Мы идём к тебе, мистер Большой, часть 1, глава 1

Роберт Говер
Мы идём к тебе, мистер Большой (1973)

Часть 1

Глава 1

Я назову себя Люк Малыш, а его – Мэлкольм МакКроули МакМастерс, чтобы сразу было понятно, кто я, а кто он. Мы познакомились, а точнее, это был его голос и ноги, в ходе деловой встречи с моим маленьким частным предприятием, моим доверенным бизнес-партнёром, очаровательной Дебби Дэй, известной в профессиональной среде как Дизайя, иногда – Дэнис, редко – Дейзи или Диди. Она только что выполнила дневной бизнес-план: последний клиент благополучно кончил и отправился восвояси, к жёнушке и деткам. А я завершил долгий пеший поход по нью-йоркским тротуарам – и вот мы готовы приземлиться с парочкой готовых телеужинов, как вдруг, нате вам, кто-то звонит в парадную дверь. Не рядовое дыз-дызз, но очень долгое и целенаправленное ДЫЗЗЗЗЗЗ.
Когда мы при деньгах, её нет дома для поздних, нежданных визитёров. Но так уж сложилось, что мы были на мели – СОВСЕМ на мели, что немаловажно. И я позволил ей ответить.
«Это я» - гукает домофон голосом, немедленно вызывающим в памяти Следственный комитет округа Куинс.
Она делает лицо, круглит глаза и вопит «Что ещё за грёбаное «Я»?»
«Мэлкольм.»
«Ошиблись.»
Домофон визгливо хихикает, а затем: «Дебора, как же так, вы меня уже забыли? Наше необычное знакомство, завтрак на Рокфеллер Плаза, очень долгую прогулку?»
Сказанное заставляет её немедленно сменить тон. «Ох! Ох, ох, ох, да, конечно, о, да, о, боже. Поднимайтесь, поднимайтесь наверх, пожалуйста.»
И она жмёт на кнопку домофона с определённостью, почти приводящей меня в восторг.
«Скорее, Люк! Сюда идёт цыплёнок жареный, воскресный. Куда угодно - в туалет, под кровать, но только быстро!»
Ну, больших общественных нью-йоркских сортиров я за сегодня и так дофига посетил, а наблюдаемый взрыв энтузиазма пробудил во мне страстное желание оказаться как можно ближе к месту событий. По моим прикидкам, поздний гость задержался бы у нас максимум на полчаса, так что я прихватил в ванной полотенце, подсунул его под горячее донышко плошки с готовым ужином и приготовился превратить восемнадцать дюймов между полом и пружинами нашей «королевской» кровати в личный, очень частный клуб, где развлекаются за трапезой.
Дебора металась ко комнате, уничтожая следы пребывания Другого Мужчины, и впопыхах посвящала меня в происходящее. «Я встретила его в прошлую пятницу» - день рождественских распродаж, полный голяк в плане нашего бизнеса. «На Рокфеллер-Плаза, и вот почему…» - она не принесла домой ни цента. «Я о нём не сказала» - торопится она с объяснениями – «Ну, там вообще была засада, прикинь. Иду, не спеша, домой» - в предыдущую ночь она куролесила с подругой – «и мы с ним втыкаем в одну и ту же витрину магазина, а потом он шагает в мою сторону, а я в его, и мы налетаем друг на друга. Во дела. Он улыбается, приподнимает шляпу, и я сразу же рисую в уме большую жирную денежку – точняк, да? Но я даже не успеваю состроить ему глазки, он меня с ходу клеит – берёт под локоть и настаивает» – она прерывается, чтобы набрать шифр на дверце сейфа и сунуть туда выручку – «настаивает, чтоб я с ним позавтракала. У него не пальцы, а вражьи крючья – во, смотри, синяк мне сделал.»
Так себе объясненьице, с учётом нынешней картины наших финансов. Я уже почти созрел до того, чтобы залепить телеужином ей в табло.
