Полет

Алиса Алисова

ПОЛЕТ

      Лето подходило к концу. Вечер наступал рано и быстро, хотя солнце еще пыталось сопротивляться и нехотя скатывалось за горизонт. Небо заволакивало серой синевой, звезд не было, облака — вроде бы  и высокие — но уверенно заполняли пространство. Становилось прохладно — и тоже резко. «Да, осень, снова осень на подходе»,  — все чаще думалось ему. И так хотелось продлить лето и тепло, но — увы — все скоротечно.
       Он сидел на краю обрыва. Внизу — красная глина, переходящая в каменистую насыпь между большими валунами и острыми «отростками»  скал. Вдали — легкая дымка, сквозь нее — блеск изгиба реки, и дальше — горы и горы, синими волнами теряющиеся вдали. Он размышлял — попробовать ли спуститься по этой глинистой  извилине, может быть, там обнаружится тропа,  — или двигаться дальше вдоль обрыва, по низкому колючему подлеску, которому конца не было видно. Вставать не хотелось. Солнце садилось, и его мягкие лучи завораживали неярким блеском — казалось, время остановилось. Он нехотя поднялся. Прошел чуть повыше и в сторону — где росли две большие березы, сросшиеся корнями. Обнял одну, прижавшись всем телом; постоял так минут пять, без всяких мыслей и закрыв глаза. Потом выпрямился, медленно поднял руки вверх и вдруг резко бросил вниз, чуть наклоня корпус тела,  — и откуда-то снизу, из самого нутра вырвался крик — первородный, больше похожий на рев, идущий не из гортани, а  из всего его существа. Какое-то движение прошло поверху и устремилось вниз, над каменистой грядой, куда-то к дальней реке, и где-то там осело. Стало легко, будто после долгого и здорового отдыха, ноги пружинили, легко пробираясь через колючий кустарник, тело стало послушным и гибким и, казалось, обрело способность поворачиваться вокруг себя на 180 градусов — как у кошки. Глаза обрели звериную зоркость, все внутри успокоилось и наполнилось знанием — куда идти и зачем. И он, ни о чем не думая более, растворился в сумеречной дымке сгущающегося вечера.
     А над рекой стучал топор, и человек, старательно заканчивающий нехитрую работу, вдруг вздрогнул и оглянулся — с дальней горы донесся странный звук, то ли крик, то ли что иное, и у реки спустя минуты зашелестела поникшая трава. Человек опустил топор и дважды перекрестился. «Нежить родилась»  —  и ушел в покосившуюся избушку. Чиркнул спичкой, развел огонь в печи и поставил на нее видавший виды алюминиевый чайник. У печки на старом коврике дремала такая же старая кошка. Открыв один зеленый глаз, она посмотрела на человека, проследила за его действиями и, перевернувшись на другой бок, снова устроилась калачиком. Человек достал кринку и налил ей молока в миску, пододвинув ее ближе, и снова вышел во двор. Небо уже стемнело, звезд не было, но река отливала черным серебром. Где-то далеко, на той стороне, за горами что-то глухо рокотало — будто неявный гром. Но ветра не было. Травы лежали недвижно. Человек пошел к реке. Вода журчала спокойно, умиротворенно, и на душе становилось яснее и яснее. И все внутри утихало. Человек сел на корягу и стал смотреть на воду. Время текло медленно и словно гладило его по голове, хотелось тут же и задремать, отдавшись неведомому, но такому заманчивому чувству. Он вздохнул, как бы очнувшись от ненаступившей дремы, и вернулся в избушку — «чайник, поди, вскипел». И в самом деле — чайник уже тихонько и уютно посвистывал, пуская пар; печка разогрелась, в избушке быстро стало тепло, и даже кошка уже вытянулась во всю длину, улыбаясь во сне. Миска возле нее стояла наполовину пустая. Человек достал кружку, налил кипятку, бросил щепоть чая и какой-то травы из банки;  помешал и накрыл блюдцем — чтоб настоялось. В дверь кто-то поскребся. Кошка рывком поднялась и села, глядя на позвякивающий крючок. Раз, другой. Потом тишина. И — снова, уже настойчивей. Пламя керосинки заколебалось, тени забегали по деревянному потолку, окно избушки залило чернотой. Кошка все так же молча сидела, не отрывая взгляда от двери. «Жаль, Тарзана нет»,  — мелькнуло в голове. Тарзан, верный пес, когда-то прибившийся дворняга, отдал Богу душу прошлым летом. Человек сжал в обеих ладонях кружку и ждал. Крючок двери неслышно приподнялся и упал назад, легонько дзинькнув. Тишина. Потом дверь неслышно приоткрылась — «странно, подумал человек,  — она ж всегда скрипела, все петли собирался смазать»,  — и из черного проема в избушку просочилась тень.  Керосинка погасла, человека обхватило что-то мягкое; слышно было, как распахнулись створки три года не открывавшегося окна, и его повлекло в него неудержимо и нежно, а в избушку уже вливалась ночь и прохлада. И вдруг с горы опять раздался  тот же крик-рев, кошка прыгнула человеку на плечи и вцепилась в волосы, и он рухнул оземь. Тень от него отделилась и большими прыжками унеслась в темноту.
      ...Утром на прибрежном песке он увидел отпечатки следов, похожих на кошачьи, только очень большие. Следы уводили в реку. Окно по-прежнему было запечатано, на крыльце сидела кошка и умывалась, щуря глаза на восходящее солнце. «Оборотень, что ли»,  — подумал человек и засобирался в деревню.  — «Надо в церковь зайти, иконку, что ли, какую купить. Пантелеймона, пожалуй.».
«А ты,  — обратился он вслух к кошке,  — дом сторожи. Вернусь к вечеру, мяса тебе привезу». Кошка улыбнулась ему в ответ, потянулась передними лапами и тряхнула головой в знак согласия.

…..