ВПТИ Энергомаш. Диссертация

  Пролог : В рассказе встречаются, кроме ненормативной лексики, математические и компьютерные термины, которые могут огорчить неподготовленного читателя. Смело пропускайте эту белиберду, остальное будет предельно понятно. Особенно тем, кто помнит ”совок” 70-х. Поехали.….   

  Вам, наверное, показалось из моих предыдущих рассказов, что в молодости я много времени посвятил фарцовке, алкоголю и женщинам. Это правда. Но, кроме того, я же был еще и математиком.   

  Мой диплом “Расчет волнового сопротивления танкеров с бульбообразным носом по методу Ежи Баба” вызвал восторг у преподавателей Корабелки. Мне даже предложили позицию аналитика в ЦНИИ им. академика Крылова, но я гордо отказался и получил свободный диплом - право искать работу без распределения. Очень не хотел оказаться в “ящике”.

  Дело в том, что шла очередная волна эмиграции и мне хотелось в ней поучаствовать. К сожалению, я опоздал - пожилые дядьки в Белом доме и в Кремле сильно поругались. Пришлось задержаться в стране чудес еще на 10 лет. 

  Позвонил мой приятель и сообщил, что есть контора, которая берет на работу евреев. Таким образом я оказался в ВПТИ “Энергомаш”, что в переводе на русский означало - Всесоюзный проектно-технологический институт Энергетического машиностроения. Приятель не соврал - фамилии Комар, Закон, Кульман, Слепой встречались там не реже, чем Ивановы и Петровы.

  Я вошел в отдел АСУ на третьем этаже современного по тем временам здания и удивился - возникло ощущение, что я снова в начальной школе. Стояли парты, за которыми сопели над бумагами усердные тетеньки и дяденьки (некоторые в нарукавниках), на подоконниках наслаждались солнцем герани и левкои, a на главной стене красовалась икона с образом Ленина. Рядом с иконой был вход в святая святых - кабинет начальника отдела Юрия Яковлевича Жуковa.

  Этот замечательный человек провел свои молодые годы в мире проводов, конденсаторов и паяльников, поэтому не совсем четко понимал, чем занимается ввереный ему отдел. Зато у него была лучезарная улыбка с редко растущими зубами и неизменнaя сигаретa в углу рта.

  Однажды он вызвал меня и строго спросил, глядя прямо в глаза – “Что такое транслятор?” Я пустился в путаные объяснения - мол, это такая программа, которая превращает другую программу в машинные коды. Юрий Яковлевич прервал меня, тяжело вздохнув, “А я думал - это такой ящик с релюхами”.

  На самом деле мы виделись с ним наедине редко, хотя я и носил гордое звание профоргa отдела (до сих пор не понимаю в чем смысл этой идиотской должности). Правда, когда у меня родились дочки, мы снова уединились и он доверительно сказал: “Не повезло нам с тобой, Григорий Абэвич, у меня ведь тоже две дочки растут”. Я попытался добавить в разговор мажора : “Классно, а в чем проблема?”  Юрий Яковлевич выпустил столб дыма в потолок : “Они вырастут скоро. Как представлю, что кто-то их ****ь будет, так аж страшно становиться”.  Возразить мне было нечего.   

  При этом наш начальник был балагуром и весьма прост в общении - ему были близки все человеческие интересы, которые сводились к двум основным  - выпить и потрахаться. По второму вопросу его интересовала Людмила Борисовна. Она была очень хороша собой и трудилась много лет в должности старшего инженера. А ей хотелось стать ведущим. 

  Короче, Юрий Яковлевич предложил ей бартер, от которого было сложно отказаться. Они поехали вместе в Москву, в министерство. Перед отъездом начальник громко интересовался : “Людмила Борисовна, у Вас все документы в порядке?”,  чем вызывал саркастические улыбки знающих жизнь сотрудников. Юрий Яковлевич вернулся из командировки в прекрасном настроении, но его, к сожалению, скоро уволили и он не смог выполнить обещание, данное Людмиле Борисовне. Она так и осталась старшим инженером.

  Уволили его не за профнепригодность. Упаси бог. A потому, что появился еще более достойный кандидат на должность начальника отдела АСУ. Имени его я не помню. Давайте условно звать его Иваном Сергеевичем. Новый начальник был невысок ростом и косоглаз. На первом же собрании он обьяснил, что это не врожденный дефект. Просто он в детстве упал с мотоцикла и поэтому страдает неприятной болезнью, которую сложно скрыть. Собрание посочувствовало.  Проехали. Вскоре выяснилось, что его супруга работает в Невском райкоме партии барышней по вызову и это она своим самоотверженным трудом пропихнула мужа на столь высокую должность.

  Теперь, наконец, я должен начать рассказ о диссертации. Иначе вам покажется, что все вышесказанное - знакомая до боли бытовуха, и ничего нового или неожиданного в этом нет.

