Джа ромалы

СКАЗАНИЕ О ДОБРОМ
МОЛОДЦЕ, ЦЫГАНЕ-КУЗНЕЦЕ


Жил да был на свете цыган, кузнец-молодец, на весь табор удалец. В той стране, на просторах которой кочевали ромалы, правил в меру толерантный владыка, одинаково относившийся ко всем национальностям. Однако ничто не вечно и никто не вечен. В урочный час земная жизнь владыки подошла к концу и его душа отлетела в мир иной. А на престоле воссел исключительно нетерпимый тиран, повелевший пустить всех цыган на мыло, а из их табунов наделать колбасы. Поднялись верные сатрапы тирана и вскоре извели в стране почти всех цыган. В те дни конской колбасы и мыла было так много, что стоили они дешевле обёрточной бумаги.
Лишь немногие сумели избегнуть злой участи. Среди счастливчиков оказался и цыган-удалец. Жена его гадала лучше всех в таборе, ей-то и сказали карты, что табор доживает последние дни. Но не поверили ромалы, ведь другим гадалкам карты ничего подобного не открыли. Вот так и сбежало семейство кузнеца-удальца в соседнее царство-государство, где цыган отродясь не водилось и никто на них зла не держал.

Долго ехал кузнец на своей кибитке и очутился в каком-то селении.

- Лачо дывэс, гаджё, яв састо тэ бахтало! - обратился он вышедшим навстречу сельчанам. - Приветствую всех, доброго вам здоровьечка, нэ!

- И ты здрав будь, добрый человек, - отвечал цыгану седовласый староста. - Кто таков, куда путь держишь? Какими судьбами в наших краях?

- Мэ рома, цыган я, - представился кузнец. - Бегу со своей семьёй от худой доли, от горя-злосчастия да от неминучей гибели, нэ. Ищу край, где у нас будет место под солнцем, крыша над головой и кусок хлеба.

Взял цыган семиструнную гитару и тоскливо пропел:


- Ой да зазноби-и-ло-о,
Да ну-у, ну-у, ну-у,
Ты ж мою головушку-у.
Ой да зазноби-и-ло-о,
Да вот-ы, вот-ы, вот-ы,
Мою ж раскудрявую-у.
Э-эх!
Бида мангэ, ромалэ,
Бида мангэ, чавалэ,
Бида мангэ, ромалэ, нэ,
Бида мангэ, чавалэ…


И жена с детьми подпели жалобно из кибитки:


- Ай нэ-нэ-нэ-э, ай нэ-нэ-нэ…


- Хотите, буду у вас кузнецом, уважаемый, - предложил цыган старосте. - Ромалы - лучшие в мире кузнецы, нэ. У нас не только зубы, у нас и руки золотые. Гвозди буду ковать, подковы, ножи, топоры, мотыги, косы, лопаты, вилы, всякую утварь…

Переглянулись сельчане, посоветовались между собой.

- Хорошо, почему нет, - согласился староста. - Наш-то кузнец недавно от чахотки помер, а его подмастерьев в рекруты забрили. Так мы с тех пор без кузнеца маемся. За каждой мелочью приходится в город ездить, а там народ ушлый, дерёт втридорога. Вон там, на отшибе, за балкой наша кузница, ступай, цЫган, обживайся…

Подобно всем уроженцам своей страны, староста называл цыгана с ударением на первый слог.

- Ай мишто, ай шукар! Тэ дэл о дэвэл э бахт лачи! Вот хорошо-то, нэ! Дай вам бог здоровья, сельчане! - Кузнец бросился радостно обнимать жену и детей. - Рисиям харэ! Мы нашли новый дом, жена, чаворэ, чайорья!

Семья цыгана - жена и дюжина ребятишек обоего пола (кузнец оказался на диво плодовитым) - залилась слезами от счастья.

Так зажили цыгане в селении и не могли люди нарадоваться на мастерство нового кузнеца. Правду он говорил про золотые руки, отродясь никто в селении не ковал лучше цыгана.

Жена и дочери кузнеца трудились по хозяйству и заодно гадали сельчанам, снимали сглаз и порчу, отгоняли злых духов. Сыновья подрядились пасти скотину. Однажды к селению подошла стая голодных волков, но цыганята, нисколько не испугавшись, так отхлестали зверей длинными кнутами, что чуть не забили насмерть. Волки усвоили урок и больше не возвращались.

Как-то раз через селение проезжал знатный витязь, следуя с одной какой-то битвы на другую, как это принято у знатных витязей. Услышав от людей о мастеровитом цыгане, он заглянул в его кузницу - перековать коня и починить амуницию.

- Салют, цЫган! - крикнул он с порога. - Чё-как, любезный? По-нашему разумеешь?

- Аи мэ ракирава гаджё, разумею, нэ, - отвечал цыган. - Мишто явьян, добро пожаловать, сударь.

Он восхищённо осмотрел качественные доспехи витязя, поцокал языком от удовольствия.

- Барвалэс, шикарно живёшь, сударь, нэ. Починить такое стоит бут лавэ. Много денег, нэ.

- Ты работай, цЫган, работай, сочтёмся… - Витязь с хитрой ухмылкой посмотрел по сторонам и как бы невзначай поинтересовался: - А что, цЫган, умеешь ты дамасский булат ковать?

Кузнеца этот вопрос застал врасплох, он готов был со стыда сквозь землю провалиться, когда признал, что секрет дамасского булата ему неведом.

- Жаль, жаль, - с показным разочарованием вздохнул витязь и добавил многозначительно: - Между прочим, клинок из дамасского булата тоже бут лавэ стоит, цЫган, имей в виду. Я бы прямо сейчас мог у тебя новый меч заказать, но раз нет, значит нет… Между прочим, мастеров дамасского булата можно по пальцам пересчитать и каждый в золоте купается. Самые знатные правители и вельможи, самые доблестные витязи к ним в очереди выстраиваются, готовые платить любую цену.

Взыграло в кузнеце самолюбие, захотелось ему пришибить наглеца на месте, а ещё лучше тайком последовать за ним, подождать, пока он расположится на ночлег в безлюдной местности, прирезать во сне и оставить на съедение диким зверям. С большим трудом цыган держал себя в руках.

- Йарэ! - шипел он, ругаясь сквозь зубы.

- Но сегодня я в хорошем настроении, - весело продолжал витязь, - поэтому окажу тебе услугу, если не возьмёшь с меня денег за работу. Подскажу тебе, как секрет дамасского булата узнать.

Очень не хотелось цыгану соглашаться, да азарт затуманил ему разум и он согласился поработать забесплатно.

- Езжай в столицу, - сказал ему витязь, - там легко отыщешь ратушу градоначальника - это самая высокая башня, остроконечная, с часами. Рядом с ратушей стоит другая башня - чародея. Маг тот весьма могуществен и известен на весь мир. В мудрости ему нет равных, он всё про всё знает. Нет на свете такой тайны, чтоб не была ему ведома. Стало быть, и секрет дамасского булата чародею известен. Ступай к нему и попытай счастья, авось повезёт.

Пришпорил витязь коня и был таков.

«А я, сударь, - подумал кузнец, глядя ему вслед, - желаю тебе в первом же бою оказаться в плену и чтоб тебя посадили на кол, нэ!»

Вернулся было цыган к работе, но не спорилась больше работа. Не выходил из головы проклятый булат. Бросил цыган инструменты, затушил горн и запер кузницу.

- Не могу работать, пока не узнаю секрет, - признался цыган жене. - Руки не держат ни клещи, ни молот, всё из них валится, нэ.

