Глава 12 из романа Банкет Генерал

    В Государственном Кремлевском дворце проводилось собрание, посвященное Дню Независимости России. На собрание были приглашены лучшие люди России - Правительство, сотрудники Центрального Банка, управляющие Госкорпораций и акционерных обществ с государственным капиталом, банкиры... и несколько сотен человек "из народа". Было обещано после речи Верховного вручение государственных наград и памятных подарков, после торжественной части концерт и банкет. Неожиданно в стране объявлено Чрезвычайное положение - все собрание было арестовано...
Покинуть страну невозможно – выписано пять миллионов стоп листов. Все переводы денег за рубеж приостановлены. По всей стране начались аресты, задержания, обыски. Масштабы операции по количеству задержанных, арестованных поражают воображение. Количество изъятых ценностей при обысках за неделю превысило годовой бюджет России…
    Допросная следственного изолятора – комната с зарешеченным окном, клеткой с частыми прутьями, письменным столом и двумя тяжелыми стульями, разница между которыми заключалась в наличии спинки. За столом спиной к окну, сидел грузный мужчина в форме следственного комитета с золотым дубовыми шитьем петлиц, золотым кантом воротника и погонами генерал майора. Лицо мясистое красное, волосы мышиного цвета, челка зачесана набок, никелированная душка очков. Рядом с ним на полу элегантный кожаный портфель «утюгом». В комнату постучали, затем появился конвоир в зеленой униформе. – Разрешите ввести подследственного?
– Вводите.
В комнату завели невысокого седого человека, одетого несколько странно в генеральских с лампасами штанах и почему–то рубашку в мелкую полоску.
– Оставьте нас, – скомандовал следователь.
Конвойные вышли. Два генерала остались друг напротив друга.
– Ты кто? – спросил генерал-арестант.
– Генерал майор юстиции…–встал и протянул руку.
– То-то я смотрю, рожа мне твоя знакома. Говорить я с тобой не буду. Хотите общаться? Зови сюда своего начальника или везите меня к самому, – не ответил на рукопожатие генерал.
– Зря Вы так. Я являюсь должностным лицом, в отношении Вас возбуждено уголовное дело, которое передано мне по подследственности моим руководителем, встречи с которым Вы сейчас добивались. Вам инкриминируется «Злоупотребление своим служебным положением, совершенным из корыстной либо личной заинтересованности» по статье 285 Уголовного кодекса, ну здесь до пяти лет, и «Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности или незаконное возбуждение уголовного дела», также из корыстной или личной заинтересованности по статье 299, тут до десяти лет. Это сейчас. Но Вы ведь обращение президента к депутатам Федерального Собрания слышали? Наказание по 299 будет ужесточено, вплоть до высшей меры наказания, принимаемые законы будут иметь обратную силу. Занимаюсь Вашим делом я всего неделю, тем не менее, уже имею на Вас заявления от пострадавших, скажу так – многих Вы обидели, жестокий Вы человек. Да Вы присаживайтесь, может разговор у нас долгим получится! – обозначил позиции сторон и указал на стул без спинки следователь.
– Президеээнт, – протянул генерал, – Да президент Ваш, наш такой же, как все! Грехов на нем столько, что тебе, сявка, знать не положено, поэтому я повторяю, с тобой я разговаривать не буду.
