Объясняя брату

Правда ли то, что-то - что ты отрицаешь, остается за той чертой невозможного понятия. Не понимаю как я, находясь довольно далеко от их мыслей и действий. Могу чем-то помешать. И не дает вырваться. Я просто перешагиваю через эти иллюзии, может подумать тот, кто разбирается в отрицание. Но, скидывая все то, что накопилось в минусе, эти действа же куда-то деваются. Не хочу давать в обиду того, кто был когда-то дорог. Я вообще не из тех кто-то путается, могу, конечно, запутать остальных. Но выход из не виданных ситуаций остается тот же  тянуть открыть глаза. Казалось бы, тренируйся, пробивайся, добивайся, постигай. Но зачем же эти страшилки я тяну в будущее. Нет сейчас будущего. Есть только настоящее. Потому что если первое не получилось и кто - на чем остановился не добившись. Еще и не взял меня с сабой домой. Вот еще одно детское воспоминание. Писать вам или не писать, прямо даже не знаю. Что вы из этого поймете. Сплю я годика так, где-то в четыре и мне сниться сон. Я да, как же разогнать эту тупую фантазию.  А фантазии должны быть разными и разукрашенными там, где есть место разукраске. Нет места спотыкалке. Но теперь я точно боюсь. Просто оставаться в том старом сне страшно и неуютно. Интересно, а я успею до периферии сделать все то, что так нужно. Я и не страдаю вовсе по тому, что не исполнено, Просто отцепиться не могу. Как я отцеплюсь от самой себя. А эта граница фантазий, а я думала оно само получиться. Ан нет, придется  этого добиваться, что бы вбить в голову окончательно. То, что интересно нужно или развивать или ускорять. То, что нравиться тебе нужно развивать. А то, что нравиться другим нужно ускорять. Нужно знать, как поставить точку в этих фантазиях, пока не знаю, как это сделать. Вообще фантазии это дело наверно наживное.
этот взгляд.
Маленького ребенка нельзя столь рано приучать к культуре литературности, но ведь любить мы учимся именно тогда. Крестить полугодовалых деток значит можно,… Имею право знать о том, что мне интересно. Да и что они постоянно лезут с этим после обеденным сном. И даже сказок не читают, и не остаются стоять возле полуоткрытой двери. Не то, что взрослые родители. Родиться в семье – это еще не значит стать родным. Толи мама была настолько строга, толи папа вырывался из маминых упреков про заробатывание денег. Но их попрекать тоже не интересно. С тех пор я стала любознательной. Мне нравилось учить древность. И слушать хорошие ноты звучания ветра. Осень, вечер, листья падают на землю. И занимают свое место в тени деревьев. Что б в последствии добывать питание дереву, что бы оно не мерзло. Все готовились к наступлению зимы. Бабушка закручивала банки с вареньем. Мама укутывала меня. А папа закручивал дедушкины мозги. Ведь только он мог повлиять на маму. Что б мы не уезжали столь рано. Но папе тоже было интересно. Поэтому в свободное время мы могли бы ходить по старым аллеям, заглядывать в музеи.
Дедуля рассказывал нам и словно дышал этим сам. Иногда не было слышно от него не слова. Но в глазах его читалось знание. Которое где нибудь за углом он обязательно расскажет. Просто достроит теорию молчаливого рассказа и обязательно выдаст, какие нибудь археологические секретки. Так вот аллея парк. Полу сонный вечер. В округе нет ничего занимательно и интересного. Безусловно, для братьев конечно находятся свои карусели. А для меня это всего прогулка на свежем воздухе и несколько новых слов от дедушки. Он начал было за свою архитектуру говорить. Но визг деток на самолетике его прервал. Там в конце парка были такие качели. С виду настоящие самолеты. И конечно наши мол.челы. Там резвились и игрались. Ведь осень по своей погоде, сегодня была теплая. А я на них так засмотрелась. Вру, не на них. Там снова был тот маленький принц. Которого однажды, я заприметила на алее. Это была Алея Пушкина. Такого знаменитого поэта. Может по этому, я слушала дедушку без прерываний. Потому что думала о том лете. Могу сказать по секрету. У него выросли волосы. И стали кудрявыми. Они может даже были длиннее чем у меня. Что вряд ля правда.  Но меня это вовсе не расстраивало, нет. Просто в том лете. Его не было рядом, я не знала кто он такой. И в первой. Да представьте себе в первой. Мне захотелось стать его другом. И тоже носиться кругом вокруг тех самолетов с красной звездой на. «Ох уж эти красные звезды на самолетах»  заметив мой взгляд произнес внезапно дедушка. Наверно он немного устал от той беготни деток. Или просто от того, что у него на руках была я. То ли Софья, то ли византийская принцесса Илона. Мы возрашалась домой. В этот раз на мобиле с топливом. И дедушка сказал, что бы я не грустила. Может потому что за углом меня ждал сюрприз.  Братья возрашалась к себе.

Да и посильнее чем мечты или идеи. Но сейчас дело не этом состояние души и сердца. Стоп как-то не дается. Куда скинуть лень. Тоже вопрос. Ну конечно стараюсь и качаться. Она больная в таких сложно не влюбляться. Я, конечно, дала потаскать веши. Но теперь не могу, забрать те мои старые веши, которые я по дружбе и наивности дала поносить. Да и вообще я существо смирное. Если что-то случается, я жду конца этих отношений, просто смотря на поведение того человека который. Возможно, в будущем потеряется. Я знаю, что он делает все, что бы взять меня такой, какой я бы хотела быть. Очень плохо и еще то, что я не могу с ним посоветоваться. Но сейчас жизни в округе и каких-то отношений достаточно. Возможно, что бы успокоиться и не думать о прошлом нужно. Смотря, разные программы мы с мамой наткнулись на программу: «пусть говорят». Давай начнем сначала, Давай попробуем начать. Давай забудем о невзгодах. И о тех мокрых слезах неба, которые сейчас в моих глазах. Я знаю, я не останавливала взоры. Но просто раз закрывшись, Для тебя моя душа покинет муки. Я тебя не трону не приду. Не стану видеться с тобой. Мне тяжело, мне больно, скучно. И в той игре, которой меня, нет, я заботилась о других людях. Хотя я просто могла думать о тебе.  Но если я вижу в глазах, Тот блеск,  который мокрыми слезами отражается на моем лице. Я не могу спокойно спать. Многие стали заметны в своем плохом настроение и состоянии и я как одна из этих сущностей. Встала на эту преграду. Надеюсь, до моего двадцать первого дня рождения я разберусь во всем, где мне было больно и обидно. Но иногда они меня не понимают. Потому что потоки информации и знаний льются стремительно. Но может быть пройдет тот пафос. Видно придется выбивать индульгенцию для людей и людского рода. Потому что только ты знаешь дорогой читатель те три шрама, на ноге, лице и моем любимом плечике. Татуировка под одним из них. Просто раз, зацепившись в мыслях от этого уже не уйти. Но мои шрамы не столько из-за драк и ярости, сколько из-за глупости и обид на все прошлое. Не хочу видеть себя в зеркале, и они начинают привыкать к тому, что я сама себя загоняю в угол. Не могу я уже у родителей просить тех денег. Потому что потом не знаю смогу ли я отдать либо же выйду из этой колеи с достоинством. Понятным всем тем, кто знает, что  такое родственники и родные. Как вам объяснить.