- Ай-ай! - ужаснулась жена. - Сглазил тебя окаянный!

- Нет, жена, он правду сказал. Что же я за кузнец, если не умею дамасский булат ковать, нэ? Грош мне цена.

Взял цыган жену за руку, заглянул в её очи чёрные, очи страстные, очи жгучие и прекрасные.

- Собирай меня в путь-дорогу, поеду в столицу, навещу чародея, нэ.

На следующий день цыган встал рано, а его жена ещё раньше.

- Кай джана? - зашевелилась спросонья младшая дочь кузнеца. - Куда ты уходишь, папа?

Погладил её цыган по головке и девочка снова заснула.

- Помчусь как ветер, - сказал цыган жене, вскакивая в седло. - Но пока секрет не узнаю, не жди меня.

- Джа, рома, джа дэвлэса! - пожелала ему вслед жена. - Ступай с богом, нэ! Буду молиться за тебя…

Без устали скакал цыган день и ночь, пока не прибыл в столицу - большой многолюдный город возле устья реки, впадавшей в море. Город был как город, типичный для своей эпохи - высокие крепкие стены, могучая стража у ворот и на башнях, рынки, трактиры, уличная суета… Цыган ни на что не обращал внимания, очень уж ему хотелось поскорее увидеть чародея.

Прежде-то он с чародеями не сталкивался, даже на картинках их не видел. Что они из себя представляют, как живут – понимал плохо. Башню-то он нашёл, и очень удивился тому, что к ней прилагаются просторные хоромы, считай, настоящий дворец с мраморными лестницами, фонтанами, колоннами, пилястрами, статуями, позолотой, дверьми из черепаховых панцирей, мебелью из ценных пород дерева, паркетными полами, мозаичными витражами на окнах и прочими вычурными красивостями.

Шагнул цыган в прихожую, а там слуг видимо-невидимо, сплошь молодые сочные девки, фигуристые и, судя по откровенным платьям, совершенно бесстыжие. Назвался кузнец и ему было велено ждать, покуда чародею доложат. Затем повели его сквозь анфиладу бесчисленных коридоров, лестниц и проходных комнат в светлицу, где чародей принимал массажные процедуры. Его обслуживали вовсе голые девки, которые тёрлись о него всеми своими прелестями, а мудрец беззастенчиво их тискал под звонкий смех и весёлое повизгивание распутниц.

Подивился цыган чародейскому житью-бытью, свойственному скорее распущенной знати, нежели высокомудрому старцу.

- Что, цЫган, не ожидал? - с усмешкой спросил чародей, от которого не укрылась реакция гостя. - Небось думал, что чародеи живут в стылых каменных мешках с покрытыми плесенью стенами, где полно крыс, тараканов, клопов и летучих мышей?

- Как ты догадался, сударь, нэ? - смутился цыган.

- Заявляю, что это наглая ложь, бессовестная клевета и беспардонные инсинуации, распространяемые про чародеев конкурентами и недоброжелателями! Есть люди, цЫган, которые сами ни на что не способны и потому завидуют чужому положению, знаниям и могуществу. Они-то и сочиняют про нас всякие небылицы и пасквили, из-за которых в прежние времена, бывало, мудрецов гноили в темницах и жгли на кострах.

Чародей обвёл рукой вокруг себя.

- А на самом деле маги живут вот так. Дело в том, что за пределами книжной премудрости мы совершенно неприспособленные, беспомощные создания, ленивые, капризные и привиредливые неженки. Нам подавай комфорт и достаток, чтобы жить на всём готовом, чтобы соблазнительные молодые служаночки холили нас и лелеяли, не гнушаясь любовных утех. Ни один чародей не поселится в каменной башне даже под страхом смерти! Нам подавай просторные хоромы, мягкие ковры и перины, удобную мебель, вкусные кушания и напитки, да чтобы непременно были кухарки, прачки, садовники, извозчики, посыльные, помывальщицы, виночерпии и прочая обслуга.

- Ничего себе запросы, нэ! - присвистнул цыган.

- Так зачем пожаловал, кузнец? - перешёл чародей к делу.

Поведал ему цыган о своей беде и осторожно осведомился насчёт дамасского булата. Задумался мудрец, а чтобы лучше думалось, усадил себе на колени одну из служаночек, ухватил её за выпирающие прелести и принялся рассеянно их ласкать. Служаночка обвила его руками за шею, томно мурлыча и трепеща ресничками.

Ожидая ответа, цыган вышел в сад, сел на скамейку под яблоней, ударил по струнам гитары и тихонько запел:


- Побелели, поседели
Голова и усы от метели.
С чем пойдёшь домой, цыга-ан,
Конь хромой и пусто-уо-уой карма-ан.
А с утра-то детвора-то
По домам пошла клянчить хле-еба.
С чем придёшь домой, цыга-ан,
Конь хромо-уо-уой и пустой карма-ан…


- Если не научусь ковать дамасский булат, то и сам пропаду, и семья по миру пойдёт, нэ! – в отчаянии взмолился цыган. - Помоги, сударь-чародей, век тебе этого не забуду. Что хочешь для тебя выкую, нэ!

- Да мне в общем-то ничего не нужно, - пожал плечами мудрец. - Что же до секрета… Много я по свету странствовал, много чудес повидал, а ещё больше знаний почерпнул из книг. Книги - моя страсть, только не какие попало, а те, в которых хранятся величайшие премудрости. Хорошо помню, что в одном древнем свитке действительно был начертан секрет дамасского булата. Одна оказия, цЫган. Когда я возвращался из дальних странствий, на мой корабль напало ужасное чудовище, которое завелось в здешних водах в моё отсутствие…

У чародея пересохло в горле, он щёлкнул пальцами, со столика сам собою поднялся бокал с прохладительным напитком и перелетел к нему в руку.

- На кэр акадякэ! - цыган осенил себя защитным знаком против злых чар. - Не делай так больше, нэ! Не пугай меня всякой чертовщиной!

- Не чертовщиной, а магией, - поправил его чародей. - Ты ведь не забыл, куда и к кому пришёл? Здесь всё пронизано магией…

- А-а, - понемногу успокоился кузнец. - Значит ты без труда одолел то чудовище?

Мудрец нахмурил брови и недовольно засопел.

- Нет, цЫган, не одолел. Чудовище оказалось не от мира сего. На него не действовала никакая магия, а вот его магия действовала на всё. Из-за негодной твари вся морская торговля и весь рыбный промысел пошли прахом! Видал, какое запустение царит в порту? Люди боятся выходить в море - чудовище на всех бросается и топит. А я, между прочим, привык к рыбной кухне, к икре, к трепангам, лобстерам и гребешкам, люблю устрицы с белым вином, люблю раз в месяц вкушать черепаховый суп… А знаешь, как хорошо после баньки с девочками хватануть холодненького лагера с копчёным палтусом? Это если девочки светленькие! А если девочки тёмненькие, тогда, ради разнообразия, можно тяпнуть холодного портера с сушёным просоленным кальмарчиком… М-м-м!

Мудрец зажмурился от удовольствия.
- И вот уже почти год ничего этого нет - ни акульих плавников, ни соуса из чернил каракатицы, ни захудалой трески!

- Причём здесь это, сударь? - не понял кузнец. - Мы же вроде про булат говорим, нэ?

