Одесский привоз

                ОДЕССКИЙ ПРИВОЗ

…
…

        - Та што ви такое говорите?!
        Нет, ну ви только посмотрите на него!
        И он ещё будет рассказывать мне хемины куры!

        Та не морочьте мне головы! 

        Он стоял передо мной, выпучив, вытаращив на меня глаза, и хотел ещё что-то сказать, но сказать ничего не смог, потому что от волнения у него опять перехватило дыхание, и он только хватал ртом воздух.
        Наконец его прорвало и он выпалил:
        -Вот ви пойдите и посмотрите!
        Вот ви пойдите и посмотрите на Привоз!
        Нет, ну я говорю вам, ви пойдете на Привоз и посмотрите!
        Там торгует одна моя хорошая знакомая, и я спросил её: "Роза, что это ты так дёшево продаёшь? Ведь так же ты даже на хлеб себе не заработаешь". И что бы ви думали она мне ответила? Она сказала: "Не беспокойтесь, Фима, не переживайте так сильно за меня, я имею не только на хлеб, но и на масло. А продаю дёшево, потому что покупатели хотят дёшево - вот я и иду им навстречу - за что купила на оптовом рынке, за то и продаю". Я, конечно, удивлённо вытаращил на неё глаза, и она объяснила: "Да, за что купила, за то и продаю, поэтому и покупают у меня лучше, чем у других, поэтому и оборот большой. А на большом обороте, если на каждом килограмме недовесить по двести грамм, а иногда даже и по триста - смотря кто попадётся, то ой какой навар получается! - такой, что поверх масла можно ещё и мясо и сырокопчёную колбасу положить. И есть ещё такая категория покупателей, которые цену не спрашивают, а пробуют и берут и только потом говорят: "Сколько с меня?" Таким, конечно, можно назвать и высокую цену, даже такую, которой ни у кого на всём Привозе нет. И ещё другие есть, которые подходят с горящими глазами. Даже если он, скорее по привычке, спросит цену, то ему тоже можно назвать больше, потому что видно по лицу - он уже заранее решил, что купит. И другим тоже можно больше говорить - которые не с горящими глазами, но на лице написана явная заинтересованность купить. Таких покупателей, которым цена безразлична, конечно, немного, но хватает, и это мои любимые покупатели, потому что с них имеешь двойную выгоду - и обвесишь и по большой цене продашь".


        Вот.
        А ви говорите.
        И она не одна там такая.



        И он продолжал:
        - Послушай, Роза, - говорю я ей, - обманывать это понятно, это само собой, это, конечно, какой-то выход из твоего странного положения, в торговле без обмана никак не обойтись, но как же ты можешь обманывать, если у тебя электронные весы? Они же точные.
        - Уважаемый Фима, - ответила она, шото я вижу вы совсем отстали от жизни, утратили хватку, а ведь вы были когда-то у нас в Одессе первый король в торговле, - неужели вы думаете, что я уже вообще совсем? Не разберусь, что делать? На это дело тут ходит специальный человек - целый доктор технических наук, настоящий профессор, и с таких весов тоже себе имеет - вот он и подкручивает весы тем, кому это надо. Ему же ж тоже кушать нужно, он же ж не виноват, что его научный институт, какой- то там НИИ закрыли, - говорит, что в его лабораториях теперь склады китайских пуховиков и женских сапог. А свою учёную степень он же ж не может себе на хлеб намазывать. А на Новом рынке - там его заместитель - доцент, на других мелких базарчиках - старшие и младшие научные сотрудники из их отдела, все люди порядочные, интеллигентные, на чужую территорию не заходят, соблюдают какую-то там конвенцию, как они говорят. Видела их всех вместе однажды - приятно на людей посмотреть - до того приличные, и только хорошее на лицах написано, вместе они все проходили, закупались, торжество какое-то собирались отмечать. Но в последнее время жалуются, что работы стало меньше - всем, кому нужно было - всем весы уже подкрутили, и вся надежда остаётся теперь только на новеньких, вновь прибывающих продавцов. Иначе придётся переквалифицироваться в управдомы, - говорят они.
        Жалко их. Люди хорошие. Иногда остановится он и спрашивает: "Ну, что, Роза, как дела? Не сломались ли весы, не стали ли случайно правильно показывать?" Задушевно так спрашивает, по-доброму. И разговоришься тогда с ним, и расскажет он о судьбе своей скорбной. О том, как хорошо они жили раньше, нормально, за учёную степень даже доплату получали, а как Горбачёв развалил всё, и множество таких же институтов НИИ позакрывали, то теперь дошли до цугундера - чтобы прокормить семью, стали на толчке меха жены распродавать и книги свои. Меха разошлись, конечно, а книги нет, даже художественные. Книги сейчас никто не читает, как раньше.
        Это ж когда такое было видано, чтобы профессора на толчке стояли и вещи в руках держали на продажу?!

