Любовь в тылу врага. Глава 4

Глава 4.
Октябрь 1942 года.


… ¬ Не знаю, как быть, - басил доктор, - вон, каждый день куски мяса оттяпываю, что дальше? Только попробовать ногу ампутировать… Эту до колена попробовать сохранить, а левую не получится, тут далеко все зашло… Или еще подождать, а, как думаешь?

- Давайте еще пару дней попробуем солевые повязки, дренаж буду чаще промывать. По-моему, лучше становиться, не идет выше. А раз не идет, то через два-три дня должен появиться первый положительный эффект, - просил женский голос.

Вовка попробовал открыть глаза, свет так ярко ударил, что он резко их снова сомкнул, лучше так. «О ком они там? Кому так хреново? Я думал, уже помер… Нет, если слышу, значит, живой ещё… Поборемся… Мне рано…» - думал он, слушая невнятный разговор медиков.

- Ладно, давай ещё два дня, только смотри, соли еще ложку в раствор добавь и следи за температурой, протирай его льдом или мокрой тряпкой.

- Конечно, я постоянно к нему захожу, он у нас самый стойкий. Все, кто был тяжёлые, давно померли, а этот карабкается… может и выскочит, а?

- Не знаю… Если сумеет выкарабкаться, я поверю в чудеса…

- А они бывают, Иваныч, - задорно ухмыльнулась женщина.

«Значит, выкарабкается – подумал Вовка, - если эта женщина так просит доктора поберечь чьи-то ноги, значит, верит, а тот, просто, обязан выздороветь! Слышь, паря, - не зная к кому, но мысленно обратился Вовка, - такая баба за тебя горой, давай, не подведи! Что же так спать постоянно хочется?»…


***
Август 1941 года.


… Наутро его разбудил луч солнца, падающий прямо в глаза, он прищурился, пытаясь разодрать уставшие веки, зевнул, поднялся, по привычке застелил спальное место и вышел на улицу. С утра задач для него не было и Вовка решил заняться рацией: проверить, почистить, подмазать, а вечером – эфир с отрядами. За такой вещицей следить надо. Взял две упаковки, в которые она была разложена и вытащил на солнышко, погода была чудесная, дождя не ожидалось, вокруг тихо так, как будто и нет никакой войны.

Только он раскрыл упаковку с батареями, как сзади кто-то ткнул его в плечо, обернулся – Трофим зовет куда-то.

- Привет, Трофим! – отозвался Вовка, сегодня он уже не ждал, что громила ему ответит.

Зашли в вотчину Трофима – кухню, а там уже стоит тарелка с дымящейся гречкой и кружка чая с кусками сахара. Трофим показал рукой на стул, садись, мол, кушай, и… улыбнулся. Вовка не ожидал такого отношения от этого огромного и, на первый взгляд, страшного человека. Заулыбался в ответ, как дурак, на душе стало легко и радостно.

- Ты не такой уж и страшный, Трофим! А вначале я тебя ужасно испугался: ты такой огромный, наверное, сильный, а я в твоем супе ковыряюсь… Ты же понимаешь, я с голодухи полез, да и в палатке никого не было, а я стучал, просто так не зашел бы, слышишь?

Трофим махнул головой и сунул Вовке ложку. Каша была не просто сладкая, а еще и с маслом:

- Неплохо живут партизаны! – удивился радист, - и сахар у вас, и масло.

В палатку зашел какой-то молодой партизан:

- Эй, Трофим, пахнет у тебя тут вкусно, дай чего-нибудь пожевать.

Трофим навалил в тарелку каши и сунул парню.

- Кашка, отлично, - сунул ложку в рот, - а может, сахарку дашь немного? Невкусно же, - попросил партизан.

Трофим мотнул головой, нет, мол, сахара, обернулся к Вовке и подмигнул. «Во дела, - подумал радист, - как нет сахара? У меня и сахар, и масло в каше… Это он мне только такой дефицит выделил?»

Парень пожевал сухую кашу и вышел.

- Трофим, а чего ты ему сахарку не дал? – спроси Вовка, словно забыв, что громила не разговаривает.

Тот прижал указательный палец ко рту – тссс, мол, молчи, никому ни слова, и снова подмигнул.

Вовка доел, ополоснул тарелку под водой, хотел было выйти, но обернулся и шагнул к громиле. Приобнял его за огромный торс:

- Спасибо, Трофим… Не знаю, почему ты так делаешь, но спасибо! – и вышел из палатки в задумчивости.

Снова сел поближе к своей рации, взял газету, тряпочку и занялся профилактикой техники. Вокруг суетились бойцы, кто-то куда-то уходил, откуда-то возвращался, постоянно ходили разговоры, кто о чем, в основном, о скорой победе, мол, никой немец не выдержит наших болот и комаров. Вовка только ухмылялся. Будет приказ – выдержат… В этом отряде не было ни одной женщины, как оказалось, даже стиркой занимались два мужичка. Стирали прямо тут, в тазиках, выходить из лагеря никому без приказа или разрешения было нельзя.
 
Пока Вовка, сидя, продувал и смазывал свой аппарат, не переставал удивляться, что человек настолько сильное и живучее существо, что даже в лесу продолжает жить по-человечески: здесь есть все, в принципе, для нормальной жизни, есть кухня, есть повар, есть мыло, можно мыться и стирать белье.  Вон даже висят два зеркальца на соснах, можно побриться, есть метлы, можно следить за чистотой в палатках и землянках, да и территория под лагерем вся разметена, никакой грязи, старых газет или тряпок нигде не валяется. Каждый выполняет свои обязанности, нет споров, ругани, скандалов, все заняты одним общим делом – выжить и согнать врага из родной земли! Только он, Вовка, не знает, чем себя занять, пока не было приказа что-то передать в Москву, видимо, нечего было передавать, а пропагандистские статьи Сафронова комбриг не выбрасывал. «Бумага пригодится мужикам на самокрутки», - ухмыльнулся Володя.

Вовка между делом разглядывал мужиков, сновавших вокруг. Обратил внимание, что вооружены они не только современными винтовками, было и старое русское оружие, винтовки финского и польского происхождения. «Ну это понятно, - думал про себя радист, - ведь, до революции и Польша, и Финляндия входили в состав Российской империи, поэтому и патроны одинаковые, подходят под любую винтовку».
 
Увидел он и несколько польских ручных пулемётов, как знал Вовка, весьма неудобных: пулемёт заряжался рожковым магазином на семьдесят два патрона, который вставлялся сверху и мешал прицеливаться. «Странно, как такое можно было придумать? - возмущался Вовка, - конечно, не им стрелять, этим оружейникам, поэтому такую ерунду и сварганили. Зато рожок вставлять удобно».

Было ещё несколько немецких и чешских автоматов. Вот у комбрига он видел советский автомат ППД, похоже, он только у Никифорова, другого второго в отряде Вовка не увидел. Когда он прибыл в бригаду, комбриг, критически посмотрев на его пистолет, с несколькими патронами, отдал свой маузер.

Вначале Володя обрадовался, однако позже выяснилось, что он очень неудобный: тяжелая деревянная кобура, которая служила прикладом, была длинной и цеплялась за ноги. Радист повертел головой и взгляд его уперся на финский пистолет-автомат «Суоми». «Елки, вот это вещь! – восхитился он, - может, договорюсь с хозяином на обмен? Отец всегда говорил, если есть цель, нужно к ней идти, не замечая препятствий! Там и ствол сменный, да и говорят, что из него со ста метров можно попасть фрицу в глаз! Вот это вещь! – Вовка даже зацокал языком, - решено, во что бы ни стало, а этот малыш будет мой!» В финскую войну этими автоматами вооружались финские снайперы, которых звали «кукушки».

«Но, все-таки, винтовок больше, видимо, потому что они не так восприимчивы к грязи, - продолжал разглядывать лагерь Володя, - прицел хороший, да и патронов расходует гораздо меньше, чем тот же автомат».

Задумавшись, он даже не заметил, что вокруг него собирается народ, кто-то курит, кто-то загорает, прищурившись на солнышке, наконец, один самый активный, видимо, спросил:

- Слышь, радист, чем занимаешься? Что за штуки такие у тебя странные?

- Так, рация, я же радист, сам сказал, - улыбнулся Вовка.