«Подожди, Люк. «Занимайтесь любовью с их фантазией» – твои слова? Вот я и обернулась его фантазией. Новая богатенькая курочка в городе. Папенька не так давно оставил меня, и всё, что у меня есть в этом большом страшном мире, это папенькино наследство – окей? – и вот я в Нью-Йорке, чтобы попробовать этот город на вкус. Может, получится отыскать себя здесь. Так что, после завтрака, он меня прогуливает от 57-й авеню до 42-й, рассказывая при этом, насколько Нью-Йорк электричен.»
«Электризующ» - поправляю я, чувствуя всё больший и больший напряг.
«Дай дорассказать. У этого перца, времени – хоть отбавляй, бэби. Время и деньги, и в итоге он назначает мне свидание. Театр. Среда, вечер.»
«Это же сегодня.»
«Да. Ужин, все дела, 18:00.»
«А сейчас 22:45.»
«Я знаю, я знаю. Я забыла. Интересно, что с ним произошло. Спорим, что он пытался дозвониться, и…нет. Нет, потому что он собирался сам сюда нагрянуть и меня подцепить. Упс, он уже в холле. Быстрее, Люк, он идёт.»
Я сигаю под кровать, жонглируя биомассой, сделанной неизвестно из чего ради извлечения прибыли и именуемой телеужином, и…
«Бух, бух, бух» – разносится стук в дверь, и в нашу жизнь как большой, неуправляемый состав на расшатанных рельсах, вламывается Оплативший Её Завтрак. Гудит, отвечая на её бибиканье – таким густым и гулким голосом, что у меня зубы ломит, и очень хочется внести ноту справедливого негодования в их дуэт.
«Хэллоу, Дебора»
«Ах, Малькольм!»
«Да вы ещё чудеснее, чем…»
«Где же вы…»
«Пятница и…»
«Входите, входите, и позвольте, я заберу у вас плащ.»
«Я надеюсь, что не нарушил ваши планы, а они у вас были, не так ли? Видите ли, я не смог до вас дозвониться, дорогая моя - у меня нет вашего номера.»
«О, я знаю, я знаю, до меня дошло, когда мы расстались в пятницу, что я забыла…»
«А в телефонной книге вас нет.»
«И вправду, нет.»
«Я ужасно сожалел по этому поводу. Я бы кого-нибудь отправил с весточкой, не будь так чертовски занят. Невероятно. И неизбежно. Поверьте, я бы уж исхитрился как-то с вами связаться, если бы та абсурдная ситуация не свалилась на нас и не аннулировала все наши планы на вечер. Но тот вопрос нельзя было откладывать, пришлось его решать. Надеюсь, вы понимаете. Вы меня простите, моя дорогая?»
«Ох, ну конечно, конечно, Мэлкольм.»
«И позволите перенести всё на другой вечер?»
Взгляд на его обувь усмиряет мои разбушевавшиеся эмоции. В таких шузах совсем плохие парни не ходят. Может, пару сотен в неделю поднимает. А его голос – о, он так далёк от этой части вампирского мира, от следственного комитета округа Куинс. Он гудит и ухает, но совершенно без нью-йоркского взвизгивания или рыка. Голос мягкий, даже мелодичный, чуточку британистый. Достаточно, чтобы заявить о себе как о вхожем в высший американский свет. В таких башмаках и с таким вокалом, дяденька явно снизошёл с верхов – оттуда, где гнездится Великий Лысый Орёл. И вот – снизошёл. Для того только, чтобы…
«О, Мэлкольм, я в смущении, простите, моя комната в таком беспорядке.»
«Ерунда. Здесь очаровательно. Изумительно. Подходит вам точь-в-точь, моя дорогая.»
«Вы кушали? Позвольте, я вас чем-нибудь угощу.»
«Нет, нет, я, знаете ли, перекусил, пока шла конференция. Вот, я кое-что принёс. Не вздумайте отказаться, просто берите. Не помешает взбодриться, по такой погоде.» Кружась в воздухе, сверху прилетает простой пакет из коричневой бумаги и ложится на пол рядом с ботинками за миллион.