Чародей тяжело вздохнул.
- Вот именно, цЫган, про булат. Обычно, когда я странствовал налегке, я летал по воздуху на ковре-самолёте. Так намного проще и быстрее, чем по земле или по воде. Но в тот раз я вёз уйму сундуков с бесценными фолиантами, манускриптами, пергаментными рукописями, загадочными свитками и волшебными артефактами, которые я искал и собирал по всему миру. Полёты на коврах, чтоб ты знал, накладывают ограничения на грузоподъёмность. Это сейчас у меня есть летучий корабль и я горя не знаю, а тогда пришлось плыть на обычном судне. И меня, естественно, укачало. Из-за морской болезни я был практически недееспособен, когда морская тварь напала… И ведь до чего ж здоровенной, зараза, оказалась, до чего страшной! Зубищи - во! Когтищи - во! Щупальцы - во! Я еле успел наложить на сундуки заглятие водостойкости, как судно пошло на дно вместе с командой и грузом…

При этом известии цыган машинально снял шляпу, украшенную алым бантом, и зашептал молитву.

- Под действием заклятия сундуки на дне не сгниют, а их содержимое не намокнет и не испортится, - продолжал чародей. - Только поднять их со дна нет никакой возможности. Я пробовал. Наученный горьким опытом, даже летучий корабль себе построил, всё без толку. Проклятая тварь будто неуязвима! Ты только представь, цЫган, какой это удар по моей репутации. Государь снарядил флот супротив чудовища, мне повелел оказать морякам всемерную поддержку, да только ничего из этой затеи не вышло, так и сгинул весь флот в пучине… Такие вот дела, цЫган. Твой секрет покоится на дне морском, а стережёт его неуязвимый зверь, которого никакая магия не берёт, никакое оружие.

- Намишто, нанэ шукар, - покачал головой кузнец. - Плохо это, сударь. Что же мне делать, нэ?

- Не знаю, цЫган, думай. Лично мне ничего на ум не приходит, я всё, что мог, перепробовал. Но если найдёшь способ поднять со дна сундуки, тогда и секрет булата обретёшь.

Опечаленный кузнец покинул терем чародея. Хоть и обещал он не возвращаться без булата, а всё же пришлось. Лишь взглянула на него жена, сразу всё поняла.

- Непростую задачку подкинул мне мудрец, - признался цыган и рассказал жене о морском звере.

- Тьфу-тьфу-тьфу! - та три раза сплюнула через левое плечо, осеняя себя и мужа защитными знаками. - Я надеюсь, муженёк, ты не глазел там на полуголых девок?

- Мэрав тэ хав! - в сердцах воскликнул цыган. - Лучше накорми меня с дороги, глупая, нэ! Есть ли мне дело до бабьих прелестей, когда я места себе не нахожу? Думаешь, я ради себя стараюсь, нэ? Я хочу, чтобы ты и дети были довольны и счастливы, ни в чём не знали нужды, как сыр в масле катались, нэ!

Жена накрыла на стол.
- Ладно-ладно, дорогой, не сердись. Ты пока ужинай, а я разложу карты и посмотрю, что они скажут.

Села она за гадальный столик и разложила карты - раз, и ещё раз, и ещё много-много раз (ведь лучше сорок раз по разу, чем ни разу сорок раз).

- Яв кэ мэ! - воскликнула она. - Иди скорей сюда, муженёк! Погляди, карты говорят, что твоё чудовище совсем не злое.

- Что за бес вселился в тебя и твои карты, нэ! - цыган бросил ложку и отодвинул тарелку. - Как чудовище может не быть злым? Оно же чудовище, нэ!

- На яв дылыно, на дар, нэ! - рассердилась жена. - Откуда я знаю? Не будь глупцом, муженёк, и не поддавайся страху. Карты никогда не лгут. Раз они говорят, что чудовище не опасно, значит так и есть. Пойди хоть взгляни на него - может оно вовсе и не чудовище, может это царевич заколдованный? Или ему чего-то не хватает, а выразить оно не может, вот со злости и бесится. Наберись решимости и попроси, чтобы оно само тебе сундуки вынесло…

Схватил кузнец жену, крепко обнял и расцеловал.
- Ай да жена у меня, умница! Не жена, а загляденье, нэ!

На следующее утро он снова оседлал коня.
- Бахт тукэ, нэ, - пожелала ему вслед жена. - Удачи тебе, муженёк.

В этот раз цыган сразу поехал к морю. Неспокойно было синее море. Его берег был усеян всяким хламом - разрушенными остатками рыбацких хижин, обломками кораблей, скелетами китов, обрывками сетей, плавником, дырявыми корзинами, дохлыми чайками, зловонными пучками гнилых водорослей, яичной скорлупой… Никаких тебе пляжей. Как и говорил чародей, с появлением монстра всякая жизнедеятельность на побережье пошла прахом. Смельчаки погибли, а остальные разбрелись кто куда в поисках альтернативного заработка.

Долго бродил цыган по берегу в поисках лодки, но, кроме обломков, ничего не нашёл. Вдруг он заметил двоих - старика и старуху, - сидевших на перевёрнутом корыте возле ветхой землянки. Обоим было столько лет, что они походили уже не на людей, а на ссохшиеся мумии - потемневшую от солнца, морской соли и времени кожу избороздили глубокие морщины. Одеты бабка с дедом были в грязное рваньё; оба покуривали трубочки, вперив неподвижный взгляд в морскую даль.

Подошёл к ним цыган, снял шляпу и вежливо поздоровался.

- Ты чего, цЫган, забыл в этом гиблом месте? - полюбопытствовал старик.

- Да ты никак совсем ослеп, старый! - повернулась к нему бабка. - Нешто не ясно - лодку он тутова ищет. Не махоркой же он тебя угостить пришёл, хочет в пучине буйну голову сложить, как и все, кто тут до него был…

Враз навострил цыган уши.
- А что, бабонька, много до меня людей приходило, нэ?

Бабка затянулась и выпустила клуб вонючего махорочного дыма.
- Да не соврать бы, милок, прилично. Распустил, вишь, кто-то слух, будто на дне морском несметные сокровища лежат, бери – не хочу. С той поры отчаянные люди так и прутся сюда, так и прутся. И почему-то сплошь подмастерья по кузнечному делу. А вот чтобы ткача, али сапожника, али горшечника, так тех тутова не видать.

Понял цыган замысел чародея достать ценные сундуки чужими руками, досадно ему стало, что попался на удочку в числе прочих, как последний лох. Но вместе с тем желание завладеть секретом булата окрепло в нём и стало ещё сильней. Надо назло всем поднять проклятые сундуки!

- В море-то люди выходють, - покряхтел дед, - а назад не вертаются. Тварюга проклятая кого жрёт, а кого топит. Малый наш тоже хорохорился - рыбный промысел, мол, продолжу. Так без вести и сгинул…

- Сыночек единственный, кровиночка, - всхлипнула старуха. - Уж как мы его молили остаться. А он молодой, горячий, не послушал. С тех пор, вот, сидим тутова цельными днями, ждём у моря. Сердце подсказывает, что погубил кровиночку распроклятый зверь, а душа надеется – ну-к воротится кормилец…

- Аи чачо, - не стал спорить цыган, - ваша правда, мне нужна лодка, нэ. Соболезную вашей утрате, но мне непременно нужно с чудовищем повидаться. Неужели вы ни одной лодки для себя не припрятали? Если одолжите, дам вам золотой и буду содержать вас до самой смерти, богом клянусь.

- Да на кой тебе с окаянным видаться? - подивился дед. - Нешто ты удумал счёты с жизнью свесть. Грех это, цЫган. Всё равно, что руки на себя наложить. Такое бох не простит.

- Грех в орех, а зёрнышко в рот, - ответил кузнец поговоркой. - Жена разложила карты и те ей сказали, что с чудовищем не всё так просто, а карты никогда не врут, это я вам как цыган говорю, нэ.

