Спасательные средства

Прочитал в Сети забавный и интересный рассказ о воспоминаниях детства - плавании ребят на дырявом надувном спасательном плоту в днестровском лимане. Как живые встали и перед моим внутренним взором картины о моих плаваниях на подобных спасательных средствах, об удачных и неудачных купаниях в различных водоёмах.
Первое яркое воспоминание. Мне четыре года, ещё не умею плавать, отец на лето снял комнатушку в посёлке Рощино под Ленинградом. Озеро было недалеко от дома, берег песчаный, но крутой, приспособлен под пляж. Мы возлежим на одеяле, загораем. Я с завистью гляжу, как взрослые дядьки с разбегу ныряют в воду и выныривают уже метрах в десяти от берега, фыркают, вытирают лицо ладошкой и сажёнками плывут к берегу. Отец периодически заводит меня в воду, я не испытываю к ней страха, наоборот, тело становится лёгким, я подпрыгиваю в воде и ложусь к нему на руки. Он поддерживает меня и даёт советы, как двигать руками, ногами, кА держать голову. Вода делает меня невесомым, я подпрыгиваю, ощущая свой вес, погружаюсь, а она втягивает меня, обнимает, ласкает тёплыми ластами, выходить не хочется... Потом отец берёт за руку, выводит на песчаный откос, вытирает полотенцем и укладывает на колючее одеяло. Ветерок холодит, обвевая влажное тело, тепло воды вспоминается, как благо. Отец лежит на животе, подставляя спину жарким лучам, а я встаю, разглядывая окружающих.
Очередной смельчак разбегается под уклон песчаного берега, описывает красивую дугу и почти без брызг уходит под воду. Я слежу за его движением под водой сначала по бурунчикам на поверхности, потом по белеющему под поверхностью силуэту с лягушачьми прыжками, потом по рукам-лодочкам, выныривающим из воды. Он не фыркает, как остальные, а элегантно проводит по лицу рукой, вытирая капли, и ложится на спину, раскинув руки. Девушки из его компании с восхищёнными улыбками рассматривают его парение на поверхности озера, отражающего голубое небо, белые облака. И когда он, как «тридцать витязей прекрасных» выходил из воды, мускулистый, загорелый, улыбающийся, я побежал навстречу ему и нырнул. Было здорово, тёплая вода снова обняла меня, раскрытыми глазами я увидел кустик водорослей, а поскольку вода выталкивала меня наверх, я схватился за него рукой. Рядом проплывали полосатые окушки, подлещики как серебристые блюдца, сверкали чешуёй, но вдруг они испуганно заметались, рядом со мной взволнованно заколыхалась вода, и папины руки вытащили меня на поверхность вместе с прихваченным со дна кустиком зелени.
Я даже не успел глотнуть воды, не успел испугаться, как на берегу получил шлепок по попе. Взволнованные девушки и парни, предупредившие отца о моём «подвиге», начали улыбаться и шутить над «Ихтиандром», потом, увидев, что я не захлебнулся, подбадривали и успокаивали отца, что его сын - настоящиё моряк и нигде не пропадёт.
Отец, всё-таки поругал меня за доставленный испуг, но потом успокоился. Через пару дней он раздобыл у шофёров камеру от грузового автомобиля, заклеил место прокола и, накачав, стал брать её при наших походах на пляж, как первое спасательное средство, помогавшее мне научиться плавать, держась левой рукой за него. Кстати, и отец плавал именно таким приёмом, левая рука под водой не давала погрузиться, а правой он загребал, продвигаясь вперёд.
Потом я освоил (конечно, по-любительски) все способы плавания:  по-собачьи, на спине, брасс, сажёнки, кроль  и баттерфляй, но последний требовал много сил и я его оставил.
Отец мой, как заядлый рыболов, и меня пристрастил к этой забаве, он уже был пенсионером и каждое лето стремился снять дачную комнату рядом с водными объектами - озером или рекой, а поскольку он и мама были, к тому же, заядлыми грибниками, то и лес обязательно присутствовал в нашем отдыхе.
