Фонарь

В лесу мерцал фонарь, мягкий сгусток живого света, жестоко заколоченный в банку и насаженный на кол. В его свете лапы ёлок и анорексично тонкие стволы каких-то лиственных деревьев походили больше на резную мебель, которой ужасно беспорядочно и безвкусно была заставлена бесконечно большая и просторная комната. Однако свет фонаря ограничивал ее, обрубал бОльшую часть леса темнотой, выстраивая стены, подобные своей стеклянной тюрьме. И комната сжималась с краев, убегала от размытых оград и росла ввысь, ввысь, ввысь, открываясь в неограничимое небо - его, составляющую темно-прозрачного космоса, никак нельзя было обрубить рамками фонаря.

Свет злился, завидовал, бился внутри банки от осознания того, что свободу в рамки нельзя запихнуть, а его запихнули. Он боялся, что когда-нибудь стены, такие бессмысленные, выстроенные им, обрушатся на него со всех сторон и втопчут в землю, заставив погаснуть.

Поэтому фонарь погас сам, медленно, незаметно потухая. И стены все сдвигались и сдвигались, уменьшая и растягивая комнату, и вскоре подобрались так близко, что сдавили стенки банки. Сдавили так, что те разлетелись на куски, отскочили от стен и умчались в небо, мерцая остатками накопленного за все эти годы света. Они зацепились там своими острыми краями, теперь держатся судорожно, но давно уже привыкли, и даже падения не так боятся.

А свет... Свет не погас. Не кончился, не исчез, не рассосался по осколкам. Его было одновременно и неимоверно мало, и безумно, б е с к о н е ч н о много, так что он взял и заполнил всю комнату, весь лес, каждую его клеточку напитал равномерно. И он остался и останется там навсегда, счастливый от всего сразу.

В лесу горел фонарь без банки и кола. Он был свободен.