Переглянулись дед с бабкой и пожали плечами. Дед проковылял к вороху грязных дерюг, прижатых камнями, чтобы не унесло в шторм, и откинул их в сторону. Под дерюгами действительно была спрятана лодка. Бабка принесла откуда-то вёсла.

- Пожалуй-ка, милок, мы тебе компанию составим, - сказал старик, вместе с цыганом подтаскивая лодку к воде. - Коли ты на тот свет, то и мы с тобой. Чем сиднем сидеть, уж мы прямиком к сыночку. А то зажились уж на белом свете…

И прежде, чем цыган нашёл, что возразить, оба старика спустили лодку на воду, ловко в неё забрались и уселись за вёсла. Пришлось плыть втроём. Отплыли они от берега недалече и вдруг забурлило синее море. Мелькнула под лодкой тень и всплыло на поверхность столь кошмарное создание, что от одного его вида могла хватить кондрашка.

- Эй, кон ту, нэ, сыр тут харэна? - напустился на него цыган, стараясь не показывать страха. - Ты кто такое и как тебя звать, нэ?

- Ого! - удивлённо воскликнуло чудовище. - Наконец кто-то снизошёл до диалога, а то, как ни всплывёшь, сразу норовят то в сети запутать, то чем-нибудь острым пырнуть. Прям не люди, а звери какие-то!

- А тебе чаво тута надобно? - сердито вскочил старик. - Чаво в наших морях шлындаешь? Без тебя как хорошо было, рыбачили, крабов ловили, вустрицев, капустку морскую собирали. А как ты шлындать начало, так всё и испортило, да ещё людёв сколько потопило, царство в убытки ввело!

- Мне от вас вообще ничего не нужно и глаза б мои вас не видели, - возразило чудовище. – Делать мне больше нечего, жизнь вам портить. Я себе плаваю и никого не трогаю, это вы почему-то сговорились против меня, нападаете и всячески изводите.

- А всю рыбу хто распужал? - взвизгнула от негодования старуха. - Ихде нам теперя прикажешь рыбачить, коли из-за тебя в синем море рыбы почитай совсем не осталось?

Многолапое, многощупальцевое чудовище пожало всеми своими шипастыми и бородавчатыми плечами.

- Да где хотите, мне-то что? Морей на свете навалом. К вашему сведению, ими покрыто две трети поверхности Земли. При таком раскладе только ленивый себе рыбалку не организует.

Старуха погрозила чудовищу сухоньким кулачком.
- Ты тут, давай, не прикидывайся! Сыночка маво почто сгубило, окаянное? Кровиночку, кормильца отняло! Спасибо, встретили старость! Была б я молодой, так бы тебе промеж глаз-то наглых и треснула!

- Агась, - поддержал бабку старик. - Само первым на людёв кидается, а мы виноваты. Нам, стало быть, терпи? Вот погодь, снарядит государь ишшо один флот, хлеще первого, с бонбами, уж он тебе тады задаст! За всё ответишь!

Чудовище всплеснуло всеми своими плавниками, щупальцами и лапами.
- Хотите сказать, мне от вас совсем покоя не будет? Ну дожили! И что ж за невезуха такая? Бесчисленные эоны блуждало я в запредельных сферах бытия, будучи бесплотной формой жизни, наподобие духа, и вот однажды мне это наскучило и я решило сменить образ жизни и среду обитания. Поглядело я туда-сюда, прикинуло варианты и захотелось мне пожить в синем море, в материальном теле водоплавающего существа. Плавать в жидкой среде - почти то же самое, что парить в пустоте бесплотным духом. Кинематика схожая - так мне тогда казалось. Но когда я переселилось в ваш мир и посредством магии осуществило телесную трансформацию, оказалось, что освоиться на новом месте - задача не из лёгких. Да, я согласно, у меня пока не всё получается, я довольно неуклюже и частенько натыкаюсь то на подводные рифы, то на плавучие деревянные корыта, то на гранитные набережные, но это же не повод меня убивать! Я из-за этого нервничаю, начинаю психовать и творю ещё больше глупостей.

- Видите, уважаемые, - обратился цыган к старикам, - карты никогда не врут, нэ. Чудовище само по себе не плохое, просто оно окунулось, в буквальном смысле, в воду, не зная броду. Захотело жить в новой форме, а эту самую жизнь и эту форму хорошенько не продумало.

Хоть и доверял кузнец жене, картам и цыганской удаче, а всё же обрадовался тому, что чудовище - не свирепый людоед.

- Вашего сынульку я помню, - внезапно заявил старикам зверь. - Задорный такой был парнишка, кучерявенький… Зачем-то начал в меня острогой тыкать. Я хвостиком-то отмахнулось, острога у него в руках перевернулась, он сам на неё и напоролся. А что до остальных людей, то разве я виновато, что они без деревянных корыт плавать не умеют? Чуть что, сразу тонут. Я так считаю: полезли в море, извольте уметь плавать.

- Ну, знаешь, ты тоже хорошо, нэ! - осадил его кузнец. - Мало ли кто там утонул, есть-то людей зачем?

- Что? Есть? Ф-фу-у! Буэ-э-э!!! - Чудовище содрогнулось от рвотного спазма. - Да меня от одного только вида вашей бледной плоти тошнит. Никого я не ем. Все потонувшие так на дне и лежат. А уж если рыбы или крабы кого оприходовали, я за то не в ответе. Если хотите, могу вам завтра с помощью магии всех утопленников поднять. Похороните их по своему обычаю…

Цыган опять навострил уши и только хотел спросить о сундуках, но дед с бабкой не дали ему слова вставить. Как у всех простых людей, их настроение легко и быстро менялось.

- Уж изволь, милок, подсоби, подыми людёв-то, - плаксиво запричитала старуха. - А то ить столько народу сгинуло, а на могилку сходить, поплакать, некуды. Близким-то каково?

- Погодь ты, бестолковая баба! - осадил старуху дед. – Попервой-то энтому недотёпе надобно у себе марафет навести. Ты на него глянь - куды такому страхолюдине людёв подымать? Вон он сколько сябе всего накрутил - и зубьев, и шипов, и бородавок, и клешней, и лап, и щупальцев… Ни зверь, ни рыба, ни гад морской, ни кыркадила, а непойми кто. Ему прежде надыть такой вид состряпать, чтоб плавать было сподручней и жить, не тужить.

- И то верно, старый, - согласилась бабка. - Ну ты ему и подсоби.

- Тябе хто, дурья башка, надоумил всю энту чепухенцию отрастить? - спросил дед у чудовища. - Оно тебе на кой?

- Просто так, на всякий случай, - отвечало чудовище, недоумённо оглядывая и ощупывая себя. - Вдруг пригодится, выручит в трудную минуту.

Дед с бабкой залились визгливым старческим смехом.

- Ох, милок, милок, на все случаи жизни всё одно не напасёшься, - глубокомысленно изрекла старуха.

- В море, - назидательно добавил старик, - надобно иметь не то, чаво будя помогать, а то, чаво не будя мешать!

Цыган прищёлкнул языком.

- Что вы, уважаемые, с ним как с жучкой или как с бурёнкой говорите? Хоть бы имя у него узнали, нэ. Есть у тебя имя, чудо-юдо морское?

- Нету, - призналось чудовище. - В запредельных сферах имена никому не нужны, мы там друг друга насквозь видим.

- А вот у нас без имени никак, - сказал цыган. - Надо тебе придумать что-нибудь несложное, чтобы ты не запуталось в слогах и фонемах, как в лапах и щупальцах, нэ. Вот, например, Миша, или Гриша…

- Миша-Гриша сгодится, - согласилось чудовище.