- Ты знаешь, был у нас радист до тебя, вот у него была рация, килограммов тридцать, а может, и сорок, только на телеге могли ее перевозить, а на себе – животы порвешь. А у тебя какая-то детская игрушка, а не рация…

Вовка любил подобные разговоры, он мог про радиодело и радиоаппаратуру говорить часами, тем более, когда окружающие удивлялись возможностям современной техники. Радист сел на любимого конька:

- Да нет, парень, это совсем не игрушка. Прогресс не стоит на месте и всё, что раньше вы возили на телеге, теперь я могу носить один в руках, вот посмотри, - и Вовка ткнул на своё хозяйство, - вот в этой упаковке – сама рация, а в этой – её питание, батареи. Ваша огромная рация называлась 6ПК, а эта – «Омега». Ваша работала с помощью телефона или телеграфа, поэтому на небольшие расстояния, максимум на двенадцать-пятнадцать километров по телеграфу и на четыре-пять по телефону. Омега же работает на радиоволне, - он замолчал и ожидал реакции партизан, которая не заставила себя ждать.

- На волне? – переспросил тот, самый активный, позже Вовка узнал, что зовут его Матвей, - это как? Я вот знаю, что волны бывают на море или речке, когда ветерок подует… Твоя рация тоже по воде передаёт, что ли?

- Чудак-человек, - вступил в беседу партизан постарше, все его звали дядя Лёня, - стал бы он в наши леса тащить штуковину, которая работает на воде, где ее взять-то? Радиоволна – это способ передачи информации электромагнитными колебаниями. Вот, свет, например, это тоже электромагнитная волна, ты же чувствуешь, как тебя ласкает луч солнца, но не видишь. Также и радиоволна, информацию передаёт, но глазом её не видно, волну эту? Правильно говорю, радист?

Вовка оторопел: не ожидал он встретить в Новгородских лесах, среди партизан, образованного человека. Видимо, вид был у радиста соответствующий, потому что один из парней пояснил:

- Дядя Лёня у нас до войны в деревне директором школы был, физику, математику и химию преподавал.

- Понятно, - промямлил Вовка. – Неожиданно. Всё правильно дядя Леня говорит, радиоволна невидима человеческому глазу, поэтому, чтобы зашифровать и передать информацию нужна такая аппаратура – рация. Причём написать текст и отправить его по радиоволне не получится, не почтальон же.

Информация передается радиостанцией с помощью электромагнитных сигналов, коротких и длинных, или по-другому – в виде точек и тире. Сигналы эти радист слышит с помощью наушников. Каждая буква алфавита – это набор точек и тире, например, буква “а” кодируется в виде одного короткого и одного длинного сигнала, или точки и тире. Буква “б” - в виде одного длинного сигнала и трех коротких.  Ну и так далее. Таким образом, радист весь алфавит для передачи информации по рации слышит в виде прерывистых звуков в наушнике. Здесь нужна прекрасная память или длительные тренировки, чтобы запомнить эти звуки. Радисты, которые передают и принимают сообщения не должны ошибаться. Ведь, кроме букв, звуками обозначаются еще и запятые, и точки, чтобы разделить предложение. Если принимающий радист что-то напутает, представляете, что может произойти? Вместо, например, «Наступать», он может перепутать буквы вначале и передаст командованию приказ: «Отступать».
 
- Ешки-матрешки, - цокал восхищённо Матвей, - как же ты, брат, всё это запомнил? А, если я тебя ночью разбужу и попрошу набрать какое-нибудь предложение, сможешь?

- Конечно, смогу, я же этим уже четыре года занимаюсь. И на 6-ПК работал тоже. Когда мы уже заканчивали обучение, прошла информация, что готовится новая, ещё более компактная, рация. Так что, брат, - улыбнулся он Матвею, - если война затянется, то к следующему году, будет новая техника. Кроме того, есть вероятность, что немец может подключиться к нашей волне и перехватить сообщение. Они же тоже не дураки. Вот для такого случая у каждого радиста есть свой шифр, номер, псевдоним, время выхода в эфир, запасные волны, своя волна, на которой он работает. Эта информация, между прочим, хранится в Генштабе Армии.

Пока Вовка хвалился своей техникой, протирая каждую деталь, продувая и высушивая, круг слушающих из партизан постепенно увеличивался, теперь вокруг радиста собралось уже человек пятнадцать. Среди группы Вовка увидел и Трофима. Тот сидел почти напротив радиста на пеньке и что-то записывал на обрывке газеты. Потом засунул эту бумажку в карман, достал из другого сухую тряпку и принялся помогать Вовке с его аппаратурой. Вовке было приятно внимание это добряка-громилы.

- Ну вот, - продолжал радист, - а антенна у меня знаете какая? Проволока, обычная проволока, метров двенадцать-пятнадцать. Я закидываю ее повыше на ветку и связь обеспечена. Тут главное, скорость: быстро отправить сообщение, быстро получить, чтобы враги не успели вычислить нашу волну. Поэтому я сначала каждое сообщение готовлю к отправке, переписываю каждую букву в набор точек и тире, потом, как можно быстрее, отправляю. Также и получаю: сначала пишу точки-тире, а уже после сеанса, перевожу в текст. Чтобы выпуститься из радиошколы, каждый курсант должен был уметь отправлять и получать не менее восьмидесяти знаков в минуту, а я мог ещё до школы сто двадцать. Я же ещё в обычной школе увлекся радиоделом, поэтому обучение в радиошколе прошло для меня легко и быстро. Всего месяц и вот я здесь. Вот так-то. Не знаю, что вам ещё рассказать, может, вопросы какие есть, мужики?

- Слышь, браток, а что батарея твоя, долго служит? Или её где подпитывать нужно?

- Да, кстати, батареи… На старой, 6-ПК, станции было две анодных батареи БАС-80, а Омега может работать от четырех БАС-60 или трех БАС-80, соответственно и время работы у Омегушки больше. Думаю, месяца на два должно хватить. Хотя, учитывая, какие мемуары передает ваш комиссар, мне на пару дней её не хватит, - и Вовка рассказал историю с передачей патриотической статьи от Сафронова, мужики хохотали, покуривая.

Тут радист обратил внимание на тот самый пистолет-автомат, что так ему запал в душу, подняв глаза, увидел хозяина этого вещицы: мужик был серьезный, лет тридцати, внимательно следил за нитью разговора, но сам не вступал. «Вот он, мой звёздный час, - пронеслось в голове, - или сейчас, или никогда!». В руках у него была сухая тряпка, поэтому медленно достал из кобуры свой неудобный маузер и…неожиданно подкинул его вверх, метра на два, сам встал на ноги, а послушный маузер мягко лег в кобуру.

- Ничего себе! Фокусник! – послышались восхищённые возгласы.

- Это не я такой фокусник, это пистолет такой послушный, очень удобный, - начал расхваливать свое оружие Вовка, - вот так он - пистолет, а так превращается в настоящий карабин, его деревянная кобура используется в качестве приклада. Его изготовители даже заявили, что прицел рассчитан аж на тысячу метров, представляет? В общем, настоящая находка! Тем более подарен он мне командиром Никифоровым, так что, берегу его, как зеницу ока, - а сам косился в сторону хозяина автомата Суоми, тот внимательно смотрел на маузер в руках радиста и даже отбросил самокрутку в сторону, Вовка был доволен произведённым впечатлением.

- Парень, дай разглядеть поближе, - подал, наконец, голос владелец автомата.

- Знаете, не обижайтесь, но оружием и женщинами не делюсь! – Вовка сам не ожидал от себя такого, слова вырвались сами, но попали в точку. Мужик занервничал:
- Не переживай, я люблю оружие и обращаюсь с ним аккуратно.

Вовка выдержал необходимую паузу, как бы раздумывая, стоит ли доверять своё сокровище постороннему:

- Хорошо, пожалуйста, осторожнее, - протянул маузер будущему владельцу. «Похоже, он повёлся», - подумал довольный радист.

Мужик взял пистолет так аккуратно, как какую-то хрупкую драгоценность, погладил его по стволу, вытянул вперёд правую руку, как бы прицеливаясь, ещё раз погладил и передал Вовке:

- Да, отменная штучка! Предлагаю обмен, вот у меня есть финский пистолет-пулемёт, посмотри, тебе понравится, - протянул «Суоми» радисту, - я тебе и сменник отдам, он мне будет ни к чему. А тебе пригодиться: ствол нагрелся, сунул его в карман, поставил другой, а первый остывает, бой не прерывается. Ещё он не боится пыли, грязи, воды. Давай, соглашайся, парень!

Вовка держал в руках свою мечту и даже боялся дышать. Мужик ждал ответа, а радист, словно во сне, разглядывал «Суоми». Наконец, он очнулся, огляделся и увидел устремлённые на него вопрошающие лица:

- Думаю, если мне и Вам это подходит, можно обменяться, хотя… Это же подарок командира, - все ещё тянул Вовка, раззадоривая мужика.

- Так теперь же он твой, ты волен распоряжаться им по своему усмотрению, - продолжал подначивать хозяин пулемета.

