Между отвратительным и прекрасным

До сих пор в эстетике не утихают споры о природе прекрасного и безобразного.

Впервые, в наиболее полном виде, представление о прекрасном сформулировал Плотин (Эннеады, гл. «О прекрасном»):

«Итак, вновь возвращаясь к началу, скажем, что же такое прекрасное в телах. Прежде всего это нечто, чувственно воспринимаемое нами с первого взгляда. Душа наша схватывает его и, распознав, принимает в себя и как бы настраивается на один с ним лад. Натолкнувшись же на безобразное, она отвращается, отрекается от него, отказывается принять, не гармонируя и чуждаясь безобразного.»

И так, Плотин понимает прекрасное как некое гармоничное состояние души с объектом познания наполненное желанием объединения с ним, которое он соотносит с его антиподом - безобразным, то есть с тем, от чего душа испытывает отвращение, и стремится как можно быстрее отдалиться.

Поэтому он определяет понятие прекрасного как «внутренний эйдос».

Слово «эйдос» впервые появляется в гомеровском эпосе, где обозначает «наружность», и преимущественно «прекрасную» наружность. В ранней натурфилософии эйдос понимается почти исключительно как образ. Демокрит фиксирует термином «эйдос» принципиальную изначальную оформленность структурных единиц мироздания (атом у Демокрита также обозначается этим термином). Парменид, предвосхищая идеализм, развивает понимание эйдоса как собственно уже сущности вещи, но ещё так или иначе видимой. Таким образом, в древнегреческой философии, языке и культуре в целом, в этом смысле понятие эйдоса становится фактически эквивалентно понятию идеи (ideia — внешний вид, внешность, наружность).

Соотношение эйдоса с субстратным архэ выступает фундаментальной семантической оппозицией античной философии, и обретение вещью эйдоса мыслится как «овеществление» этого эйдоса, превращение абстрактности эйдоса в неабстрактность вещи. Это задает семантическую связанность понятия эйдоса с понятием формы. И если феномен субстрата в античной культуре сопрягается с материальным началом, то феномен эйдоса - с идеальным.

В связи с эти Плотин отмечает (там же):

«Итак, эйдос, привходя в материю, приводит в порядок то, что благодаря сочетанию должно стать из многих частей единым, приводит в единую полноту целого и, наконец, в силу согласия делает единым. И так как сам эйдос единый, то и оформляемому надлежит быть единым, насколько это возможно для него, состоящего из многих частей.
Таким образом, красота водворяется в нем, когда оно уже приведено в единство, сообщая себя и частям, и целому. Если же эйдос встречается с чем-либо единым и состоящим из однородных частей, то он и его вводит в некоторое целое, например, когда искусство сообщает красоту всему зданию с его частями, а природа – одному камню. Таким образом, и возникает прекрасное тело – через приобщение Уму, исходящему от божественного начала.»

Таким образом, Плотин точно определил природу прекрасного – это, в первую очередь, творение сознания человека. Вне этого сознания говорить о прекрасном лишено всякого смысла. Прекрасное не является абсолютным феноменом, оно не существует изолированно от сознания. До тех пор пока объект не попадет в «поле зрения» сознания, он не обладает свойствами ни прекрасного, ни безобразного.

Рассмотрим этот тезис на примере.
Умозрительно выделим портрет «Джоконды» из социального контекста и абстрагируемся от его социального значения.
Мы видим немолодую уже женщину не первой свежести, с еле уловимой ироничной улыбкой на лице, со слегка косыми глазами внимательно смотрящими на зрителя.
Теперь поместим этот портрет в загаженный придорожный сортир со следами фекалий на очке и оплеванными стенами. Первый же посетитель воспримет эту инсталляцию как вызов, когда немолодая женщина с ехидной улыбкой наблюдает за ним, как он испражняется. И его можно понять.
Иное дело великолепная зала музея, освященная благоговейным трепетом перед прекрасным и авторитетом автора. Здесь улыбка той же непривлекательной и не молодой женщины, превращается в прекрасную таинственную загадку, от которой трудно оторвать свой взор. Как говорил Плотин, в душе зрителя рождается «внутренний эйдос», находящейся в полной гармонии с объектом.
Но тот же образ, размещённый в при дорожном сортире, вызывает прямо противоположное чувство – раздражение, граничащее с отвращением.

Таким образом, мы приходим к пониманию того, что граница между прекрасным и безобразным проходит в сознании человека, и определяется как его эмоционально интеллектуальной подготовкой к познанию объекта наблюдения, так и условиями в которых это познание происходит. Например, размещение того же портрета в пыточной камере, кроме отвращения у жертвы ни чего вызывать не будет.

В связи с эти важно понимать, что ни одна эстетическая категория не может быть абсолютной, в том числе и прекрасное, и безобразное, не смотря на то, что некоторые исследователи пытаются наделить прекрасное чертами абсолютного идеала независимого от сознания человека.

Например, прекрасный ландшафт, который ни когда не видел ни один человек, может существовать и без него, но он всё равно был, есть и будет прекрасным или безобразным, не зависимо от того может человек оценить его эстетические качества или нет.

Объективно, любой объект, действительно может существовать и вне сознания человека и тогда, когда он о его существовании ни чего не знает. Но это его, всего лишь, физическая характеристика, его же эстетическая характеристика, прекрасен он или безобразен, может сформироваться только когда он попадёт в «поле зрения» сознания. И в этом случае сформированное эстетическое качество будет отражать не объективную характеристику объекта, а всего лишь его субъективную оценку. Это оценка может разделяться другими людьми, а может и нет. На этом принципе формируются поп-культуры и элитарные виды искусства, но это уже тема другой статьи.