Портреты героев современной жизни

Портреты героев современной жизни

Речь в данной заметке пойдет о современном человеке, который является порождением нашей гипериндустриализированной цивилизации. Современный индивид – продукт распада общественного организма с присущей ему аффективной нищетой.

Гипериндустриальное общество интоксицировано ядом сверхпотребления – неутешительно провозглашает французский философ Бернар Стиглер [1]. Однако главный источник современного духовного падения и деградации отнюдь не опиум или хмель. Типичными формами угнетения высшей нервной деятельности индивида, мозг которого и без того уже достаточно пропитан табаком, наркотиками и алкоголем, Стиглер называет «когнитивную и аффективную пресыщенность».

Индустрия впечатлений, представленная телевидением и т.н. «новыми медиа», порождает симптом «упразднения желаний». Ключевую роль в разложении «социального тела» играют, таким образом, цифровые медиаканалы либидинальной экономики [2].

Ликвидация желания у индивида в условиях агонизирующего капитализма выражается в весьма специфической форме массовых убийств. Этот характерный аспект цифровой эпохи Франко «Бифо» Беррарди рельефно отразил в типичном образе «новых героев» века – «массовых убийц и самоубийц» [3].

Соблазнившись «порочной притягательностью» виновников массовых расстрелов вперемешку с отвращением, Бифо решил посвятить этому феномену отдельную книгу. Тем более ценна для нас оригинальность и смелая откровенность исследования Беррарди сегодня, когда рассматриваемое явление процветает повсеместно.
Проблема никудышного, «маленького человека» (а «упраздненный индивид» Стиглера и «массовый убийца» Беррарди есть ни кто иной, как отчаявшийся, меланхолизированный тип «лишнего человека» эры медиарынков) поднималась еще во времена Гоголя, Тургенева, Бодлера, Достоевского и Льва Толстого.

Беррарди, пожалуй, даже можно было бы окрестить «Бодлером постмодерна», с той лишь разницей, что социологический анализ «лишних», упраздненных индивидов Бифо в русле методологии франкфуртской школы полностью избавлен от изысков т.н. толстовского «слащавого антропоморфизма» [4], совершенно неуместного в рамках строгого академического исследования, но допустимого на страницах художественной литературы.

С другой стороны, Беррарди в своих поисках явно был ведом поистине бодлерианским интересом, больше характерным не для ученого, а для утонченного писателя-мистика. Вспомним откровенное признание исследователя о причудливой смеси «отторжения и порочной притягательности», побудившей Бифо «запоем читать» о виновных в массовых убийствах [3]. Таким образом, итальянский исследователь шел уже проторенной дорогой поэта «цветов зла», намеренно помещая в эстетическое измерение феномены, которые в обыденном восприятии эстетической ценностью до этого не обладали. Акты массовых убийств в условиях современных цифровых рынков и медиакратии, безусловно, влекут за собой, в первую очередь, эстетико-визуальные, зрелищные последствия.

Таким образом, пионеры изучения феномена «массовых убийц» Беррарди и Стиглер наметили гуманистическую методологию будущих исследований в данной области: без подслащенных сантиментов и романтизации проникнуть и отразить ту скрытую часть подлинно человеческого «массовых убийц», подспудно скрадываемую гиперпотреблением визуальных образов. Изображая «маленького человека» целиком, с его духовной нищетой, ничтожным трепетом и мелочными чаяниями больного потребительского сердца, становится возможным высветить изъяны современного общества. С указанной позиции реалии капитализма предстают на всеобщее обозрение в предельно обнаженном виде.


Манюров и Дюрн: драма неудавшейся судьбы сквозь призму аффективной ущербности героя «Таксиста» Скорсезе

19 декабря 2019 г. неизвестный открыл стрельбу в приемной ФСБ на Лубянской площади Москвы. Один сотрудник был убит на месте, еще один скончался в больнице, пятеро было ранены. Стрелка ликвидировал спецназ. Нападавшим оказался 39-летний житель Подольска Манюров Евгений Фатихович.