- Хорошо, - наконец, согласился Володя, - по рукам, - и ребята пожали друг другу руки, довольные приобретённым оружием. Видимо, каждый из них думал, как ловко он обвёл вокруг пальца другого.

Оба уткнулись в свои новые игрушки, разбирая, смазывая, протирая…

- На, сынок, подыми, табачок – высший сорт, - протянул самокрутку Вовке один из партизан.

- Спасибо, отец, но я не курю, - отказался радист.

- Да ты что? - удивились мужики, - у нас тут все курят.

- Ну, значит, буду первым, кто не курит, - улыбнулся Вовка, - у нас как-то это не заведено в семье, отец не курит, дед не курил. Ну и мне менять традиции не стоит.

- И правильно, зараза такая, привыкнешь, всё, труба, не бросишь, хотя нервишки успокаивает, - любовно глядя на самокрутку сказал мужик, что предлагал покурить Вовке.

Группа вокруг радиста выросла до двадцати-двадцати пяти человек, особенно, всех увлёк процесс обмена… Володя заметил напротив, на бревне Трофима, тот Вовке нравился все больше и больше – такой здоровый и такой добрый, вот сидит, единственный из группы, протирает рацию, о которой Вовка и сам забыл, занявшись воплощением желания – получить заветный автомат. Задумавшись, не заметил, что Трофим тоже не сводит с Вовки глаз. Когда их взгляды встретились, Трофим улыбнулся и подмигнул Володе.

- И, всё-таки, не понимаю я, - прервал молчание один из парней, - зачем нам радист? Ну что у нас такого серьёзного здесь происходит? Ну, если где появится группка фрицев, так мы их махом разобьем.

- Эх ты, сосунок, - вмешался пожилой партизан, - много ты понимаешь… Опыту у тебя немае, ещё молодой совсем, вот и не дотягиваешь умишком своим. Все, кто прошел Гражданскую или Финскую, тебе скажут, что связь нужна, когда сил одной бригады мало для того, чтобы нанести удар по врагу сразу с нескольких сторон и не дать ему сбежать. Слышал такое выражение: «Взять в кольцо»? Вот кольцо, парень, и образуют бойцы из разных бригад. А, как мужики из второй, например, бригады узнают, что нам помощь нужна? Правильно, по рации. Понял, дуреха? Так что, мужики, радиста нашего беречь нужно, кто кроме него сможет сообщение передать? Никто! То-то. – добавил он, - Слышь, Трофим, обед готов? Время-то уже …
Здоровяк махнул утвердительно и показал под навес, где, как понял Вовка, ел весь отряд. Чашки, ложки и хлеб уже стояли на столе.

- Ну, Трофим, ты – волшебник! – не сдержался Вовка, - когда успел-то? Всё время же здесь просидел?

 Громила смущённо пожал плечами, мол, долго ли умеючи. Володя собрал сверкающую аппаратуру в упаковки, отнёс в палатку и пошёл в сторону навеса. Тут с ним поравнялся Трофим и сунул ему бумажку в ладонь, Вовка удивлённо посмотрел на него, но тот молча пошёл к столу.

Когда все места за столом заняли, Трофим по очереди всем разлил пахучего супа и чая. После первого оказалось есть еще и второе – перловка с тушенкой, мужики молча жевали, только иногда расхваливая своего повара, а тот лишь смущённо улыбался. «Хороший мужик, этот Трофим, - который раз за день подумал Вовка, - да и мужики его, видать, уважают».

После обеда Володя зашёл в свою палатку и развернул записку, которую ему передал Трофим: «Для тебя, сынок, у меня всегда найдется вкусненькое, и сахарок, и маслице. Ты же в нашем отряде, после командира, самый важный боец, поэтому питаться должен хорошо. Не серчай, что Витьке кашу без сахара дал, обойдётся. Сторонись его, нехороший он. Кухарка». Вовка засмеялся, даже в записке Трофим пошутил, помнил, как его Вовка «кухаркой» обозвал.

У Вовки появилось новое дело. Он вышел из палатки, огляделся, увидел группку мужиков, готовящих дрова, и пошёл к ним:

- Бог в помощь, мужики! – крикнул им.

- И тебе не хворать, радист, - откликнулся один из партизан, - тебе чего?

- Помочь хочу, размяться, засиделся, - ответил Володя, - можно?

- А чего же нельзя, на, - дал колун ему мужик, - вон, кучу видишь, давай коли и вот сюда складывай.

- Отлично!

Вовка, действительно, засиделся, не занимался никакой физкультурой после радиошколы. Мышцы сладко отозвались на физическую нагрузку. Он сразу покрылся липким потом, скинул рубашку, остался в одних брюках и самозабвенно колол дрова, забыв зачем сюда пришел. Минут через сорок решил передохнуть, заодно и с мужиками перетереть:

- Парни, сколько вас тут?

- Да человек сорок постоянно, еще около десятка приходящие: привозят провизию из деревни, катаются между сёлами, узнают новости, периодически встречаются с такими же «ездунами» из других отрядов…

- С начала войны много потерь? – продолжал Володя.

- Нет, наши все целы, были раненые, но никого не хоронили, Слава Богу!

- Не хоронили, но один-то пропал и что с ним до сих пор никто не знает… – вмешался в разговор еще один парнишка.

- Ты про выход Витьки с Петром? – уточнил первый у второго.

- Да, про Петра. Витька вернулся, а Пётр сгинул в болотах.

- Обвинять все мастера, мы же не знаем, что там на самом деле случилось… Да и Витьке-то всего лет-то, перепугался мальчишка. А у Петра, видать, судьба такая, что поделать… - вздохнул тот, что постарше.

- Нет, ну ты скажи: ты бы так поступил? – не унимался парнишка.

- Я – нет, а он другой, все мы разные, все имеют право на ошибку. Лет через двадцать он тоже так не поступит, говорю же, молодой совсем…

- Так и я не старый, а бросить товарища не смогу, - продолжал молодой.

- Откуда ты знаешь, салага? – начал закипать тот, что постарше, - у тебя такое было? Как ты можешь рассуждать о том, чего не знаешь?

Вовка ничего не понимал, но видел, что мужики сейчас налетят друг на друга, как коршуны:

- Тихо, тихо, парни, в чём дело-то? Что случилось с Петром? И при чем здесь Витька?

- Витька с Петром пошли на разведку, тут, недалеко от отряда. – Охотно пустился в объяснения парнишка, - А вернулся Витька один, понимаешь? Спрашиваем – где Петр? Мычит что-то невразумительное, сопли по щекам размазывает, мол, утонул Петька, попал в болото. Как? Я тебя спрашиваю – как мог утонуть человек, если они были вдвоем? Почему второй не помог? Таких случаев с каждым из нас было десятки, все оставались живы, потому что протягивали друг другу руку помощи. Он мог его вытащить, понимаешь? У нас всегда с собой есть веревки, кинул – вытащил, какие проблемы? Молодое деревце можно сломить и вытянуть друга… А он? Он ни черта не сделал, слышишь? Испугался он… Чего он испугался? Что сам с товарищем погибнет? А не страшно ему было смотреть, как друг захлебывается и просит о помощи? Я тебя спрашиваю!

Вовка задумался, да, некрасивая история получается…

- Я не знаю, - тихо сказал Вовка, - как бы я поступил на его месте. Мне почему-то кажется, что Витька сделал всё, что мог, ну не может нормальный человек спокойно смотреть, как погибает товарищ… А вы пробовали с ним поговорить? С Виктором?

- Да сто раз, - также тихо ответил мужик постарше, - ничего вразумительного не говорит…мол, не смог, страшно…ни мычит, ни телится…

- Нет, я имею в виду, именно поговорить, не орать, не трясти за грудки, не угрожать, просто, по-человечески?

- С кем по-человечески? С Витькой? – заорал молодой, - да это же не человек, подонок, трус! С ним никто с тех пор не общается и в караул в пару никто не встанет, не доверяют ему, понимаешь?

- Ты – идиот! – не выдержал Вовка, - нельзя обвинять человека беспочвенно! У тебя доказательства есть? А представь, как он себя чувствует! Накинулись все на него, а факты, факты где? И у него никаких подтверждений тоже, они же вдвоем были, свидетелей нет… Как он докажет невиновность? Ушли вдвоем, вернулся один. Поэтому его трясёт, когда вы об этом с ним говорите, понимаешь? Ладно, - удалось взять себя в руки, - я сам с ним поговорю… Только никому пока ни слова, ясно?
- Попробуй, парень, - старший похлопал Вовку по плечу, - только бесполезно все это. Виноват он и точка!

