Как я лечилась

Как я лечилась
Я часть той силы, у которой небу больше сил.

Я человек больной. Хуже того – гуманитарий. Гуманитарию добывать пропитание сложнее. У него ветра в голове больше.
Спустя две недели моей работы в строительной фирме я все еще пыталась разобраться, чем же она все-таки конкретно занимается. Пугали цифры, к которым я не привыкла, путались в голове сложносочиненные слова - названия компаний-партнеров, которые невозможно было произнести на одном дыхании. Корешки папок плыли перед глазами. Гудел монитор, в офисной почте все смешалось… Было очень страшно.
И естественно, внутренности отзывчиво и с готовностью заболели.
Я сказала потрохам – а ну тихо! Без паники! Надо лечиться.
Я сказала себе –  раз боля органы, то и подходить к вопросу нужно чисто с физиологической стороны.
Древние мудрецы востока говорили, что весь внешний мир – только проекция внутреннего. Значит и лечить нужно то, что вижу.
Сильнее всего болели почки.
Почки у нас – это несомненно директор компании-застройщика. Самый главный орган. У директора есть несколько «костей в горле» - недостроенных объектов. Это я знаю, это ясно. В почках у меня скорее всего водятся камешки.
Почки очень много работают. Они так много и усиленно работают, что иногда выплывают из своего кабинета белее свежесшитого льняного полотенца. У почек морщинки и нервы. Почки всем управляют, они изнурены и измучены всем управлять, но убеждены, что держаться надо. Иногда у почек кончается завод, их лихорадит, будто бы они получают разряд током. В этом отношении они конечно, у меня слабенькие.
Колебания нервной системы директора всегда на колебаниях всего организма.
Оттого что я так подумала, стало легче. Потому что пугающий строительный мир сделался понятнее. 
Я приободрилась. Каждый день теперь я думала, что должна всячески помогать не только директору компании как уважаемому мной человеку в нелегкой ситуации. Я говорила себе, что должна позаботиться о своих собственных почках, чтобы они уставали поменьше, чтобы им было полегче пахать. Готовила почкам чай, протирала стол с бумагами, поливала цветы, старалась не тупить и понимать, что почки хотят от меня, а они, надо признаться, выражались часто весьма непонятно. В общем, старалась всячески уделать внимание почкам, даже мысленно. На работе, когда у меня было свободное время, и когда никто не видел – я делала упражнения – разминающие, растирающие, вращательные. Ведь сам директор на это вряд ли находил время! Это помогало. Но мои почки иногда были очень упрямы – не всегда внимательно слушали других, были часто замкнуты и сосредоточены на себе и своих проблемах. В питье были неразборчивы. На дружеских обедах употребляли пиво, красное вино. А в офисе - чередовали пустырник с кофе с лимоном, как чередуются будни с короткими выходными. Взбадривались, успокаиваясь. Абсурд, но называется жизнью.
офе с лимоном! Этого почкам было никак нельзя делать! Я все думала – как бы мне сказать об этом поделикатнее. Станет ли кто меня слушать? Ведь я не доктор, а всего лишь гуманитарий с ветром в голове, а ветер в голове – сам по себе – причина многих болезней. Просто не приносить? Тогда почки расстроятся еще больше, наподдадут кому-нибудь под горячую руку из-за меня. Здесь требовалось более аккуратное лечение.
В древнем тибетском трактате по медицине Джуд-ши дается такой совет доктору – если болезнь не ясна, отвечай уклончиво.
В бухгалтерии – месте распределения жизненной силы сидели Маточка и Печень. Маточка у меня была в порядке – я ей немало внимания уделяла и, кажется, привела в норму. Она была не новой конечно, многое перенесла, но в целом на УЗИ теперь выглядела неплохо. Изящная, красиво оденая. Маточка – финансовый директор мне всегда при случае старалась сдержанно улыбнуться. Она изо всех сил терпела, когда я отчаянно тупила и приносила не те документы, витала в облаках и не могла сообразить, что к чему в том договоре или в другом. Было заметно, что на своем веку она повидала если не таких гуманитариев как я, то уж нерадивых работников точно. Маточка меня почти не ругала, хотя и разговаривала мало, и никогда о личном. Но за нее тоже было неспокойно. Маточка вынуждена была целый день находиться в тонусе, в ровном, стабильном напряжении. И было видно, что это давно уже вошло у нее в привычку. Ей было тяжело, как и почкам. Я знала по опыту, что мою маточку надо было держать в спокойствии, не раздражать, не простужать и всячески оберегать. Это был серьезный орган и в общем-то адекватный. Было приятно знать, что маточка заботится обо всех своих родственниках. Но ей необходимо было дать воздуха, чтобы она расслабилась и расцвела. Так что я по утрам стала делать дыхательные упражнения на низ живота, чтобы теплая волна добегала до самых кончиков пальцев на ногах. Как и маточке, из-за работы на йогу мне почти не хватало времени. 