В шесть моих лет мы отдыхали в деревне Пидьма на берегу реки Свирь, где была родина друга отца, Егоршина Петра Ильича (в краеведческой книге я прочитал, что он был первым организатором комсомольцев в этом поселении). На лодке поутру мы выходили на фарватер и, курсируя по полкилометра от бакена к бакену, тащили за собой блесну,  отпущенную на десятиметровой леске (это называлось ловлей «на дорожку»), пока её не схватит голодная щука. Две-три щуки за утро были нашей законной добычей.
Частенько мы проплывали мимо старика Мухина, сидевшего в лодке на якоре, и ловившего на донку. О нём ходила легенда, что он ветеран-лоцман, ушёл на пенсию, но все теплоходы, проходя мимо Пидьмы, дают гудок в его честь. Однажды он вышел на лодке на рыбалку, встал на якорь у фарватера, да и задремал. Шедший мимо под модную тогда песню «Ландыши - светлого мая привет» красавец-теплоход, дал обычный гудок буквально над ухом ветерана. Спросонок он встрепенулся, с перепугу выругался, при этом вставные съёмные челюсти, недавно изготовленные в Ленинграде, выскочили изо рта и булькнули за бортом лодки. Огорчению старика не было предела. Он нанял водолазное судно для поиска драгоценных челюстей, но водолаз, обшарив дно в намеченном районе, сказал что их, видимо,  унесло ещё дальше сильным течением или занесло илом и песком.
Четверо взрослых мужчин собрались пойти на Сайженовы озера, расположенные в семнадцати километрах от деревни Пидьма. Взяли и меня, шестилетнего шкета. С рюкзаками за спиной, наполненными провизией на три дня, мы двинулись в поход. В трёх километрах от деревни пролегала дорога-лежнёвка, по которой ходили грузовики-лесовозы. В кузове одного из них мы проехали десять километров и ещё четыре прошли пешком по едва заметной тропинке. Два лесных озера, соединённые протокой, были черны, как глаза цыганки. Зыбкие настилы из мха окружали эти мрачные, топкие глубины. Первым делом, проверили возможность ночёвки, но обещанная избушка сгорела, видимо, по разгильдяйству предыдущих посетителей. Пришлось сооружать односкатный шалаш, покрытый еловым лапником. Толстые стволы пустили на изготовление плота.
Пока взрослые занимались пилкой деревьев, я с удочкой прошёл по прибрежному моховому «плоту», колышущемуся при каждом шаге. Только забросил червяка - поклёвка, маленький окушок мгновенно утопил поплавок и заглотил крючок, как сейчас говорят «по самое некуда». Пришедший на помощь отец, сняв добычу, нацепил его на свой, более крупный крючок, в расчёте на щуку, но более крупный окунь тут же схватил наживку и затрепыхался на удочке. Мы с отцом продолжали ловить окуней, а трое оставшихся рыбаков на бревенчатом плоту отчалили на середину озера и спиннингом ловили щук, тоже весьма успешно. Клёв был просто бешеный, только успевали закидывать удочки и снимать с крючков добычу, окуни попадались крупные, до килограмма весом. Поскольку при долгом стоянии на  месте, моховой настил погружался под ногами, мы стали переходить на другие места, более прочные. Разнокалиберные окуни, горбатые, чёрные, как смоль, один за другим ложились в садок, трепыхались недолго и засыпали. С плота прокричали, что пора обедать, и упираясь шестом, стали толкать свой корабль к берегу.
Для сохранения пойманной рыбы вырыли яму, настелили на дно крапивы, собранной на пожарище, укрыли уложенную рыбу сверху тоже крапивой и стали готовить обед. Разожгли костёр, сварили суп-кулеш из тушёнки и картошки с вермишелью, набрав воду из родника поблизости. Теперь уже мы с отцом и ещё одним компаньоном отчалили на середину, мне тоже доверили пару раз толкнуть наш плот шестом, упираясь в дно, но моих сил не хватало на этот тяжкий труд. Двое других компаньонов стали пилить деревья, чтобы поправить обгоревший сруб и настелить на домик крышу, но до вечера не управились с работой, оставили на завтра.