«Или мне назвать это искупительной жертвой? Ну, как бы то ни было, но это лучшее. Двадцать лет выдержки, а не ваш обычный коммерческий бленд. Это – реальная вещь.»
«Боже мой» - объявляет она спецом для меня – «Скотч! Я метнусь за рюмками и льдом.»
Она бегает на кухню, затем заряжает проигрыватель-автомат стопкой пластинок. От стены к стене растекается фоновая музыка – липкие, сладкие струнные. Обычно такое крутят в супермаркетах, офисах и на эскалаторах. Это даёт отличную звуковую подложку, так что я могу спокойно ужинать, не подмешивая звукоряд из столовой в их романтическую сюиту.
Что немаловажно, поскольку здесь происходит очень нежная сцена. Он в лёгком кресле, она на полу, моя сладкая Золотая Жила. Её пятая точка в дюйме от его ботинок. Звенят кубики льда, журчит поглощаемый скотч. Она то и дело загоняет меня в довольно неуклюжие ситуации, но приходится признать – она профи. Персона на любой вкус, на любой случай. Способна обернуть ситуацию на любой лад – сперва деньги, потом услады, либо сперва услады, потом деньги. Сегодня она в роли новоприбывшей богатенькой курочки, готовой пасть перед его командирским голосом и ботинками из натуральной кожи; она демонстрирует такое крутое сочетание невинной юности с глазами нараспашку и профессиональной сосалки, что у него нет ни единого шанса устоять. Если он ничего не планирует, помимо траха, пусть меняет планы.
Мой скромный банкет заканчивается, они танцуют. Я подглядываю в щёлочку -  в поле зрения попадают ноги, выделывающие что-то типа фокстрота сороковых годов под музыку из супермаркета. И ей перепадают нежные касания всех видов - животик, грудь, коленочки, чуть выше. Мне не нужно видеть, чтобы всё это знать. Даже со всем этим, нашему Соблазнителю требуется ещё полчаса, чтобы увлечь Соблазняемую в спальню для достижения консенсуса. Момент истины – они остаются наедине. Только они, и эти липкие, сладкие струны. Топ, топ – снятые ботинки замирают примерно в двенадцати дюймах от моих глаз, и я тянусь, чтобы посмотреть лейбл. И тут – хоп! Сверху на ботинки приземляются брюки. Носки, сорочка, галстук. Ароматы Аберкромби и Фитч*. Затем она возвращается после краткого визита в дамскую комнату, облачившись во что-то, заставляющее его охать и ахать, и…
По моим прикидкам должна пройти пара минут – ну, самое большее, пять. Но я заблуждаюсь. Проходит пять минут, десять. Никаких сотрясений кровати – исключительно киношные поцелуи, а затем:
«Дебора…?»
«Да…?»
«Эм, ты – э, ну, вот что я пытаюсь спросить – ты, как бы сказать, не…девственница?»
И мой посвящённый деловой партнёр отвечает «Ннннеттт» голосом двенадцатилетней отроковицы в лапах Распутина. «Но, Мэлкольм, он у тебя такой…большой.»
Я готов заржать вслух – настолько искушённо она подвела его к этой черте. Я знаю ее следующий ход – добавить крошечный узелок в любовную вязь. «Я не очень опытна» - объясняет она невзначай. А затем: «Оох. Ох, ох, ох, ах…оох, ойк, оох, ох, ох.» И наконец, «Аах.» И тут он пришпоривает своё великанство и лихим, кавалерийским наскоком овладевает её юной сладкой штучкой.
