Мы идём к тебе, мистер Большой, часть 1, глава 2

Глава 2
Её предчувствие, тигрица её души, даёт мне столько же оснований доверять ей, сколько не доверять. Но тут уже вопрос привычки – я провёл большую часть своей жизни, доверяя ей.
Если бы я действительно был таким Большим Боссом, какового мне нравится корчить из себя, а она – обычной тёлкой в моём стаде, я бы загнал её задницу на 8-ю авеню и заставил отработать всё, притом быстро. Но я так не поступлю, и она не поступит, и это суть моей проблемы. Мы странная пара. Революционер-импотент и фригидная шлюха. Вместе нам тепло, сухо и мы не в тюрьме. Разбежись мы – и я не знаю, что будет с нами, но пока жизнь требует, чтобы мы держались вместе. Итак, она моя сестра, жена, сука, задушевный друг, хлеб с маслом. Главная опора моего дилетантского гарема, главный режиссёр на карнавале моей жизни. Без неё я никто. Даже с ней, я совсем рядом с подземкой в Никуда.
То, чем я являюсь для неё, так просто словами не выскажешь. Когда я в унынии, как это было совсем недавно, я проникнут идеей, что я – ничто для никого, и она держит меня при себе просто как сентиментальную игрушку из детства – потрёпанного, старого плюшевого мишку, которого обнимаешь перед сном. Когда я на подъёме, я ощущаю себя капитаном её души, её исповедником, единственной реальной необходимостью её жизни. А когда во мне сходится то и другое, и воцаряется покой духа и разума, я понимаю, что я единственное живое существо на этой планете, кто знает её и, до определённой степени, понимает.
В конце концов, я люблю её, терплю её, завишу от неё, делаю, что могу, чтобы унять её фрустрацию. Как сегодня ночью, когда мы сидим, кумарим, и я в курсе, по чему именно она изголодалась. Изрядная часть нашего общения происходит телепатически – даже большая часть нашего спора по поводу мистера Большого. Доводы обеих сторон выслушаны слишком много раз – так что мы просто сидим молча, вдыхая и выдыхая дым, где-то путешествуя – ни там и ни тут. До тех пор, пока до меня не доходит её желание, и я не угадываю его за хитрой улыбкой, взглянув на неё.
Потому, раскумарившись, мы собираемся и идём в наш Центр Общества, как я его называю. Притон сутенёров и шлюх. Не то чтобы клуб для своих, нет - но, случись вам, Лучшим Людям, заглянуть туда, в поисках новых впечатлений, вам бы очень скоро стало не по себе, и вы бы свалили. Сутенёры здесь по большей части чёрные, их шлюхи – белые. Мы – экзоты в этом доме, и стараемся не появляться до полуночи, не желая напрягать профессионалов, куда больших, чем мы.
Вы бы так ни за что не подумали, сунув голову в дверь и оглядевшись, но на деле это очень формализованное место, царство устоявшихся правил, где всяк знает свой шесток. Мы уже давно обосновались в задней части помещения, под единственным настенным фонарём. Мне нужен свет, чтобы делать наброски. Свет падает через левое плечо под нужным углом.
Сегодня у нас свежий талант на сцене: провинциал с чёрной повязкой на глазу и пышной афропричёской – явно, парик. В каждой руке – по бумажному стаканчику.
Этот кадр, с его курочками, отчаянно демонстрирует крутизну, пытаясь отвоевать место в здешней иерархии. Каждый раз, когда они занимают место, кто-то – бармен или официантка – сгоняет их. «Занято.» Но парень – образец упёртости, и не отступает, даже получив от ворот поворот три или четыре раза. Наконец, они дрейфуют вспять и оседают возле нас, в Краю Дилетантов.
Я решаю делать наброски с них и тружусь под коньячок, который мы с Деб обычно цедим на ночь. Мой взгляд их до крайности напрягает.
Вот он – чувак, чёрный, плохой, тщательно прикрытый с флангов своими розовыми курочками, жаждущий вовлечения в действие. Но, похоже, он не в курсе, что сейчас рождественский сезон. Это означает, что большая часть наших клиентов сосредоточена не на сексе, а на Потреблении-в-Подчинении – то есть, на рождественских и ханукальных закупках. Ничего ему не обломится. Не сегодня.
«Блондинка» - произносит Деб по должному размышлению.
Ладно, попытаемся. Я уже набросал достаточно много – выглядит как мадам Помпадур в серых тонах с двумя пацанами, переодетыми в женское. Отображение моего ментального статуса, взбаламученного сегодняшним вечером. Итак, я встаю и подхожу к ним. Я влетаю в вихри враждебные, излучаемые глазом чувака, не скрытым под повязкой – он словно заявляет мне, что намерен держаться за своих сучек, как надсмотрщик на плантации за своих рабов.
