А что такое... заповедная жизнь!
«Природоохранная социология: от противостояния к сотрудничеству с населением». Такой интересный семинар недавно прошел в Сети, где выступали Хайди Крецер, доцент Корнельского университета и автор многочисленных научных публикаций по данной теме, и Михаил Яблоков, к.б.н., наладивший эффективное взаимодействие с местным населением в Полистовском заповеднике.
Слушатели семинара узнали о том, как нужно взаимодействовать с местным населением, бизнесом, администрацией и другими заинтересованными гражданами для достижения природоохранных целей; почему это важно; как вовлечь равнодушных, как получить поддержку и поменять отношение к охране природы с отрицательного на положительное. Слушатели познакомились с природоохранной социологией, освоили методы взаимодействия с людьми и интеграцию социологических исследований в охрану природы. Семинар состоял из лекций, практических примеров, обмена опытом между участниками и упражнений. Так что вы можете стать одним из немногих профессионалов, использующих научный подход для вовлечения населения в охрану природы в России.
А если в душе «природолюба» не горит светлый огонь любви к Живому Миру? Знал и знаю многих увлеченных бескорыстных людей, посвятивших свою жизнь бабочкам, цветочкам, птицам, животным.
Среди них и молодой биолог Надежда Панкова, чьи зарисовки регулярно читаю в Фейсбуке! Ее книга о бобрах, кабанах и лосях опубликована на сайте «Экосистема» (http://ecosystema.ru/)
Из автобиографии Н.Панковой:
Панкова Надежда Леонидовна - автор художественных произведений о природе - рассказов, эссе, зарисовок о жизни в лесу, кабанах, лосях и бобрах, о природе Окского заповедника и Западной Сибири.
Старший научный сотрудник ФБГУ «Окский заповедник», кандидат биологических наук, живу с семьей в поселке Брыкин Бор, Рязанской области.
Родилась в Москве в 1982 году, с 14-ти лет ходила в кружок при Дарвиновском музее (ВООП). В первой же осенней экспедиции в Костромскую область мне повезло заблудиться в лесу, вместе со старшими юннатами. Ночные блуждания по ноябрьской тайге произвели настолько неизгладимое впечатление, что я решила непременно стать полевым биологом. А зимой мы поехали на учет птиц в один из заповедников, и там я впервые своими глазами увидела, что такое заповедная жизнь. Почему-то запомнилось, как в поселке мы заходили домой к одному из сотрудников, и у него под дверью была такая большая щель, что он затыкал ее брезентовой палаткой, чтоб не дуло. Это звучит странно, но именно с того момента моя мечта приобрела конкретику – стать не просто полевым биологом, но, непременно, сотрудником какого-нибудь заповедника. Всю юность я моталась по экспедициям, и в каждом новом месте хотелось остаться навсегда. Но, в итоге, самым дорогим и родным местом оказался Окский государственный заповедник в Рязанской области, в который мы с мужем переехали, как только я окончила университет. С тех пор в город не возвращалась – работала в заповеднике, на несколько лет уезжала в Западную Сибирь, но вернулась обратно, к своим соснякам и дубравам, реке Пре, бобрам и кабанам.
Реальность оказалась еще интереснее и поэтичнее мечты. Я работаю научным сотрудником, защитила диссертацию, пишу статьи. Но сухой научный формат не способен вместить опыт, получаемый человеком в процессе общения с природой. Поэтому своего рода отдушиной стало для меня писание текстов «без формата» - лирических зарисовок, дневниковых заметок, маленьких рассказов о повседневной жизни полевого зоолога и его объектов изучения. Пишу о заповедном мире, который не перестает удивлять и восхищать меня своими кабанами, реками, бобрами, слизнями, лосями и желудями.
Моя страничка на Facebook https://www.facebook.com/nadezda.pankova.7
…Уверен: умение увлекательно- художественно рассказать о братьях наших меньших – привлекает широкий круг читателей не меньше, чем разные научные семинары!