Вовка с ожесточением доколол кучу дров, всё сложил, а в голове постоянно крутились мысли о предстоящем разговоре с Виктором. Подошел к бочке с водой, облился ковшом, встряхнулся и почувствовал новые силы. Руки приятно ныли: «Надо периодически заниматься, так скоро и рацию не подниму», - улыбнулся про себя Вовка.

Решил прогуляться по территории базы, шёл неспеша, перекидываясь незначительными фразами со встречными мужиками, чтобы не привлекать к себе внимание. А сам рыскал глазами, разыскивая Виктора, которого видел-то один раз на кухне у Трофима. Так, обойдя базу пару раз, парнишку нигде не увидел. «Чёрт, где он может быть? - запаниковал Вовка, - может, послали куда?» Решил расширить периметр поисков, зашёл поглубже в лес, где уже не было ни палаток, ни землянок, ни бочек с водой.
Набрёл на куст дикой черники, начал срывать и есть прямо с веток. Испачкал лицо и руки, но набрался витаминов, наверное, на месяц вперед. Отёр ладони и рот о листья и пошёл дальше: «Эх, надо было с собой котелок какой взять, - ругал себя Вовка, - ребят бы угостил. Ладно, завтра ещё раз схожу». И тут под кустом увидел сидящего, сгорбившегося партизана. Витька! Точно он! Радист издалека окликнул его, мало ли, если, как говорили мужики, он всего боится, не стоит к нему подкрадываться:

- Эй, Виктор, это ты?

Парнишка вскочил на ноги и начал испуганно озираться. «Да уж, психика оставляет желать лучшего», - подумал Володька.

- Не бойся, это ваш новый радист, давай знакомиться? – он приблизился к Виктору и протянул тому руку.

«Господи, да он совсем ребенок ещё!» - разглядывая парня удивился Вовка.

- Я тебя помню, - тихо сказал Витька, - кажется, Владимир? – пожал руку радисту.

- Верно, Володя. А ты чего так далеко забрался, да ещё и один? Не боишься?

- Кого? Белок? Или волков? Их не боюсь… а вот людей – да…

- Это ты про немцев?

- Тут и местных хватает… - прошептал Витька. Вовка сделал вид, что не расслышал и продолжал втираться в доверие, да и, честно говоря, жалко было пацана, затравили его, вон, по кустам прячется.

- Я тут по дороге на чернику набрел, вкуснота! Хочешь покажу где?

- Да я знаю, вон за тем поворотом, после березки, правильно?

- Правильно, - удивился Володя, - откуда ты всё знаешь?

- Да я тут каждое деревце и кустик знаю, сидим уже второй месяц на одном месте… - объяснил Витька, - еще, вон там, метров двести отсюда, малинник огромный, показать?

«Ну точно, ребёнок!» - улыбнулся Володя.

- А что у тебя за тетрадка? – перевёл он разговор. – Письмо мамке пишешь?

- Да не осталось у меня никого…- грустно сказал парнишка, - тётка есть где-то под Омском, я её никогда не видел… мать погибла, отец на фронте, не знаю где он, да и жив ли… А это…стихи пишу….

- Стихи? – Вовка не сдержал удивления, - а можно почитать?

- Конечно, только потом обязательно скажи своё мнение, мне это очень важно, договорились?

- По рукам, - Витька передал тощую тетрадку Володе и присел рядышком, перекидывая во рту травинку.

«Волнуется», - решил Вовка и принялся читать.

«…В моём саду осталась вишня,
      Сейчас, наверное, цветёт,
      Угробим наглого фашиста,
     Пускай теперь в земле гниёт!..»

Вовка еле сдержался от смеха, конечно, парню надо тренироваться, но настроение в его стихотворениях присутствует! Витька, видимо, что-то уловил на лице радиста:

- Что, совсем плохо?

- Слушай, парень, сколько тебе лет?

- Семнадцать…будет…скоро…зимой…а что?

«Елки-палки, шестнадцать лет! Что они хотят от ребёнка? Мужики наши… - Вовка вскипел, - даже, если он, действительно испугался и бросил товарища, его нельзя за это винить, мал слишком…»

- Знаете, Виктор, - пытаясь быть серьёзным, начал Володя, - в Ваших стихотворениях достаточно смысла, патетики и рифмы! Я думаю, у Вас большое будущее. Так и представляю афишу: Виктор… как твоя фамилия? Вечер поэзии, читает свои стихи ветеран войны! Как? По-моему, звучит!

Витька вспыхнул, вскочил на ноги, выхватил тетрадку у радиста:

- Ты же обещал не смеяться! Я тебе доверил! Никто не читал этого!

- Тихо, тихо, парень! Я совсем не смеюсь, я абсолютно серьёзен. Что я сказал не так? Ты разве не хочешь стать известным поэтом? Не хочешь читать свои стихи со сцены? А пишешь ты, действительно, неплохо, но… Опыта нет, понимаешь? Надо постоянно совершенствоваться и идти к своей мечте! Если не бросишь это дело, то лет так, эдак, через пять, тебя, правда, будут многие читать и любить, поверь мне! У меня чуйка!

- Правда? -  успокоился Витька, - не врешь? – уже с надеждой спросил он.
Ну как врать ребёнку, глядя в глаза?

- Абсолютно, - не моргнув, ответил Вовка и приобнял будущую звезду Советской поэзии. – Слушай, ты так и не ответил, чего тут один сидишь?

- Они меня ненавидят!

- Кто? Мужики из отряда?

- Да, они считают меня предателем! А я не виноват, честно! Ты мне веришь?

- Верю, тебе верю, но я же не знаю истории, что случилось-то?

- Петька из-за меня погиб, засосало его болото, у меня на глазах, а я ничего не мог сделать, понимаешь?

- Пока нет, давай поподробнее.

- Ну что подробнее… Петька был постарше меня лет на пять-семь и взял, как бы, надо мной шефство: всегда подкладывал мне кусочки побольше, говорил, больно я худой, давал возможность поспать подольше, если отправляли меня с кем-то в разведку, он менялся с тем партизаном и шёл вместе со мной… Однажды мы задержались на вылазке и решили переночевать в лесу, я в темноте упал с обрыва, катился долго, думал, что все, хана мне… Очнулся, рука сломана, нога распухла, так Петька меня на базу на руках тащил, а это километров пятнадцать, представляешь? Ну как я мог его предать и бросить? – глаза парнишки налились слезами, еще чуть-чуть и разревётся, что потом с ним будешь делать?

- А какой он был, Петька, по внешности, характеру? – попытался отвлечь от рыданий его радист.

Витька задумался:

- Обыкновенный… Волосы светлые, глаза серые, борода, ручищи, как лопаты, здоровый, как бык… На Трофима нашего похож, такой же громила.

«Вот вам и ответ, господа хорошие, почему парнишка не смог этого бугая вытащить из болота», - понял Володя.

- Ну, а что в тот раз произошло? – Вовка пытался подбирать слова, чтобы не обидеть Витьку, - когда ты вернулся один.

- Тогда, - начал пацан, еле сдерживая слезы, - тогда он шёл впереди, как обычно с длинным щупом, прокладывая дорогу, он всегда говорил мне, мол, Витёк, держись меня, никогда не потонешь, иди шаг в шаг и всё будет путём. Я у него спрашивал, почему он так уверен, что не потонем, а Пётр говорил, что когда-то в детстве его на улице остановила цыганка и сказала: «Берегись, малец, высоты, убьёт она тебя». Вот Петька и был уверен, что никогда не потонет, не сгорит, не умрет от ранения, поэтому всегда кидался на фрицев в упор… И, правда, ни одного ранения у него, представляешь? Прям, с голыми руками шёл на автоматы и ничего, живой! Я ему верил, а он взял и… - все-таки Витек завыл, не сдержался, - потонуууул.

- Так, всё-всё, успокойся, твоей же вины тут нет? Нет! Судьба такая, все там будем, кто раньше, кто позже. Да не вой ты, волки сбегутся, солдат ты или нет?

Витька вытер мокрые щёки рукавом:

- Солдат… Вспоминать тяжело, я никогда не видел, как люди умирают. Мертвых видел, а как умирают – нет. Страшно…

- Я понимаю, но мужик должен держаться… Ты уже сколько ревёшь? Каждый день, наверное?

- Откуда знаешь? Я при всех не плакал, только тут, уйду подальше и вспоминаю Петьку, он мне, как старший брат был…

- Ладно, дальше что?