А вот с печенью дела обстояли гораздо хуже. Печень была не первой свежести, и в ней наблюдался серьезный застой крови. У печени был серьезный жар – да уже не скрытый, не мутный и не пустой. Периодически у нее поднималась температура. Печень работала много, давно и очень устала. Она понимала, что без нее никак, но ей было трудно, так трудно, что она поддавала жару всем остальным органам. Из-за напряжения печень сделалась грубой, в ней скопилось не переработанное. Она за все отвечала, груз ответственности ее угнетал, но деваться было некуда. И она гоняла меня, и понукала - и так и эдак, на все лады. В печени было очень много жара, жар рождал гнев, и этот гнев передавался мне.
Как говорят мудрецы, цветы болезни расцветают в органах чувств. Если в органе скопилось много жара, его надо охладить.
В древнем тибетском трактате джуд-ши сказано, что в таком случае доктор может посадить больного на коня, направить коня через бурную реку, а на середине реки неожиданно скинуть его в воду. Однажды в пятницу, когда не было начальства, я наконец решила охладить печень и обратилась к ней с призывом разговаривать с людьми помягче. Печень, будь добрее, пожалуйста! Печень, матерь драконов, нервно трясла под столом ногой, багровела и отвечала, что это она еще не начала мне нервы трепать. Мне стало страшно. Со своей печенью я явно не справлялась. Найти с ней общий язык и подружиться не получалось. Печень вообразил, что должна управлять мной, дрессировать меня и подчинить себе. Это было крайне опасно. Так как согласно УЗИ у меня и так наблюдалась в печени скопление желтой воды чху-сер. Что было делать с ней? Не задевать? Не замечать? Давить нельзя - больно. Успокаивать медитацией и мудростью? Так печень таких слов даже не знает! Бедная несчастная моя печень, и бедная несчастная я.
Что делать я так и не решила и стала выжидать, что будет, а пока переключилась на другие органы. 
Селезенка у меня была красавицей, приятных глазу форм, не зря в древнем тибетском трактате джуд-ши написано, что она похожа на тыкву – то утолщается, то изгибается. Она выглядела ухоженной и благополучной, рассказывала мне за чашечкой чая с топленым молоком, что у нее очень сильная внутренняя энергия. Но на самом деле довольно часто Селезенка выходила из себя, домашние растения у нее не росли, а умирали, и другие органы называли ее «человеком трудным». Тем не менее Селезенка была знакома с почками очень давно, работала успешно. С ней в восприятии у меня были связаны большие альбомы с разноцветными картинками- планировки, схемы, которые Селезенка все время сшивала, расшивала и носила с место на место. На фоне всего остального, с чем я сталкивалась в документообороте строительной фирмы это выглядело по крайней мере безобидно.
А там были и факс-пережиток 20 века, и брежневский журнал записей присутственного времени, которым ведала несчастная печень. Все-таки, думала я, как много во мне токсинов!
Согласно учениям, от застоявшегося дыхания следует избавляться, выполняя девятиричное очистительное дыхание.  И я стала усердствовать в нем по вечерам перед сном.
Спасибо новой работе! Искусный йог не испытывает недостатка в наставлениях, потому что все окружающее предстает перед ним в виде наставительных метафор.
Однако прежде чем возьмешься усмирять умы других людей, - говорится в древних учениях, – усмири свой.
Щитовидка была уютной, милой, толстой и мягенькой на ощупь, куда ни ткни. Носила просторные платьица с кружавчиками понизу и брошки в виде раскрывшихся цветов. Она все забывала и путала, много гуляла в рабочее время, один бог знает, всегда ли в сторону мэрии, не умела пользоваться компьютером, но каким-то чудом на ней держалось большинство согласований с управляющими органами власти. Она казалась мне очень хорошей, дружелюбной и много раз меня выручала, когда надо было что-то узнать.