Вл.Назаров
*********************
Вот две яркие зарисовки Надежды Панковой,
1.КАЛЕНДАРЬ БОБРОВОЙ ЗАВОДИ
Река к январю стала белой и крепкой, и словно дорога петляет по заваленной снегом пойме, и волчьи следы тянутся за поворот строгой цепочкой. Ее поверхность, искрящаяся на зимнем солнце, кажется безжизненной, но подо льдом неутомимо работает темная вода и скользкие рыбины ходят по остывшему руслу. Солнце садится быстро, закатывается в черную голую дубраву. В тугом зимнем небе загорается звезда, снег синеет. Тишину прорезает волчий вой и заполняет собой пустоты морозной ночи. Звезда подрагивает, мигает. Подо льдом заводи раздается тихое бульканье. Там, в темной холодной воде происходит что-то.
Скрытая от глаз, подо льдом происходит жизнь. Из норы выплывает бобр, и, пуская пузыри, движется к запасу ивовых ветвей, заготовленных с осени. Вытаскивает веточку из кучи, и плывет с ней к норе, но не к той, из которой вышел, а к другой, кормовой. Заходя в нору, переводит дух, отряхивается, и принимается за еду. Холодные капли стекают с блестящей шерсти, смазанной специальным жиром, подшерсток остается сухим и теплым. Большой мохнатый грызун держит ветку передними лапами, и сосредоточенно гложет кору. Тем временем снова раздается бульканье, вода всколыхнулась под льдом, из норы вышел еще один бобр. Минуя запас веток, бобр поплыл в глубь заводи, и принялся ковыряться в илу на самом дне. В нору он возвратился с увесистым корневищем кубышки, толщиной с человеческую руку. В темноте тесного бобрового подземелья заинтересовано завозились два небольших зверька. Бобрята схватили сочное мясистое корневище, и дружно заработали челюстями, а их мать, тем временем, вновь спустилась к воде.
К тому времени, как начали бледнеть звезды, подледная жизнь затихла, и бобры уже снова сопели в норе, прижавшись друг к другу. В тесноте да не в обиде проводят они зимние месяцы, супруги и их двое ласковых детей с перепончатыми лапками и маленькими плоскими хвостами. Старший бобренок, родившийся позапрошлой весной, отделился от семьи и ушел жить в соседнюю нору.
Серый февраль навалил снегу, низкие тучи ползут над дубами. Кабаньи тропы стали похожи на траншеи, и звери катятся по ним гуськом как вагоны по рельсам. Докатились до реки – разбрелись по льду, наследили. Перешли на тот берег. На берегах заводи белеют свежие срезы ив, снег притоптан. Подошел к концу запас ветвей, притопленный у норы, приелись корневища кубышки. Не дожидаясь вечера, выбирается бобр из прогрызенного во льду круглого лаза и косолапо направляется по снегу в ивняк, волоча за собой плоский хвост. Укатывает дорожку мягким брюшком, стынут перепончатые лапки. Усаживаясь грызть иву, поджимает под себя озябший хвост. В глазах бело, ярко после привычной темноты подлёдного мирка. В зимней тишине отчетливо слышен хруст древесины, потом – шум падающего стволика. Бобр отгрызает несколько ветвей, и держа их за концы – скатывается в лаз. Ветви исчезают под водой. Через некоторое время бобр вылезает, и вновь топает по проторенной тропе. Но лишь пристроившись отгрызать новую порцию ветвей, вдруг срывается с места и с неожиданной прытью скатывается в спасительную темноту полыньи. Волк, подошедший по кабаньей тропе бросается за ним, но не тут то было, бобр ушел, лишь покачиватся в полынье ледяная вода. Как ни голодно волку, под лед он не полезет. Лучше будет ждать, когда бобр снова захочет выйти на поверхность. Но бобры тоже умеют ждать. У них прекрасно развиты слух и чутье, и пока бобр не убедится в том, что волк ушел, он не рискнет выйти на сушу.