В сплетении разрозненных фактов биографии Манюрова, взятых не диалектически, а рассматриваемых, как простая совокупность элементов (да еще и под «особым» углом колумниста «Журналистской правды»), с легкостью возникают миражи всевозможных конспирологических теорий: начиная от влияния вездесущих иностранных разведок и заканчивая пресловутым «исламским следом» [5].

Что же нам все-таки доподлинно известно о массовом убийце Манюрове Евгении Фатиховиче, не оставившем граду и миру никакого посмертного завещания, наподобие пространного манифеста в духе Брейвика, Пекка-Эрика Аувинена [3] или Дмитрия Виноградова?

Так, автор заметки ««Лубянский стрелок» и британская разведка» рисует нам портрет предельно обособленного, «подпольного» человека, дословно: «без вредных привычек и друзей» [5]. Вероятно, регулярное чтение Достоевского оказало фатальное влияние на авторский стиль. Оформление в одном синтаксическом ряду таких неоднородных элементов, как устойчивая формула «без вредных привычек», которая характерна для резюме и внефразеологического слова «друзей» (т.н. силлепс) вкупе с упоминанием героя «Записок из подполья» создает нарочито небрежный, комический эффект.

На наш взгляд, типологически Манюров был скорее ближе к фанатичному инженеру-самоубийце Кириллову из романа «Бесы», лишившему себя жизни во имя превратно понятой идеи. Алексей Нилыч, к слову, также отличался грамматически неправильным построением фраз [6], однако в художественном мире Достоевского эта странность была следствием взволнованности мыслей инженера, а отнюдь не небрежности.

Интересно, что «прототип» Манюрова существовал не только в литературе, но и в реальной жизни. 27 марта 2002 г. некий Ришар Дюрн совершил вооруженное нападение на Муниципальный совет г. Нантер, в результате чего погибло 8 человек, а 15 получили ранения. На следующий день убийца покончил с собой, выбросившись из окна полицейского участка [7].
 
Накануне своей гибели стрелок откровенно заявлял сотрудникам полиции, что жизнь ему давно опостылела, а желание покончить с собой не было спонтанным. Перед тем, как покинуть этот мир, Дюрн намеревался прихватить с собой как можно больше народу. Пожалуй, никто не станет отрицать, что «акция» «лубянского стрелка», в сущности, также носила самоубийственный характер.

Реконструировать внутренний мир Дюрна в определенной степени позволяют его дневниковые записи, изъятые следствием и приобщенные к делу. Манюров, как уже упоминалось выше, не оставил после себя никаких заметок, однако сравнительная характеристика жизнеописания обоих мужчин позволяет прочертить ряд параллелей, смыкающихся в перспективе, что, в свою очередь, дает основания выдвинуть аналогичные предположения в отношении мотивов «лубянского стрелка».

Анализируемые биографические факты, связывающие убийц, практически лежат на поверхности. Оба преступника примерно одного возраста (Манюрову было 39, Дюрну – 33 года), оба проживали с матерью, оба имели высшее образование, в последнее время нигде не работали и активно посещали стрелковые курсы. Казалось бы, перед нами портрет типичного неудачника, коих сотни тысяч, если не миллионы. С чего бы вдруг такому внезапно слетать с катушек, – с наивным цинизмом вопрошал автор одной из первых русскоязычных заметок, посвященных массовому убийству в Нантере [8].

Годами накапливаемую фрустрацию Дюрн методично изливал на страницах дневника, начиная с 1999 г. В частности, за месяц до преступления убийца написал буквально следующее:

«Я утратил ощущение того, что я существую, и я буду вынужден причинить зло, чтобы, по крайней мере, благодаря этому почувствовать, что я существую» [2].

Симптоматично, что на допросе Дюрн сравнивал себя с персонажем кинокартины «Таксист» Мартина Скорсезе [7].

Снедаемый нью-йоркским сплином и бессонницей, ветеран Вьетнама Трэвис Бикл устраивается ночным таксистом. Фланеры индустриализированных городов бесцельно передвигаются на автомобилях, в метро и автобусах. Почему бы еще и не получать за это деньги?

Бикл, подобно Бодлеру и Вийону, патологически влюблен в больной, порочный мегаполис: «Я езжу повсюду. Я вожу людей в Бронкс, Бруклин, Гарлем. Мне плевать. Мне все равно, куда ехать» [9].