Желчный пузырь вел себя корректно, носил пенсионерские очки, был немного деревяннненьким, советским, никаких неудобств не доставлял, хотя втайне я знала, что в нем у меня водится песочек.
А вот желудок вел себя отвратительно. У желудка была явно ма-жу – так по тибетски называется несварение. Желудок выглядел потрепанным, имел на столе беспорядок, он сидел в соседней комнате и чудовищно громко ругался матом. Вылечить это было невозможно, так как в свободное время желудок явно принимал запрещенную огненную жидкость, хотя по утрам исправно питался овсяной кашей. Желудок и в дружеской беседе непринужденно разговаривал матом и отпускал дурацкие шуточки. Желудок находился в ужасном состоянии, он всегда был страшно расстроен и возбужден, хотя в общем-то решал стоящие перед фирмой задачи и даже наверное часто ее выручал.
Так как я не представляла, как помочь этому сильно заблудшему органу, чтобы не расстраиваться, когда желудок начинал работать, а значит, материться, я закрывала дверь.
Легкие сидели за столом напротив желудка, занимались поставками оборудования и в общем-то никаких неудобств пока мне не доставляли. Поджелудочная железа всегда с готовностью переставляла кулер. Она вела себя порядочно, вежливо и спокойно. Она, как и я, не любила шум и тревожность. Хотя, может быть, я чего-то про нее и не знала. Токая кишочка исправно делала банковские проводки, выглядела тихой, милой, семейной, простой. Толстая кишочка была постарше и повреднее, обещала сбой по здоровью в будущем, но пока ничего себе.
Мой мочевой пукзыреныш всегда доставлял мне много хлопот.  Сейчас эта милая женщина пошла на повышение, работала юристом, бегала с этажа на этаж, много плакала, что не справится, теряла документы, суетилась. И в общем-то сознание у нее было путанное и хаотичное. Поделать с этим было ничего нельзя, так что я иногда говорила ей нечто ошарашивающее, тогда она останавливалсь и моргала. Но конечно же была себе на уме.
Иногда в контору заплывал мозг. Мозг вонял табаком, был толстым, требовал меда, рассказывал, как он ездил в Германию и шутил про гуманитариев. Мозг немного оживлял напряженную атмосферу, да и почки с ним были очень дружны много лет и сразу как-то добрели и расслаблялись.
Иногда попутным ветром прибивало аппендицит. Он был как правило подшофе, и они долго спорили с печенью по поводу снятия показаний счетчика. Аппендицит называл печень злой и грозил написать заявление. Потом уточнял, что об увеличении зарплаты.
Все это, конечно, мало имело отношения к реальным людям. Каждый видит то, что у него болит. Есть у меня, естественно, в организме и другие органы, но давало о себе знать именно это.
Итак, согласно древней восточной мудрости, я назначила саму себя сознанием, находящимся в человеческом теле в капле тигле расположенном глубоко в груди где-то между сосками. Всегда наблюдай за своим умом, советуют нам учителя древности. И я стала наблюдать. А главное - я помогала своим органам как могла. Заваривала чай с травами, гладила по спинкам, улыбалась, старалась говорить приятные слова. Это облегчало мне жизнь, но не спасало.
В строительстве я так ничего и не понимала, и получала тычки и затрещины.
Я успокаивала себя тем, что по крайней мере у меня хорошо получается отвечать на входящие звонки, а значит, я обеспечиваю связь органов с внешним миром. Еще я вытирала пыль и раскладывала все по полочкам, проветривала комнаты и встречала гостей, как и положено сознанию.
Утверждается, что три фактора спасут больного – искусный врач, правильно подобранное лекарство и желание самого больного вылечиться.
В среду у Маточки случился день рождения. Было большое застолье. Маточка была нарядная и много улыбалась. Так как у меня все болело, я сидела на диете и почти ничего не смогла съесть. На самом деле я все время внутренне вздрагивала – вот Селезенка потащила в рот большой кусок свиной рульки – боже мой, ей же нельзя жирное! Вот желудок наливает себе мартини – это обожжет ему слизистую, которая и так не в порядке. Щитовидка болтала без умолку, а ей бы помолчать. Тонкая кишка, урча, наяривала капусту, от которой у нее потом случатся колики.