Март светом залил пойму, засиял глазурью утренний наст. Потеплели дубовые стволы. Следы, уходящие по реке в неведомую даль, так развезло под мартовским солнцем, что в них стало трудно угадать строгую волчью цепочку. Протаяли полыньи, пятнами покрыли неровную уже поверхность льда. Кабаны не рискуют более переходить реку, и собирают под дубами последние желуди, подставляя весеннему солнцу мохнатые спины и бока. Бобрам не сидится в норах, вечерами выходят они грызть ивняк и дышать свежим воздухом. Засидевшись в норе, родной и любимой, но все же затхлой и тесной, бобры хотят размяться, и потому – грызут без устали. Презрев тонкие стволики тальника, отец бобрового семейства покусился на вековой дуб, и ежевечерне вгрызается в его желтую плотную древесину, только щепки летят. Если март выдался теплый, то к концу его, лед заводи станет рыхлым, как сахар, и начнет постепенно растворяться в темной, прибывающей воде. Вода потихоньку заползает в норы, подбирается к гнездовым камерам, и это значит, что близится удивительное время полной свободы и бесприютности, долгожданное время освобождения от зимнего плена, время – когда все встает с ног на голову.
Апрель приходит большой водой, бессонным птичьим пролетом. Небо взрывается гоготом, летят под звездами незримые гусиные стаи, а вода, тем временем, ползет в низины, река набухает и ломает лед. Лед на изломах зеленый, а бобрам, изгнанным водой из своих жилищ, ничего не остается, как сидеть на льду, поджав хвосты, прижавшись друг к другу, на виду у широкой апрельской поймы. Большая вода всегда приходит неожиданно – и удивленные бобры таращат глаза, топорщат усы. С наслаждением плавают между льдинами в темной мутной воде, подолгу лежат без движения, выставив головы и спины. Вылезая на льдины и всплывшие стволы, чешутся, умываются, привалившись друг к другу. Шепчут на ушко какие-то бобровые нежности, трутся носами. Бобрята на краю льдины дерутся, лупят друг друга лапами по мохнатым мордам, вместе валятся в воду, верещат. Как на ладони в это время бобровая жизнь – и бобры, застигнутые врасплох весной воды, совсем не пугаются наблюдателя, решившегося пробраться к заводи по лесу, полнящемуся речной водой. За залитые болотные сапоги будет ему награда: любопытный бобренок подплывет совсем близко, уставится глазками-бусинками, будет поводить усами и раздувать крохотные ноздри, пока взрослые на холодной льдине, чистят друг другу шубки, сидя на собственных хвостах.
Река расчищается от льдин, но продолжает полниться водой, выплёскивается в лес, ворошит лесную подстилку, ворочает бревна, омывает дубовые стволы. Плывут по воде желуди и прошлогодние ягоды шиповника, бобровые погрызы, какие-то старые доски, и даже вот – дверь, украденная рекой, плывет откуда-то, кружится в водовороте и, в конце концов, успокаивается в зарослях тальника. Там она приглянулась бобрам, и они, навалив ивовых ветвей, стали использовать ее в качестве временного жилья.
Вырвавшаяся на свободу река грызет песок берегов, подмывает древесные корни, и вековой дуб, со следами мощных бобровых зубов, с грохотом падает в воду, вздымая брызги.
Бурное время, неспокойное, стерты границы – полная свобода. Хочешь по лесу плавай, хочешь по лугу. Обычно границы участков, занятых бобровой семьей четко обозначены специальными метками, а тут пришла вода и все перемешала, взбаламутила и смыла. Старший бобренок, зимовавший в норе один, без родителей и сейчас не стремится проводить время с семьей. А однажды и вовсе решается покинуть родительскую территорию. На закате, плывет по тихой розовой воде вниз по течению, но как только заплывает слишком далеко, его настигает агрессивно настроенный сосед и гонит прочь, злобно щелкая зубами. Молодой бобр едва уносит свой хвост, ему предстоит пройти еще много бобровых застав, пока он не найдет свободной территории, где можно осесть. Этой весной на его юном хвосте появятся первые боевые шрамы.
К маю все постепенно успокаивается, вода начинает убывать, лес занавешивается первой зеленой дымкой. Бобры перебираются в весенние хатки – специальные убежища, построенные на высоких незаливаемых буграх. Бобры трудятся всей семьей, укрепляя крышу весенней хатки, ведь именно здесь должны появиться на свет маленькие бобрята. Самка тяжело плюхается в воду, она стала неповоротливой и толстой. Ее годовалые дети плывут с ветками в зубах. Пройдёт несколько дней, и в хатке раздается писк, жалобное хныканье. Крохотные бобрята, покрытые мягким темным мехом, слепо тычутся в материнское брюхо. Бобровое семейство дружно сгрудилось вокруг малышей. Снаружи хатка выглядит как большая куча веток, и из кучи этой слышатся тонкие младенческие голоса и убаюкивающий басок родительницы, напевающей бобровую колыбельную.