- Балда ты, Миша-Гриша, - тут же заявил дед, раскуривая трубочку. - Ты сябе со стороны-то видал? Ты ить точно ёжик, токма заместо иголок во все стороны зубья торчат, шипы, когти, лапы, щупальцы… Рази хто так делает? Хошь разок бы к рыбам присмотрелся - у них же окромя плавников, почитай, и нету ничаво, зато как резво плавают! Причём плавают, как я слыхал, уже четыре с половиною сотни мильёнов лет, со времён девонскову периводу.

- До такой простоты я не додумался, - грустно констатировал Миша-Гриша.

- Энто ничаво, милок, - обнадёжил его старик. - Мы чичас тябе образумим, а далей ты сам науку в жисть внедряй, как пожелаешь.

- Да-да, научите, пожалуйста, научите! - взмолился Миша-Гриша. - Я вам за это с морского дна что хотите достану.

Кузнец, которого бесили говорливые старики, решил повременить и не прерывать их диалога с чудовищем.

- Стал быть, Миша-Гриша, слухай, - начал старик. - У водяных сусчеств форма тела завсегда зависит от того, как они живут. Ты сам-то как хошь - по дну ползать, али всё ж в воде плавать?

- Нет, по дну ползать не хочу, - подумав, выбрал Миша-Гриша.

- Во-от, значитца у тябе вся жисть будя сплошным движением в водной толще.

- Дед, дед, - пихнула старика бабка, - ты ему про типы плавания растолкуй.

- Знаю, старая, не встревай! - отмахнулся старик и снова обратился к Мише-Грише. - Стал быть, типов плаваньев различают токма три: крейсерский, бросковый и манёвренный. Одни рыбы к одному приноровилися, другие к другому, третьи к третьему…

- А ишшо универсальные рыбы бывают, - не выдержала и опять встряла бабка. - Они, милок, в сябе разные локомоторные специализации сочетают…

- И до того доберусь! - рявкнул дед. - Вот ты ж! Дай про главное растолковать. Взять тунца - знатная рыба. Почитай, отменный пловец крейсерского типа. У него форма гладенькая, обтекаемая, удачно позволяет и мощными толчками вперёд переть - в плотной воде-то, - и при том сопротивления при движении, считай, совсем нету. Самое то для больших открытых пространств, когда нужно долго и быстро шуровать в поисках добычи.

- В плавании-то он хорош, а вот в бросках нет, - подсказала бабка, посасывая свою трубочку.

- Знаю, - отпихнул её старик. - Может он и не так хорош, как акула, зато уж свои десяток - полтора прОцентов рыб, на коих кидается, получает, а это не хухры-мухры. Дело в другом, дурында. Когда долго и быстро кудый-то несёшься, тебе и рыбы навстречь больше попадается, стал быть, больше шансов нажраться до отвала.

- Про щуку теперь, про щуку…

- Да отвяжись ты бога ради! Щука - она тварь иная, она приноровилась к быстрым броскам. Тело у ей острое и вытянутое, как шило, чтоб в воде испытывать меней сопротивлениев. Долго кудый-то нестись она не могёт, потому прячется в речке возле самого дна - в камнях, али середь водорослей, - караулит добычу. И хошь она торчит на одном месте и число встреч с жертвами у ей невелико, внезапность знатно ей подсобляет и щука ловит семь – восемь десятков прОцентов рыб, на коих кидается. Тоже с голодухи не пухнет.

На старуху внезапно накатила ностальгия.

- Уж мы энтой рыбы за всю жисть столько стрескали, столько стрескали! Как вспомнишь, так… - Она махнула рукой и на полуслове сменила тему. - Про бабушку-то помяни, дед.

- Про какую ещё бабушку? - вытаращился на неё старик. - Совсем что ли из ума выжила, кошёлка худая? Бабочка, а не бабушка. Рыба-бабочка! Рыба такая, на мелководье живёт, у коралловых рифов. Похожа на круглый блин с плавниками, навроде камбалы. Токма та на боку лежмя лежит, а энта стоймя стоит прямо. Отменно приноровилась к точному маневрированию. Легонечко так плавничками шеволит и по чуть-чуть поворачивается в любую сторону - хошь вправо, хошь влево, и в срединной вертикальной плоскости, и пенпердикулярно, и по-всякому. А там, середь кораллов-то, иначе никак. Среда сложноустроенная, жратва могёт внезапно выскочить с любой стороны, токма успевай хватай. Вертеться надо и так, и этак, в любой плоскости. Ежли вот, к примеру, взять морских змей, так они извиваются и через энто в любую сторону могут изогнуться. А рыбе-то как? Особливо той, какая уродилась круглой, как блин?

- Ты про универсальных рыб скажи, - не унималась бабка.

- Вот прицепилась, как репей! - Дед выбил о борт лодки погасшую трубку и набил свежей махоркой. - Окунь! Чем тебе не универсальная рыба?

- Как по мне, самая скусная, - кивнула старуха.

- Он и крейсировать может, и маневрировать, и быстро к добыче кидаться. Токма все энти свойства у окуня «усреднённые», кумекаешь? Кидаться-то он кидается, да не так ладно, как щука. Нестись-то несётся, но не так шибко и не надолго его хватает, как тунца. Маневрировать маневрирует, да не так точнёхонько, малыми движениями, как рыба-бабочка. Словом, такой, середнячок. Всё умеет, но понемногу. Он как бы промеж всех трёх типов. Однако ж половину рыб, на коих кидается, окунь себе добывает.

- И уж дюже скусен, зараза, дюже скусен, - не преминула добавить бабка.

Ничего не понимавший в рыбе цыган смотрел на стариков как на сумасшедших, однако, Миша-Гриша с искренним интересом внимал каждому слову.

- Невероятно! - с благоговением воскликнул он. - Какой, оказывается, дивный и многообразный мир сокрыт в океане…

- Неужто ты не видал, как резво рыбёшка в воде шлындает? - спросила его бабка. - Глазьев-то у тябе вона сколько, а по сторонам не смотришь.

- Мало просто смотреть, дурында! - строго осадил бабку старик. - Тута ишшо надобно хвизику знать.

- Ну?

- Лапти гну! Рыба - она ить плотная, вода тоже. Движенье плотного тела в плотной среде слагается из действия сил, дозволяющих энто, и сил, тому мешающих. Ясно? Дозволяющие силы - энто тяга, создаваемая движеньями рыбьего тела, а сила мешающая - энто сопротивленье воды. Стал быть, форма любой морской твари, какой бы ты, Миша-Гриша, ни пожелал стать, должона перво-наперво улучшать тягу и преодолевать сопротивленье. Длинная и тонкая щука приноровилась к резким броскам с места, рыба-бабочка - к медленному и точному маневрированию в разных плоскостях, для того им пришлось пожертвовать уменьем долго и быстро крейсировать, а тунцу наоборот. Тут тябе, паря, нихто не советчик, сам решай, чаво и как в сябе менять и подо что приноравливаться. И так и сяк плавай, пробуй одно, другое и третье, и чаво тябе болей придётся по душе, то и выбирай, а остальным без сожаления жертвуй.

- Сам не пожертвуешь, море пожертвует - тобой! - добавила старуха. - Море - оно такое…

- Чудесно, превосходно, замечательно! Огромное вам спасибо! - Миша-Гриша принялся радостно скакать и кувыркаться, махая своими конечностями и окатывая лодку потоками воды. Цыган и старики мгновенно промокли до нитки, а лодка наполнилась до краёв и начала тонуть. Миша-Гриша быстро опомнился, придержал лодку лапами, приподнял и наклонил, чтобы вылить воду. Людей обвил щупальцами, не давая выпасть за борт. Стариков больше всего возмутило не это, а намокшая махорка.