 Придется вернуться к началу рассказа - Я вошел в отдел АСУ на третьем этаже.... Меня сопровождала начальница отдела кадров Дина Сергеевна. Потрясающе умная и обaятельная женщина, которая спасла десятки евреев-отказников от работы истопниками в Ленинградских банях. Я думаю - она заслужила памятник в Израиле на аллее славы. Дина Сергеевна представила меня заведующему сектором Рафаилу Эммануиловичу и его помощнику Марку Рувимовичу. Tак началась моя трудовая деятельность.

  В моей жизни были сотни необычных, талантливых людей : музыкантов, математиков, художников. Но, гениев было мало - точнее один - Марк Рувимович Меркин. Он поступил на Матмех в тот год, когда отменили одинадцатый класс и за места в Университете  бились бесчисленные толпы очкариков сразу из двух выпусков.

  Kак он оказался в замухрыстом проектном институте? Очень просто. Дипломная работа Марка оказалась бомбой. Декану намекнули, что его (декана) докторская диссертация по топологии Банаховых пространств является тривиальным случаем диплома Меркина, когда к = 3.    

  Декан промолчал, но затаил злобу. Все попытки моего начальника попасть в аспирантуру натыкались на мрачную, молчаливую стену. В те времена в мире высшей aлгебры царствовали супруги Фаддеевы. Их ассистент носился по Матмеху, требуя оставить молодого гения на кафедре. Он объяснял, что такие как Марк рождаются раз в сто лет. Его вызвали в партком и сказали строго : “Еще раз припрешься сюда с этим евреем - положишь партбилет на стол”. Таким образом мне просто повезло.

  Если Вы думаете, что Марк Рувимович был ушастым коротышкой-очкариком с толстым фолиантом подмышкой, Вы ошибаетесь. 100 кг веса, разряд по тяжелой атлетике и улыбка, мгновенно раздевающая всех женщин. Он прошелся по ВПТИ по-взрослому. Директор, некто Березкин, фыркал, когда ему приносили документы на очередное повышение Марка. Между прочим, Березкин был бессменным директором пока его не выкинули из поезда на полном ходу в процессе перестройки.
 
  Вообще, в те времена атмосфера разврата просто висела в воздухе во всех заведениях Советского союза. Трахались все. В нашей конторе, на четвертом этаже находилась комсомольская комната - туда стояла очередь. Секретарь  комсомольской организации Боря только успевал передавать ключи от подпольного борделя то одной парочке, то другой. И это понятно - шла Афганская война. У многих девушек мужья выполняли интернациональный долг.      

  Если Вам кажется, что отрывалась только молодежь - Вы ошибаетесь. Некто Зальцман, сын знаменитого директора Кировского завода времен Второй мировой войны, закрутил роман с некой Беллой. Правда они ключей не просили - решали вопросы своими способами. Об этом романе знал весь институт, люди по доброму радовались за них.

  Тем временем Рафаил Эммануилович разругался с Юрием Яковлевичем. Неприятности начались после того, как мы представили на ВДНХ нашу передовую разработку “АСУ проектного института ”. В Москве  посовещались и дали нам три серебрянные медали. Кроме наград полагалась еще и денежная премия.

  Беда заключалась в том, что у проекта было три разработчика - Марк Рувимович, Григорий Абэвич и Серафима Абрамовна. Такой список никуда не годился. А тут еще и Рафаил Эммануилович попытался втиснуться в переполненный вагон на правах руководителя сектора.   

  Состоялось совещание у директора, на котором приняли единственно правильное решение - медали достанутся Юрию Яковлевичу Жукову, как убежденному  коммунисту родом из крестьян, Лидии Михайловне Богомоловой - милейшей женщине, сидевшей передо мной 10 лет и ни разу не снимавшей шерстянную кофту, как носителю исконно русских традиций и, наконец, противному Марку Рувимовичу, который собственно всю систему и разработал.

  Kогда стало ясно, что денег от ВДНХ Рафаилу Эммануиловичу тоже не достанется, последний страшно обиделся, закатил истерику  и уволился. Он уехал в Америку, откуда стал слать горестные письма, в которых ссылался на жуткую дороговизну и требовал прислать ему чугунные сковородки. Вот так Марк Рувимович стал заведующим сектором.   

  Гений успевал все. Он выполнял требования планового отдела – нашего основного заказчика. При этом на моих глазах он создал гидродинамическую модель протона, устойчивую в однородном набегающем потоке. Модель состояла из трех фотонов - все как и полагалось в теории элементарных частиц.

