В этой жизни я без тебя ничей!

В этой жизни я без тебя ничей.
 ( В. Исаков)
     Лето!  Вечерело! Море! Сумрак пауком заплетал южный вечер в кокон  паутины серого цвета. Фонари  спешно  зажигали  свои белые лампы, боясь  навлечь  на себя  гнев  отдыхающих. Громада  море дышало тяжко и протяжно,  мерно  выбрасывая на берег, усеянный  камнями почти  бесшумные волны. Сон смаривает  и  не таких  больших  и  глубоких. Оно ждало, и ждало утомленное  июльским   жарким  солнцем, людским  постоянным гомоном  отдыхающих и  детским  плачем, всего  лишь  включения  множества  ночников -  блестящих  звезд  и  мерно  нарастающего ближе  к ночи звука   цикад. Особенно  хотело  услышать монотонную игру  цикад, без них  морю трудно было  уснуть, как  порой  нам  без  включенного  телевизора.   Оно  утомлялось за день. Особенно  его допекали  в самый  зной - полдень  продавцы  с  их  гортанными выкриками  на весь  пляж:  «Камю   кукуруза, да?!  Камю  хачапури, да!?».  Оно в  бессилии  просила   их замолчать.  Раздражаясь   сильней и сильней,  в гневе  выбрасывало  на  берег  громадные  волны.  Люди не  понимали  море  и со  смехом  катались  на ритмах его боли.
   Солнышко,  краснея  от  стыда  перед  людьми за   быстро  пролетевший  день,  опускалось  спать,  замерло  в раздумье  над своей мокрой   постелью: прощалось  до завтрашнего  утра  со мной.  По старой  лесной  привычке  поклонился  в пояс  батюшке  Светило   на  удивление гуляющим парам.  Черный   нагревшийся  за день  асфальт просил  не уходить  с  его  шкуры, а  медленно   раздумывая  о  чём-то своём, нерасторопным  гидом передал  меня  почти  глянцевой плитке  набережной. Она ласково  гладила  подошвы  моих  летних туфель  своим  шершавыми   ладошками.   Моя   одинокая  фигура  была  несколько странной  на фоне  моря: тут все  ходили  парами.  Из   множества  работающих  кафешек  на  набережной, что дежурили  в   поисках  заблудших  душ  доносились   песни попсы:  безвкусные до примитива и ужасно  банальными   стихами.   И тут   до слуха  долетела музыка, узнал сразу  - звучала   песня  «Паваротти!».  Женский  голос  пел  её  в живую,  обомлел.   Три молодых человека  с  выпирающей  мускулатурой  под  белыми  рубашками  стеной стояли  на входе в заведение, откуда  услышал  так ласкающий  зачаровывающий  песней  голос.  Они  у  входа,  видимо, были  охраной или кордоном. Спешить  мне  было некуда,  уже  вторую неделю блаженствовал  без  звонков,  совещаний, докладов:  отпуск - великая  вещь! Решил  зайти  послушать музыку.
  Вежливо  словно прожектором,  прощупывающим ночную  местность,  взглядом металлоискателя, посмотрев  на достойную обувь, французский  летний  костюм  (сам  покупал в центре Парижа почти рядом с кафе " Пушкин") на   массивные  швейцарские  часы  на  запястье ( выбрал в Женеве скромный  хронометр всего - то за тысяч  пятнадцать, не суть.) и  взглянув    очень  внимательно  в  глаза. Чуть  слегка улыбнувшись  уголком сжатых  в  нитку  губ  вежливо   сделав  шаг   в сторону,   пропустили  внутрь.    Улыбнулся   ребятам!  Вот  бы  было интересно, если они также внимательно  поймали взгляд моих лесных   друзей: медведя или волка?! Как   бы  они  отреагировали, с такой же ироничной  улыбкой на губах? Эх, мальчики!  Нельзя  так  прямо и нагло смотреть всему  живому в  глаза: это вызов  на смертельный  бой!
 Темнота   уже   обнимала  южный  город, теплый бриз спящего моря гладил  плечи, теребил волосы: время  остановилось. Полумрак  летней   веранды  уютного  кафе  оттеняли зажженные   плоские  свечи  на хрупких,  будто воздушных, столиках.