- Прямо сейчас что-нибудь и попробую! - сообщил Миша-Гриша и исчез под водой.

- Эй, погоди, нэ! - крикнул ему вслед кузнец, выжимая мокрую одежду. - А вещи! Со дна! Сундуки!

Но Миша-Гриша уже пропал и сколько цыган ему ни кричал, так и не докричался.

Всё это время рядом с кузнецом суетилась бабка:
- Куда, куда, господи ты боже! Дед, мы ж не всё ему сказали.

Старик следом за женой не на шутку разволновался.
- Твоя правда, старая. Типы плавания ить и по-другому различают. Надо было сказать… Есть плавание непрерывное, а есть прерывистое, есть волнообразное, а есть осцилляторное…

- Йарэ, да перестаньте вы, хватит уже! - выругался цыган и с досады плюнул в море. - Уплыл наш Миша-Гриша, нету его. Можно и нам на берег возвращаться.

Пришёл цыган домой злой и мокрый, поведал о своей неудаче жене.

- Чёртовы маразматики всё испортили, нэ! Как давай языком молоть, я и словечка не смог вставить. Нашли на них порчу, жена. Пускай у них всё на свете отсохнет, нэ. Если б не они, сейчас бы сундуки уже были у меня в руках.

- Не становись мелочным, муженёк, - остудила его пыл жена. - Не стану я ни на кого насылать порчу. По-твоему, это хорошая идея - восстановить против себя население в чужой стране, давшей нам кров? Или ты хочешь, чтобы нас и здесь на мыло и колбасу пустили?

Обхватил цыган руками голову.
- Хорошо хоть кто-то из нас не теряет благоразумия, нэ. Я его, кажется, уже растерял…

Подала ему жена сухую одежду.
- Теперь-то ты чего горюешь, нэ? Ты главное дело сделал - выяснил, из-за чего чудовище бесилось. Чародей утверждал, что сундуки поднять не может, потому что чудовище не даёт, ну а теперь-то Миша-Гриша мешать не станет, он своими рыбьими делами занят, вот и пускай мудрец сам свои сундуки достаёт. Его же сокровища - ему и флаг в руки.

«А ведь она права, не поспоришь! - восхищённо подумал цыган, любуясь своей женой. - Сколько же ума, практичной смекалки и сообразительности у моей чернобровой, черноокой красавицы!»

На следующий день кузнец вернулся в город. Не успел он ступить на порог чародеева терема, как кинулись к нему полуголые служанки, окружили гурьбой, подхватили под руки и препроводили в покои к мудрецу.

- Любезный цЫган! – приветствовал его тот, путаясь в длиннполой мантии с широкими рукавами. - Похоже я недооценивал людей твоей породы…

- А я твоей, нэ. Скольких наивных и доверчивых лопухов ты отправил к морю на верную смерть?

Чародей махнул рукой, словно речь шла о чём-то незначительном.
- Да будет тебе, цЫган. К чему поминать дурное? Главное не это. Ты такое свершил, такое… - Чародей замялся и замахал руками, подыскивая подходящее выражение.

- Не понимаю, сударь, что я натворил, нэ? - нахмурился цыган. - Если где-то украли лошадь или ребёнка, то это не я. Я в синем море был.

- Так и я о том! - воодушевлённо воскликнул мудрец. - О синем море. Ты не представляешь всей ценности твоего свершения. Ты эмпирически установил истинную сущность морского чудовища и наладил с ним позитивный контакт.

- Во-первых, не я, а выжившие из ума дед с бабкой, нэ, - поправил чародея кузнец и напомнил: - А во-вторых, у чудовища теперь есть имя, его зовут Миша-Гриша. Чего он с тех пор натворить успел? Кого ещё утопил, нэ?

- Да в том-то и дело, любезный цЫган, что никого! Напротив! Он поднимает со дна утопленников и впридачу к каждому даёт толику сокровищ! Если бы ты погулял по городу, ты бы повсюду увидел запустение, потому что толпы горожан хлынули в порт и там теперь сущее столпотворение. У гробовщиков и землекопов настоящий праздник, доходы взлетели до небес…

- Ты лучше другое скажи, сударь-мудрец, - перебил чародея цыган. - Твои сундуки Миша-Гриша случайно не поднял?

Чародей небрежно развалился на диване. Одна из служанок, с лукавыми глазами, принялась вертеть перед ним еле прикрытым задом и старый развратник без малейшего стеснения запустил ей руку под подол.

- Ни к чему это теперь, - самоуверенно заявил он. - Я и без Миши-Гриши с сундуками управлюсь. Пускай чудо-юдо и дальше с утопленниками возится.

Отвесив служанке смачный игривый шлепок, мудрец вскричал зычным голосом:
- А ну, подготовить мне немедля летучий корабль! Пошли, цЫган, составишь мне компанию…

Часть служанок, постоянно крутившихся возле чародея, тотчас куда-то упорхнула. За стенами терема послышался скрип. Другая часть служанок сменила мудрецу домашнюю мантию на выходную, украшенную звёздами, знаками зодиака и каббалистическими символами. Мантии сопутствовал соответствующий колпак, при виде которого цыган едва сдержал смех.

Вдвоём с кузнецом чародей вышел на балкон. Во дворе, позади терема, служанки, умело шевеля рычагами и лебёдками, выводили из специального ангара летучий корабль. Тот выглядел как обычное судно, даже рангоут и такелаж присутствовали. Благодаря заложенной в его структуру магии, корабль парил в воздухе, не касаясь земли. Служанки когда-то успели переодеться в матросскую форму, которая была под стать их платьям - почти ничего не прикрывала.

С балкона сбросили вниз конец каната, на корабле его закрепили. За этот канат летучий корабль подтянули к самому балкону. Матроски действовали умело и слаженно, занимаясь этим, очевидно, не впервые. По перекинутому трапу цыган с чародеем взошли на борт. Суеверный кузнец почувствовал, как у него дрожат коленки - полёты по воздуху казались ему противоестественной чертовщиной и он боялся, причём, боялся сильнее, чем когда плыл со стариками в утлой лодчонке.

Матроски отдали швартовы. Поднявшись на ют, чародей начал читать заклинание:
- Анайн цыген, дет варан, сыктын бурда…

Легко и быстро, так, что у всех захватило дыхание, корабль взмыл ввысь и замер на определённой высоте - такой, чтобы в полёте не задевать городские стены, дома, дворцы и деревья. Отсюда цыгану был виден порт, где и впрямь царила сутолока. Десятки и сотни подвод и катафалков выстроились туда и обратно, создавая затор на дороге. Доносились людские вопли, ругань и плач.

- Скоро всё изменится, - заметил чародей. - Рыбацкие шхуны и траулеры снова начнут бороздить морские просторы, на рынке снова появится свежая рыба, множество людей вернётся к привычному образу жизни… Кроме тех, конечно, кто упокоился навеки.

Служанки, даром что девушки, ловко карабкались по вантам и реям, ставя и крепя паруса. Рослая красотка в лихо заломленном берете с розовым помпоном стояла за штурвалом и правила в открытое море. Другая, чей откровенный, с вырезом, китель украшали адмиральские погоны и аксельбанты, звонким голосом отдавала чёткие команды, как заправский шкипер. Ветер наполнил паруса и летучий корабль быстро помчался вперёд.

