Глава I

 С нежностью и любовью посвящаю сию историю И.Б.

 1682 год

 Июньский день плавно начинал переходить в вечер. Солнце светило тепло и ярко, однако на земле уже начали удлиняться тени. Примерно в пятом часу в монастыре святой Урсулы, который находился не так далеко от Парижа, царила привычная размеренная жизнь. Расположенный на холме в весьма живописной местности, этот монастырь являл собой прекрасный пример отречения от мирских сует и погружение в душевную гармонию. После обычной дневной молитвы монахини были заняты своей обычной работой, часть которой заключалась в ухаживании за изящным монастырским садиком, который вполне бы мог соперничать по своей миловидной красоте с теми, что разбиты во дворах дворянских поместий. Да, в нем не было вычурных экзотических цветов, от пестроты и запаха которых у многих могла бы закружиться голова, однако его прелесть заключалась именно в скромности и простоте. Казалось, каждый кустик был здесь на своем месте, а смиренные невесты Христа, точно ангелы, не допускали в нем появления злостных сорняков.
 Когда большинство монахинь были заняты поливом розового куста, который не так давно серьезно пострадал от упавшей на него после грозы ветки дерева, к ним внезапно с почти непозволительной быстротой прибежала сестра Ивонна.
 - О Боже мой! - запыхавшись, проговорила она, заметив в числе обычных послушниц саму настоятельницу, - матушка Агнесс, сейчас случилось нечто из ряда вон выходящее!
 Строгое лицо настоятельницы, которая главенствовала в монастыре уже почти четырнадцать лет, заострилось еще больше:
 - Что происходит, сестра Ивонн? Ты прибежала со стороны ворот, верно?
 - Да, матушка Агнесс, вы совершенно правы. И осмелюсь вам сообщить, что там...
 - Да говори же, не заставляй меня ждать.
 С трудом переведя дыхание, сестра Ивонн продолжила уже с неким суеверным ужасом в глазах:
 - Так вот, к нашему монастырю приехал некий всадник в очень изможденном состоянии и просит у нас приюта и временного убежища.
 Настоятельница поначалу растерялась, но затем нахмурилась еще больше:
 - Погоди, погоди, это что, мужчина?
 - Я его толком не смогла рассмотреть через маленькое окошко в калитке, но, по-видимому, да, это юноша.
 Другие монахини одновременно ахнули. Многие тоже испугались, а не щеках некоторых вспыхнул предательский румянец.
 - Юноша! Юноша! Пресвятая Дева, да как такое возможно?! - раздалось сразу несколько голосов.
 Но губы настоятельницы оставались тонко сжаты.
 - Юноша, значит. Неслыханно! Неужели ему неизвестно, что в нашу женскую обитель мужчина не имеет права входить, даже если у него самые веские причины и добрые намерения! Нет, это положительно какой-то безумец, не иначе! Кроме того, он, должно быть, имеет при себе оружие!
 - Да, я спросила об этом его и смогла увидеть, как он отстегнул от пояса шпагу со словами, что понимает, что в обитель Бога необходимо заходить с миром. Ах, матушка, мне как и вам прекрасно известен наш устав, но прошу, поговорите хоть вы с ним, я беспокоюсь за его состояние, он сообщил, что больше ему деваться некуда, да он и не сможет доехать до другого поселения, поскольку его лошадь выбилась из сил.
 Настоятельница негромко фыркнула.
 - Значит, он не намерен уходить и продолжит нарушать наш покой! Что же, ему недолго осталось этим заниматься, я сейчас лично велю этому наглецу убираться восвояси! Я прекрасно знаю, чего нужно мужчинам в женской обители, какие бы предлоги для проникновения туда они ни использовали!
 Внезапно лицо сестры Ивонны, не так давно раскрасневшееся от спешки, побледнело.
 - Матушка, я поначалу полностью повторяла ему ваши слова, Бог тому свидетель! Но , насколько мне удалось увидеть, этот юноша действительно очень измучен и с трудом держится в седле. Прошу, поговорите хотя бы с ним мягче, ведь Бог учил быть милосердными к любому христианину.
 Тяжело вздохнув, настоятельница ответила:
 - Хорошо, я позволю ему въехать в ворота, но если заподозрю хотя бы крупицу лжи в его словах, последствия будут ужасны. Отпирайте!
 