        - Но ведь на базаре теперь стоят контрольные весы, и каждый может проверить, - говорю я ей.
        Она рассмеялась.
        - Во-первых, не каждый пойдёт проверять. Во-вторых, контрольные весы стоят так далеко и в таком месте, что редко кто их найдёт, а если найдёт и проверит и придёт ко мне обратно, то я отдам ему эти двести грамм, эту жменю товара, и человек, довольный, уходит, но там будет не двести грамм, а сто, и я всё равно буду в выигрыше. И поверьте мне, после этого никто не будет снова проверять на контрольных весах, снова тащиться туда далеко, а если двое из тысячи и пойдут и проверят, и увидят, что всё равно не хватает сто грамм, то один из этих двух плюнет, матюкнётся и уйдёт, а второй, если снова вернётся ко мне обратно, и снова будет портить мне нервы, то так уж и быть - отдам ему эти поганые сто грамм, чтобы отвязался, - пусть подавится. И всё! И снова торгую, спокойная. Правда, есть тут одна, уже в печёнках у меня сидит, - больше всех требует справедливости, - но она, похоже, немножко ненормальная с головой, так я всегда ей правильно взвешиваю, чтобы отвязаться, но она одна тут такая на весь Привоз.
        Хотя, однако, если задуматься, то, может быть, и не ненормальная, а, наоборот, самая умная, - когда она на другой день снова подошла ко мне покупать, то я нарочно сказала ей цену больше, чем всем, чтобы, значит, не остаться в проигрыше, если взвешу правильно. Так чтобы вы думали, - она не купила, а стала рядом, чтобы слышать цену, которую я буду говорить другим. Делать нечего - я вынуждена была и им говорить эту высокую цену, и торговля сразу упала. Тогда, конечно, пришлось продать ей за вчерашнюю низкую цену и взвесить правильно, чтобы отошла и не мешала торговать. И с тех пор она постоянный покупатель - приходит только ко мне. Другой бы плюнул и пошёл бы на следующий день к другим, а она нет, - и в этом есть какой-то резон - там заново надо будет ругаться и портить самой себе нервы, а тут я, уже готовенькая, которую она уже доконала.

        - А если человек всё-таки не успокоится и захочет пожаловаться на тебя в милицию или в администрацию рынка? Ведь могут быть неприятности.
        - Да, бывают иногда такие дотошные, привередливые, вредные люди, глаза б мои их не видели, противно даже на них смотреть - вечно они чем-то недовольные - и то им не так, и это не эдак - борцы за справедливость хреновы. Ну и пусть себе идут и ищут эту милицию и администрацию. А как они их найдут?
        Скажите, Фима, а вы видели когда-нибудь на Привозе милицию в форме?
        Я задумался и не припомнил такого случая.
        - Нет.
        - Вот!
        А вы говорите.
        Как же тогда покупатель найдёт их?
        И отделение их тоже никогда не попадалось мне на глаза.
        И администрацию пусть ищут.
        Вы слышали, как она говорит по репродуктору - соблюдайте санитарные нормы или в магазине таком то продаётся то то? Слышали. И всё. А где она сидит, никто не знает. Хотя, если поискать, то, наверное, можно найти. А Привоз такой большой, что пока покупатель будет ходить туда-сюда и искать, то так устанет, что уже ничего не захочется, и в конце-концов он плюнет и уйдёт, и всё. И так оно и бывало - кричат, ругаются и уходят искать на меня управу, но обратно не возвращаются. И если я здесь ещё до сих пор так торгую после всего, и ничего плохого мне не делается, то значит всё, что я вам сказала - всё так оно и есть.