Утки спокойно плавали в заводи, но вдруг взлетели шумно. Волна от моторной лодки прошла по разливу, ударилась в стену бобрового дома. Старшие бобрята, принимавшие солнечную ванну на крыше хатки, шустро свалились в воду и затаились. Рев мотора затих вдали, мокрые бобрята вылезли на плавучее бревно. С хриплым карканьем пролетела серая цапля.
С каждым днем все меньше воды, все зеленее лес. Река постепенно входит в берега, оставляя серые полосы наилка на прибрежных ивняках. Скоро вход в хатку совсем обсохнет, и тогда бобровому семейству придется покинуть ее и вернуться в летнюю нору. Пока мама-бобриха кормит малышей, отец семейства патрулирует границы своих владений, следит, не пробрался ли кто чужой. А чтобы чужаки знали что территория занята, он оставляет на берегах пахучие метки. Делает лапами небольшой земляной холмик и проползает по нему брюшком, выделяя резко пахнущую бобровую струю.
Зазеленели берега, поднялась прибрежная осока. Сквозь нее натоптали тропы звери, приходящие на водопой. Расцвели ландыши под дубами, а покинутая весенняя хатка теперь далеко от воды, и сквозь ее крышу прорастают травы. В ворохе ивовых ветвей скачет горностай, охотящийся на полевок. Вечереет, гудят комары, щелкает соловей. Под дуб выходит семья кабанов: кабаниха и несколько полосатых поросят принимаются рыться. Солнце сползает в дубраву, меркнет зеркало заводи. На поверхности воды появляется голова бобра, который, рассекая вечернюю гладь, целенаправленно направляется к зарослям сабельника. Вскоре из норы вышли еще два бобра. Из-под земли послышалось недовольное хныканье. Это маленькие бобрята в гнездовой камере проснулись и подают голос. Семья дружно заботится о малышах, и их никогда не оставляют в норе одних. Кто-нибудь обязательно посидит с ними, пока мама утоляет голод. Если маленький бобренок выскочит из норы, то заплыть обратно уже не сможет. Бобрята еще не умеют нырять, поэтому нуждаются в постоянном присмотре. Пройдет еще немного времени, и малыши ненадолго начнут выходить в заводь, под присмотром старших. Если они устанут плавать, то смогут передохнуть на спине у мамы.
Бобр покачивает отражение луны, луна дробиться в темной воде. Шуршат непроглядные ночные берега. Вдруг – оглушительный хлопок хвоста по воде заводи, потом еще один. Ему вторят бобры на реке. Бобр учуял волка, подошедшего к воде по звериной тропе, чтобы утолить жажду. Волк вздрогнул от неожиданности, отпрянул на миг. Полакав темной воды в лунных бликах, он потрусил прочь.