Вечер стал душным, хотелось раздеться, но комары как будто озверели, только берёзовые веники помогали отбиться от них. «Это к дождю», отметили бывалые путешественники, надо заготовить таёжный костёр -  «нодью». Попарно забили в землю колья с двух сторон от брёвен, положенных друг на друга. В этих брёвнах топором протесали канавки, в которые заложили мох и бересту. Брёвна расположили так, чтобы они были параллельны скату крыши шалаша. Разожжённый огонь медленно горел между брёвнами, но отбрасывал тепло внутрь односкатного шалаша, отражаясь от его крыши. Сначала тихо шурша, потом стуча по ветвям, листьям и крыше, забарабанил дождь. Чем хороша нодья, что огонь в ней не потух от дождя. Дождь становился всё сильнее и капли начали протекать сквозь еловую «крышу».  Пришлось брезентовую подстилку, смягчавшую лежание на еловых лапах, вынуть и закрепить над головой. Сон, с вечера одолевший нас, пропал. Мерцание огоньков нодьи, стук дождя, качание веток окружающих деревьев, создавали тревожный настрой, несмотря на наличие ружья у одного из товарищей. Отдельные реплики переросли в разговор, ударились в забавные воспоминания и скоро от сна ничего не осталось, и смех звучал до утра.
Утро было ясным, солнечным, но клёв утих. Видимо, вчерашняя удача объяснялась преддождевым состоянием погоды. Тем не менее, что-то попадалось, а днём снова начался жор, кто-то высказал мудрую мысль, что ночевать второй раз под дождём совсем не хочется, а рыбы уже достаточно много. Поэтому когда солнце начало валиться с неба, а духота усилилась, мужички причалили плот к берегу и созвали общий сбор. Оказалось, что рыбы поймано, с учётом заложенной в яму, почти по целому рюкзаку на каждого, с учётом меня.
Поровну разделив добычу, мы тронулись в обратный путь к лежнёвке, но обратные «попутки» были загружены кругляком, пришлось разбиться на три машины.
Довольные добычей, мы гордо явились «пред светлые очи» своих домовитых подруг, хранительниц очага, но, увидев гору ощетинившихся колючками окуней и зубастых, покрытых слизью, щук, те наотрез отказались заниматься их чисткой. С утра, набравшиеся сил и отдохнувшие рыбаки вышли на берег Свири и начали, к радости чаек, чистить, потрошить рыбу, и выкидывать потроха в воду. Сверху чайки, снизу окушки быстро «схарчили» наши отходы производства. Оставался вопрос, как сохранить столько добычи, ведь мы почти каждый день выезжали на лов щук между бакенами и прекращать это удовольствие не собирались. Идея засолить и завялить остатки добычи пришлась всем по душе.
Три следующих года я выходил на двор поиграть с ребятами, прихватив с собой три-четыре вяленых окушка и между играми мы, ободрав шкуру с чешуёй, обгрызали и обсасывали высохшие тушки.
Однажды, выходя на лодке к бакенам, отец взял кроме меня ещё маму. Она сидела на корме, держа в руках леску «дорожки», как вдруг леска в руке резко затормозилась. Бывало такое и раньше, коряги на дне, кущи водорослей, зацепляли блесну и приходилось возвращаться обратно, чтобы избавиться от «зацепа». Отец начал «табанить», сдавая лодку назад, я начал быстро сматывать свою дорожку, когда мама сначала сказала: «Вроде, отцепилась блесна, идёт потихоньку», потом я услышал её испуганный вскрик: «Аркадий, да это крокодил, лошадь...» За бортом вверх брюхом всплыла огромная щука (я был маленьким и оценить её размеры тогда не мог). Пузо её было жёлтого цвета и мне даже показалось, что местами поросло мхом. Щука медленно ворочалась и дёргалась, маме было страшно даже подтягивать её близко к борту. «Аркадий, её надо оглушить, бей её веслом» испуганно сказала она. Отец начал освобождать весло из уключины. Щука, испуганная стуком-бряком уключины, выплюнула блесну изо рта, плеснула хвостом, забрызгав меня и маму, и ушла в глубину, оставив нас сидеть с ошеломлённым видом. Ловили мы в это лето и крупных щук, на пять и шесть килограмм (пасть размером с мою кепку), но они не шли в сравнение с той.