        Вы, конечно, знаете, Фима, как сильно я вас уважаю, и вы умный, но шото я до конца не пойму, что с вами произошло. Вы, наверное, перестали понимать за наш Привоз. Вы точно стали другим человеком. Уезжали, наверное, куда-то надолго, что я не видела вас много лет. Уезжали и забыли о том, как тут у нас всё делается.
        - Уезжал, уезжал, и вижу теперь здесь много нового и не совсем понятного мне. А вот скажите, пожалуйста, Роза, что это за таблички такие у некоторых продавцов - "Точный вес", "Правильный вес" ? Что это значит?
        - А это чтобы привлечь покупателей, которые уже хорошо знают, что везде обманывают. И привлекают, и правильно взвешивают, и поэтому у них есть постоянные покупатели - на это и расчёт. Но у них и цены дороже. А знающие люди всё равно к ним идут - им почему-то важно, что пусть дороже, но зато правильно. Есть такой контингент. Идейные. У каждого свой бзык.


        - Вот такое она рассказала.
        А ви говорите.
        Ви пойдите на Привоз и посмотрите.
        Почти все обманывают.
        И то, что она рассказала, действительно правда, про профессора только, наверное, немного приплела, потому что как это - профессор и будет на базаре весы подкручивать? Даже какой-нибудь завалящий, задрипанный профессор, мне кажется, на это вряд ли пойдёт. Есть у меня один знакомый профессор, тоже от бедности меха на толчке продавал, но его институт пока ещё есть, ещё теплится, еле-еле - душа в теле, так он рассказал, что его зарплаты сейчас не хватает семью прокормить, что их уборщица получает больше него, потому оформлена ещё в нескольких организациях, которые оттяпали у института несколько этажей в здании. То есть, да, учёным сейчас действительно трудно, но чтобы так выкручиваться, что-то не верится. Ходит тут, наверное, кто-нибудь и подкручивает, это да, но не профессор же.

        Здесь в Одессе, куда ни пойди - все только тем и занимаются, что обманывают друг друга, а особенно простых, доверчивых, наивных приезжих отдыхающих. И лично я с этим уже давно смирился.
        - Но, если вы уже смирились с тем, что вас всё равно обманут и махнули на это рукой, то зачем же носите с собой весы и проверяете?
        - А затем!
        Затем, чтобы уличить продавца в обмане и потом обозвать его самыми последними и даже матерными словами, накричать на него. Когда я уличаю его в обмане, то он уже чувствует свою вину, и когда я начинаю посылать его туда и сюда, то он молчит, потому что знает, что я имею теперь на это полное моральное право. И мне безразлично, вернёт ли он мне недовес или обсчёт - мне это не очень то и надо, мне важнее другое - обозвать, унизить его, накричать на него, выпустить на него пар, потому что я испытываю после этого на душе облегчение, успокоение, испытываю чувство полного глубокого морального удовлетворения.


        Слушая его, я невольно вспомнил другого такого же любителя чувства глубокого удовлетворения - одного человека, который тоже подобным же образом испытывал это чувство.
        Однажды он рассказал мне случай:


        - Купили мы с другом бутылку водки, распили её и отравились. Но выжили. От неё только ноги у нас обоих на две недели отнялись, и мы долго провалялись в больнице. Когда же вышли оттуда, я решил это дело так не оставить. Работал я когда-то в прокуратуре и знал, что делать. В бутылке осталось немного водки, и я отнёс её в лабораторию своим друзьям на экспертизу. И чек из магазина сохранился. Получил официальное заключение, что там была отрава и какая именно. Снял с бутылки также все отпечатки пальцев. В больнице взял выписку из истории болезни и хотел было засудить хозяина магазина - доказательства то налицо, и провернуть это дело было легко, к тому же судья мой кореш. Но потом передумал. Я решил испытать чувство глубокого удовлетворения. Взял с собой копии этих документов и пошёл в магазин. Захожу и сразу же разбиваю ящик водки. Продавщица - вкрик! Разбиваю ещё несколько ящиков и крошу всю витрину. Прибегает охранник и директор. Затаскивают меня в кабинет и собираются вызвать милицию для составления протокола. Я вынимаю бумаги, показываю их директору и уже сам грожу ему судом. Он затихает, прислушивается. Потом...

...
...