 Пока ворота открывались, монахини смотрели во все глаза на того, кто осмелился просить у них крова. Да, это действительно оказался молодой человек лет шестнадцати или семнадцати. И когда его лошадь приблизилась к ним на пару шагов, они убедились, что сестра Ивонна не ошиблась: лицо юноши было красивым, но бледным как у мертвеца, и он уже не мог прямо сидеть, то и дело клонясь в сторону.
 - Как вас зовут и по какой причине вы осмелились на столь дерзкий поступок как потревожить святую обитель? - бесстрастно спросила матушка Агнесс нежданного визитера.
 Юноша чуть поднял голову и убрал спадающие на лицо каштановые волосы, которые немного не доходили ему до плеч. Тяжело вздохнув и искривив губы не то от боли не то от досады, он слабым и глухим голосом произнес:
 - Прошу вас... я потом все объясню, я...
 Не успев договорить, визитер внезапно побледнел еще больше и точно бы упал с лошади, если б его не успели поддержать ближе все стоявшие монахини. Они кое-как, но смогли его мягко положить на траву, пускай некоторые при этом и не прекращали ахать и поминать имя Господа.
 - Боже, неужели он ранен? - воскликнула самая юная жительница монастыря, сестра Эмма. Она еще не давала монашеского обета, будучи послушницей, а потому ей прощались некоторые недопустимые для более старших сестер вещи. Настоятельница не стала возражать, когда Эмма наклонилась к юноше пытаясь понять, дышит ли он еще.
 - Живой, хвала Господу, и крови на одежде вроде нет, но только... Это что такое?
 Позабыв все правила приличия, сестра Эмма с почти детским любопытством коснулась золотой цепочки на шее визитера, на которой висело кольцо.
 - Так, все, довольно! - не выдержала наконец настоятельница. - Бог учил нас быть милосердными, и мы сделаем на сей раз для этого несчастного исключение в силу того, что оставить его за воротами сулит ему неминуемую гибель. Отнесите его в свободную келью, чтобы я могла осмотреть его, потому что в саду уже становится слишком темно.
 Трое монахинь без особого труда смогли перенести юношу куда велела им матушка, поскольку его болезненная худоба была в этом им помощником. Все еще не умеющая скрывать своего любопытства и волнения, сестра Эмма сняла с рук визитера перчатки - тонкие пальцы придавали им сходство с руками скелета.
 - Руки холодны как лед! - все также эмоционально воскликнула девушка, - но стойте...
 На пальце левой руки юноши были почти такое же кольцо, как и то, что висело у него на шее. Однако юная послушница пока не смогла разгадать эту тайну, поскольку матушка Агнесс велела ей отойти.
 Перекрестившись и коротко велев Богу ее простить, настоятельница начала осторожно расстегивать камзол юноши, затем она чуть распахнула его рубашку и...
 Теперь уже все монахини, кто это увидел не просто ахнули - они закричали, словно перед ними возник Сатана. На мгновение опешив, настоятельница затем снова резко осенила себя крестным знаменем со словами "Боже, спаси нас и избавь от Лукавого!" Перед ним лежал вовсе не юноша, а девушка, пускай ее грудь и была достаточно скромна и не выделялась под камзолом.
 Немного отойдя от потрясения, Эмма, уже несколько смущенно улыбаясь проговорила:
 - Но это же еще лучше, верно, матушка? Раз это женщина, то она точно сможет остаться в наших стенах, мы не нарушим устав.
 Вновь негромко фыркая от возмущения, матушка Агнесс ответила:
 - Неслыханно! Это еще безумнее, чем мне поначалу казалось! На моем веку в монастырь никогда не приходили девушки, облаченные в мужское платье! Позор и бесчестье да падет на ее голову!
 - Но матушка, мы ведь не знаем причины, почему она была вынуждена надеть такую одежду. И, в любом случае, вы ведь не бросите ее умирать?
 - Разумеется, нет, - немного смягчилась настоятельница, - ибо даже человек, который лишился разума, может рассчитывать на помощь Бога и Его служителей. По всей видимости, это дерзкая безумица не ранена, она просто нуждается в отдыхе. Я сделаю все, что нужно, но не смогу дежурить у ее постели ночью. Кто из вас, сестры, сможет за ней присмотреть?
 Большинство монахинь все еще не пришли в себя от потрясения и были растеряны, однако сестра Эмма тотчас изъявила желание остаться на ночь с гостьей. Сперва матушка Агнесс посмотрела на ту с недоверием, но затем согласно кивнула головой:
 - Твое решение исходит от сердца, сестра Эмма, а значит ты чиста перед Богом. Возможно, этот твой поступок еще больше тебя приблизит к окончательному посвящению в наши ряды. Я поручаю тебе эту девушку, если ночью она очнется или ей напротив станет хуже, немедленно доложи мне. А сейчас я приготовлю лекарство, а остальных прошу уйти, скоро настанет время вечерней молитвы.
 Монахини безропотно подчинились и вернулись в свои кельи. Оставшись со странной девушкой наедине, Эмма вновь взглянула в ее бледное лицо и тихо прошептала:
 - Кем бы ты ни была, не бойся, здесь ты в безопасности.