Городской топос с картографической точностью следует за потоком сознания ночного таксиста. Капли воды на лобовом стекле таксомотора вспыхивают под лучами неоновых «солнц». Мокрый асфальт черной пустыни нью-йоркских улиц – это нечто большее, чем просто мокрый асфальт. Фрейдистская одержимость создателей «Таксиста» водой, столь характерная для неонуара, отзывается у Бикла ветхозаветными реминисценциями, навевая предчувствие грядущего потопа.

«По ночам выползает всякая мразь. Шлюхи, сутенеры, ворье, бродяги, наркоманы. Больные и порочные. Придет день, и ливень смоет с улиц всю эту падаль» [9].

«Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется»: нарастающий драматизм картины в своей кульминационной точке неминуемо разразится потоками крови.

«Хочется выйти на улицу… …и сделать что-то. Что-то сделать», – сокрушается в разговоре со своим товарищем Бикл [9].

Психиатры характеризовали «нантерского стрелка» как маниакальную личность, испытывающую острую потребность в общественном признании и склонную обвинять в своих неудачах третьих лиц. В качестве «козлов отпущения» Дюрн по одному ему известным мотивам избрал депутатов местной мэрии. Отметим, что в интернет-публикациях, посвященных «лубянскому стрелку», часто упоминалось о какой-то иррациональной ненависти Манюрова к представителям «КГБ». Также довольно примечательно, что одержимый жаждой признания, бывший морпех Трэвис Бикл выбирает своей мишенью политика Палантайна.

Вместе с тем, Дюрна нельзя уличить в черствости: он, как и идеологический душегуб Раскольников, был буквально готов снять последнюю рубашку ради ближнего своего, чему свидетельством является участие в нескольких гуманитарных миссиях в бывшую Югославию [10]. «Все террористы были толстовцы и вегетарианцы…», – проницательно отметил в свое время В.Т. Шаламов. Так, печально известный «аптечный стрелок» Дмитрий Виноградов также отметился волонтерской деятельностью в пользу Фонда дикой природы. «Я зверье, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове…».

Таким образом, естественная для человека жажда безграничной, творческой самодеятельности, деформированная неблагоприятными общественными факторами, приняла у Дюрна и ему подобных уродливую форму своеволия персонажей «великого психолога» Достоевского.

Идеализм современных неораскольниковых, вязнущий в клоаке социальных противоречий, закономерно приводит к преступлению. Однако зачастую убивать индивида сегодня сподвигает насыщенная яркими картинками глянцевая «реальность» сервисов типа Instagram. Симптомом острой интоксикации потребителя будет являться стойкая непереносимость собственного «унылого» прозябания на задворках, навсегда избавленного от признания в этом искусственном, глянцевом мирке.

Сегодняшний потребитель, страдающий от недостатка эмоций и аффективной дисфункции впечатлений, вынужден убивать, чтобы ощутить свое ускользающее существование. На компенсаторную функцию чудовищных злодеяний в современной либидинальной экономике влечений одним из первых указал французский философ Бернар Стиглер. В частности, Стиглер отмечал, что дисфункция психической индивидуации должна стать в большей степени предметом социопатологических, нежели психопатологических изысканий [1].
 
Художественный материал произведений Достоевского, погружающий читателя в сладострастные тайны омерзительных пороков и метафизику преступления – та опорная точка, отталкиваясь от которой, становится возможным расширить до социально-философских горизонтов узкоиндивидуальную проблему лишнего, «упраздненного» субъекта в современном гипериндустриализированном обществе повсеместной аффективной пресыщенности.

Кириллов перед планируемым самоубийством добровольно обязался взять на себя ответственность за ликвидацию Шатова, так сказать, ante factum. Дюрн не был столь щепетилен, а посему добровольно ушел из жизни уже post factum: после того, как расстрелял 8 членов нантерского муниципалитета. Дживерли Вонг, 41-летний вьетнамский иммигрант, также решил «заявить своеволие» и перед самоубийством устроил массовую стрельбу в Бингемтоне [11].