Из ниоткуда, словно  из воздуха,  появилась  девочка - метрдотель   с  обворожительной  улыбкой. С нежностью  в движениях  и улыбкой  на  полных красивых губах изображая радость нашей  встречи,  показала ухоженными пальчиками,  приглашая к единственному  свободному столику, заботливо  укрытого  белой  скатеркой. Официант  плавно и бесшумно  подал  меню.  Видимо  весь обслуживающий  персонал  читал  мысли  клиентов.
 Сравнил цены,  раскрыв  содержательную  папку в  кожаном  переплете   на чашечку  здешнего  кофе  в  кафешках  Стокгольма, Хельсинки  и  Парижа   по привычке  переводя русские цены в  евро. Улыбнулся,  здесь  они были в три раза  дороже  «забугорных»!  Музыка и  хрустальной  чистоты  голос  исполнительницы  (уверен в  её   консерваторском  образовании)  поразили:  не каждый солист    нашей   очередной  дивы - попсы   мог бы  взять   две,  а  тут  пять  октав,  а  для   нее  это было    легко  и для   непосвященного   очень  просто.   Удивление   играло  в  моих зрачках,  такого  я  давненько  не видел и не слышал.  Кафешка  начинала  мне  нравиться всё  больше  и больше. В  дополнение  ко  всему  здесь  прельщало отсутствие пьяного куража  посетителей  и   запаха   дыма   дешевых  сигарет. Сам  бросил курить  давно и за один день,  а  вот  вкус  ванильного  дорого табака, а  тут он присутствовал,  люблю  до сих  пор.    Заказал лишь  чашечку  скромного  кофе  за  несколько  сот   рублей:  был не голоден.   
   Осмотрелся, встал,  на  серую от времени и исполнения  множества  музыки   потертую  кожу  барабана  вежливо   положил   десять евро   с просьбой  к  «лабуху»  спеть мою любимую  песню «Чёрный  ворон!».  Очень люблю  петь  её  на избе вместе с  друзьями у  себя   в  лесу,   на рыбалке  вечером  после  ухи и  принятия  для дезинфекции  организма  ста грамм   настоящей  водочки (готовлю сам на  морошке). Меня  шёпотом  спросили:  « Вы  откуда  приехали к нам?!».   Назвал   мой  священный  для  Севера  город.  Мне  улыбнулись!   С нескрываемым  интересом,  незаметно  для  глаз окружающих  оценивали  меня  и,  как   только   сел  за столик,  бархатный   голос   бас  гитариста  из  микрофона     слегка  смутил,  заставив  внимательней  посмотреть  на   людей  за столиками.   
  Цивильные   костюмы, короткие  стрижки   мужчин,   лица -  ботоксные  маски  их женщин  и  завораживающая   игра  бриллиантов  на  красивых  и не красивых  шеях.  Толстые  в    палец  золотые  цепи под воротниками  рубашек  у   спутников  дам  и  их цепкие  взгляды,  будто  просвечивающие  меня   рентгеном. Слова  гитариста  расставили  всё  на свои места.
- А  сейчас  для  всех  присутствующих  здесь  пацанов!
Пауза  слегка затянулась  и потом  через  несколько  секунд
-  Вам  передают  пацанский   привет    из  солнечной  Воркуты!  Песня   «Чёрный   Ворон!».
Девушка на подиуме   обернулась  ко мне.   Все  присутствующие  в кафе  посмотрели на меня  одновременно.   Исполнительница,  поразив  красотой  голоса,  но  и   очаровав  оливкового  цвета   громадными чёрными, как ночь,     глазами,  запела.   Её  голос   поводырём   увел  меня в   песню!  Я видел   наяву  всё,  о  чем  она рассказывала, да   так,  что   не обратил  внимания  на  принесенное  кофе.  Зал   аплодировал  девочке, скромно  стоящей   на музыкальном   пяточке  заведения.  Заметил, что у  большинства   сидящих  за столиками  пальцы  рук   были в синих   перстнях  (наколки).   Обстановка  разрядилась.  Все  с любопытством смотрели  на  мои  шрамы  на  открытых   участках  кожи рук и шеи.   Услышал  в ответочку:  «Привет  пацанам  из   солнечного  города  Воркута от пацанов  из солнечного  Сочи!».  Кофе  было  на самом  деле  вкусным.   Послушал  ещё  несколько музыкальных  композиций и  песен,  крикнув  в очередной   раз:  «Браво!»   девушке -  грузиночке,  положил    расчет  за кофе  и  в  добавку  хорошие  чаевые  на чистенькую  белоснежную  скатерку  столика,  вышел  из кафе.  Пора  уже  и  возвращаться  в  гостиницу.