– Зря Вы так. Я ведь могу в своих поступках руководствоваться не только законом, а я Вы мне просто по-человечески не нравитесь, и дело не в том, что Вы отжали эти конторы московских застройщиков, не в том, что вошли в нефтедобычу, не в том, что смогли вывезти денежки из страны, пристроить за рубежом детей и внуков, и, даже не в том, что при этом людей по вашему приказу безжалостно прессовали, а некоторых до сих пор держат по зонам. А лишь потому, что ты, генерал, товарищей своих, как ты говоришь «с грехами» предал. Ты вроде умный, все долго обдумывал, а ставочку сделал неверную. Решил не устоят. Поэтому ты сейчас, генерал, не в комитете сидишь на Большой Лубянке, а здесь в СИЗО. А у нас в России, а ты не забыл, генерал, что ты у нас в России генерал? Не у тех кому ты продался, не у пиндосов, а здесь в России. Здесь и не чета тебе, такие царедворцы шли на плаху или кряхтя садились на кол. Скажу прямо – цена твоей ошибки жизнь, твоя жизнь, генерал. Рекомендую тебе пойти на сделку, признаешь свою вину, возвращаешь все нажитое государству – и здесь, что лежит, и из-за бугра, детям оставим маненько, пускай живут в Лондоне своем, получишь срок, но сидеть не будешь – стреляешься, как офицер, дома. Нам сейчас много денег нужно. Ты думай генерал. Время дать тебе? А, думаешь ставочка еще сыграет, через месяц два, когда санкциями окончательно задавят? И ты, ты генерал, жертва политических репрессий, вылетаешь в свой туманный Альбион белым лебедем? Ну тогда рекомендую тебе вспомнить своих бизнес партнеров. Тех, которых в таких же кабинетах наркоманами, инвалидами или опущенными сделали. Вспомнил? Все равно нет, смотри это твое решение, начнем с легких физических упражнений, я зайду через полчаса. В адвокатов Российских веришь? Нет? Вот и молодец! Поеду пообедаю.

    Следователь вернулся через сорок минут в тот же кабинет, седого генерала было не узнать – тот сидел на полу рядом с креслом, рубаха разорвана, дышит тяжело, но видимых синяков нет. При виде следователя с трудом поднялся, смотрит с ненавистью:
– Сука, как же я тебя…, Вас всех гнид просмотрел то, а?
– Да Вы присаживайтесь, генерал, – по–хозяйски размещается на кресле со спинкой следователь, – Не обижайтесь на меня, повторяю я Вас уважаю, и мы с Вами очень похожи – служивые люди. Вы были выше, но пошли вниз, я Вас спущу до самого дна. Поверьте моему чутью бывшего прокурора, а ныне следака, если я Вас не утоплю, запросто могу оказаться в соседней с Вами камере. Поэтому список вопросов у меня такой… Коньяк будете? А меня интересует перечень Вашей недвижимости за рубежом, фамилии имена исполнительных директоров оффшорных компаний, принадлежащих Вам и Вашим родственникам. Вот бумага ручка пишите. Пошел я? Да ладно, Вас сейчас чем били валенками или бутылками с водой? Я уйду, а Вас отмудохают руками, ногами и палками резиновыми, через три дня, когда будет подзаживать, операцию повторим, как там у Симонова «С той же силой в ту же боль». Да, что я Вам рассказываю, Вы же и сами все знаете. И не жалейте Вы себя, наша с Вами «палочная» система сколько людей в стране сломала? Был бизнесмен стал бомж, баб на панель, если не с Вами, да генерал? Я выпью с Вашего позволения коньяк отечественный, но хороший – семь лет, «Каспий». Вам плеснуть? Следователь достал из «утюга» открытую бутылку коньяка, 2 пластиковых стаканчика, целлофановый пакетик с пластиковой тарелкой и нарезанными дольками лимона, – Вы может виски предпочитаете? Что-то я не смотрел Ваши увлечения в личном деле, а я коньяк. Так все–таки не будете? А я за Вас выпью! Это правильно! Если бы Вы сейчас остановились, то это уровень майора какого-нибудь зачуханного, отвечающего за безопасность в Богом забытом армейском гарнизоне. А Вы целый генерал-полковник – надо соответствовать, мы с Вами целую карьеру здесь пройдем вместе. Камера у Вас одиночная, повесится Вам не дадим. В рукаве у меня сами понимаете еще есть перевод Вас в камеру с местными активистами, поближе к народу, пойдем вместе с Вами народной тропой, так сказать. У меня дети в школе Солженицына изучают, про ужасы 37 года, но мы то с Вами люди системы, знаем, что ужасы то остались. Да? Только, конечно, не для всех. Для нас с Вами до сего дня не было, а мужика то мы с Вами под нары загнали! Я еще выпью, с Вашего позволения... Честно сказать, не верю я в Вас, сойдете Вы с дистанции, ибо нет в Вашей биографии ничего героического. Но я за Вас буду болеть! Вдруг Вы пройдете все ужасы, которые я, как наместник черта здесь на земле, вынужден Вам буду прописать, плюнете мне в рожу возле самого финиша и прошамкаете беззубо: «Да пошел ты!». И вот тогда, восхищенный, я буду вынужден нарушить правила и дисквалифицировать Вас, применив «сыворотку правды» – скополамин. А Вы вздрогнули, то есть про достижения наших ведомственных химиков и нейрофизиологов Вы знаете. Да спец препарат СП-108, тот самый с помощью которого индусы в 2008 теракт в Мумбае расследовали. Лекцию Вам прочитать? Молчите. На самом верху высшей нервной деятельности, которая отличает нас от животных находится сознание. Оно состоит из двух пластов – глубинного самоосознания (СО) и поверхностного самовыражения (СВ). СВ никогда не раскрывает полностью СО, а чаще блокирует его проявления. А СО нас прежде всего интересует. Так вот после того, как Вы пройдете весь путь свой здесь и останетесь наедине только со своими мыслями, от Вашего СВ останется тоненькая пленочка, которую уберет наш спецпрепарат. Представляете Вы в конце пути, а тут подножка и Вы все равно все рассказываете, а ведь обидно сколько всего пришлось напрасно вынести… Берите ручку! Пишите!
