Ч. 2. Вологодская кружевница. 09

       Марья с букетом рябины отправилась в дом, предварительно забрав мешок с зайчатиной. Сашка в прекрасном настроении побежал к воротам, где пыхтел раскрасневшийся Стёпка. На дворе стемнело, поднялся ветер, распахнутая настежь калитка с грохотом закрывалась, и ритмично скрипела, открываясь.

       – Ты усё с воротами возишься, аки мехряк*?

       – Сам ты, мехряк! Дыляешь* по лесам, а я ломлю, аки сенная девка: воды принеси, дров наколи! Ещё и дубовые вереи* один ворочаю. Подсоби лучше! – Последние слова Стёпка еле прохрипел, уцепившись в столб толщиной в сажень. Сашка взялся с другой стороны. Когда они, наконец, выровняли столб, Стёпка для надёжности вбил в землю огромный кол.

       – А сенные девки ишо и дрова колют? – Усмехаясь, спросил Стрешнев.

       Стёпка выпрямился, левой рукой убрал со лба прилипшую рыжую чёлку, правой подбросил тяжёлую кувалду, поймал её и сделал вид, что сейчас метнёт в Сашку. Тот от неожиданности присел, а Телегин невозмутимо произнёс:

       – Поживи покуль, а то твои новые родственники коня не отдадут, бумагу в посад не напишут, придётся пёхом до Архангельского града добираться.

       Сашка вскочил.

       – Ёй! Про коней-то мы совсем забыли!

       – Не мы, а ты! – Тута конёк поправим, тожно и на конюшню пойдем. – Строго сказал Стёпка. – Воду лошадям сам принесёшь. Вона видишь, колодезь у них? – А я коней выпущу, покуль дождя нет. Пошляться по лесам и я горазд.

       – Не буркай*! Лучше калитку закрой, а то на пару скрипите. – Сашка не понимал, с чего это друг так на него взъелся.

       Но Стёпка не смог дольше сохранять серьезный вид. В его глазах забегали чёртики, он улыбнулся от уха до уха, и хлопнул Сашку по плечу:

       – Надеюсь, свадьбу не в лесу гулять будем, а в Насоне?!

       Когда друзья закончили с хозяйственными работами, закрыли на засов ворота, напоили и накормили коней, за слюдяными окнами притаилась непроглядная тьма, а ветер завывал в полную силу. По дороге к дому они ещё раз набрали воды, закрепили очеп у колодца, чтобы не сломало ураганом, и поднялись на крыльцо под глухие раскаты грома. Не успели они закрыть за собой дверь, как небо с оглушительным треском прорезало яркими зигзагами молний, осветив на мгновенье двор, ворота и лес. Стёпка подскочил, перекрестился, и поспешил в дом. Вскоре они услышали барабанные трели дождя по деревянной черепице.

       Вкусные запахи из печи разливались по всему дому, в сенях и горнице. Парни поставили с шумом вёдра на лавку и сняли верхнюю одежду. В предвкушении обеда они синхронно оправили рубахи и вошли в большую комнату, где у стола хлопотали Мария и Аксинья. Комнату освещали два кованных светца, расположенных в углах по диагонали, и витой с дубовыми листьями подсвечник на столе. Мягкий свет, вышитые скатерть и салфетки, словно окутывали домашним уютом и теплом, а висящие на стене кинжалы и протазаны прибавляли чувство защищенности.

       Несмотря на то, что уже виделись и здоровались, вологодские гонцы по традиции приложили руку к сердцу и низко поклонились:

       – Мир дому Вашему!

       – Проходите, проходите, гости дорогие! – Аксинья на правах хозяйки указала парням на лавку у стола, и слегка подтолкнула Марью. Та спохватилась, достала из ящичка деревянные ложки и подала гостям.

       В доме Вороновых супы и похлёбки было принято кушать из одного кашника*, по кругу, начиная с хозяина дома. В тот день Михайло Воронов, окруженный подушками, полулежал в кровати, и ждал, пока все рассядутся. Кормить себя он не позволил, нетерпеливо взял из рук Аксиньи ложку и обжигающую миску с наваристыми щами, и начал трапезу.

       Остальные по очереди черпали из большого глиняного кашника. Вологжанам щи с капустой и зайчатиной явно пришлись по вкусу. Они ели с таким аппетитом, что слышался хруст и причмокивание, особенно когда за окнами затихало завывание ветра. Аксинья подмигнула Марье и подвинула кашник к парням поближе, а сама отправилась к печи за новой порцией пирогов с грибами. Ведь предыдущая, румяной горкой возвышавшаяся над столом, заметно уменьшилась.

       На Севере хлеб ели редко, пшеница и рожь могли не уродиться, зерно и мука стоили дорого. В тесто порой добавляли всё, что росло под ногами. Пекли витушки, преснушки, калитки, пироги с рыбой и дичью, репой и горохом, капустой и яйцом, яблоками и северными ягодами. Даже в самом бедном и пустом доме хорошая хозяйка варила щи да кашу, пекла вкусные витушки к празднику, хотя могла и не сказать, из чего она всё наготовила. В суровом климате такие мастерицы ценились особо.