Хорошая работа – мысленно радирую я ей, в то время, как он рокочет низким голосом: «Моя дорогая, это чудесно.» И низко нависший потолок моего приватного клуба, где развлекаются за трапезой, начинает ходить ходуном, в лад с их гарцующим дуэтом. Сперва чудесный, лёгкий ритм, который постепенно нарастает, держится так минуту или две, срывается в жёсткий галоп и достигает кульминации, сопровождаемой очаровательным хором выдохов, вдохов, шепотков и стонов, и…
«…самое чудесное, что когда-либо происходило со мной. Я забыла, как…потрясающе…»
Хорошо. Он впечатлён должным образом. И, по моему разумению, ему предстоит лишь одеться, приготовиться к отплытию, а ей – невзначай обмолвиться, этой новой богатенькой птичке, как удивительно дорого всё в Нью-Йорке, и как ей придется ждать целый месяц, пока придёт чек из её трастового фонда, или ещё откуда.
Опять ошибочка. Неужто секс-механизм моего доверенного делового партнёра запалил фитиль? Она хихикает как испорченная девочка-скаут, в ответ на какую-то его фразочку, произнесённую шёпотом. Шепотки и смешки сменяются низким рокотом его голоса:
«А я хочу взять тебя. Действительно взять тебя, дорогая.»
«О, ты сделал это, Мэлкольм, ты действительно взял меня.»
«Я имею в виду, тронуть тебя. Глубоко. Так же, как ты - меня.»
«О, ты тронул меня» - взывает она. «Глубже, чем – я имею в виду, я и не знала, что это может быть так чудесно.»
Тут на пол, в поле моего зрения, опускаются его ступни, затем его колени, затем её пятки и её лодыжки, и теперь звуковая дорожка приносит столько хлюпанья, прихлёбывания и прочих звуков, сопровождающих п****лизинг, что меня внезапно охватывает паника – не втянул ли нас бизнес-ангел в одну из трагикомедий, именуемых «Взаимное разводилово.» Потому как Большой Папа, похоже, разбирается в вопросах достижения обоюдного оргазма между М. и Ж. не хуже знахарки по женским вопросам; он заполучил свою игрунью Дейзи, порочную мелкую развратницу, подарившую Грязному Старикану возможность творить оральный секс в своё удовольствие от заката до рассвета, если ему нужно это.
Похоже, впрочем, что ему нужен её отклик. Так что, спустя пару минут хлюпанья и её охов и ахов, она превращается из девочки-припевочки в довольно точное отображение Фелиции на пике оргазма. Фелиция – наша подруга с Ямайки, и кончает она с таинственными, душевными, африканскими звуками, но, когда Деб копирует её, это похоже на сирену скорой помощи. Благослови Господь сердце её. Этого должно быть достаточно, чтобы удовлетворить самого похотливого монстра, особенно когда она задирает ноги, расставляет ляжки и выставляет свою кису напоказ, словно самая-пресамая девица, из всех когда-либо удовлетворенных им посредством языка.
Ну так что, может уже и домой, а?
Его ноги у кровати исчезают, пружины позванивают и скрипят – дзынь-скрип, дзынь-скрип – сообщая миру об обретении им нового опыта.
Теперь он берёт её в оборот с тыла, вламываясь в нежную, дразнящую, уже вы***нную куню как бессердечный, похотливый зверь. Они скачут таким галопом, что я уже знаю – этот мудозвон оставит здесь, как минимум, две штуки баксов. Достойная плата за совершённое грехопадение. И, просто чтобы подстегнуть его, она обращается в Дэнис, вопящую и ревущую, словно мазохистка, получающая лучшее из худшего.
Что заводит его должным образом. И, просто чтобы держать нас обоих в курсе развивающихся событий, она сигналит о подступающем оргазме, взвыв, словно целое пожарное депо: этот вопль заполняет все приватные уголки и с разгона бьётся во входную дверь.
Затем, какое-то время, не происходит ничего – только струны Мантовани сладко разбавляют образовавшуюся липкую тишину. Наконец, его ступни снова становятся на пол, он встаёт и натягивает дорогостоящие шмотки, спрашивая:
«Ты когда-нибудь пробовала м******у?»
Она смущается, она колеблется. «О, м-м-м, да, я пробовала. Один раз. Нет, два.»
«Я никогда не пробовал, но хотел бы. Я слышал, это очень хорошо для секса.»
«Хи-хи. Да, я тоже это слышала.»
«Знаешь, где достать?»