В июле тише стало на берегах и гуще. Начала мелеть река, обнажились песчаные косы, истоптанные куликами. Сочной водной зеленью заполнилась заводь. Весь день тихо у воды. Сидит лягушка среди осоки, прудовик медленно ползет по пленке воды, под листом кубышки стоит полосатый щуренок. Солнце жарит, звери отлеживаются в тени. Бобры спят в норе, под теплой летней землей. Водомерки столпились на поверхности темного омута, в тени, под рухнувшим дубом. На дне омута скользким бревном лежит сом и усы его медленно шевелятся. Округа оживает к вечеру. Лосиха с небольшим рыжим лосенком выходят к ивняку, вдали захрюкали кабаны. На закате ожила вода, бобры появились на поверхности. Плывет бобренок маленький, из воды торчит спина и усатая голова, плывет усердно, таращит глазенки. А на берегу, в осоке сидит его старший брат и гложит ивовую ветку. Малыш вылезает и пристраивается рядом, требовательно хнычит. Страший не гонит младшего и разрешает ему объесть листья с ветки, и они сидят бок о бок и мирно жуют. Подул ветер, принес запах дыма с реки. Почуяв необычный запах отец бобрового семейства выплывает из заводи, и ныряет, громко хлопнув хвостом. Дым мешается с туманом и ползет над рекой. Вслед за ним к реке выплывает один из страших бобрят, но у самого устья заводи ныряет. Он хочет вынырнуть и плыть вслед за отцом прогонять непрошенных гостей, жгущих костер на отмели, но что-то не пускает его. Лапы запутались в рыбацкой сети, и чем больше бьется испуганный зверь, тем сильнее запутывается. Бобренку не хватает воздуха, он рвет зубами сеть, делает рывок – и оказывается на свободе. Хорошо, что на его месте не оказался младший братец, ему вряд ли удалось бы вырваться из сети. Рыбаки-браконьеры завтра нашли бы его маленькое мягкое тельце среди своего улова. Щуки и язи трепыхаются в сетке, безнадежно бьются, а бобры всю ночь хлопают хвостами по воде, тревожа сон рыбаков.
К августу еще меньше воды стало в реке и заводи, стала она теплой и затхлой. Рыбам душно, они теряют аппетит и прячутся в прохладный омут. Расцвел по берегам стрелолист, в илу поспели его клубни, а значит на заводь повадились ходить кабаны. В поисках клубней перерыли мелководье, за одно, подъедая прудовиков, вьюнов и лягушек. Давно не было дождей и утомленный лес шумит вялой листвой, в которой зарождаются крохотные зеленые желуди. Дует ветер, из-за леса поднимается большая темная туча. Ветер усиливается, гонит прибрежный луг, заламывает осоку. Сверкает молния, одна, другая, дубы тревожно гудят. Вдруг раздаётся оглушительный треск – самый высокий дуб раскалывается до основания, часть его могучего тела рушится в воду. Звери испугано затаились. Сначала падают несколько крупных капель, и разом – дождь обрушивается на древесные кроны, на пожелтевший луг, лупит по толстым стволам, по отмелям и серой воде. Иссохшая земля сначала не принимает воду, и вода скатывается ручьями, но потом влага проникает к корням, и оживляет засыхающую зелень. Постепенно ливень стихает, и превращается в серую морось, влажную пелену. Неслышно прилетела цапля, и встала на отмели серой тенью. Бурный вечер сменяет тихая безлунная ночь, и бобры тихонько покидают нору…
Сентябрь приходит холодными туманами, порывистым ветром, но потом вспоминает лето и показывает нежаркое осеннее солнце. Уже падают первые желуди, и начала расцвечиваться листва. Вода стала прохладнее, жухнут прибрежные травы. Богатой сентябрьской порой звери много едят, накапливая жир к зиме. Толстый кабан топтался на берегу, и провалился вдруг копытом в бобровую нору. Теперь у бобров забота – заделывать дыру в крыше. Носят палки и ил, ремонтируют жилище. А кабан, наевшись желудей, спустился к заводи, и плюхнулся в мелкую воду, подняв волну. В лесу протрубил лось. Дни идут и желуди осыпаются. Стукаются о землю, плюхаются в воду шумно с прибрежных дубов. Бобры вылезают на берега и роются в листве в поисках желудей. Найдя желудь, бобр берет его лапками аккуратно и ест, обгрызая кожуру. Бобры и утки, кабаны и косули, белки и лесные мыши – все уважают сытные дубовые плоды. Глянцевые, крупные, в бугристых шапочках.
Берега редеют, желтеют, серые тучи ползут по небу, отражаются в заводи. Ветер октября рвет ржавые дубовые кроны, листья падают в воду и лежат на ее поверхности причудливым ковром. Бобры, выходя из норы, раздвигают лиственный покров и целенаправленно плывут к ивняку. Заканчивается золотая осень – начинается предзимье, в небе последние журавли. Пора готовиться к холодам, заготавливать на зиму корм.