Время  очнулось  зачарованное  музыкой  и опять стало  считать  минуты моей  жизни.  Стрелки   хронометра  приближалось  к  двум  часам  ночи, завтра  хотел  взять  напрокат  машину, погонять  по городу и его окрестностям посмотреть   на  изменения.  Перед  поездкой  надо было отдохнуть:приказал себе идти  спать.  Пацаны  на выходе  из  охраны уже  уважительно  попрощались, пожелав  удачи  в жизни.
    Перед  стойкой   ресепшэн  гостиницы  стояла   пара, видимо  приехали  только  что,  чемоданы   спали  рядом.  Юноша  - носильщик маялся, устал  от  пустого  время  препровождения  и  сейчас  перебирал   ногами  не отрывая   подошв   форменных ботинок  от пола, стоя  на одном  месте  возле  приехавших: ждал  конца  оформления.  Мужчина,  почти  перегнувшись   через  стойку,  старался   заглянуть  в  монитор   барышни - администратора,  что – то  ей  подсказывая.  Извинился    перед  парой.    Попросил  красавицу   за барьером дать мне  ключ  от моего  номера.  Периферийным  зрением  заметил, как  дама, что стояла  рядом со своим  мужем с  уважением  и  не скрываемым восхищением   внимательно   рассматривает    на моем мизинце  платиновое  изящное   кольцо  с  выбитым   на нем орденом  ручной  работы и  по всей  окружности  усыпанное  мелкими  бриллиантами (кольцо - отличительный знак  посвященного в   наше  северное  рыбацкое  братство).  Ухоженные  руки,  платье   явно  не с  турецкого  рынка,  сшито   на заказ в  достойном  ателье  или  приобретенное   в   бутиках  Франции.    На ногах   скромно  простые, но  ужасно  дорогие  босоножки.   На  её  узеньком  запястье    мелькнул белоснежный   из   больших  жемчужин браслетик. Что – то  в  её  фигуре  было знакомое, и тут  сердце  неожиданно  затрепетало  флагом  на ветру  от встречи,  узнало!   Отошёл   от стойки  с  ключом и вызвал лифт: жил на  девятом  этаже  гостиницы, вид  из  номера  на  море изумительный, а  когда открываешь  шторы  окон  до пола  под ногами  видишь  море  и появляется  ощущение ,будто  паришь  над ним. Положил   на грудь  ладонь, чтобы  успокоить  заскакавшее  галопом сердечко.   В    отражение  громадного  витринного   окна  холла   видел,  как  женщина  занервничала:  судорожно  поглаживая    пальчиками   миниатюрную  сумочку    из   кожи рептилий.
А  я,  замедлившись,  словно зависший  скайп,  всё  рассматривал  красавицу  в  отражении.  Заметил, как   ее  муж  обернулся  и  посмотрел  внимательно  мне в спину,  потом  отвернулся   и опять  наклонился  к  девушке -  администратору:  что – то там  у  неё  не клеилось   с  компьютером.   Покатые  плечи дамы. Лицо,  спрятанное    под широкими   полями    аккуратной   золотистой  соломенной  французской   шляпки, а   из – под  неё    почти  до пояса  через  плечо  возлежала  русая  коса  толщиной  в руку.  Она всегда  умела   одеваться достойно  своей  красоте.   Я  сам  себе  сказал: « Всегда!».
 Странно, столько лет прошло, а всё  еще   продолжал думать  о  впечатляющей  своей внешностью и длинной  ног  ухоженной  женщине, будто все  было только  вчера. Улыбнулся  от боли  и  воспоминаниям,  потирая  грудь: сердце  не хотело  перейти  с  галопа  даже на рысь бега. Хотелось  присесть, но стула  рядом   не было. Боль   бисером капелек  выступила  на лбу.  Вспомнил с  улыбкой, как    четыре  года   не мог  познакомиться   ни  с  кем,  после  нашего  разрыва с  красавицей.   Всех  женщин, решивших  со мной  посидеть в  ресторане  за  уютным  столиком   и  вечером   у  меня  в  гостиной за  бокалом  прохладного  французского  шампанского,  называл волшебным и кратким  именем ЭТОЙ  женщины!  Оно  словно гладким  камешком  застряло  у меня  в  горле и  в самый  ответственный  момент    взгляда  в  ожидающие  глаза  женщины,  называл   их   чарующим  все живое именем ТОЙ!   Эх!  Какое у  нее  было изумительное  имя, словно   цветная   без  единой  грани  галька,  перекатывалась  под  силой  волн  моря. Как  правило, девушки, дамы   сразу  уходили,  оскорблено в  сердцах  громко  хлопая   массивной  квартирной  дверью.  Убегали, чтобы   никогда  больше  не появляться  в моей жизни: они душой  чувствовали, что  никогда  не заменят мне  ЕЁ.