Для цыгана корабельная терминология, все эти фалы, шкоты, топенанты, топсель-гордени, грот-марса-реи и бом-брам-кливеры, звучали как бессмысленная абракадабра, в которую он не вслушивался. Он не знал, что хуже - противоестественный полёт по воздуху или же тот факт, что чародей может заметить его страх. Поэтому, напустив на себя невозмутимо-задумчивый вид, кузнец сел прямо на палубу (чтобы не видеть проносящейся под килем воды), облокотился спиной о борт, взял гитару и ударил по струнам.

Не в пример ему, матроски на реях и вантах чувствовали себя совершенно спокойно. Они не обращали внимания на высоту и быстрый полёт. Все девицы щеголяли по судну без нижнего белья, ветер свободно ласкал под их подолами всё, что только можно.
Подумав о ветре, цыган запел старинную песню:


- Ветер, ветер, что же ты вновь
Мне о былом говори-ишь?
Ветер, ветер, что студишь кровь,
Сердце моё ледени-ишь?
Зря леденишь, злишься ты зря,
Видишь, пришла в табор заря.
Зорьку цыгане не дождали-ись,
Все разошли-ись, все разбрелись.
Ветры, ветры, ветры-друзья,
Есть на свете такая земля-а,
Где цыган сам счастие сыскал,
Пел без слезы, не страда-ал…
Ай нэ-нэ-нэ, ай нэ-нэ-нэ…


Мчался летучий корабль над морем и, на сей раз, было спокойно синее море. В глубине его озаряло бледно-зелёное магическое сияние. Вода бурлила, клокотала и пенилась. Из бледно-зелёного сияния поднимались и всплывали утопленники, все, сколько их на дне было, и непрерывным потоком дрейфовали к берегу, к городскому порту, где их вылавливали и укладывали на возы. К пальцу каждого утопленника была привязана магическая бирка с указанием, кто это такой, а внутри тела размещался кулёк с драгоценностями - жемчугом, золотом, украшениями - в качестве компенсации родственникам.

- Вот это у Миши-Гриши магия! - восхитился чародей. - Мне остаётся только завидовать…

По его сигналу матроски убрали паруса. Чародей прочёл заклинание:

- СНИЛС-шнапс-шнуров, лузер-вася-дуров!

Корабль снизился к самой воде. В клюзах загремели толстые цепи и два массивных якоря с громким плеском бултыхнулись в воду.

- Надо бы как-нибудь Мишу-Гришу позвать, - сказал чародей.

Поскольку корабль перестал парить в воздухе, цыгану полегчало.

- Зачем, нэ? - спросил он. - В прошлый раз мы его не звали, он сам явился.

Чародей скривился от досады.
- Жаль, не догадался я взять чудодейственную машинку, издающую запредельные звуки. Сейчас бы…

- Чем болтать, давно бы сундуки поднял, нэ, - бесцеремонно перебил его кузнец и указал за борт. - Вон, плывёт твой Миша-Гриша.

Посреди бледно-зелёного сияния и впрямь возникла тень, быстро выросшая в массивную фигуру, и вот наконец морское чудовище всплыло. На сей раз Миша-Гриша выглядел куда презентабельнее, не таким несуразным и страшным, как прежде. В нём заметно поубавилось лишних глаз, клыков, когтей, лап, плавников, шипов, бородавок и щупалец. Тело стало более обтекаемым, похожим на тело водоплавающего организма.

- Привет! - воскликнул он, завидев знакомого цыгана. - Глянь, советы стариков не прошли даром. Уж я им так благодарен, буду за это ежедневно свежей рыбой одаривать…

Он покрутился на хвосте, давая возможность людям обозреть себя со всех сторон. Матроски, никогда не видевшие чудовища, охая и галдя, столпились на палубе. Чародею с цыганом пришлось перейти на бак, к бушприту.

- Я учёл былые ошибки, - откровенничал Миша-Гриша. - Проник внутренним взором в самую сущность рыб, увидел их насквозь - как они живут, как движутся в толще воды… Работы ещё непочатый край, но главное я, как мне кажется, усвоил и уже добился кое-каких успехов.

- Удачи тебе, нэ, - пожелал кузнец и представил своего спутника. - А вот это мудрец-чародей.

- А-а, - узнал того Миша-Гриша. - Значит вот кто по мне магией жахал!

- Не бери в голову, - примирительно заговорил чародей. - Я случайно оказался введён в заблуждение относительно тебя, вот и… Прости за недоразумение. Ты ведь не пострадал, надеюсь?

- Не, - махнул плавником Миша-Гриша. - Твоя хиленькая недомагия меня даже не поцарапала.

Побледневший мудрец вынужден был проглотить этот словесный укол.
- Что это мы всё о прошлом да о прошлом? Сейчас-то ты как?

- Осваиваюсь помаленьку. Жить в воде - восхитительно! Намного интереснее, чем в запредельных сферах бесплотным духом. Правда, кое-что до сих пор непонятно. В прошлый раз старик со старухой говорили, что у рыб есть только плавники и ничего лишнего, а я неоднократно встречал рыб с щупальцами. Теперь вот думаю, не поторопился ли я? Надо бы всё взад вернуть…

- Не надо! - в один голос воскликнули цыган и чародей. - Ничего не надо взад возвращать, так всё и оставь.

- Ты видел не рыб, - объяснил чародей. - Это были кальмары. Их разделать, высушить, засолить, да после баньки, с пинтой холодненького эля…

- Тьфу, какая гадость эти ваши кальмары! - не вытерпев, скривился цыган. - Впору обрыгаться. Вот вяленая конина…

- Как же они тогда плавают, да ещё столь глубоко? - поинтересовался Миша-Гриша и в недоумении почесал голову, из которой кое-где ещё выступали шипы и бородавки.

- Кальмары относятся к моллюскам, - сказал чародей с видом знатока. - Это более примитивные создания, нежели рыбы. Большинство моллюсков вообще живёт на дне, неподвижно, а кальмары - одни из немногих, кто всё-таки предпочитает двигаться и делает это весьма сносно, но уж никак не с помощью плавников или извивов тела. На такое они неспособны, потому что их мускулатура уступает рыбьей. Они - существа беспозвоночные, то есть, внутреннего скелета у них нет. У рыб и остальных позвоночных животных кости скелета - это жёсткие рычаги, которые служат в качестве опоры для мышц, чтобы те могли сокращаться и создавать упорядоченное движение. Неким подобием такой опоры для мышц кальмара служит гидростатически уравновешенное давление между водой и внутренностями. Пористые мягкие ткани кальмара заполнены внутриклеточной и межклеточной жидкостью и поскольку жидкости несжимаемы, внешнее давление воды не расплющивает кальмара даже на больших глубинах. Ещё у кальмаров имеется уникальный реактивный механизм: моллюск засасывает воду через отверстия по обеим сторонам головы в мантийную полость и затем под давлением выбрасывает через воронку. Гибкую воронку можно поворачивать в разные стороны, так кальмар меняет направление. У многих кальмаров, кстати, тела насыщены хлоридом аммония, удельный вес которого меньше, чем у морской воды. Тем самым кальмары, не имеющие плавательного пузыря, как у рыб, сохраняют плавучесть и не падают на дно…

Цыган в отчаянии хлопнул себя по лбу.
- Йарэ! Да что ж в этой стране за люди, нэ! Любите вы болтать о чём угодно, кроме дела!

- Точно! - спохватился чародей. - Миша-Гриша, на носу ведь зима. Как ты собираешься плавать в холодной воде?

Кузнец громко застонал.
- А вот это сейчас зачем, сударь?