  Потом ему позвонили с ткацкой фабрики - у них экспериментальный станок рвал нить. Марк рассчитал формы кулачков и силу натяжения - Вуаля ! Все заработало. А потом ему позвонили с завода, где точили ротoры для турбин, идущих на экспорт. В цеху были выбиты почти все окна и поэтому противный ротор все время менял размеры в зависимости от мороза. Марк разработал формулу для станка, в которой связал температуру с процессом резки – Вуаля !  Ротор сдался. 

  Одновременно моему начальнику приходилось решать и более важные проблемы политического уровня.  В какой-то момент в сектор прислали Сашу З-мана. Сразу же пошли письма из Большого дома – “ Участник  еврейских демонстраций на Дворцовой площади. Примите меры”. Саша уехал в США. На его место взяли Леву Кагана. Стали приходить письма из ОБХСС : “Замечен в спекуляции и фарцовке. Примите меры”. Лева уволился по собственному желанию.

  Марк сказал : “Теперь беру на работу только русских”. Следующим участником спектакля стал некто Гера Хочинский - русский по паспорту, убежденный сионист. Пошли письма из КГБ - “Агент израильской службы СОХНУТ. Примите меры”. Гера сделал себе обрезание в период работы в ВПТИ, поэтому программировал стоя. Одновременно он раздавал сотрудникам запрещенную литературу. Таким образом я впервые прочитал “Эксодус” и книги Меера Кахане. Геру отпустили в Израиль.    

  Но, я опять отвлекся ...

  Когда Иван Сергеевич спихнул Юрия Яковлевичa и занял пост начальника отдела стало ясно, что социализм долго не проживет. Дина Сергеевна вызвала к себе Марка и спросила строго знает ли он, что новый руководитель входит в пятерку? Марк признался, что знает только одну пятерку - по руководству Петроградским восстанием, но Ивана Сергеевича там не было. Тогда начальница отдела кадров объяснила, что разговор идет о пятерке лучших программистов Ленинграда и об этом ей сообщил в доверительной беседи сам Иван Сергеевич.

  Стало ясно, что новый начальник - полный дурак и надо его снимать. Тем более, что его жена родила и временно не могла выполнять в райкоме свои традиционные обязаности. Обстановка накалялась. Придурка ругали на всех совещаниях у директора, лишали премии, а он только таращил свои косые глаза и бормотал, что будет работать над ошибками. Конечно, преданая женщина перестала кормить дитятю грудью, сделала кокетливую прическу, накрасила губы и попыталась заступить на вахту, но там уже трудились другие - более молодые и проворные тети. Так она оказалась женой безработного, косоглазого коротышки.

  Когда стало ясно, что меня оставили без награды ВДНХ и без премии, Марк сказал в качестве утешения : “Сделаем новые разработки, внедрим на заводах и ты защитишь диссертацию”. Мне не очень хотелось заниматься этой ерундой - спекуляция кормила прилично. Но, спорить не хотелось и я согласился.

  В те времена, информатика шла вперед семимильными шагами.  В нашем  отделе появились персоналные компьютеры. Две штуки на 50 человек. Никто не знал, что с ними делать, поэтому просто по очереди играли - в “Диггера” и “Автомобильные гонки”. Но, главное, в мире заговорили о языках программирования четвертого поколения. Теперь эти знания - норма, без них не берут на работу ни в США, ни в Индии, ни в Зимбабве.

  А тогда мы засели с Марком за разработку. Это было безумно интересно. В  результате на свет появилась система РОДОН (Решение задач обработки данных общего назначения). У нас ушло больше года. Мы создали сам язык; придумали интерпретацию с помощью управляющих таблиц; табуляграммы, генерируемые в процессе реализации запроса и многое другое. Я лично написал однопроходный  компилятор.

  Конечно, работа над таким проектом имела побочные эффекты - я перестал бегать в комсомольскую комнату и увеличил количество выкуриваемых сигарет до двух пачек в день. К счастью, выходить на улицу для этого не требовалось. На каждом этаже, на черной лестнице, были такие странные спортивно-курительные площадки с теннисным столом. Там в клубах табачного дыма, в обеденный перерыв, сражались навылет наиболее продвинутые сотрудники. Там же находились женские туалеты. Поэтому курильщикам всегда было на что посмотреть.   

  Когда руководству института стало ясно, что надо “удовлетворять все более возрастающие потребности трудящихся”, на последнем пятом этаже вместо теннисного стола поставили бильярдный. После этого электронщики, которые по идее должны были круглосуточно лелеять ЭВМ ЕС-1020, проводили рабочий день только там.

  Один из них, Николай Иванович в совершенстве владел искусством абриколя и карамболя - пригодились сноровка и выдержка, приобретенные во время службы в спецназе. Поэтому его участие в игре привлекало массы сотрудников и вызывало вопли восторга после каждого удара. Когда случилась трагедия на Чернобыльской АЭС он уехал туда добровольцем и позже скончался от полученного облучения.

