Пронька

               
                Пронька

                Мне было лет одиннадцать, когда я познакомился с Пронькой. Строго говоря, звали его Прохор Петрович, но Пронькой его величали все поселковые, даже пацаны. А он и не обижался, тогда было привычным делом «награждать» человека прозвищем. Был бы человек, а подходящий псевдоним ему народ всегда подберёт. По крайней мере, все точно знали, что «Мазута» это именно Сашка Поярков, он работал смазчиком на станции леспромхозовской УЖД и следил за состоянием смазки в колёсных буксах платформ и вагончиков подвижного состава. Баба Лиса – наша штатная медичка Елизавета Васильевна, женщина пред пенсионного возраста, получила своё прозвище не за то, что была рыжая и веснушчатая, но после того, как выходила натуральную рыжую лисицу, что приковыляла к ней во двор на трёх лапах, четвёртая была сломана - похоже в капкане побывала. Просто чудеса в решете, вот и верь после этого, что животные глупы, ничего не соображают и не умеют мыслить логически. Всю зиму баба Лиса её лечила, кормила, а к весне зверюшка ушла в лес. Ближе к осени снова «нарисовалась» во дворе, да не одна, а с тремя лисятами. Показала своё потомство, потёрлась о ногу своей спасительницы, и увела свой выводок обратно в лес. Или Витька Дюран, по прозвищу «Дюша». Этот красавец-ловелас, дамский угодник и любимец всех женщин посёлка и окрестностей, по ходу был потомком одного из воинов Наполеоновского войска. Один французик по какой-то причине осел в наших краях, обрусел, но французский темперамент и обходительность сохранил, и передал в своих генах эти черты Витьке, так сказать, по наследству. Все дамы на Дюшу западали, как пчёлы на мёд, а он ни одной и не думал отказать, скорее очень даже наоборот. Мужикам это не нравилось, видать завидовали, грозились Дюшу примерно наказать, но – не пойман, не вор.

                Фамилию Проньки я не то, чтобы забыл, просто не знал вовсе. Этот народный псевдоним Прохора, на мой взгляд, никоим образом не вязался с этим дядькой, не соответствовал как-то. Это был высокий, заметно выше многих поселковых мужиков, стройный и в годах мужчина. Спокойный и скромный, несмотря на свою популярность среди жителей леспромхозовского посёлка. Особенно заинтересованно его обхаживали женщины: одинокие и вдовы, коих в послевоенные годы было не мало. Многие из них держали в уме Прохора Петровича в качестве завидного потенциального жениха. Дело в том, что Пронька жил бобылём в небольшом домике вместе с приёмным сыном. Говорили, что он забрал Егорку из приюта, что Егор – сын погибшего на войне друга. На фронте он воевал в сапёрах. Это не беда, что был не раз раненый и контуженный. Почитай все бывшие фронтовики имели отметины от осколков и пуль числом не менее трёх. Руки-ноги есть и растут из правильного места, не пьяница, рукодельный – чем не опора для любой женщины. Однако ни одна из них не могла похвастать хоть каким маломальским успехом.

         Думаю, будет не лишним упомянуть о жителях посёлка. После войны наши места выглядели круче японской Хиросимы. На месте города и станции оставался более или менее целым только один деревянный дом, что чудом уцелел среди перепаханного бомбами пепелища. Страна остро нуждалась в стройматериалах, поэтому в городе построили лесоперерабатывающий комбинат, а к нему создали лесхоз и леспромхоз. Город отстраивали заново, людей не хватало, поэтому на стройках работали даже пленные немцы. Народ на стройки привлекали не только неплохими на то время деньгами, но и жильём, пусть не хоромы и удобства во дворе, но всё же своя крыша над головой. «Движуха» по стране была большая: кто-то возвращался в родные края, а многие просто искали себе лучшей доли. Поэтому в посёлке были приезжими все, от слова абсолютно. Например, Коваленко с семьёй приехали из Украины, Петрус – из Латвии, а Вейно – так того вообще из Финляндии занесло. Соседка из двухэтажного дома Зоя Николаевна с сыном Борькой (классный пацан, кстати) из Ленинграда, в блокаду её вывезли, а возвращаться стало уже некуда, не осталось ни дома, ни родственников. Были высланные, сосланные и отсидевшие срок в лагерях, а учителя, врачи и инженеры попадали в наши края, в основном, по распределению. Работники требовались всюду. Посещали нас и вербовщики, заманивали красивой жизнью в Хабаровский край, позднее зазывали поднимать целину в Казахстане. Помнится, отец с матерью обсуждали эту тему, но порешили, что от добра – добра не ищут, и остались на месте. Жаль, я бы уехал на Дальний Восток, к Тихому океану. Там романтика. Только кого интересовало на тот момент мнение сопливого пацана? Так что в части оседлости всё население было в одинаковом положении. Как, собственно, и по всем прочим вопросам, в том числе и в финансово-бытовом.