 Видел в  отражении,  как  когда – то принадлежащая  мне  женщина    испуганно  смотрела   то в мою сторону, то  переводила  взгляд в спину  своего мужчины.  Судя  по  ее  сверлящему   мой  затылок  взгляду,   чувствовал,  как   мысленно  просила  меня повернуться.  Да,  узнала!    В  середине   груди закололо  сильней,  оперся  рукой  об стенку.   Подошел  лифт,  зеркально прозрачная   махина  бесшумно  раскрыла   свои   объятия. Шагнул  в  него.
Я пригласил приехать  ЕЁ  познакомиться с родителями.  Новый  год!  Отец  съездил в  лес  за   елкой. От нее  пахло   ледяным  снегом и лесом.  Установили на деревянный   крест.   Мама    время  от времени поглядывала  на  мою  КРАСАВИЦУ.  Все  вместе  наряжали  пахучую красавицу   старыми  еще времен моей  прабабушки   расписными игрушками.  ЛЮБИМАЯ  немного  сжав  губы,  встала  на носочки, чтобы дотянуться  до  самой  верхней  лапы  елочки. Вытянулась  в струночку.  Руки  сами потянулись к  ее   осиной талии.  Задохнулся   от дурманящего  запаха ее медных  волос.  Отец  закашлялся,  мама  сделала  вид, что ничего  не заметила.  Ушла  на кухню,  села  на свой  любимый деревянный  стульчик  и  начала  стряпать  пельмени, иногда кончиком   белоснежного  фартука   вытирала  слезы.    Позвала  к  ужину…
ОНА  выпускница   консерватории, так  говорила  мне  ЕЁ  мама:  «Володя, ты ей  не пара!».   На мой  немой вопрос  она  категорически ответила: « Прости,  Володя,  мы   с  мужем  рассматривали  Вашу  дружбу,  как  ее  очередную  шалость: хождение в  народ. Потом  посмотрев  мне в глаза,  добавила: « Ну, что  ты можешь  дать моей  девочке?  Свою   зарплату  инженера?!  А  наша  дочь привыкла  жить в  достатке». ..
  Казанский  собор.  Мы  стоим с  НЕЙ в вековой колоннаде храма под  февральским  ветром , пронизывающий  насквозь мою  тонкую чёрную нейлоновую  курточку.  Она в  серой добротной канадской  дубленке,  с  интонациями своей  мамы  в голосе  шепотом со   слезами  в голосе твердит, что  никуда  не поедет  во  тьму ТАРАКАНЬЮ,  и будет   жить,  работать  только  в Питере. Для  НЕЁ  я  не перспективен!  Нет бы, сказать   прямо, как  ее  мама, что я  "нищий".
      Свадьба  друзей  в  ЗАГСе   на набережной  Невы,  мы   с  Серегой  свидетели.  Смех!  Веселье!  Студенческая  свадьба  вкусно  красивой  пары   выпускников из  нашей  группы. Счастливые  лица.  Неожиданно в  ухо  тихий   испуганный злой  шепот: « Ты, меня  выслеживаешь?!»   Передо мной  стояла  ОНА   в  красивом  подвенечном   платье  и зло смотрела  мне в  глаза.  Жених,  увидев  меня  рядом  со своей невестой,  поспешил  к нам,  ничего он,  вот только  немного  смазливый.  Серега  с   громадой   плеч и мышц  берет меня  под руку и уводит  в круг   наших.  Оглядываюсь, а  ОНА   красивая  и нарядная,  ей  так идет платье,  что- то старается  объяснить « не  нищему» и  перспективному. Румянец  стыда  на щеках за свои  объяснения  сделал еще  ее красивей.
