Прощай Приозерск

     Спустя почти тридцать лет я вновь оказался в городе моей юности, затерявшемся среди казахских степей. Неизменным осталось только озеро. Седой Балхаш по-прежнему катил волны на берег, бывший когда-то оживленным пляжем.
     Ранее цветущий городок, утопавший в зелени, превратился в город развалин, уцелевшие здания зияли чернотой вынутых оконных рам. Гостиница «Россия»  и одноименный ресторан на первом этаже, который мы так любили посещать, напоминал о Сталинградской битве.
      Исчез зоопарк с его добрыми обитателями, время  безжалостной рукой снесло почти все гостиницы. Надписи на магазинах все чаще встречались на казахском языке.
       Казахам в Приозерск въезд был строго воспрещен. Патрулям и милиции было приказано задерживать аборигенов и доставлять в комендатуру или милицию.
       Где вы, томные красавицы из Ленинграда, Москвы, Киева и Минска. Да, я забыл,  сколько вам сейчас лет, под шестьдесят, наверное.
    Но память меня возвращает в полумрак неостывшей от дневного зноя квартиры и дама с фигурой балерины или гимнастки подает мне ледяной арбуз и кисть винограда.
     Воду в Приозерске я пить так и не научился. Не смог преодолеть химический вкус Балхашской воды.
      То  ракетно – космическое вооружение, которым так неистово гордится военно - политическое  руководство России, было разработано здесь, на полигоне. В шестидесятых, семидесятых, восьмидесятых годах.
    Есть замечательный фильм – «Брошенный меч империи».  Тем количеством испытаний военной техники и, соответственно, измерений, которые проводились на полигоне, не могла похвалиться ни одна страна .
      Здесь впервые в мире, вычислительный комплекс «Эльбрус-2», смог выдать один миллиард операций в секунду при пересчете ряда Фурье.
      На полигоне проводили измерения по первому и единственному полету «Бурана» - гордости нашей промышленности.
       Я работал, не служил, а работал на оптико– электронной станции «Contraves», выкупленной у американцев через пару посреднических западных фирм и названной «Янтарем».
      Грохнуло первое сокращение, придуманное последним генсеком. Даже фамилии его не хочется произносить. Но сократили не майоров и подполковников, которым  до дембеля  оставалось год – два, а лейтенантов, только начинавших служить. У них не было ни машин, ни эллингов с катерами, а была лишь твердая уверенность в завтрашнем дне и неукротимое желание – принести пользу своей Родине.
     Были выброшены десятки тысяч офицеров по всей стране. Большая часть ринулась в милицию, некоторые решили попытать счастья в бизнесе, но получилось лишь у единиц.
     Я, оставив кандидатскую диссертацию, строевым шагом отправился в организованную преступную группировку, специализация которой была поставка спирта и сигарет по всему миру.
       Иногда, очень редко, передают о пуске противоракет с одной из площадок, и корреспондент с гордостью сообщает: «Произведен пуск ракеты, способной перехватить любую вражескую боеголовку». Раньше на подобную мелочь не обратили бы внимания. Пусков было по нескольку сотен в год. Различных систем.
      Это могла позволить только великая страна, которую так бездарно, так предательски разрушили.
       Здесь первые шаги сделали мои дети, и старший сын Саша, в три годика разбил кирпичом витрину магазина, чтобы спасти мяукавшего котенка.
    А еще у меня в этом городе был друг, самый лучший, самый близкий, как мне тогда казалось. Придя со службы, переодевшись в спортивный костюм, я нетерпеливо прохаживался возле автобусной остановки напротив гастронома «Весна», тут останавливались «Пазики» с ближних площадок.
     И увидев его, в форме лейтенанта, неизменно с фуражкой в руке, я был счастлив.
     Мы решали куда пойти, в спортзал, в сауну, или когда стемнеет, выйти на перехват дамочек, курсировавших, словно подводные лодки «Кригсмарине», в поисках легкой добычи. Ну , а мы с другом добычей были очень легкой.
     И здесь, на берегу Балхаша, мы поклялись,  что как бы нас не разбросала судьба, мы останемся вместе.  Навсегда. На всю жизнь.
      Я много сделал плохих поступков в своей жизни, некоторые исправил, некоторые поздно исправлять, потому что не у кого просить прощения.  И за это меня терзает совесть. Но эту клятву я сохранил. А ты? Вряд ли.
     Как - то в одном из своих рассказов я упомянул твою фамилию. Последовал гневный звонок и нотация:
 - Ты что, забыл, где я служил?
 Да помню я, где ты служил, в милиции. Хотя тебе до безумия хотелось служить в белорусском КГБ. И ты всем беззастенчиво врал, что именно там  и служишь. Даже удостоверение сделал, наверное, без него не давали.
      Прощай, Приозерск. Оставь только самые чистые, самые светлые воспоминания о моей молодости, которые я сохраню до конца своих дней, я обещаю.