- Ну вот шли мы по болоту след в след и вдруг Пётр провалился в болото, понимаешь? Прям, вот только шёл впереди и через секунду уже по грудь в этой жиже. Я к нему, а он как рявкнет: «Стой на месте, не подходи! Затянет вместе со мной».  Я ему свой щуп кинул, мол, хватай, вытащу, а он даже не попытался, говорит: «Даже не думай, Витёк, ну как ты меня вытащишь? Во мне сто десять килограммов и вся одежда намокла, сапоги воды набрали, ну как ты меня потащишь?» Я в слёзы, дурацкая манера, ничего не могу поделать: чуть что, сразу слёзы текут… Давай, говорю ему, мужиков позову? А он взял и согласился, давай, говорит, Витёк, беги к нашим. Я ещё тогда подумал, мол, чего это он вдруг? Никогда не соглашался со мной, что не скажу, все не в кассу, а тут – давай, беги. Я ещё помялся, потоптался, но там даже деревца не было, одна жижа и кочки с лягушками… Ну что, думаю, надо идти, вон, от Петра только голова торчит, рот разевает, воздух ловит. Пойду, говорю, ты меня дождись обязательно. А он знаешь, что мне ответил? Дождусь, говорит, братишка, не переживай, точно дождусь. Если вдруг меня не найдешь здесь, не плачь, мы с тобой рано или поздно обязательно увидимся… Я потом только понял, что он имел в виду. Понимал Пётр, что не успею я с ребятами его спасти, а чтобы я и себя вместе с ним не угробил, и не видел, как он захлебывается, решил отправить меня куда подальше. А про то, что мы свидимся, это он про «тот свет» говорил… Только я развернулся бежать в лагерь, слышу сзади хрипы, бульканье, обернулся, а над водой только круги и маленькая воронка, втянувшая моего лучшего друга… Вот и всё! – Витька снова зарыдал во весь голос. «Ну, чистый ребенок, хотя, кто знает, как бы я себя вёл, увидев такое, - прижал к себе пацанёнка Володька, - надо мужикам все объяснить, устроили пацану ад при жизни, а он и сам себя корит, может, похлеще, чем их угрюмые взгляды, так и до плохого недалеко…»

Тут где-то рядом хрустнула ветка, ребята обернулись на звук, совсем рядом сидел Трофим, сколько он там пробыл – неизвестно, много ли услышал – тоже непонятно.

«Может, это и к лучшему, - подумал Володя, - по крайней мере, узнал правду из первых уст, а то решат, что я убийцу покрываю, хотя и так всё понятно…» Витька вздрогнул, увидев, что они не одни:

- Он все слышал?

- Наверняка, но ты же понимаешь, он никому не расскажет…

- А, ну да, он же не говорит, - успокоился парень.

- И не только поэтому, Трофиму можно доверять, он не предаст, он как твой брательник Петр, такой же большой и добрый.

- Правда?

Только Вовка открыл рот, мол, правда, как Трофим сам подошёл к этой парочке, потрепал по макушке Витьку и… вынул из кармана кусок сахара.

- Вот видишь, я был прав, он сахар экономит, никому не раздает, а тебе дал, это что значит? Значит, что он тебе поверил, понял?

- Понял, - заулыбался Витька, взял сахар из протянутой руки Трофима, - спасибо!

Втроём они вернулись в лагерь, набрав по дороге черники и малины, у Витьки с собой был котелок, пристёгнутый к ремню, как он сказал, с котелком никогда не расставался, мало ли где придется заночевать. По дороге шутили и смеялись, Вовка видел, что парнишке стало легче на душе, уже не так он корил себя за смерть товарища и уж точно перестал чувствовать себя виновным.

В лагере отыскал старшего и пояснил тому всю историю, произошедшую с парнем, попросил донести до отряда эту информацию и не делать из пацана изгоя.

- Вот сам всем и скажи, - резюмировал командир, - Петров, собери сюда всех, кто… ну сам понимаешь.

Петров кивнул и через пять минут в землянке собрались мужики, все старше сорока лет, видимо какие-то мелкие командиры, решил Вовка.

- Вот, товарищи, радист хочет поведать вам историю гибели Петра и просит не хулить мальчонку, Витька, ну вы поняли…

Вовка начал с вопроса:

- Мужики, каким был Петр?

- Нормальным был, задиристым, фрицев голыми руками давил, - перечисляли мужики, - здоровый, как бык…

- Тогда у меня все, вы сами ответили на свой вопрос: мог ли спасти из болота стокилограммового громилу тщедушный паренек шестнадцати лет?

- Как шестнадцати? – вскочил командир, - документов у него, конечно, нет, но он заявил, что ему восемнадцать…

- Не о том думаете, товарищ командир, - остановил его Володька, - сейчас главное то, что пятидесятикилограммовый подросток, просто, физически не в силах вытянуть из болотной жижи здорового мужика. Между прочим, Витёк и Пётр очень дружны были, вы должны были это заметить…

- Точно, как нитка с иголкой, друг за дружкой ходили… - понеслись голоса, - Петр его постоянно подкармливал… А Витька только с ним и ходил в разведку…

- Вот, - продолжал Володя, - а вы пацана за предателя держите, стыдно, товарищи! Кстати, говорят Пётр сильно смахивал на Трофима, это правда?

- Так мы всегда шутили над ними, мол, вот и нашелся твой единоутробный брательник, Петро, - мужики, перекрикивая друг друга вспоминали курьезные случаи из жизни двух громил в лагере.
 
Вовка спокойно слушал и понимал, что партизаны, наконец, поверили Витьке.

- А представьте, что с Петром пошел не Витёк, а кто-то из вас, вот ты, например, - ткнул Вовка на одного из самых крупных партизан, - смог бы его вытянуть из болота?

- Да ты что, сынок? Да в нем полтора центнера, даже пытаться бесполез… - и замолчал на полуслове, - ну ты – хитрец! Мужики, что ж мы сами не допетрили-то? – помолчав добавил, - тогда нужно было мальцу бежать за помощью, уж тогда вдвоем-втроем вытянули бы…

- Ну да, туда три километра, обратно три, а сколько нужно времени, чтобы человек потонул в болоте?

- Да, чёрт, не успели бы… - протянул кто-то.

- То-то же, на что вам голова, не понимаю… Такие элементарные вещи, не петрите… - довольный результатом беседы, Вовка развернулся, чтобы выйти, но что-то вспомнив, вернулся, - а то, что ему только шестнадцать, а вам сказал - восемнадцать, тоже дает Витьку плюс: не стал отсиживаться пацан в тылу, а как настоящий мужик, пошёл в самое пекло. Так-то вот… - повернулся и молча вышел на улицу.

Вроде бы всё прошло, как и планировал, партизаны успокоились насчет парнишки, а на душе как-то гаденько было. «Ну как так можно? Сразу клеймо повесили на человека, даже разбираться не стали…» - думал Володя, а ноги несли его на кухню – там ждали его новые друзья: Трофим и Витёк.

В кухню вошёл уже улыбаясь.

- Ну что? – спросил парнишка, - как они?

Те же вопросы читались и на лице немого громилы.

- Да всё путем, не волнуйся, ты – молодец, просто, нужно докладывать о происшествии подробно, чтобы не к чему было прицепиться, договорились?

- Ага, - счастливо поддакнул Витек, - спасибо тебе, радист!

Трофим поднял газетку со стола и ребята ахнули: когда он успел? На столе стояли с пылу с жару пирожки с ягодами, которые собрали в лесу! Парни накинулись на них, как дети, такая необычная для партизанского края пища, как возвращение назад, в мирную жизнь!

- Вкуснота какая, - с полным ртом прошепелявил Витек, - никогда такое не ел, Трофим, ты – волшебник!

 Здоровяк смотрел на пацанов и радостно улыбался, глядя на их счастливые, почти детские, физиономии.

Так прошла первая неделя нахождения Володьки в Первой особой партизанской бригаде. Периодически комбриг Никифоров составлял короткие сообщения для отправки в Москву, радист отправлял, уходя километра на четыре-пять от лагеря. Это было необходимо для того, чтобы не выдать врагу свое местонахождение, если вдруг ему удастся перехватить Вовкину волну. Часто вместе с ним выходил его новый друг – Витька. Отношение к парню в коллективе сильно изменилось, он был самый младший и мужики всегда старались, чтобы спал он помягче и ел вкуснее. Каждый день выходил в эфир с другими отрядами, ничего интересного, пока всё спокойно.

Вовка видел, что в их отряде есть настоящие военные, есть автоматическое оружие, кто они и откуда, радист не понимал, задавая иногда вопросы более старшим партизанам, находя для этого подходящее время. Например, во время совместной работы, Вовка часто с парнями рубил дрова, носил воду, чистил и смазывал оружие, убирал территорию… И между делом интересовался:

- Мужики, наша бригада как сформировалась, это все местные?