«М-м-м, дай подумать.»
«Никто в моём окружении не осведомлён на этот счёт. Обыватели. Они против этого, а я бы хотел попробовать. Для себя»
«Да, я тоже. Может, мой брат? Он художник, он может знать.»
«М-м, художник?»
«Да. Живописец.»
«Здесь, в Нью-Йорке?»
«Да. Уиллидж.»
Инициировав, таким образом, моё скромное существование, они удаляются из спальни. Их голоса тонут в струнах Мантовани, и, всё, что я могу сделать – это наблюдать, как четыре ноги чертят узоры – глоток на посошок…извлечение плаща из гардероба…заключительные обнимашки-целовашки у дверей…долгая нерешительность на пороге. Я просто знаю, что ей придётся выказать удовлетворение проявленной щедростью этого Представителя Правящего Класса. Я доверяю ей полностью и целиком – она мастерски умеет отправлять домой джентльменов, расставшихся с зелеными бумажками исключительно из добрых побуждений.
И вот, наконец-то, щёлкает дверная задвижка и я выбираюсь из-под кровати, вытирая с шеи и подбородка засохший соус, переполненный любопытством, с единственным вопросом – СКОЛЬКО?
Ухмыляясь, словно шлюха-дилетантка после групповушки, учинённой футбольной командой в полном составе, она стоит там с распростёртыми руками. Пустыми руками.
«Ты что же это» - задаю я вопрос – «ты позволила папику в таких ботинках расплющить мой ужин своей задницей, за просто так??»
«Ш-ш-ш. Пускай по лестнице сойдёт.»
Это только добавляет мне громкости. «Ты совсем, сука, берега потеряла? Эй, колись, в какие драные игры ты сейчас играешь?»
«Это его фантазия, детка. Как ты всегда говоришь» – она снова выбешивает, ссылаясь на мои же слова – «Чем лучше я могу подстроиться под его запросы, тем вернее он поведётся.»
Очень глупо с её стороны передразнивать меня. Я перехожу на лексикон, со всей ясностью обозначающий, чем она является, чем занимается, что и без того известно каждой молекуле её тела. Я в шоке от того, что Представитель Правящего Класса ушёл от неё таким же богатым, как и пришёл. Я так разъярён, что ни на что не способен – кроме как воткнуть в неё свои гляделки, в ожидании объяснений. Она не хуже меня знает, в какой финансовой жопе мы сидим.
«Люк, ты не врубаешься? Это Мистер Большой.»
Грёза, которой мы одно время тешили себя по укуру – старый греховодник, который однажды войдёт в нашу жизнь, и не найдёт лучшего применения своим деньгам и времени, кроме как вытащить нас из безденежья – прямо к вратам, за которыми нас ждёт элегантное, шикарное пресыщение долларами. Но…
«Мистер который по счёту Большой?» - рычу я. Я считал, что с этим мифом покончено. «Детка, нам нужно бабло. Сейчас. А сны наяву – это потом!»
Я готов ей врезать – так мило она улыбается. Она возвращается, садится, скручивает косяк. «Выгляни в окно. Видишь? Лимузин, шофёр, все дела».
И не подумаю. «Ну и что нам с того лимузина?»
«Люк, не будь таким неврастеником!»
«Один из нас должен!»
Я кидаю взгляд из окна, в то время, как она затягивается. Длинный «Кадиллак», занимает два места на парковке. Я смотрю чуть дальше и вижу, как он пересекает улицу, направляясь к машине. Водитель выскакивает, обегает тачку, открывает дверь для него, а потом…он отчаливает.
«Он с Уолл-Стрит» - объявляет она, передавая мне раскуренный косяк.
«Да хоть откуда. Нам то что?»
«Доверься мне, Люк.»
«Я доверяю тебе во всём. За исключением твоих замутов с Мистером Большим. От таких людей никакого прока, одни обломы.»
«Так у нас и так одни обломы.»
«Ничего, кроме них»
«Но тут совсем другой случай. Я знаю, это он. Я чувствую.»