Прошло лет десять и у нас в семье появилось настоящее «спасательное средство». Отец ездил в санаторий по направлению из поликлиники, и там купил одноместную надувную лодку ЛАС (лодка аварийная спасательная суперлёгкая). Её он приобрёл у лётчика, который соблазнил его размерами лодки в «сдутом» состоянии. Она была размером с толстую книжку, в специальном чехле, да ещё насос-лягушка впридачу. Оранжевого цвета, из прочной ткани типа «болонья» она радовала глаз своим видом.
- Он уже пять лет ездит с ней. То выплывает в море с маленькими вёслами, как ракетки для пинг-понга, то наливает морской водой и лежит, как в ванной - гордился отец удачной покупкой.
- Я буду  с ней на рыбалку ходить - мечтал он.
Но годы шли, отец выходил на рыбалку сначала на деревянных лодках, которые брал в аренду на базах рыбаков и охотников, потом на заказ ему изготовили лодку в городе Петрокрепость и он, сидя в ней метрах в двадцати от берега, ловил окуней, подлещиков и даже хариусов вблизи Шлиссельбургской крепости в истоке Невы. Пакет с «авиационной» лодкой так и лежал невостребованным.
По стране покатился азарт садоводческого освоения Ленинградской области. Сестра получила участок в садоводстве «Восход» в Синявинских болотах. Мама приобрела участок рядом с ней и пригласила и нас поучаствовать в его освоении. Я тоже соблазнился этим делом с расчётом иметь базу для выхода за грибами и на рыбалку. Мои родственники и соседи уже имели резиновые лодки, я с ними периодически выходил в Ладожское озеро на рыбалку. Но частенько их рыбалки начинались с «возлияний», после которых забывалась цель сборов.
Тут мне и вспомнилась папина лодка апельсинового цвета. Можно ходить на рыбалку, никого не уговаривая, и не дожидаясь приглашения, когда самому удобно.
Я смастерил два подобия теннисных ракеток в качестве вёсел, осмотрел лодку на участке, никаких потёртостей, трещин, дырочек не обнаружил. Приготовил наживку, якорь, удочки, ватник как подстилку, и пошёл на Новоладожский канал.
Придя к пляжу, я вынул из рюкзака маленький пакетик, насосик, вёслица, разложил на берегу. Соединил насос со штуцером, оглянулся. Две сороки с берёзы любопытно наклонили головы, загорающие повернулись на яркое пятно. Я начал работать насосом. Звуки, раздавшиеся из чрева лодки, повергли меня в ужас. Они были громки и отвратительны, как метеоризм слона при диарее – «Хыр-р-р, Пыр-р-р»... Сороки в панике сорвались с ветки и понеслись в лес, загорающие зашлись в беззвучном хохоте. Я готов был провалиться под землю, но смех тоже сразил меня. Сообразив что вызывало такой звук и усиливало его, я оттянул ткань баллона от невозвратного клапана и сила звука намного уменьшилась, по мере наполнения баллона воздухом, изменилась и его тональность. Теперь она напоминала простую барабанную дробь.