       В завершении трапезы к пирогам с кисло-сладкими яблоками Аксинья поставила на стол расписной кувшин с ароматным напитком, а Мария принесла пять глиняных кружек. Первому налили Михайло. Это был горячий кёж* из брусники, малины и морошки, с добавлением смородинного листа и трав, известных лишь хозяйке.

       Раскрасневшись от горячего напитка, Михайло устроился поудобнее в подушках, и начал расспрашивать гостей о житье в Вологде, о Петьке и поручении. Друзья шумно отхлёбывали густой кёж и бойко рассказывали о житье-бытье, уже не обращая внимание на непогоду за окном. Вскоре парни разомлели от сытной пищи и выпитого, отвечали всё медленнее, и, похоже, готовы были уснуть за столом. Гроза и ливень не прекращались, но добротный дом стоял, как крепость, и казалось, вой разбушевавшейся стихии и дробь по крыше лишь убаюкивали дубовое строение и его обитателей.

       Гостям постелили в горнице, и, в отличие от хозяев, они уснули довольно быстро. Маша лежала в своей светёлке и мечтательно рассматривала причудливые тени, отражающиеся от букета рябины во время вспышек молнии. Ей хотелось снова очутиться в лесу вместе с весёлым высоким Стрешневым. Он взял бы её за руку, цветы распустились бы на их пути, взлетели и запели бы птицы. Она шепотом произнесла его имя:

       – Саша, Сашенька... Александр Стрешнев! Красиво! Увидимся ли мы когда-нибудь ещё? – вздохнула она.

       Аксинья в это время писала письмо сестре Агафье и собирала «посылку». Она складывала в плетеный с крышкой короб бруски мыла, которое она варила сама из отваров лечебных трав и цветов, масла для волос и мази для тела, различные порошки и настойки. Всё это с успехом продавалось на ярмарках в Вологде, и в лавках зятя в Вельском Посаде. Старинные рецепты северных снадобий передавались в семье от матери к дочери уже более двух веков. Когда-то их прапрабабка вылечила занемогшего в дороге игумена Григория Пельшемского*, крестного великих князей Дмитрия и Василия Юрьевичей. Её признали лучшей знахаркой Вологодского княжества*. Но после позорной казни монаха Григория, противостоящему воинствующему Дмитрию Шемяке, начались гонения на семью. Тем не менее, знаменитой знахарке удалось выжить. Она переселилась из Вологды в леса, да и Шемяки вскоре не стало.

       В детстве Агаша и Аксюша бегали по полям и лесам, считая их своим домом, и ничего не боялись. Они знали, как приманить или, наоборот, отвратить зверя, какие грибы, травы, ягоды можно собирать, а какие – только в сшитых матерью плотных перстянках*. От бабки они усвоили, чем опаснее и ядовитее грибы да травы, тем сильнее лекарство из них получалось. Дар знахарства передался только младшей Аксюше, с годами он развился в полную силу и расцвел с рождением дочери Марии.

       Агаша же обладала невероятной завораживающей красотой и энергией. Когда она подросла, именно её, старшенькую, мать брала с собой в Вологду. Их товар разбирался мгновенно, а то, что они хотели купить, им либо дарили, либо продавали за полцены. Бойкую и весёлую Агафью, с румяными щечками-ягодницами и пышной медовой косой, заметил как-то на ярмарке Дорофей Калитников. Она лишь взглянула на статного мужчину, блеснула малахитовым огнём, и отвернулась.

       Дорофею не требовалось родительского благословения, и было не важно, что брак посчитают не равным из-за того, что эта зеленоглазая красавица была простой векошницей*. Его дед был и вовсе бобровником*, разбогател на ловле бобров и продаже их шкур. Всех бобров в округе истребил, построил дом в Посаде, открыл свою лавку, и оставил своему сыну немалое наследство. Сын состояние приумножил, и уже своего сына - Дорофейку приучил к работе с младых ногтей.

       Рано потеряв отца и повзрослев, Дорофей принимал решения быстро, и почти никогда не ошибался. Подъехав на холёном буланом коне, он спешился, и, поклонившись родителям Агафьи, представился купцом Калитниковым из Вельского посада. Не сводя глаз с румяной девушки, он выслушал её мать, как пользоваться всеми эти настойками и мазями, выкупил товар, и спросил у отца, куда он может заслать сватов.


       * Мехряк – медлительный, неповоротливый человек.
       * Дылять – хромать, ковылять, подпрыгивать.
       * Буркать – ворчать, говорить слова невразумительно.
       * Вереи – столбы, на которые навешивают ворота.
       * В глиняном кашнике варили каши и супы, и подавали на стол.
       * Кёж – густой горячий кисель варился из ягодного сока, в который добавляли имеющиеся травы и пряности.
       * Григорий Пельшемский – благочестивый старец, почитавшийся после смерти как святой.
       * В 1446 году Вологду объявил удельным княжеством Дмитрий Шемяка.
       * Перстянки – рукавицы - перчатки.
       * Векошница – торговка мелкими товарами с века (крышки от короба).
       * Бобровник – ловец бобров и скорняк.

       Иллюстрация из свободного доступа в Интернете.
       Спасибо автору!

       "Вологодская кружевница". Глава 10. http://proza.ru/2020/10/21/909