Всей семьей грызут ивовые стволики, обкусывают ветви. Но сразу не объедают кору. Хватает бобр ветку за толстый конец, тянет в воду и плывет к норе. Ныряет, и закрепляет ветку так, чтобы она не всплыла. И так много-много раз плавают бобры, таскают ветви, пока не получится большая куча. Пока мать с пучком веток в зубах плывет к кормовому запасу, двое малышей, не принимающих участия в заготовке корма, сидят на куче веток и грызут их, не дожидаясь зимы. Мама ворчит на детей и сталкивает их с запаса, бобрята уплывают. Когда бобры натаскали достаточно ветвей, осталось только затопить их, чтобы они не торчали над поверхностью льда зимой. Взрослые бобры сгрызли березу, разделили ее ствол на части и прижали им кучу ветвей.
Ноябрь обнажил берега, сделал лес прозрачным и четким. Отремонтирована нора, затоплен зимний запас: ивовые ветви в нем, корневища кубышки, березовый ствол белеет сверху. Бобры готовы к зиме, они ждут ледостава, а пока не начались морозы – кормятся на берегу высококалорийной ивовой корой. Ночами подмораживает. Отмели стали твердыми и ноздреватыми как асфальт, край воды начинает застывать. Потом по воде плывут льдинки, на поворотах сбиваются в кучи, шуршат, и река встает, постепенно превращаясь в дорогу. Но лед еще тонок, и зияют черные полыньи, в которые падают хлопья первого снега. Чтобы вылезти на берег, бобр пробивает головой тонкий ледок, который лопается с хрустом. В бобровый лаз вылезает и выдра, усатая, бодрая и блестящая, с вьюном в зубах. Прямо на льду, у берега, съедает она свою добычу, и, испачкав рыбьей кровью лед – ныряет.
Морозная звезда горит, небо тугое, темно-синее. Подмораживает, крепнет на водоемах лед. В глубине леса матерый волк запрокидывает голову, и над поймой разносится протяжный густой вой. Издалека слаженным воем ему отвечает стая. Наступил декабрь, и назавтра бобры, может быть, в последний раз в этом году выйдут на берег, чтобы разгрести мелкий еще снег, и поворошить палую листву, в поисках желудей. Небо мутнеет, начинается снегопад, белая пелена застилает дубраву, ивняк, реку и тихую заводь. Бобры, прижавшись друг к другу, спят в норе, а тем временем, зима окутывает и укрывает округу, прячет под белое покрывало погрызы, вылазы и тропы. Ложится снег поверх льда, заметает следы, укутывает, прячет от посторонних глаз жизнь бобровой заводи.
2009 год.
****************
2.ЛЮБОВЬ НА НОЖКАХ
Пес Ларик утром просыпается и бежит к нам, весь сплошная улыбка, хвост как пропеллер вертится, пес будто вот-вот взлетит от счастья, что видит нас в этой яви после ночи разлуки. И попробуй ему не ответь взаимностью. Это просто невозможно - не выдержишь этого напора любви, бросишь все, и будешь его чесать, обнимать, а то и даже целовать.
"Любовь на ножках" - сказала про него как-то М.
Правда на улице он суровый пес, брехливый, соседям и прохожим трудно поверить, что это "любовь на ножках", а не "злая собака", та, которая "осторожно!". И кобелям соседским спуску не дает, пес Ларик - кобель драчливый, задиристый, в собачьем социуме он настоящий гопник.
Что ж - у всех свои недостатки.
А дома - "любовь на ножках".
Каждый день он показывает нам любовь.
Учит нас замечать любовь, концентрироваться на ней.
Кажется - это его основная работа.
И мне вдруг вот что подумалось: а ведь он показывает нам, как надо молиться!
Если бы мы кидались утром к Богу с той же радостью, как пес Ларик к нам! С той же доверчивостью, устремленностью, с той же верой во взаимность!
Если бы наша молитва Богу была такой же силы, как Лариково утреннее приветствие нам.
Все было бы иначе.
Почему бы не поучиться молитве у собаки?
Собака - спасибо тебе за пример.
Господи, спасибо Тебе за собаку.
2020 год.
*********************
Материалы из Сети подготовил Вл.Назаров
Нефтеюганск
21 октября 2020 года
Свидетельство о публикации №220102100201