  Лифт  тихо, будто  в  операционном  блоке  вновь  бесшумно  выпустил  меня из своих объятий - воспоминаний.   Сердце щемило.  Шел к  номеру и  растирал  грудь  левой  рукой,  а   правой  держал ключ от своего   трехкомнатного  номера. Почему – то  ужасно  захотелось   срочно  позвонить бабе  Нюре.  Она  для  всех моих друзей   стала  второй  мамой.   Однажды, проезжая  по  Невскому,  заметил   сгорбившуюся   бабушку, просящую  милостыню.  Остановился, заехав  на тротуар. Вышел  из машины,  подбежавшего   гаишника  попросил  подержать на минутку мой  бумажник.   Подошел  к  старушке.  Заглянул  ей  в глаза.   Привычка!  Подставных  попрошаек   вижу сразу: их выдают  сытый  блеск во взгляде.   А тут   искренне   смущенные.  Она стояла  в  простеньком   пальто.   Оно было   ношеным   лет  тридцати  если не больше:  потертое, продуваемое  всеми ветрами.  Бабушка   просила  милостыню  извиняющимся  голосом:  « Дайте, пожалуйста, денежку  на жизнь!»  и   протягивала   бумажный  стаканчик  левой  рукой,  а  правой  вытирала  слезы стыда, бегущие  по впалым  щекам,  склонив  голову.   Попросил   бабушку  стать  моей  домохозяйкой. Долго  уговаривал,  и  чуть ли не силой посадил  ее  в  машину. Плакала сидя  подбитой  птицей - комочком  в  кресле  машины   и  рассказала,  что  её  выкинул  сын  из квартиры  еще   прошлым  летом,  и  ей  пришлось скитаться   по  улицам просить  милостыню и  спать  на лестничных   площадках   домов:  иногда  сердобольные  люди  выносили ей покушать, как  заблудившейся  кошке.  Вот в  одном дворе   случайно  в  мусорном  баке нашла  красивое  и еще  доброе  пальто. Она  гладила  старую  рухлядь  заботливо сухой ладошкой. Отвернулся  к окну,  чтобы  бы  скрыть  свои  чувства.
  Сейчас     она   живет  в моей  питерской    скромной в  сто двадцать метров  на пяти  углах квартире:  заведует хозяйством.
   Смешно!   При её достойном  на хозяйстве  бюджете   всегда  ищет в  магазинах  низкие  цены:  экономит.  От денег  за работу  отказалась: « Володенька, я же живу  на всем  готовом! А   мне много же не надо, спасибо  тебе ».   Она  долго отказывалась  в  красивом магазине от  добротного из  Франции  кашемирового пальто,  настоял   помереть  его и  купил.   Потом  завез  в  самые    престижные  бутики и попросил  переодеться. Девочки - конфеточки продавщицы  набежали стайкой, как  голодные   воробьи. Окружили  ее заботой  и своим  щебетанием. Я  незаметно от бабушки показал  им  синие  бумажки евро.   Когда  баба  Нюра  случайно  увидела  цену  на белом  квадратике  висящий на кофточке,  чуть  не  упала  в обморок ( ей стало  плохо:  у  нее  закружилась  голова) и шепотом  просила  срочно  уйти  из  этого  красивого  магазина, где   людей:  «Обдирают, как  липку!».  Бабушка  Нюра и мне  стала   второй мамой. Её голос, порой  не спускающий  мне  промахи в  общении с людьми, но всегда  ласковый  и добрый.   Она  всё  меня  упрашивала найти  женщину  и  через  девять  месяцев покачать  моего малыша: " Володенька,  у тебя  же еще не возраст, а сколько  интересных   женщине  вокруг тебя,   вьются  лишь бы   ты их  заметил.   К тебе  с  интересом, а ты, как  бирюк,  скажешь  несколько  слов  и молчишь сычем!  Это все  лес твой любимый  так действует".  Бывало,  ее   глаза  смотрели так, что  мой  друг  по жизни    Серега  и  его  братва  застывали   по стойке  смирно  перед ней. Когда  они  приходили,  баба  Нюра  здоровалась  с ними  по странной  привычке: подавать   первой  руку.   Ребята  осторожно,  словно  боясь  уронить дорогую   фарфоровую  китайскую вазу, здоровались  с ней. А  после  ее  слов: " Срочно в  ванну мыть  руки  и за стол!".  Двухметровые   бугаи,  ни слова  не говоря,  как  зомби   толпой  шли  очередью  мыть  руки, и  тихо  без  слов  рассаживались  за столом  кушать  её   пельмени.   А   один  раз,    тихо  покачав  головой  и     тяжко  вздохнув, посмотрела  в глаза   моему другу.  Мы   покраснели, он  позволил  назвать  свою   женщину  мерзким  словом.   Сидели  за столом  в оцепенении,  даже  боясь пробовать  встать:    было страшно  ее  обидеть   в  его  оправдание.  А  она,   медленно   чеканя   каждое   слово,  добавила  с  материнскими  интонациями  в  голосе: « Тебе   не стыдно,   Рома?  Как   ты  смог  себе  позволить   так  говорить  о женщине,  с которой   прожил  почти  год!  Нехорошо  милый  так говорить, ты  же  умный  мальчик!  Ведь,  познакомившись  с девушкой,  ты  влюбился  в неё.   Вот бы твоя  мама  стояла  рядом, как  бы  она  бы  краснела  от  стыда за тебя!».  Тишина  зависла  вместе  с  дымом  от табака  под потолком  кухни от  сказанного.   Мы  сидели  и потупив    взгляд,  молчали:    чувствовали  себя  маленькими  нашкодившими  первоклассниками.