«Эй, братан» - я начинаю беседу, тем самым грузя его ещё больше. «Знаешь, ты и твои бабы сегодня просто шик-блеск. Я сделал с вас всех маленький набросок. На, посмотри.» Я сую картинку ему под нос, и, пока он хмурится, пытаясь разглядеть её в полумраке, я подмигиваю блондинке и трогаю губу кончиком языка. Она пытается не улыбаться, но намёк на ямочку выдаёт её - она даже не успевает опустить длинные, наклеенные ресницы. Деб чует невинность за квартал.
Но он слишком подозрителен, чтобы выказывать по поводу происходящего что-то ещё, кроме надменного отторжения. Смотрит на меня ещё враждебнее и произносит: «И чо?»
Я охотно иду ему навстречу – это легко, поскольку я не часто встречаю здесь джентльменов, менее профессиональных, чем я – и говорю, «Ну, я просто подумал, что вы захотите взглянуть. Чтобы вы были в курсе, чего это я на вас пялюсь.»
Он ничего не говорит, но его взгляд, кажется, оттаивает, в нём проступает любопытство, так что я говорю: «С бизнесом сегодня не клеится, ага?»
Теперь он весь любопытство, так что я убираю альбом, пожимаю плечами и делаю вид, что сваливаю. «Эй» - останавливает он меня – «Мы новички в городе.»
«О, да?» - притворяюсь я. «Забавно. Я думал, я вас встречал раньше. Откуда вы?»
«Ди-и-тройт» - обычное враньё, не лучше прочего. «Нас ограбить. Мы прилетель на самолёт.» Угу, самолёт. Компании «Грейхаунд», летает на резиновых шинах. «Ты знать какой-нибудь хороший отель? Где можно кинуть всё?»
Я скребу подбородок, задумчиво хмурюсь. Сую альбом под мышку, потираю руки и говорю: «Мэн, в этом городе полно отелей. Зависит от того, чего вам надо, сколько можете заплатить, и, это – что вы туда потащите.»
«Ничо не потащим» - бросает он. «Только я и мои бабы. Нам бы упасть где. Без выебонов, просто номер.»
Я могу пригласить их переночевать у нас, но не сделаю этого – мы на этом не единожды обжигались. Моя задача – разлучить его с блондинкой и, скажем так, одолжить её на ночь. А поскольку эта троица стопудово не рассчитывает на что-то большее, чем ночлежка без удобств, притом вскладчину, я буду давить на их безденежье. Я щёлкаю пальцами, словно только что придумал: «Эй! Послушайте, моё дело, вообще, сторона, но, если вы втроём согласны кое-на-что, я, может, вам и посодействую».
Теперь все пять глаз широко открыты и направлены в мою сторону.
«Я имею в виду, если не возражаете, э-э, уммм, ну, если вы не против уступить нам одну вашу даму. На час или около.»
«Продолжай» - говорит он, подыгрывая своим леди.
«Ну, видишь ли, мы с моей девушкой знакомы с одним нереально богатым старым хером в этом районе, у которого слабость к…»  я смотрю на блондинку, затем улыбаюсь чуваку. «Он с тараканами. Не факт, что с ним выгорит, но, если вы в доле, можно попробовать вытянуть из него баксов пятьдесят, самое большее сто. Бабки поровну. Устроим так, что он поведётся. Он, конечно, с приветом, но охоч и быстр. Всё, что ему нужно – две чиксы, одна с нулевым пробегом.»
Он смотрит на блондинку, она шлёт в ответ крутой окей. Тогда он говорит: «Мы в доле, мэн.»
Теперь это вопрос пары приготовлений. Я отвожу его к платному телефону, чтобы позвонить в ночлежку, он забивает там места, после чего мы с Деб сваливаем с нашей Жертвой.
Вернувшись к нам на квартиру, мы выкуриваем трубку мира и готовим её морально. Что, после пары затяжек нашей травой, отягощённой опием, не так уж сложно.
«Он чего хочет, этот чудила» - объясняю я – «Видишь ли, ему в кайф застать кого-нибудь врасплох, сечёшь? Две чиксы в одной постели. И тут, вдруг, раз, а они не ждали»
«Э?» - первая фраза от неё.
