выкурили все сигары, подрались между собой, и теперь с ними занимаются  командиры взводов и замполит.
      Вечером, ужиная чечевицей со шпинатом  О’Брайен рассуждал вслух.
- Вы понимаете, что мы узнали? Наши идиоты из Пентагона тратят миллиарды долларов на содержание профессиональной армии,  русские эти же деньги направляют на вооружение, а для службы у них совсем другой стимул.
- Фримен, ты сколько получаешь?
Фримен сморщил лоб.
- Я служу в морской пехоте уже почти пять лет, со всеми надбавками выходит тысяча двести долларов.
-  А стал бы ты служить за два доллара в месяц?
- Нет, сэр, ни в коем случае! Даже если бы я спятил.
- А если бы тебя в случае отказа дрючили?
Фримен сделал скорбную гримасу.
- Боюсь, что да, сэр. Еще лучше,  чем за тысячу двести долларов.
- То-то и оно, Фримен. По приезду следует доложить идиотам в Пентагоне. Разведка работает явно не в том направлении.
    Через полчаса Фримен обратился к О'Брайену.
- Боюсь, сэр, что докладывать обо всей этой ситуации не следует. Как бы они, пораскинув мозгами в направлении экономики, не взяли опыт коммунистов себе на вооружение.
- Я тоже думаю об этом, Эндрю.
   Спустя час Фримен разрыдался.
 - Сержант Фримен! Отставить бабские сопли!  Что еще случилось? Опять тебя что-то укусило ниже пояса?
 Фримен всхлипывал.
- Нет, сэр, просто боюсь, что к нам ворвутся эти страшные деды и сделают это. Вы белые, вас может быть пронесет, а со мной это случится наверняка. Я
 же черный, а черным всегда достается.
- Только не в этой стране, Фримен. Это единственное государство, где к черным относятся лучше, чем к белым.
- Вы шутите, сэр?
- Никаких шуток, с черных здесь пылинки сдувают. Белые девушки мечтают познакомиться  с  чернокожим, выйти за него замуж. Негров принимают в особом порядке в высшие учебные заведения. Почти все освободительные революции в Африке – дело рук Советов. Так что в случае нападения этих дедов отдуваться будем мы с Харрисоном.
-   Какая интересная страна,- пробормотал Фримен.
     О’Брайен про себя отметил, что СССР уже нравиться Фримену.
- Да, страна удивительная. Ни одного рекламного ролика с Пепси и Макдональдс. Нет богатых, точнее они есть, но их сразу обнаруживает КГБ и сажает в тюрьму, а имущество конфисковывают. Здесь нет террористов, бесплатная медицина и образование. И еще, когда – нибудь они нас завоюют.
-Почему, сэр?- удивился Харрисон.
- потому что они воюют всю жизнь и никогда не проигрывают. Наш президент  не успел надеть подштаники, как ему сообщили, что СССР в Афганистан ввел войска. Так же было и с Венгрией, Чехословакией. Не исключено, что где-то в лесах Аляски у них припрятано пару бригад. Ладно, объявляю отбой. Я дежурю первым, затем Харрисон, после Фримен. Черпак из рук не выпускать!
     О'Брайен сидел на ступеньках, смотрел на небо, отмечая, что здесь какие-то необыкновенно большие и яркие звезды. Неподалёку  неспешно прохаживался часовой. Но, ни звезды, ни часовой не могли отвлечь О’Брайена от навязчивой мысли, связанной с курением.  О’Брайен ощущал, как от отсутствия никотина начинают пухнуть уши.
    Подозрительный шум привлек его внимание. Спустившись и заглянув под днище автобуса, О’Брайен почувствовал, как в лоб ему уткнулось дуло  советского автомата. Под автобусом лежал солдат, бежавший из части.
- Харрисон, Харрисон мать твою,- в полголоса произнес О’Брайен. Здесь сбежавший солдат и у него оружие, направленное мне в голову. Переведи, что мы знаем причину его побега не сделаем ему ничего плохого, не выдадим его командованию, напоим сладкой водой.
    Через несколько минут советский солдат сидел за столом, держа автомат за цевье левой рукой, а правой уплетал чечевицу со шпинатом. Удивлению Фримена не было предела.
- Сэр, я никогда в жизни не видел, чтобы человек за один раз мог съесть столько чечевицы.
    Выпив почти четверть болона холодной воды с «Юппи», солдат вытер губы, снял панаму, вылил оставшуюся воду себе в флягу,и расплакался.
   
О’Брайен  растерялся. Перед ним сидел вероятный противник, которым в штатах пугали новобранцев. Худенький парнишка лет девятнадцати со следами побоев на лице рыдал, размазывая слезы ладонью. И, по прежнему, прижимал к себе автомат. Оружие он не оставил даже тогда, когда Харисон предложил ему принять душ и постирать одежду.
- Только у нас остался один стиральный порошок, видишь ли, товарищ, нас ночь обокрали деды, и вместе с продуктами утащили мыло и шампунь.
    О’Брайен ощутил, как  у него предательски  щиплет глаза и душит ком в горле.
     Утром, когда Хорев  посетил американцев, Харрисон перевел ему сказанное О’Брайеном. Хорев изменился в лице и прометью выскочил из автобуса.
       Через час к американцам подъехали три советских  лимузина черного цвета с оленями на капоте. Из машин вышло несколько офицеров. Им навстречу направилась американская делегация в колонну по одному. Все были одеты в белоснежные парадные мундиры.
- Майор вооруженных сил США  О’Брайен. С кем имею честь?
Один из офицеров козырнул.
- Начальник полигона, генерал-лейтенант Боровиков.
- Сэр,- чеканя каждое слово, громко говорил О’Брайен,- я знаю, что у вас здесь творится, и не только у вас, а во всей вашей армии. Я знаю как происходит наказание солдат,  и я знаю, кто такие деды. Вы обязаны мне пообещать, что солдат, если мы его вам вернем, не будет расстрелян, посажен в тюрьму или брошен на растерзание дедам. В этом случае я через все средства массовой информации обнародую видеозапись этого рядового, передам в ООН, в комитет по защите прав человека и Гаагский трибунал. И тогда, господин генерал, следуя традициям ваших вооруженных сил, у вас задница будет размером со старый будильник.
     Генерал опустил взгляд.
- Я полагаю, что гораздо больше, будильник не идет ни в какое сравнение. Я даю слово советского генерала, что с этим солдатом ничего не случится. Он избежит суда, его просто переведут в другую часть. Но и вы обещайте, что об этом печальном инцинденте не расскажете никому, включая свое руководство.
- Обещаю, сэр, слово офицера.
   Генерал подозвал офицера.
- А это вам.
 Он протянул О’Брайену упаковку кубинских сигар и бутылку рома.
- Для меня они слишком крепкие, а ром у нас не пьют. Больше налегают на водку.
        Передав солдата и вернувшись в автобус, О’Брайен в прекрасном расположении духа пил ром и курил сигару.
- Зря мы с Кастро испортили отношения, великолепный табак. Расскажи мне еще Эндрю, как я построил этих генералов.
И Фримен уже в который раз, приукрашивая некоторые эпизоды, как бравый майор О’Брайен, не испугавшись целой толпы военных, защитил солдата.
    Затем приехал Хорев и пытался внушить О’Брайену, то что он подумал, в советской армии не делается и никогда не делалось. Дают наряды вне очереди, сажают на гауптвахту, но никакого сексуального наказания. Это особенности перевода.
- Сэр, - перебил его  О’Брайен, - у меня есть все основания вам верить, особенно после вашего рассказа о сбежавшем солдате. Пусть каждый остается при своем мнении.