           Моё личное знакомство с Пронькой состоялось на канаве. Увидел, что у кромки леса кто-то чего-то роет. Все дети любопытны от природы, вот и мы с пацанами проявили интерес. Если дети не любопытны, то это уже точно не дети. Оказалось, что это был Пронька, он копал дренажную канаву, и в данный момент сидел на краю канавы и перекуривал. Курил махорку, будто смаковал, с удовольствием. Говорят, махорочный дым сильно вонюч, а по мне так ничего, ароматный запах, наверно оттого, что на улице табачный дым пахнет не так, как, скажем, на кухне. Канава была не просто большая, а очень большая, думаю, если бы рядом находился экскаватор, то ему за себя стало бы стыдно - он бы скромно стоял в сторонке и нервно курил, дымил бензиновым перегаром.  Проньку я знал, но общаться и разговаривать с ним раньше не доводилось. Как принято, поздоровался со старшим. Он ответил: - и тебе не хворать. Так и разговорились. О чем болтали, уж и не помню, да это и не важно. Что меня тогда поразило, до сих пор не забуду, так это канава, вернее то, насколько она была аккуратно сделана. Не просто вырыта, а именно сделана. Абсолютно прямая, стенки с одинаковым углом наклона, гладкие. Даже вынутая земля не разбросана как попало, а выложена аккуратным бруствером и тоже приглажена. Прямо-таки произведение искусства, а не обычная канава. Пронька копал «на глаз», без разметки, и выдерживал направление идеально. Из инструмента у него была лопата штыковая, лопата совковая, лом, кирка и топор. Черенки лопат блестели, отполированные ладонями. Сами же ладони его были громадными, размером, не уступавшим ширине этой самой лопаты, а пальцы узловатые, мозолистые. Могу сказать, что из таких рук хрен вывернешься, для него любая подкова мягче пластилина. А когда я поинтересовался, отчего он работает один, так Пронька ответил, что так, как он сам это делает – не сделает никто, а переделывать работу за других не желает. Я и раньше слышал, как соседские мужики нахваливали Проньку за старательность, а теперь в этом убедился сам.

             В наших местах, особенно ближе к берегу реки, как память о ледниковом периоде, часто встречаются камни. В речке так вообще огромные валуны из воды торчат, не всякий подъёмный кран с ними справится. А у канавы ни одного камешка нет, удивительное дело. Неужто ни одного не попалось, спрашиваю. Как не быть, попадались, и не малые, - отвечает Пронька. Чего их из земли доставать, пупок надрывать? Где были – пусть там и остаются, я их только глубже закапывал.

             Рабочий день закончился и Пронька очистил свои инструменты от земли и аккуратно сложил в мешок. «Зачем таскать с собой инструменты туда-сюда, оставил бы у бабки Фени, точно не пропадут?» - спросил я его. На что он резонно ответил: - «а вдруг начальство на другой объект завтра с утра отправит, а я не готов, всё равно, что солдат без винтовки. Не годится так.» У него всегда и на всё было четкое разделение на «годится» и «не годится», не было небрежно снисходительного - «ничего, и так сойдёт». Про войну и свои награды особо говорить не любил, начинал тогда волноваться и немного заикался – сказывалась контузия. Я думаю, под бомбами Пронька побывал не единожды. Сапёры часто под огнём строили мосты, возводили переправы для техники или настилали на болотах гати. Кого немецкие лаптёжники в первую очередь бомбами утюжили? Вот то-то и оно, доставалось им на той войне по самое «не балуй», за раз не унесёшь. Про довоенную жизнь Прохора Петровича вообще никто ничего не знал, наверно уже не ждал его никто из той, довоенной, жизни.