В Питере  у  меня  еще  одна  квартира   на   Чернышевской,  чуть  больше  этой.   Живу  там иногда.  Она  для  моих гостей является  лучшим  подспорьем по делам: зачем  людям  жить в  чужих  гостиницах.  Во  Франции  спит  мой домик, окна до пола  закрыты ставнями: ждет   моего  возвращения.   Почти  по полгода  работаю в моём полюбившемся  Париже: в  свободное  от работы  время  ( его очень  мало)  нравится   бродить   по  берегу  реки Сены и кормить   лебедей. А  под славным  городом  Воркута  в нескольких  от нее часах  езды  стоит и ждет  моего появления одиноко в лесу  моя  любимая серая избушка  на   десять  человек. Возле  нее  дремлют  килями вверх лодки, рядом  с ней  величавая река  Уса   с  чистой и прозрачной  водой:  разговаривает  о  погоде  и о  рыбе   с  ней.
В  этой  жизни  почти  ни о  чем  не жалею, что сделал, хотя  нет!
Жалею,не получилось, так и не смог отыскать  женщину,  которая  была  бы так  похожа  на  НЕЁ.
Стоял   перед  номером  из – за боли  с  трудом  открывая  дверь.  Услышал  тихо плывущую  по  этаже  музыку.  Горничная   думала,  о  чём – то своем, не услышав  моих   шагов, стояла   спиной  ко мне   руками  опёршись  о  подоконник.   А на  нём  торжественно  возлежал  старенький  транзисторный  приемничек  семидесятых годов прошлого  века в  кожаном  чехле  с дырочками.
Из  динамиков   этого  чуда  доносился  голос   Стаса  Михайлова.  Слова  его  песни   вбивали, будто ржавые   железнодорожные  костыли  боль  в щемящее   тоской  сердце.
"Спаси, Прошу,  меня от ледяных ночей,  Я в этой жизни без тебя ничей.
Сменяют зимы вёсны  И,   стало как - то сложно дальше.  Мы,
Не сберегли друг друга от потерь…"
 В  жизни  успел  сделать всё или почти всё, даже  успел сделать немного выходов на войну в многострадальной Сербии. Пацаны - пиндосы в  полосатых со  звездами трусах обнаглели.
  В молодости, и по привычке уже иногда сейчас работал   чуть ли сутками напролет,  создавая  несколько  фирм. Спал в то время  строго  по  четыре  часа: считал это за роскошь. Сейчас предприятия давно  вышли  на   проектную   мощность,   создал и другие. Серега с его  братвой в «лихие»  девяностые   уберег  мои  детища, сделанных с нуля  потом и кровью  от  жадных  до чужого  добра, хапающих всё  до себя   рук ребятишек.  Приходилось  не сладко.  Но  труд  окупился, теперь  я  далеко  не  «нищий», у меня  есть  всё, но самое  главное  это  симпатии и уважение друзей,  и  моих коллег по - бизнесу.  Увы!  Увы, вот только  нет  детишек!  А, как я хотел дочь, которая  бы была  похожа  на мою  КРАСАВИЦУ.   Испытал в этой  жизни, кажется,   всё! Самым  страшным  наказанием для  меня  стала  смерть мамы. Вообще  очень    тяжко  чувствовать  и переживать   боль, гибель  близких  людей,  друзей.
 Вот только  в  жизни   не мог  испытать больше того чувства, что дала  ОНА.
 Жадный  взгляд  на мое  колечко  дамы  внизу  слегка  позабавил!
ГОСПОДИ, прости меня за то, что так любил ЕЁ и продолжаю любить!