Подошли любопытные, спрашивали где купил, за сколько, удобно ли сидеть...  Накачав лодку до плотного состояния, я опустился на колени, опираясь на дно. Оно растянулось и упёрлось в дно канала, пришлось выйти из лодки и перейти на более глубокое место. Далее я переправился через канал, без труда перенёс почти невесомую лодку, рюкзак и удочку по берегу Ладоги до воды и вновь сел в неё. Было солнечно, но со стороны озера дул ветер, качая камыши и поднимая лёгкую рябь. Грести сквозь заросли камышей было неудобно, я хватался за их стебли и протаскивал лодку всё дальше и дальше. Наконец, зелёная стена поредела, показался безбрежный простор. Лодку стало сильно качать волнами, разогнавшимися по неоглядному пути. Стоять на коленях стало опасно, можно было не удержать равновесия и кувыркнуться за борт. Пришлось сесть, вытянув ноги, опираясь спиной на носовое закругление. Закинул удочку, поплавок то ложился, то тонул, потом резко пошёл в сторону, попался окунь, трепыхаясь на крючке, он раскачивался от ветра. Качалась лодка, качался окунь, качался камыш... Чтобы снять его с крючка я поставил локоть на борт лодки и с усилием приподнялся. Раздалось лёгкое «Пуфффф» и локоть провалился в прорвавшуюся ткань. Борт сравнялся с поверхностью воды, я мгновенно перевалился через него в озеро и встал на дно, мне очень не хотелось утопить рюкзак и лодку. Глубина озера была здесь по горло, но волны периодически захлёстывали рот и нос, поэтому дышать можно было только в моменты, когда волна отступала. Зажимая одной рукой дыру в борту лодки, чтобы она и рюкзак оставались на плаву, я огляделся вокруг.
Метрах в семидесяти от меня в деревянной лодке двое мужчин жестикулировали руками, споря между собой. Я замахал свободной рукой, заорал, что было силы: «Помогите, тонуууу!» Они прекратили спор и повернулись в мою сторону.
- Что случилось? - донеслось с их стороны.
- Лодка прорвалась - прокричал я.
Они смотали удочки, вытащили якорь, вставили вёсла в уключины и направились в мою сторону. Когда подплыли, я стоял на цыпочках на камне, который сбоку нащупал ногой, волны не достигали рта и дыхание не прерывалось. Они помогли мне втащить в свою лодку моё смятое плавсредство, рюкзак, меня самого и плававшую удочку с окуньком на крючке.
- Мужики, огромное вам спасибо! - сказал я.
- Да это тебе спасибо, не дал нам разругаться. Я хотел ещё порыбачить до ночи, а он упёрся, как бык, хотел до семи в магазин успеть за водкой, из-за этого и спорили. Теперь успеем, выпьем и все будем довольны.
- Особенно я!
Они направились к перемычке между Ладогой и каналом, с помощью лебёдки и тележки на рельсах перетащили лодку в канал и довезли меня до берега.
Конечно же, чинить эту хлипкую лодку я уже не стал. Отец сам родом из города Беломорска, там у него остались сёстры, племянники и племянницы, работавшие в рыбсовхозе. По его просьбе они прислали списанный с корабля «Плот Спасательный Надувной» - ПСН-6М, то есть, шестиместный, М - значит, морской.  Все видели эти плоты в собранном состоянии, на каждом судне или корабле вдоль бортов на подставках лежат пластмассовые белые бочонки, опоясанные металлическими обручами с застёжками.
В них-то и находится это чудо. Правда, в комплект этого бочонка должен входить ещё НЗ (неприкосновенный запас) - вода, консервы, аптечка, чтобы люди, спасающиеся на этом плоту не умерли от голода, жажды или болезней. Не было и одноразового баллончика со сжатым воздухом, надувающим плот при попадании в воду (в его клапан помещён кусочек сахара). Этот запас нам не достался, да и Бог с ним, всё уже просрочено, поэтому и списан плот. Зато были алюминиевые вёсла и насосы.
Радостные, мы с отцом принялись раздумывать, как приспособить плот для неаварийных условий, ведь на его бортах закреплены надувные дуги с палаткой, защищающей от волн и ветра. В условиях рыбалки сидеть в закрытой палатке, задыхаясь от жары, не видя окружающих красот, было бы неразумно. Кроме того, хотелось уменьшить парусность и вес этого плота, ведь до канала его надо нести за спиной или везти в тележке, а 30 килограмм или 20 - это большая разница. Поэтому дуги вместе с палаткой мы аккуратно срезали и наклеили надёжные заплатки, вместо плота получилась просторная лодка. Вся квартира пропахла резиновым клеем, но результат - надёжность.