- Не ной, любезный друг цЫган, - строго проговорил мудрец. - Гуманизм и любовь к ближнему никто пока не отменял. Если я могу помочь Мише-Грише пережить холода, значит я обязан это сделать.

- Спасибо, конечно, - поблагодарил Миша-Гриша, - но я даже не знаю, что сказать. В запредельных сферах не было смены сезонов, а бесплотные сущности не чувствуют холода. Что с наступлением зимы делают рыбы?

- О, они действуют по-разному. Какие-то мигрируют в тёплые широты, где холодов никогда не бывает, а какие-то приспосабливаются, вырабатывают естественные антифризы…

- Чего?

- Вещества, понижающие температуру замерзания телесных жидкостей. Обычно это гликопептиды. Их полимерные цепочки состоят из повторяющихся аминокислот аланина и треонина, к которым иногда добавляется пролин. Такой антифриз меняет температуру замерзания намного эффективнее глюкозы или соли, ведь те действуют коллигативно, температура замерзания зависит от степени насыщенности телесных жидкостей этими веществами - чем их больше, тем телу сложнее замёрзнуть, ибо молекулам воды в сильно насыщенном растворе сложнее агрегировать в кристаллики льда. А вот гликопептиды действуют иначе. Дело в том, что рост небольших кристалликов может останавливать адсорбирование каких-либо примесей и в этом смысле особенно эффективны вещества, молекулы которых состоят из большого числа повторяющихся субъединиц, то есть, биополимеры. Гликопептидная адсорбция на мельчайших кристалликах льда в телесных жидкостях не даёт им расти…

Миша-Гриша слушал мудреца так внимательно, будто всё-всё понимал, и это особенно поражало цыгана, потому что он-то из слов мага не понял ничего.

- Благодарствую за ценные сведения, - сказало морское чудовище мудрецу. - Пойду практиковаться дальше.

С этими словами оно исчезло, а мудрец с натянутой улыбочкой помахал ему вслед.

- Эй! Эй! - завопил цыган. - Сундуки, нэ!

- Да расслабься, дружище цЫган! - похлопал его по плечу чародей. - Пусть себе плывёт, забавляется. Сейчас я сам подниму сундуки и полетим домой.

Пока он втолковывал Мише-Грише про кальмаров и антифризы, матроски сняли часть палубного настила на шканцах и шкафуте, открыв глубокий, вместительный трюм.

Сконцентрировавшись, чародей воздел руки и прочёл заклинание:

- Куолило минцхэти, джигурда харэма, негода батоно…

Спустя какое-то время из-под воды показались обитые медью дубовые сундуки, каждый из которых окутывало голубоватое мерцание, вызванное заклятьем водонепроницаемости. По воле чародея, сундуки проплыли по воздуху и сами собой уложились в трюм, кроме одного, который мудрец поставил возле себя.

Когда матроски закрепили груз в трюме, вернули палубный настил и повернули корабль к берегу, мудрец отпер сундук и достал из него пыльный ветхий свиток. Цыган замер в предвкушении, готовый внимать каждому слову и навеки отпечатать секрет булата в памяти.

- Итак, любезный, слушай! - торжественно провозгласил мудрец и приступил к чтению. - Та-к… Во имя Аллаха, высокого, справедливого… Это пропускаем, обычная дамасская преамбула… Али ибн Юсуф бла-бла-бла со слов Хаджи Ибрагима, бла-бла-бла, свидетельствует… Ага, вот! По воле всевышнего, дамасский булат должен обладать высокой прочностью на сжатие. Клинку следует быть достаточно твёрдым, чтобы сохранять остроту лезвия и в то же время достаточно упругим, чтобы не ломаться в поединке. Как свидетельствует Абу Шариф, внук бла-бла-бла, со слов магрибинца, испепелённого джиннами в пятый год правления эмира Махмуда бла-бла-бла, такие механические показатели обусловливаются высоким содержанием углерода, в полтора - два процента… Угу, угу. Ну, это логично… Та-ак… Рашид Аббас, чей молочный брат продался иблису и был унесён шайтанами бла-бла-бла, учил, что бруски железной руды и древесный уголь надлежит смешать в закрытом тигле и нагревать до тысячи двухсот градусов… Интересно, какая шкала здесь имеется в виду - Цельсия, Кельвина, Реомюра или Фаренгейта? Наверно Цельсия… Та-ак… Кислород окажется удалён из руды вследствие реакции с углеродом древесного угля… Дальше можно пропустить… При такой температуре кристаллы железа приобретают гранецентрированную кубическую форму, благодаря чему атомы углерода могут свободно внедряться в оную решётку между атомами железа. Затем тигель медленно, в течение нескольких дней, охлаждают, бла-бла-бла… Это обеспечивает равномерное распределение углерода по всей массе стали. Ага… Когда температура расплава опустится до тысячи градусов, часть углерода выйдет наружу и образует на поверхности корку из карбида железа. Рашид Аббас, Абу Шариф и остальные клянутся пророком, что именно карбидная корка придаёт дамасскому булату его знаменитый узор… Сплошная лирика! Вот… После ковки сталь обретает вязкость и делается упругой. Ковать надлежит в диапазоне температур от шестисот пятидесяти градусов (кроваво-красный цвет) до восьмиста пятидесяти градусов (вишнёвый цвет). При более высоких температурах есть риск вторичного растворения карбида в железе, что увеличит хрупкость металла. Ковка же в указанном диапазоне температур разобьёт карбидную корку на отдельные частицы, кои равномерными ударами молота распределятся в толще металла, что увеличит его прочность. Ага… Теперь самое главное. После ковки булат закаливают нагревом строго до семиста двадцати семи градусов с последующим быстрым охлаждением в воде, или в крови неверного раба, или в моче рыжего мальчика, или в моче трёхлетней козы, которую перед тем трое суток кормили папоротником. После закалки кристаллическая решётка меняется на объёмно-центрическую, вытянутой тетрагональной формы, бла-бла-бла… Ну, собственно, всё, остальное не интересно.

- А ну дай сюда, нэ! - потерял терпение цыган. - Кто так читает? Какие ещё рыжие мальчики, какие козы?

Вырвав у чародея свиток, кузнец свернул его и убрал за пазуху.
- Дома изучу, на досуге.

Чародей на это равнодушно пожал плечами и направился в трюм, проводить инвентаризацию поднятых богатств…

Домой цыган вернулся поздней ночью.

- Ромна, чайалэ, аваса аври! - радостно закричал кузнец, обнимая сонную жену и детей. - Пойдёмте наружу! Берите бубны, гитары, скрипки и флейты!

- Что ты, поздно ведь, - моргала спросонья жена.

- Плевать, нэ! Одой амэ ласа тэ хэлас и багас! Будем праздновать, петь, играть и веселиться до самого утра!

Обрадовалась жена.
- Ой, муженёк, неужто у тебя получилось, нэ?

- А то, любимая! Всё благодаря тебе. Теперь озолотимся и разбогатеем!

Вышла семья во двор и устроила себе маленький праздник с музыкой, песнями и танцами. Но поскольку кузница стояла на отшибе, никого из сельчан ромалы не потревожили.

С тех пор цыган стал ковать булат и все его мечты сбылись. Знатные витязи, вельможи и даже сам царь-государь обращались к нему за новым оружием. Деньги потекли рекой. Началась в семье кузнеца не жизнь, а сказка.

Миша-Гриша жил в прибрежных водах, пока окончательно не освоился со своим новым обликом и пока старик со старухой не померли. После этого морское чудовище уплыло бороздить другие моря, и где оно теперь, нам не ведомо.

А мудрец со своими служаночками отправился в новое странствие, о котором непременно расскажет сам, когда вернётся…