             В леспромхозе Пронька со своей плотницкой бригадой - шесть человек, сам седьмой - занимался тем же, что и на войне, с той лишь разницей, что ничего не взрывал, а только наводил мосты для узкоколейки и строил дома. Производство расширялось, люди прибывали и, сколько не строили, всё одно было мало, жилья катастрофически не хватало. А ещё в каждом посёлке лесорубов нужны были помещения под мастерские, школу, медпункт и клуб с кинозалом. Работы – завались, пьянство разводить некогда. Так и не в чести было у народа пить горькую среди недели. Это потом нравы испортились, а в пятидесятые годы с производственной дисциплиной был полный порядок. Рабочая неделя составляла шесть дней, воскресенье – выходной. В воскресенье народ отдыхал. Но только не Пронька, он работал. Не мог отказать людям в своём мастерстве. Одному хочется баньку срубить, другому печку сложить новую, у старой бабки забор валится. Так и дома какой-никакой огородик имеется, тоже заботы требует. Справедливости ради, надо отметить, что их семейным огородом больше занимался Егорка, но у пацана силы ещё не как у взрослого мужика, да и желания особого нет, хочется с ребятами поиграть, да на речку сбегать, там одним часом не обойтись, по себе знаю. А какие замечательные корзины Прохор плёл зимними вечерами! Да не простые, а с выдумкой, с узорами – хоть на выставку отправляй. По осени заготовит прутьев, в горячей воде в бане распарит, да и творит очередное чудо - одни по заказу, другие на продажу, а особо красивые – на подарки хорошим людям. Детей баловал свистелками, да свирелями, тогда почти все игрушки были деревянными. Пустяк, а детям приятно. Довелось как-то видеть, как Пронька вырезал деревянную ложу. Казалось, липовая заготовка сама порхает под ножом и роняет на землю белую пахучую стружку.

           Кто много работает, тот и зарабатывает больше. Деньга у Проньки водилась, а траты не велики, много-ли нужно двум непритязательным мужичкам. Женщин в доме не было, по ресторанам не ходили, водку не пьянствовали, как результат – монеты копились. Можно подумать, что Прохор Петрович был жадный скопидом. Отнюдь, он всегда мог одолжить нуждающимся соседям или знакомым, причём не настаивая на скорейшем возвращении долга. Однако, ежели должник не возвращал деньги, то Пронька не скандалил, никому не жаловался, он просто вычеркивал такого из круга своего общения, не замечал его и не здоровался больше.

           Так вот и жили Прохор с Егоркой просто и незатейливо, словно по накатанной дороге ехали, без ухаба и буераков. Егор закончил школу и уже собирался в армию на срочную службу, значит. Только не судьба, сцепился с одним парнем и сломал тому челюсть. Что там случилось и почему – я не знаю, врать не стану. Только Егор был парнем спокойным, не задиристым и справедливым, просто так драку не затеет. А парнишка тот оказался не из простых, как-никак, сынок одного из секретарей горкома. Времена тоже были не простые, Хрущёва на пенсию ещё не отправили. Врут люди про хрущёвскую оттепель, мели партийной метлой без особого разбора и мололи людские судьбы в государевых жерновах просто в пыль. Защитить парня оказалось некому, впаяли ему на суде срок, да и отправили вместо армии на зону. Да и быстро так, даже слухи не успели разойтись, а дело было уже рассмотрено.
 
           А что Пронька? Вскорости уволился с работы и уехал. Куда? Не знаю, наверно поближе к своему Егору.

           Потом, когда наступила эпоха «всеми горячо любимого» Леонида Ильича, партийные власти перетасовали городские и районные кадры, обидчика Егоркиного перевели рулить в Райпотребсоюз. Через некоторое время за злоупотребления – считай, воровство – сняли, осудили и отправили на зону. Сынок его по пьяному делу захлебнулся в луже. Может кто и помог ему в этом, не знаю, врать не буду. Не одному Егорке эта семейка жизнь поломала. Карма в ответку прилетела, не иначе.

           Прошло много лет с той поры. Пронька, скорее всего, сейчас в лучшем мире, на заслуженном отдыхе. Но до сих пор люди знают Пронькин мост, Пронькину канаву, топят в домах Пронькины печи. Только не все теперь знают, кто такой Пронька.

                Сентябрь 2020, Уйта