Звезды

— Вера плоха тем, что, когда она исчезает, держаться больше не за что, - она садится рядом со мной на край крыши и обнимает свои колени руками.

Я, посмотрев на неё краем глаза, усмехаюсь. Неужели она и правда думает, что все так легко?
— И как тогда жить, если не за что держаться? - я свешиваю ноги в бесконечное черничное полотно ночи, дотрагиваясь босыми ступнями до сверкающих дырочек-звёзд. - Или ты хочешь сказать, что без веры нет жизни?

Она удивленно поворачивает ко мне голову и моргает, как растерянная птица.
— Ты что, ведь веру отнять почти невозможно! Она ведь... Она ведь как опора, все во что-то верят!

Вместо ответа я усмехаюсь снова, качая головой. Ну что за глупость, не может жизнь держаться на такой шаткости, как вера! Ее ведь и нет на самом-то деле, это всего лишь выдумка, которую люди заботливо забили себе в пустующие черепушки, чтоб там хоть что-то было. Нет, не может вся драгоценная жизнь висеть на одной глупой человеческой выдумке, это уж точно.

Но что такое: она улыбается, смотря на мою снисходительную ухмылку! Она что, уверена в своей правоте настолько, что не усомнилась ни на секунду? А, ну конечно, она просто верит, что мир так прост.
— Все во что-то верят, и это не обязательно бог. Можно верить в семью, в себя, в жизнь... И зачастую отнять веру практически нереально, а иногда - до смешного просто, - она грустно вздыхает и ловит взглядом звезды, которые дрожат и бьются в ее глазах. - Но когда отнимают все, когда ты больше не веришь ни во что, приходит пустота. А жить в пустоте - это не жить вовсе.

Я задумчиво смотрю на сверкающие искры небесных огней и осторожно поднимаюсь с крыши.

Может быть, все и правда так, как она говорит. Может быть, действительно в нас нет ничего, кроме веры.

***

Я лежу на холодном кафеле, захлёбываясь в немом крике, пытаясь вырвать из себя комок пустых слез.

Но зачем, зачем я это делаю, раз вокруг только холодный кафель? Я и сам скоро обращусь в холод, а может быть, и уже обратился. И значит, что все будущие дни перестанут быть разными, сольются в один, бесконечно долгий и одинаково-белый, гладкий-гладкий, без единого выступа, и я буду лежать где-то посередине вечности.

Да, в пустоте жить действительно невозможно, ведь потеряв краску дней, ты теряешь и собственные краски.

А все краски я потерял уже давно, раньше, чем веру. Краски, как и все остальное, съела голодная, ненасытная пустота, и теперь она живет где-то между рёбрами, выжигая ледяным огнём мои внутренности, разрастаясь и оставляя за собой лишь безразличный холод.

Теперь я знаю, что больше мне не поможет никто. Мне нечем помогать, ведь я потерял веру, кажется, даже в жизнь.

И теперь внутри меня будет лишь пустота, ослепляюще-белая и до невозможности непроглядная.

И конец не настанет: он просто растянется на вечность...

Но как жаль, что я больше не увижу те маленькие сверкающие искорки на иссиня-чёрном полотне небосклона.