«Он хочет застать вас двоих врасплох, сечёшь? Вы раздеваетесь, прыгаете в постель, накрываетесь одеялами, а я перебегаю улицу и привожу его. Он вламывается и застаёт вас двоих, и…
«Иногда» - вступает в разговор Деб, чтобы добавить перца в сценарий – «он даже не раздевается. Просто прыгает в постель, а его баба там со свежей цыпочкой. Шарах-бабах, пешка в дамках.»
Она не говорит ни слова, только жёстче сосёт трубку.
«Но у него пунктик» - продолжаю я – «это должно быть спонтанно. Без приготовлений. Я имею в виду, мы не можем просто позвонить ему и сказать, что для него здесь приготовлена новая девица – нам придётся обставить это как случайность. Так, словно это заранее не планировалось, понятно?»
Не, бля, она самая бессловесная девица из всех, что мы снимали.
Я оставляю их вдвоём - изящно разоблачаться и готовиться укладываться в кроватку. Снова надеваю куртку и делаю вид, что ушёл. На самом деле я выхожу в холл, сажусь на ступеньку и выжидаю примерно час. Мы гоняем этот сценарий пару раз в месяц – обычно с чиксами, которые хотят войти в дело.
Когда я возвращаюсь, во всей квартире темно, как в шахте, но мне не нужно света, чтобы знать, что Деб получила, что хотела. Наша жертва, к этому моменту, вероятно, уже так обкурилась, что забыла, на что соглашалась.
«Он пьяный» - раздражённо говорю я, садясь на кровать и начиная раздеваться. «Он хотел явиться, но слишком пьян, чтобы быть на что-то способным. На ноги встать не может.»
«Ну что за ублюдок» - рычит Деб. «Второй раз уже до чёртиков упивается!» Она зажигает лампу у кровати. Вот она, мисс Жертва, живая иллюстрация порочной чувственности, застигнутой в момент душевной заморочки – неохота приходить в себя, неохота оставаться. Мы могли бы оставить её здесь и отыметь по-полной – будь мы достаточно нацеленными на это. Но сегодня Деб выуживает десятидолларовую банкноту из её сумочки и, продолжая обыгрывать легенду, говорит: «Ну давай хоть такси ей оплатим.»
Услышав это, она скользит в постели и на мгновение садится. Взгляд опущен на её голые тити. Затем она медленно выкручивается из постели и начинает одеваться с несколько более озадаченным видом, чем по прибытии сюда.
После ее ухода Деб сворачивается в клубочек, обернувшись в мою сторону, и произносит со вздохом: «Уау, она трижды кончила. Трижды, Люк.» Затем, очень сонно: «Ты хотел с ней?»
«Не-а. Слишком тупая.»
Она спит, и, когда её дыхание говорит мне, что она ушла глубоко, я осторожно отстраняюсь, встаю, иду в жилую комнату и беру шариковую ручку и журнал – мой личный психиатр за 89 центов. Мне не спится без маленького сеанса с доктором Журналом. Иногда мне достаточно черкануть фразу или две, к примеру:
Мы живём в Америке со скидкой.
Или:
Капиталистическая система – это фаллоимитатор в колючей проволоке.
Сегодня ночью, однако, я продолжаю наш спор насчёт Мистера Большого, адресуя его Космосу. Сперва я обобщаю её мнение, так честно, как могу: у нас ещё пять, может десять лет, чтобы преуспеть в этой жизни, где приходится обманывать, чтобы пожрать. Потому, лучший способ не лечь в могилы – прибрать к рукам Мистера Большого, а потом сделать ноги, сделав его чуть менее Большим. Вот почему, покрутить голыми сиськами для этого конкретного мужчины с Уолл-Стрит – не только разумно, но и многообещающе. Пускай себе натешится вволю, всё равно платить придётся.
Тут я выставляю свой контрдовод. Этот её Мистер Большой не нужен мне ни в каком виде, иначе как мелко порубленным, хорошо прожаренным, с гарниром. Свинина по Уолл-Стритски с грибным соусом. Что до нашего будущего – его и вовсе нет. Сейчас тот час, когда вчерашнее будущее становится настоящим, и меня бесит, что я ложусь, когда впору вставать. Я хочу просыпаться с первым утренним бликом, после доброго ночного сна, когда Земля обращает лицо туда, где я – чтобы Солнце заряжало меня в течение дня. Потому что я не создан быть сутенёром, а моя заветная мечта – замутить революцию, которая уничтожит свиней, вроде Мистера Большого.
Но когда я завязываю с писаниной, то который раз уже осознаю – в этот пугающий, призрачный, предрассветный момент – что у меня, на самом деле, нет ни доводов, ни выбора. Всё, что удерживает меня от кутузки – это она, с её грёзами о Мистере Большом.