Таким образом, несмотря на свои ужасающие последствия, моральные принципы Кириллова были все же слишком возвышены, в силу чего не годились для действительной жизни. Восторженный молодой человек с детским выражением лица, нелепо убивающий себя словно из какого-то дикого, дурного снобизма, навеки обречен существовать лишь на страницах художественной литературы. Искусство есть возможное, но невероятное, – когда-то заметил Аристотель. Действительность куда грубее и прозаичнее.

На самом деле не так уж это и просто, как представляется на первый взгляд – убить себя самому. Находясь в своей комнате, долго созерцать прекрасную сталь с иссиня черным отливом цвета ночи и, наконец, резко вскинув руку к виску, спустить курок, дабы навсегда заставить умолкнуть звенящую тишину одиночества. Куда легче многозначительно покачать головой и с элегической усмешкой отложить револьвер до лучших времен.

В подобной ситуации более привлекательным для определенного круга лиц будет попытаться забрать с собой как можно больше людей, тем самым вынуждая полицию убить их самих. Дополнительно возникает резонанс в инфосфере – прямо пропорциональный количеству жертв. Как известно, каждый имеет право на 15 минут эфирной славы.

Франко Берарди в своем исследовании «новых героев» семиокапитализма приходит к жуткому выводу – зачастую массовые убийства совершаются в своеобразной форме «самоубийства по доверенности», провокативной в своей сути, когда в качестве невольного орудия (само) убийства суицидальной личностью намеренно выбираются органы правопорядка [3].

Известно, что Дюрн сокрушался по поводу своего задержания. Стрелок из Нантера явно жаждал убивать и быть убитым, но никак не оказаться в полицейском участке, тюремном госпитале или больнице для душевнобольных. В свете этого факта также представляется сомнительным, что Манюров после дерзкого нападения на управление ФСБ намеревался добровольно передать себя в руки правосудия.

Впрочем, свой замысел Дюрну впоследствии все же удалось довести до конца. Однако удовлетворять свою суицидальную жажду смерти «нантерскому стрелку» пришлось уже самому. Спустя сутки после ареста Дюрн выбросился из окна полицейского участка.

Кровавая перекличка сквозь десятилетия через стрелковый клуб (Манюров, равно как его французский «коллега» Дюрн, был заядлым стрелком) вновь дает пищу для досужей болтовни по поводу сумасшедших фанатиков-милитаристов (к слову, никогда не служивших в армии) и ужесточении контроля за оборотом оружия среди гражданского населения.

Бессмысленно рассматривать подобные случаи как отдельные эксцессы, произошедшие с выжившими из ума маньяками-аутсайдерами. Калейдоскопическая вереница подобных манюровых и дюрнов – это все звенья единой цепи. Ряд параллельных на плоскости неизбежно сходится в перспективе, так сказать, на «длинной дистанции». За последние почти полвека массовые убийства, наряду с самоубийствами, подобно эпидемии, повсеместно охватили весь мир [3]. И эта смертельная волна только продолжает нарастать.

Не является ли все это, таким образом, реакцией на усиление социального прессинга и типичными симптомами аффективной нищеты масс и нарастающего стресса в обществе абсолютного капитализма? Сколько еще таких манюровых и дюрнов, безжалостно смятых невидящим «колесом истории», ждут своего скорбного часа?



1. Бернар Стиглер. Упраздненный индивид https://syg.ma/

2. Бернар Стиглер в Музее сновидений Фрейда. Лекция «Будьте бдительны!» http://lacan.ru/

3. Франко «Бифо» Берарди. Новые герои. Массовые убийцы и самоубийцы https://litmore.ru/read/5618

4. Толстовщина // Макс Нордау. Вырождение https://profilib.org/

5. «Лубянский стрелок» и британская разведка https://jpgazeta.ru/

6. Кириллов Алексей Нилыч https://fedordostoevsky.ru/

7. Le journal de Richard Durn ou le recit d'une vie «de l;che et de cretin https://www.lemonde.fr/

8. Франция в шоке https://www.trud.ru/

9. Тексты фильмов: Taxi Driver (США, 1976 г.) // http://cinematext.ru/

10. Richard Durn et la tuerie a la mairie de Nanterre
https://www.13emerue.fr/

11. Bernard Stiegler, Acting Out https://ndpr.nd.edu/news/acting-out/