Я была в панике, как мне спасти их? Как рассказать, что полезно, а что вредно?
Взбудораженная, взлохмаченная печень неустанно следила за порядком, по-деревенски бесцеремонно прикрикивая на того, кто мало пьет. Почки быстро удалились по своим делам.
Несмотря на то, что мои органы очень много времени проводят вместе и в общем-то им есть, что обсудить, они не всегда бываю искренними и часто судачат друг у друга за спиной. А от этого ведь кровь портится! Им бы договориться о главном откровенно, без страха и оглядок. Тогда, наверное, и наступит здоровье.
Его Святейшество Далай Лама 14 всегда говорит, что для людей с разными ментальными наклонностями подходят разные способы учения.
От волнения за будущее организма у меня разболелось сердце.
И тут я подумала – стоп, а где же тут в офисе у нас с тобой, дорогое сознание, сердце?
А сердце было далеко. Так как почки в общем-то личность творческая, а не только застройщик, мы с ними раз в неделю обязательно ездили навестить сердце, который жил в тихом лесном районе. Мы обычно сидели втроем в кабачке и говорили о самых разных вещах, почти не относящихся к строительству. Сердце у меня тоже не первой свежести, но дерится молодцом, даже когда дает сбои, шутит и думает о хорошем. Сердце немного выше ростом, чем все остальные люди, и много думает. Иногда выказывает глупое упрямство, сбивается с ритма, но в его поведении и речи чувствуется изящество и вкус. Сердце всегда приносил мне шоколадки, а я приносила ему зелень с огорода.
Три двери держи под наблюдением – говорят учителя – тело, речь и ум.
Сейчас в моем сердце поднялся ветер. Оно неспокойно. В древнем тибетском трактате по медицине сказано, чтобы успокоить излишний ветер сердца, нужно для снадобья взять теплой земли из мышиной норки выходом туда, где восходит солнце.
Когда мы встречались, сердце размахивал руками, любил вкусно покушать и рассказывал заковыристые истории, часто повторяясь, как и положено сердцу.
В древних тибетских трактатах по работе с умом сказано, что в учении лама много раз повторяет сказанное разными способами, чтобы ученики лучше усвоили.
Еще он любил приврать и посмотреть, поверили мы с почками или нет. Сердце не был строителем, он его не назовешь и гуманитарием. Сердце был крепким парнем и умел постоять за себя. Это было правильно и хорошо, что несмотря на то, что жизненные силы всегда распределяются неравномерно, мы его встретили. Сердце у нас с почками был любимым органом и проходило по побочному благотворительному проекту, на который сейчас не хватало.
И я подумала – как же это опасно, когда не хватает на сердце и оно от нас ускользает, как будто бы тает…
Начальник Почки называл этот проект болтающимся где-то позади остальных. Вроде как в космической команде всегда есть такой горе-астронавт, который должен собирать пробы грунта, всякие дурацкие досадные «анализы», в то время, как другие члены команды спасают мир.
Наверное, я такой человек в команде – ползаю по неизведанной космической земле с бутылочками и пинцетом.
Если у меня выдается свободная минутка, я стою у окна. Я – зрительное сознание и смотрю на окружающий мир. Когда я пришла в строительную фирму, окна – глаза моего мира – были зелеными. Теперь они пожелтели – осень. Скоро начнут плакать – будет много дождей, а потом их завьюжит белым.
Древние мудрецы говорили, что как бы далеко человек ни пошел, он все равно будет видеть вокруг только себя самого.
Начальник Почки любит повторять, что других людей у него нет. Почти все здесь у него много лет работают, и ничего, работают. Компания производит жизненную силу, пьет чай, и справляет дни рождения.
Кому тут надо лечиться, так это моему сознанию. Это же моя модель организма, а с точки зрения директора фирмы или главного бухгалтера она будет выглядеть совсем по-другому. У каждого человека свои проблемы – те или иные органы досаждают ему больше или меньше. Я так считаю, особенно повезло тому, кто с печенью дружит и у кого желудок не матерится.
Одно ясно - надо лечиться. Древние учения говорят, что если видеть во всех, кто тебе встретится, своих врачей, то когда-нибудь можно и оздоровиться.
Ом а хум.