- Да, Володь, много местных из соседних деревень, есть и боевые офицеры, вышедшие из окружения, вон Иван Сергеич, например, майор, из его отряда осталось только пятеро вместе с ним, остальные полегли. Он к нам и вышел, а куда им было бежать? Нам тоже нужны знающие люди. Или вон, Серега-хромой, разведчик. Вернулся после задания к своим, а там никого, только следы от бомбежки и гильзы кругом, видать, фриц вышел на их базу и всех уложили. Да много у нас тут профессиональных военных, не одно мужичье. Иерархия тоже присутствует, если ты обратил внимание. Вся бригада разделена на отряды большие и маленькие, каждый отряд имеет командира и зама. Приказы выполняются беспрекословно.

- Да, заметил, и это правильно. Только никак не пойму, чем вы тут занимаетесь? Неудобно у комбрига спрашивать, но вижу, что кто-то ходит в разведку, добывают сведения, которые я потом передаю… Видимо, есть группа подрывников, но куда они ходят, не понимаю…

- Да ты что, сынок? Немцы же кругом, если ты их не видел, это не значит, что их нет. Вон у Петьки спроси, он из Заполья, так там целый гарнизон остановился. Наша задача - тихо-мирно их уничтожить. Для этого есть свои люди, живущие в этом селе, приносящие сведения, ну и наши ребята-подрывники. Я тебе не говорил, но скоро будет крупная операция, узнаешь.

- Ильич, а почему меня никуда не берут, умираю уже от безделья, я бы тоже мог чем-то помочь? Хожу тут, как домохозяйка: дрова рублю, листву собираю…

- Не, тебе никак нельзя, ты у нас почти как комбриг, куда мы без радиста? Вот до тебя, знаешь, что было?

- Что?

- В том-то дело, что ничего. В Центре даже не знали, где мы находимся, что делаем, сколько нас. Тыкались, как слепые кутята без распоряжения. А теперь всё наладилось, в Москве знают наше местоположение, местоположение отрядов, в случае крупной операции можем объединиться и вздуть немчуре по полной. Чует моё сердце, скоро что-то будет. Да и так, знаешь сколько мы немецких машин в воздух подняли? Восемнадцать! Во как! А сколько человек, даже и посчитать сложно… Хотя, какие они люди, разве человек может пойти на другого человека с автоматом? А уж на ребенка… нелюди они, вот кто. Даже животные себе подобных не грызут, а они…

- Я понял, поэтому меня с Королёвым сюда и забросили… Ну, чтобы мы вас нашли и связь наладили с Центром…

- Конечно, мы без связи, как без рук. Ты вот с кем уже связывался, кроме Москвы? Наверное, и со второй бригадой тоже, и с Новгородом, и с Дном?

- Да, было дело. 

- Ну вот, помнишь, что передал?

- Да, конечно, я свои сообщения почти наизусть могу воспроизвести, да и все записи со мной, вот тут, - и похлопал себя по висящему сбоку планшету.

- Ты что, все это хранишь?

- Конечно, вдруг кому понадобиться, а у меня всё записано, полный порядок! – горделив произнес радист.

- Выкинь всё сегодня же, а лучше сожги… Послушай меня, старого, сынок, ни к чему носить с собой переданные и полученные сообщения… - вздохнул Ильич.

- Это почему? Вот представь, война закончится, будут учебники по истории писать, а где факты, спросят? А я скажу – мне Ильич велел всё сжечь, так что ли? Вот и нетушки, пригодятся ещё мои записи… - протестовал Вовка.

- Дурак ты ещё, молодой совсем, потому и не кумекаешь. Поймает тебя фриц, а у тебя вся подноготная наших подвигов, что он тебя по головке погладит, думаешь? Всю кровь по капле вытянет, вот что он с тобой сделает. Всё расскажешь, что знаешь и что не знаешь, мать родную продашь, так они пытают, а ты – «учебники». Живыми бы остаться и землю не отдать, тут не до учебников, сынок.
Вовка, задумавшись, слушал пожилого человека и где-то в глубине души понимал, что тот прав…

- Знаешь, Ильич, у меня в планшетке ещё все мои пароли, позывные, время выхода в эфир, волны… Я думал, вдруг со мной что случится, кто-то другой сможет передать сведения… потому всё и храню в написанном виде… Ты считаешь, я дурак?

- А кто ж ты? Дурилка и есть! Кто же пароли на бумажке пишет и с собой носит? Ты должен выучить всё на зубок, без сознания будешь, а помнить должен. А бумажки сожги свои, не к добру это всё…

- Спасибо тебе, Ильич, наверное, ты прав, пойду я.

Володя долго обдумывал всё, что сказал ему Ильич, и решил, что тот прав, не нужно компромат с собой носить. Как пытают немцы он уже слышал, не во всё верил, но ходили легенды, что эти сволочи поняли, что русского сколько ни жги каленым железом, он сдохнет, а своих не предаст, а вот, что касается детей, тут с ними, то есть с русскими, есть где разгуляться… Рассказывали, что на глазах родителей пытают их детей, чтобы те показали, где прячутся партизаны… Какой отец или мать может вынести подобное? Вовка не знал, как он себя поведет, если перед ним будет в муках умирать ребенок… Наверное, не выдержит… А тут всё, что необходимо, написано на листке, бери и пользуйся, как говорится… Нет, пожалуй, дед прав, нужно сжечь их к чертям, а с учебниками потом разберёмся, после Победы.

Примерно недели через две Володьку, всё-таки, взяли на «дело», достал он комбрига своими стенаниями. Да и тот решил, что, хоть и молод парень, год назад со школы, но война есть война, пора и ему увидеть собственными глазами, как всё происходит, а то только сообщения передаёт: сегодня подбито два вражеских автомобиля, восемь немцев убито или сегодня взорвали столовую, в которой находилось около пятнадцати немецких солдат, убитых и раненых с нашей стороны нет… Писать – одно, а увидеть на деле – другое, пусть сходит… В группе, куда попал Володя было четверо партизан, руководил ее пожилой майор Иван Сергеевич, о котором Вовке рассказывали, что он вышел из окружения. Перед выходом, собрались кружком в палатке и Сергеич коротко описал, что кто должен сделать, распределили время, выбрали сигнал и сверили часы. Их задача была – выйти на соседнее село, где квартировался небольшой отряд немцев и совершить диверсию, в их случае – это срезать тормозные шланги с их автомобилей.

- Повеселимся, братцы, - хмыкнул Сергеич, - шлангов будет достаточно, по нашей информации они завтра выезжают, а дорога проселочная и извилистая, по бокам вековые сосны и обрыв. Даже патроны тратить не придется.

Вовка смотрел на майора во все глаза:

- И это всё? А вдруг не получится?

- Посмотрите на него, мало ему. Всё, Володя, всё и, не волнуйся, получится. Так, за мной, - и юркнул из палатки в темноту.

Вовке велели держаться третьим, идти след в след, ступать, как можно, тише, не чихать, не кашлять. Все разговоры потом. Ребята были одеты примерно одинаково, в обычную деревенскую одежду: рубаха и штаны, на ногах – ботинки на мягкой подошве, чтобы не было лишнего шума. Пока шли по лесу, всё тихо и спокойно: ночь, птички поют, лягушки вдалеке квакают, ветки шумят. Как только вышли к границе леса, перед селом, сердце Вовки застучало, как сумасшедшее. Сегодня он впервые увидит эту фашистскую гадину!

К машинам шли перебежками, немцы оставили их все рядом, в одном дворе. Первым бежал майор, оглядывался, если всё тихо, махал остальным и те вчетвером его догоняли. И так до самого двора. Вовка знал свою задачу и прямиком подбежал ко входной двери в дом. Ему нужно было особым свистом, похожим на трель соловья, предупредить мужиков, если в доме послышатся какие-то звуки. Сердце бухало в груди так, что не давало прислушаться к другим звукам, ему постоянно казалось, кто-то подходит к двери. Но всё было тихо, за окном не было видно никакого движения, все спали. Вовка видел, как мужики быстро, буквально за три минуты, порезали шланги у пяти машин и собрались у ворот, значит, ему пора к ним. И тут, как на грех, заскрипела половица совсем рядом, у двери с той стороны. «Как я профукал?», - чертыхнулся Вовка и шагнул за угол дома, в противоположную сторону от мужиков. На крыльце появился пузатый пожилой немец, лет около сорока пяти, как ему показалось, постоял, зевая на порожках, посмотрел в небо. «Вот, придурок, - мелькнуло у Вовки, - на небо он смотрит, а я тут, сбоку от тебя, ща жахну ножом в пузо и звёзды будут последними, что ты в жизни увидишь. Урод…» В нем нарастала такая безудержная злость, что еще секунда и он, правда, бросится на это выпирающее пузо в белоснежной майке. Вовка даже нащупал нож у себя в ботинке. И тут чья-то крепкая ладонь сзади заткнула ему рот. «Всё, капец, повоевал, блин», - подумал Вовка, а изо рта вырвалось лишь:

- Мама…

- Какая мама, мама дома, - кто-то прошептал ему в ухо, - я это, Сергеич, тихо…
Майор развернул к себе испуганного радиста и прижал указательный палец к губам, молчи, мол. Вовка кивнул. Вдвоём они подкрались к углу, из которого хорошо видно было сентиментального немца, а тот уже стоял у ближайшей машины и делал свои дела на колесо, по-прежнему, глядя в небо.