Опробовали мы лодку с мужем сестры и нашими двумя дочками. Оделись легко, как для купания - босоножки, шорты, плавки. Взяли полотенца для вытирания. На берегу канала накачали могучие борта лодки, я забыл сказать, что и дно тоже надувное. Образовалась жилплощадь из двух секций, на которой спокойно можно разместиться вчетвером. Уключин, то есть поворотных креплений для вёсел в плоту, не было предусмотрено, поэтому мы, сидя на боковых баллонах, гребли как индейцы на каноэ. Переправились через канал, взяли лодку за тесёмки, закреплённые к бортам, и понесли. Идти было тяжело, осенние и весенние штормы в Ладоге выносят на берег много камыша и он толстым слоем сантиметров двадцать  покрывает песчаный берег. Под ногой камышины сминаются, но из под них вылетают тучи потревоженного гнуса-мошкары, живущего в камышовом матрасе. Вдобавок уйма слепней носятся вдоль берега в поисках свежей крови, а тут она сама к ним приплыла, как же беспечно мы оделись! Эти кровопийцы кружили вокруг нас с гулом и приходилось одну руку держать свободной для шлепков по местам их посадки. Этим наш, южный берег сильно отличается от западного берега, где быстро нарастает глубина, где нет камыша, где на оборудованных песчаных пляжах публика загорает, купается, летает на парапланах, обдуваемая свежим ветром. У нас же, за стеной камышей, кто-то, кого я не знаю как назвать, наслал «казни египетские». Но вот порция крови внесена в копилку этих ненасытных паразитов, и, войдя в камыши, мы уже бредём по тёплому мелководью, девчонки сидят в сухом отделении, а мы, подминая камыши под дно лодки, выбираемся на камышовую лужайку.
Мошкара отстала, слепней стало намного меньше. Вода прозрачна, видны стайки мальков окуней и плотвиц, в камышах притаился щурёнок, отрабатывая навыки бросков из засады. Нам - по пояс, девчонкам - по горло, можно купаться, не боясь ничего, никто не тревожит, шум пляжников и катеров на канале отделяется высоким берегом канала. Лишь надо следить, чтобы девчонки не сгорели, солнце сияет с небес и отражается водной гладью. После купания они сидят, укрыв плечи полотенцем.
Вскоре мы той же компанией отправились на рыбалку. Для девчонок - Ирочки и Наташи это было памятным событием. Рыбёшки: плотва, окуньки, хоть и мелкие, но клевали с азартом, не капризничая, они только успевали поправлять остатки червяков на крючках, как уже новая поклёвка. Не сразу пришла мысль о причине такого клёва, спохватились, когда услышали раскат грома. С севера, над Ладогой по всему горизонту повисла туча, белой горой сияя сверху, а снизу - чёрная, пугающая.
- Девчонки, сматываем удочки - приказали мы с Вадимом.
- Ну, ещё чуть-чуть - канючили девчонки.
- Ну, еще по три штучки, и уходим - согласились мы, но, конечно, азарт овладел ими настолько, что когда мы вытащили якорь и начали грести к берегу, они ещё продолжали забрасывать снасть и вытаскивать добычу.
А волноваться было из-за чего. Плотный серый занавес осадков закрыл горизонт. Со стороны занавеса громкий плеск осадков по воде перешёл в шипение, раскаты грома звучали уже над головой, а мы еще не были на берегу. Когда мы достигли глубины по колено, то, как пришпоренные гнедые, резвой рысью понеслись к берегу, таща на верёвке лодку с дочками. Первые крупные капли дождя уже начали стучать по плечам, когда мы выбрались на берег, накрылись перевёрнутой лодкой, и испуганные девчонки встали рядом. Налетел шквал ветра, мы шатались, но были укрыты лодкой, кормой опущенной на землю. Пошёл крупный, с горох, град, сильно похолодало, земля вокруг покрылась белой пеленой, по которой скакали белые кузнечики градин. Было страшновато, но радостно, что успели спрятаться, ведь без укрытия, сидя в лодке, мы нахватали бы синяков да шишек.