  ЕС-1020 была полностью содрана с американского прототипa IBM-360 , правда с опозданием на 10 лет. Для этого сдуру прекратили работы над отечественной, очень неплохой машиной “Урал”. Огромный динозавр занимал практически весь первый этаж здания. При этом имел оперативную память 512К (меньше, чем у современного телефона), пишущую машинку вместо дисплея и набор симпатичных девушек - операторов, готовых в любое время сбегать за компанию в комсомольскую комнату.
 
  Кроме того, у динозавра в комплекте имелись два принтера - советский и польский. Наш отечественный использовался для ежедневной работы, а польский - для печати важнейших документов, которые ложились на стол директора Березкина и шли в Москву, в министество.  Заодно, по вечерам на нем распечатывали роман “Мастер и Маргарита” для всех ценителей творчества Булгакова.

  Однажды польский принтер сгорел - какой-то нехороший человек опрокинул в него стакан с молоком. Найти негодяя не удалось - многие остались без личной копии бессмертного романа.

  Это сейчас программист не имеет понятия, где находится “железо”. А в те времена не было удаленных терминалов и все выходили по раcписанию ”работать на компьютере”, прямо в машинный зал. Мы сами вручную устанавливали магнитные ленты, вводили перфокарты и меняли диски. Было очень весело.   
 
  Запчасти для сгоревшего принтера купили через спец.контору, за валюту. Начальник ЭВМ Герасимов B.B. был безутешен. Весь спирт, выделенный на месяц для протирки дисков, выпили за одну неделю. Он приказал - отныне являться только в белых халатах, трехтонные коробки с перфокартами на периферийные устройства не ставить - только на подоконник. И он был абсолютно прав.

  Однажды в сакральное помещение вошел Михаил Бейзер - известный отказник,  друг Таратуты, автор эпохальной книги “Евреи Ленинграда”. На нем красовался длиннющий лапсердак из заграничной посылки и резиновые туфли с нарисованными шнурками. Миша был высок, близорук и не сразу заметил Герасимова, бесновавшегося в районе пупа. “Я же сказал - в уличной одежде в зал не входить!”. Бейзер отличался невозмутимостью верблюда, которая многих казалась хамством. Он неспеша поправил очки : “Это у меня не пальто - это меня такой пиджак”. 

  Опять я сбился ... Что-то не получается у меня писать про диссертацию, но я честно стараюсь. Так вот - наша система РОДОН была внедрена на всех предприятиях отрасли и вызвала фурор. Потом слава докатилась до министерства тяжелого машиностроения и стала там стандартом. Сосчитали экономический эффект и стало ясно, что пора защищать диссертацию.

  Марк сказал : “Ну с богом. Я не смог, так хоть ты добьешся”. И я поперся защищаться. Причем, поперся не в родную Корабелку, a в Финансово-Экономический институт на Садовой улице.

  Начальник приемной комиссии Петр Сергеевич, увидев меня, сразу расстроился. “А почему к нам? A Вы какой ВУЗ заканчивали? Ленинградский кораблестрoительный? Замечательный институт. Может Вам туда обратиться?”

  Я ловко парировал все уколы: “Работа у меня по экономике. Готов разделить славу и успех с Вами, Петр Сергеевич. Имеются внедрения с экономическим эффектом”. Он вздохнул: “Ну хорошо. Вот Вам лист бумаги, пишите заявление”. “А что в нем писать? Я ведь первый раз поступаю в аспирантуру”. Он снова вздохнул: “Напишите фамилию и национальность. Мы рассмотрим”.

  Я не помню как оказался на улице. Садовая жила своей обычной жизнью - с грохотом неслись трамваи, спекулянты крутились возле Апраксина двора, голуби ковыряли желуди на газонах. Меня трясло. Только спустя годы стало ясно - какой же я был дурак! Этот человек спас мне четыре года жизни - все это время я пил, сочинял песни, посещал комсомольскую комнату. Господи, чего я только не делал! И, наконец, уехал в Америку, где диссертация никого не интересовала. Спасибо тебе, добрейший и умнейший Петр Сергеевич!

  Я думаю, что его имя тоже стоит увековечить в Израиле не аллее славы. 

  Эпилог : 

Система РОДОН после начала перестойки попала на международную компьютерную выставку, в Индию. Но мне ее дальнейшая судьба не известна. В Америке оказалась очень похожая разработка FOCUS, сделавшая своего создателя миллиардером.

Серафима Абрамовна умерла в Чикаго от рака  в молодом возрасте.

Марк Рувимович никуда не уехал. Получил новую двухкомнатную квартиру под Ленинградом.

Лев Каган, по слухам, подмял под себя всю торговлю рыбой Северо-Запада России.

Михаил Бейзер c 2002 года — исторический консультант и член Правления Центра документации еврейского национального движения в Советском Союзе «Запомним и сохраним» (Хайфа).