Что нет? Все-таки нет? Ну значит в добрый путь! Зайду через три дня. А, кстати, может мы зря тут с Вами возимся, и не передадут награбленное Вам, нам, то есть, Ваши дети и внуки, на которых записано нажитое Вами имущество за бугром. А что? Соберутся Ваши родственники где-нибудь в Лондонском Англитере или в пабе, по-семейному. Супруги Вашей не будет, она в Шереметьево нами задержана, выезд из страны ей запрещен, старшая дочь тоже здесь. Кто там останется за главного? Сын? Но значит он и откроет семейное сборище и скажет и племянничкам: «Помянем наших родителей, папашку и мамашку, они, в принципе еще живы, но уже покойники, потому, что из Рашки их не отпустят никогда! И звонки их о том, что надо переписать нашу собственность на каких-то гебешных придурков, а за это нам выпустят сюда вашу, племянники, мать и бабушку, лажа полная! С одной стороны, обманут, конечно. А с другой мама моя, ваша бабушка, старая уже, жить ей осталось всего ничего и пусть немного пострадает за нас, пьющих туманный воздух свободы здесь, а сеструхе, мамке вашей, я вообще говорил: «Куда ты, дура, прешься? А если их вернут сюда, то мы, реально обеднеем и вы, племяннички уже не сможете выкладывать в инстаграм, как вы ссыте на деньги. Ну? Как считаете, племяшки, что нам делать? Бежать в бибися и давать интервью, что Рашка пытается вернуть себе взад западную контрибуцию, оставить без куска хлеба подданных Виндзорской короны! Молодец, племяш! Не ходила твоя бабка налево от нашего геройского деда, и течет в наших жилах его храбрая кровь! Уверен – он бы так и поступил на нашем месте.» Что, плачешь, генерал? Будешь писать? Нет? Уважаю, встретимся через три дня!

   В знакомой допросной следственного изолятора следователь генерал майор ожидает своего клиента, недавно всемогущего генерал-полковника. А сейчас в камеру два сотрудника федеральной службы втаскивают избитого пожилого человека, с невероятно распухшим лицом в сливах гематом, для удаления которых требуется хирургическое вмешательство. Садят его на стул, но он не может сохранять положение и пытается упасть. Его поддерживают.
– Не сильно Вы его? – спрашивает следователь.
– Да не, в самый раз, – успокаивает придерживающий генерал-полковника сотрудник.
– Генерал, ты слышишь меня?
– Да, – очень неразборчиво через непослушное горло распухшие губы выталкивает согласие подследственный.
– Все, подпиши согласие на сотрудничество и сделку со следствием, вот здесь и здесь. Давай, давай бери ручку, кончилось уже все для тебя, кончилось. Сейчас к хирургу пойдешь, в больничку, я Вас буду навещать, а через недельку другую под домашний арест Вас переведут, как активы все отпишешь и подручных своих раскроешь. Все, молодец, генерал! Давайте его к хирургу, смотреть же страшно на человека!