Минут десять продолжался этот градобой, затем он перешёл в тёплый ливень, и градины, устилавшие землю, растаяли. Воздух стал теплее, ветер стих, и ещё через двадцать минут громыхающая туча ушла дальше, по своим делам, а мы переправились через канал и пошли домой. Воздух из лодки не спускали, несли, поставив дном на голову, а руками придерживали бортовые верёвки, соблюдая равновесие. Иришка и Наташка тащили сзади удочки, якоря, полотенца и, главное - добычу. Уже дома, поставив лодку к стене, протёрли тряпкой воду, просушили и выпустив воздух, сложили. Намятая голова и болящая шея не шли ни в какое сравнение с впечатлениями от пережитых приключений.
Несколько раз ещё я выходил в Ладогу с женой Ларочкой и Иришкой. За камыши, на глубину мы не выплывали, переходили от лужайки к лужайке, купаясь и загорая. Я плавал с ластами и маской, но особо интересного в этих песчаных лагунах не увидеть, вода очень прозрачна и крупная рыба уходит в камыши, а мелкие окуньки и плотвички со своей скромной окраской уже не впечатляют, это не тропики.
Пришлось ещё раз мне попасть в передрягу с этим плотом. Мой сосед Вася предложил сходить с ним на рыбалку. Других компаньонов в тот момент не было, мы направились вдвоём. Я уже получил опыт рыбалки с этой лодки, понял, что для устойчивости на месте необходимы два якоря, растянутую между якорями лодку не так сильно мотает ветром, можно более точно забросить удочку межу водорослями. Отправились мы днём с расчётом остаться на вечерний клёв. Вышли за камыши, забросили прикорм с сухарями, червяки были отличные, шустрые, просто загляденье. Да вот клёва не было никакого, ветер был южный, от берега, видимо, рыба ушла на глубокие места. Мы поменяли три места стоянки, но толку не было, да и ветер усиливался час от часу, лодку начало потихоньку сносить на глубину, якорь плохо держался в песчаном дне и мы увидели медленный дрейф.
Решив вернуться домой, я вытащил оба якоря и мы взялись за вёсла, но сколько мы не гребли изо всех сил, всё равно нас медленно сносило к середине озера. Вдобавок, вдали от берега усилилось волнение, вода заплёскивалась в лодку, а откачивать её было некогда. Потихоньку душевное волнение начало нас давить, что делать, мы не могли понять. Я вновь забросил оба якоря и стал думать. Внезапно, из глубин подсознания, всплыло воспоминание о нашем учителе физики, который, повествуя о русских умельцах - братьях  Черепановых, паровой машине Ползунова, рассказал, что был проект речного парохода, который передвигался вверх по реке с очень сильным течением следующим образом: якорь на лодке везли вверх по течению и сбрасывали на дно, паровая машина наматывала канат на барабан, подтягивая пароход вверх. Второй якорь везли ещё дальше, а затем начинали наматывать канат и пароход двигался всё дальше и дальше.
Я привёл Васе этот пример, и мы начали поочерёдно забрасывать каждый свой якорь и по очереди выбирать верёвки. Мы сдвинулись с мёртвой точки и, несмотря на то, что ветер не стихал, а якорь проскальзывал в песчаном дне, всё-таки двигались к берегу. Когда устали, постояли сразу на двух якорях, и двинулись дальше. когда достигли глубины нам по пояс, выпрыгнули из лодки и как бурлаки потащили лодку к берегу. Так и спаслись, нас реально могло унести к другому берегу Ладоги, а это около 190 километров.
Теперь у меня для рыбалок есть надувная лодка «Онега», а плот пылится на чердаке.