- Вот, гад, приспичило его… - бурчал майор.

Немец сделал свои дела и зашёл по скрипучим ступенькам в дом. Подождав минуты две, командир махнул Вовке и побежал к воротам, где спрятались остальные ребята. Радист за ним. Оглядевшись по сторонам, прислушавшись, мужики цепью кинулись в спасительный лес. Не останавливаясь на привал, через полчаса группа была в лагере. Вовка только сейчас понял, что задание могло быть провалено из-за его глупой оплошности: ещё бы чуть и фриц столкнулся бы с ним лицом к лицу, а там… мама дорогая… их там человек тридцать по селу расквартировано, не меньше, положили бы мужиков за милую душу… По привычке, первым делом он пошел делиться новостями с Трофимом, на кухню, где здоровяк и спал. Зашёл, а у Трофима свеча горит, не спит дружище, ждет возвращения своего Вовки.

- Трофим, ты чего не спишь? Меня ждал? Знал, ведь, что сразу к тебе приду.
Здоровяк вскочил с табуретки и кинулся вертеть Вовку из стороны в сторону, рассматривая.

- Да цел я, видишь, руки-ноги на месте, - смущённо ответил на немой вопрос Вовка, - представляешь, я немца видел! Живого! Этот гад в туалет вышел и на звёздочки посмотреть среди ночи… чуть меня не засёк… Трофим, я так испугался, к бомбёжке привык, к раненым и мертвым, а немца испугался…

Здоровяк, пожал плечами, мол, с кем ни бывает, и показал указательный палец вверх, мол, первый раз увидел, вот и испугался, в следующий раз уже не так страшно.

- Наверное, - согласился Вовка, - не пойму никак, такой же человек, как мы, как ты, как я, как Витька, как комбриг… а людей убивают, им что места мало?
Трофим нагрел воды в котелке и заварил крепкого чая с ромашкой. Вовка обожал его чай, в нем всегда была изюминка. Трофим собирал в лесу и засушивал листья дикой малины, черники, цветки липы, ромашку, зверобой, мяту, поэтому его чай всегда был великолепным. Здоровяк отлично читал по лицам и видел, если у человека болела голова, он добавлял в заварку липу или зверобой, если душа – ромашку или мяту.
Вовка хлебал горячий чай, делясь пережитыми воспоминаниями с Трофимом, тот внимательно слушал и лишь изредка махал головой, поддакивая или показывал большой палец, когда Вовка закончил рассказ словами:

- Это было моё первое боевое задание, Трофим, понимаешь? Вроде всё нормально прошло, но, всё-равно, мог бы быть и повнимательнее… Ладно, я спать и ты ложись…
Ночь прошла нервно, снился этот чёртов немец, то он пьёт водку и смеётся, то хлопает русскую бабу пониже пояса и опять смеётся, Вовке так и хотелось его придушить голыми руками.

А наутро его ждали хорошие новости. Умывшись, как обычно, Володя рванул на кухню, там уже был Витёк и только завидев радиста, заорал:

- Володька, давай пляши!

- Ты чего, бредишь? Письма мне рано ещё писать, да и не дошли бы сюда, а тебя веселить с утра пораньше – уволь!

- Куда «уволь»? - не понял парнишка, - я не могу тебя уволить.

- Да ну тебя, - разозлился Вовка, - книжки читать пора уже. Уволь – это значит, отвали, не буду, обойдешься… Как тебе ещё объяснить? Не буду я плясать, понял?

- Понял, что ты орёшь-то? Я тебе вести принес хорошие, между прочим, а ты орёшь… Что, Трофим, может, ну его, этого психа, не скажем ему ничего? – шутливо, ища поддержки у товарища, обратился к нему Витёк.

Трофим сделал вид, что задумался и махнул рукой, мол, ну его, обойдётся, не скажем. Отвернулся к кухонному столу и занялся своими кухарскими делами. Витька достал свою измусоленную тетрадку со стихами и сел в уголок, делая вид, что занят творчеством.

- Эй, вы чего? Офонарели? Быстро говорите, что произошло? – растерялся Володька.
Трофим повернулся к нему, показал язык и пожал плечами, мол, не могу я разговаривать. Витька захохотал из угла и снова уткнулся в тетрадь.

- Ну ладно, пошутили и хватит, - сделал попытку примириться с друзьями радист, - ладно-ладно, извините, не в настроении, наорал, всё, мир?

Витька вскочил, закинул тетрадку в планшетку и опять как заорет:

- Радисты приехали!

- Какие, к чёрту, радисты?

- Друзья твои – Корытов, Воп...Вовше…Вопш… ну как их там? Понял? – Вовки уже на кухне не было.

Он летел к землянке командира, как от бомбёжки никогда не бегал: «Пацаны приехали!» - только и стучало в голове. Открыл дверь и застыл: за столом сидели комбриг и Сафронов, и его три товарища, с которыми они на полуторке и немецком Опеле пробирались в Новгород – Васька Кириллов, Володя Критов и Борька Вовпшевич.

- Вовка, живой! – вопль Бориса вывел из оцепенения, а тот уже висел на шее Вовки, - дружок ты мой закадычный!

Остальные тоже в один прыжок преодолели расстояние между столом и вошедшим Вовкой, и начали смеяться, обниматься, прыгать, держась за плечи друг друга. Комбриг смотрел, улыбаясь, на сияющих пацанов, потом махнул рукой Сафронову:

- Давай, наливай, что сидишь? Вишь, ребята давно не виделись?

Комиссар разлил самогонку в два стакана и протянул один комбригу:

- За встречу! Сальце бери, закусывай! – пододвинул тарелку с закуской командиру.

- Ну буде, буде, - крикнул разыгравшимся парням комбриг, - давайте по делу, - велел им.

Ребята с сожалением расцепились, сели к столу:

- Сыпни им по чуть, Яш, - попросил комиссара Никифоров, - для успокоения, а то, погляди на них, раскраснелись, сердце выскакивает из груди, говорить не могут. Помрут так, Яш, молодыми и орденов не заработают, - захохотал командир.

 Ребята тоже засмеялись и с удовольствием чокнулись:

- За Победу!

- За Победу!

- За Победу!

- Да пейте уже, вояки, - смеялся Сафронов.

Тут в землянку зашел Трофим и, как обычно, принес вкусноты: в этот раз это были малосольные огурчики и маринованный чеснок, какие-то кусочки прожаренного мяса и красиво нарезанное сальце.

- Трофим, ты – бог, - поблагодарил Вовка товарища, - познакомься, это мои друзья: Володька, Борис и Вася.

Трофим каждому подал руку и вышел, не стал мешать шумной начальственной компании. Комбриг дал ребятам немного времени поесть, убрал самогонку, разложил на столе огромную карту и ткнул пальцем в точку на ней:

- Вот здесь мы находимся, а вот по этим двум районам – Крестецком и Полавском, раскиданы другие отряды нашей первой бригады, пока понятно?

Ребята закивали, внимательно слушая командира.

- До Володи у нас был радист, но как мы потом поняли из его объяснений, - махнул в сторону Вовки, - сама рация была устаревшая, связи, практически, не было, да и радист наш был из самоучек, передачи вел только по телеграфу, а это всегда зависимость от погоды, сами понимаете… Сейчас, благодаря Володе, связь есть всегда, в Москве и Ленинграде о нас знают, передают указания, радист отправляет отчёты, установлена связь с некоторыми отрядами, в общем, всё путём. Единственный минус был в том, что контакт с другими отрядами слабый, в основном, только с помощью связных, а это не так быстро, как хотелось бы. Поэтому, ребятки, распределим вас между отрядами, позже решим, кто в какой отправится… Так, дальше… Вот здесь, - комбриг обвел достаточно большую территорию, южнее озера Ильмень, - базируется вторая партизанская бригада под командованием Николая Васильева, я его знаю еще с Финской, мужик что надо. Перед войной был начальником Гарнизонного Дома Красной Армии, от эвакуации отказался, а на предложение стать партизаном, сразу согласился, его и назначили комбригом Второй особой партизанской бригады, маневренный, подвижный, способен нанести внезапный удар. Организатор – от Бога! Собрал отряды из Порховского, Дедовического, Дновского, Белебелковского, - комбриг интенсивно тыкал пальцем в карту при каждом новом названии, - Славковского, Островского, ну и других районов. С запада примыкает сюда, - провел пальцем, - к железной дороге – Дно-Дедовичи-Чихачево-Лохня, а в восточной стороне - к  железной дороге - Старая Русса-Холм, территория огромная. Так что сейчас у него в подчинении целых десять отрядов, человек, думаю, под тыщу…

- Ого, - дружно ахнули радисты.

