Сцена преступления

  На полу валялись обезглавленные балетные тапочки и самозатачивающаяся циркулярная пила вырванного с корнем языка.
  Слюдяные глаза, выкатившиеся из орбит, желейно застыли под прозрачным журнальным столом, уставившись вверх на неполный набор ампутированных содранных пальцев, намеренно лишённых идентифицирующих отпечатков.
  Надрубленное в нескольких участках обескровленное тело говорило о вампиризации труда заинтересованного в предполагаемом садомазе лица.
  Невольно угадывалась патологическая привязанность жертвы кожанными ремнями к кровати.
  Убийца намеренно оставил о себе размытое впечатление.
  О нём ничего толком не было известно, кроме того, что к женщинам он относился как к нестабильной обменной валюте, предпочитая хрупких балерин.
  Эти данные сообщила послеповатая консьержка, разыгрывавшая из всего трагедию, если та не возражала.
  Не верить ей не составляло никакого труда и здравого смысла - её материальная заинтересованность давала о себе знать по наскольким окороковавленным купюрам, торчавшим из белого банного халата.
  По всему консьержку можно было бы принять за соучастницу, пусть даже пассивную.
  У неё была внешность, доверять которой не имело смысла.
  Такая могла, не стесняясь в выражениях легко снять с себя всякую ответственность и переложить её на других.
  Как всё это произошло?
  Не задавайте дурацких вопросов, и я перестану красочно врать, описывая кровавые пятна на простынях совестливой кровати.