- Вот вам и «ого», но ему я своих радистов не отдам, всё, точка, доедайте и спать! – резко закончил свою пламенную речь командир, - Володь, разложи парней.

- Конечно, товарищ комбриг!

- Товарищ майор, а нашей бригаде сколько человек? – заинтересовался Василий.

- Около пяти сотен… У нас же, ребятки, изначально собирали отряды из вышедших из окружения военных. Кто поодиночке выходил, кто группами… В итоге человек семьсот собралось в Новгороде. Когда нам предложили пойти в партизаны, согласились только сто пятьдесят, я в том числе. Меня назначили комбригом, Яша стал комиссаром. Здесь собрались бойцы разных специальностей: артиллеристы, минеры, танкисты, телефонисты... Образовали несколько отрядов, в качестве рядовых входили даже офицеры, потом я их командирами отрядов сделал. Это позже уже стали присоединяться местные, вон как Трофим, например, или Витёк… да много таких… Так до полтыщи и добрали. Ладно, хватить гутарить, идите отсюда, - отмахнулся от ребят Никифоров.

Те вскочили, отдали честь и вышли из землянки.

- Пойдём на кухню, там пожуем, заодно поближе познакомитесь с моими друганами, - пригласил их Вовка.

Трофим, как будто знал, что ребята зайдут к нему перед сном, как-то так уже завелось, что день Вовка начинал и заканчивал на кухне. А что, прекрасное место! На столе дымились тарелки с картошкой и тушёнкой, а посереди стояла сковородка с жареными грибочками.

- Слушай, Володь, у вас всех так кормят? Мне уже нравится, хорошее местечко ты себе нашёл, - балагурил Борис.

- А то, - довольно цокнул языком Вовка, - знал, куда прыгать с парашютом.
Ребята посмеялись, с удовольствием принялись за грибочки, жуя медленно, с удовольствием. Трофим подождал, когда они насытятся и ткнул Вовку в бок, мол, начинай, хватит есть.

- А, ну да, - понял его жест парень, - ну что, мужики, рассказывайте, как вас сюда занесло? Думал, уже не свидимся…

- А мы, как чувствовали, куда нам нужно податься, где вкуснее кормят, - захохотал Вася.

- Ну ладно, я серьезно, - остановил его Вовка, - хватит ваньку валять.

- Ну, короче, - начал Борис, - когда от тебя получили радиограмму о месторасположении бригады, нам дали сутки на сборы и закинули сюда. Вот и все, ничего интересного. Но, если Трофим нальет мне еще чайку с малиной, - хитро прищурившись продолжил, - расскажу подробности.

Здоровяк вскочил со скамейки, бухнул еще чаю рассказчику и провел ладонью возле лба, мол, завались у меня этого чая, пей сколько хочешь.

- Слышь, Вов, а он чё, вообще не разговаривает?

- Нет.

- А чё так? – продолжал выпытывать Критов.

- А ничё, расчёкался, не говорит и всё, давайте дальше рассказывайте.

- Ну, короче, для заброски под нас выделили аж три У-2, представляешь?

- Вы что, каждый на личном самолёте летели, буржуи? – удивился Володька.

- А ты думал? Радиста нужно уважать, - ответил Критов.

- А также холить, любить, вкусно кормить и мягко укладывать спать, - продолжил Борька.

 Парни посмеялись и продолжили:

- Я летел отдельно от пацанов, только с лётчиком, парни вдвоем в кабине за лётчиком, лежа, а третий мы под завязку забили А-19, - начал Вовпшевич.

- А-19? – переспросил Вовка.

- Ну да, мощнейшая, скажу я тебе, рация, Омега, да простит меня Господь, ни в какое сравнение с ней не идет, - и, шутя, перекрестился, - Там, понимаешь, кроме самой рации и радиоприемника, мы захватили и дополнительные комплекты щелочных аккумуляторов, два умформера и два американских зарядных агрегата.

- Фирмы «ПИНКО», - добавил Критов.

- Да, здоровая, видать, - протянул Вовка, - покажете потом, как там и что?

- Да, не то слово! Три тяжелых упаковки нужно переть на передачу, каждый килограмм по десять.

- Ну, в Омеге тоже две упаковки с таким же весом… Это килограммов тридцать, получается? – спросил Вовка.

- Да, около тридцати. Но мощь, брат, я тебе скажу! – продолжал нахваливать Борис.

- А дальше, куда вас забросили?

- Да, чёрт его знает, куда… Увидели лётчики поле, смогут сесть и взлететь, вроде, рядом с местом вашей дислокации, ну и сели… Рядом деревенька какая-то еще была. Я остался барахло стеречь, - продолжал рассказ Борис, - а парни пошли узнать, где мы и что да как. Минут через сорок, слышу топот, цоканье, смотрю – ба, да пацаны на телеге едут!

- Да ты что? Как же это местные не пожалели лошадь с телегой вам выдать? Вы им что, угрожали?

- Скажешь тоже, - обиделся Критов, - никому мы не угрожали, просто, видать, такие красивые, что они нам решили помочь, - попробовал он пошутить.

- Это да, красавцы, как на подбор, грязные, с щетиной и винтовками наперевес… - поддержал его Вовка.

- В общем, там всё просто оказалось. Мы наткнулись на старосту, тот нас увидел, аж перекрестился, бежит к нам, руками машет, мол, уходите. Мы не поняли, остановились. Он подбегает и шепчет, представляешь, никого на улице, кроме нас троих, а он шепчет нам, прям в уши, головы наши наклонил, чтобы оба слышали. Говорит, что недавно были немцы, несколько человек расстреляли, а его старостой назначили. Но он, мол, ничего никому не скажет, если мы отсюда быстро свалим. По карте посмотрели – до вашей базы километров сорок, не меньше. Нет, говорим, дед, быстро не получится, у нас груз тяжелый, да и пёхом, боюсь, не дойдем. Вот он для скорости и предложил нам телегу и даже еды в дорогу дал. Ну мы отказываться не стали, поблагодарили и поехали на место, где Борьку оставили. Подъезжаем – никого, вот чёрт, куда делся? А он в овражек нырнул, спрятался, испугался нас, говорит.

- Не бреши, не говорил такого. Так, для безопасности, решил проверить – кого это черти принесли?

- Ладно-ладно, какая разница, - успокоил ребят Вовка, - все целы, все добрались, вот и хорошо.

- Короче, загрузили мы рацию, прикрыли ее сеном, винтовки тоже спрятали в телеге, а мы же не в форме, вот так и добрались, как будто местные… По дороге раза три над нами пролетал немецкий самолёт, покружит, покружит и улетит, разведка, наверное. Ну кто может заподозрить в мужиках на телеге грозных солдат Советской Армии? – закончил, смеясь, Борис.

- Ну и Слава Богу, что всё хорошо! – подытожил Вовка, - ну что, скажите дяде Трофиму «спасибо» и отведу вас спать!

- Спасибо, дядя Трофим! – хором заголосили парни. А тот каждому легонько заехал по макушке, мол, какой я вам дядя.

- Ручища у него тяжелая, - потирая голову, заныл Вася.

- А то, - довольно хмыкнул Володька.

Ребята пришли в палатку, где располагался Вовка, занесли свое новое чудо техники, бережно укрыли газеткой и расположились на свободных тюках.

- Мыться мы сегодня не будем, правильно я понимаю? – спросил Критов.

- Правильно, - поддакнул Вовка, - вас и накорми, и напои, еще и баньку им, много чести, у каждого уважающего себя партизана должны быть вши, - и захохотал.
Пацаны со страхом почесали макушки, но ничего не сказали, мол, должны быть, значит, будут. Вовка, глядя на них, продолжать смеяться:

- Да шучу я, все тут есть, и вода, и мыло, завтра выдадут. Спокойной ночи!

- Спокойной ночи!

- А поговорить? – удивился Борис, - как же лечь спать и не поговорить?

- Спи давай, болтун, - хмыкнул Володька, - наговорились уже, завтра, всё завтра, - закончил он, зевая.

- Спокойной ночи!


Продолжение - http://proza.ru/2020/10/26/661