Образцовая гимназия

 Осенью я начала работать учителем. Меня как лазутчика, разведчика забросили из лагеря родителей в укрепленный стан учителей и школьной администрации.
Как я выбирала цитадель знаний? По внешнему виду. В конце августа я зашла в гимназию в нашем районе. Мне понравился ухоженный вид, грамоты, блестящие кубки за спортивные достижения. Но, как известно, не всё то золото, что блестит. Потом, когда через полгода я уволилась, всегда старалась обходить стороной, да подальше, эту гимназию такие неприятные ассоциации она оставила во мне.
Меня соблазнил порядок. До этого я видела несколько школ с неотремонтированными  разбитыми полами, жуткими стенами и неприглядными коридорами.
Секретарь ответила, что действительно нужен учитель математики в пятые и шестые классы. И отправила меня к директору Валентине Степановне. В кабинете я увидела грузную женщину в чёрном костюме, с косами, уложенными корзиночкой на голове так, как носили ещё в советское время по моим представлениям, председательницы колхозов. Я не сразу поняла характер этой сладко улыбающейся гарпии.
Администрация воспользовалась моим полным незнанием школьной системы оплаты. Взяв меня на работу, зарплату положили не как основному работнику, а стали платить за уроки замещения. Когда я спросила у одной из коллег, она мне ответила, что для начинающего учителя без категории нет разницы. Это ложь.
В объединение математиков трудились ещё четыре учительницы. Одну женщину я узнала. Она раньше работала воспитателем в детском саду в группе моего сына. Потом, когда её ребёнок вырос, она вместе с ним перешла в школу. Молодая миловидная  блондинка, всегда с причёской и ярко накрашенная. Она и сказала, что не важно, как оплачивать мой труд.
В начале года в школе всегда наступает полная неразбериха. Часть учителей неожиданно увольняются, на их место срочно ищут новых. Расписание сделать к первому сентября не успевают. Когда секретарь оформляла документы, в моей душе притаился страх, но я старалась выглядеть бодро. И потом многие годы я не любила день первого сентября. Известна шутка: "Поздравлять учителя с первым сентября - все равно, что поздравлять лошадь с началом полевых работ".
В гимназию в ту осень взяли учителем английского такую же неопытную как я женщину с филологическим университетским образованием. Она  первая из нас двоих не выдержала и сбежала уже в начале ноябре. Её доконало поведение детей в шестых классах, которые во весь голос переговаривались на  уроке, кто-то из них мог встать и перейти на другое место, могли подраться. На жалобы нового учителя директор отвечала
— А что я могу сделать, школа в спальном районе. Сами знаете, кто живет в этих домах-кораблях!
На педсовете перед учебным годом директор много говорила журчащим как ручеёк голосом о том, что учительский коллектив работает во имя детей, что, прежде всего, надо уважать личность ребёнка. Но все её красивые слова оказались демагогией! Валентина Степановна позволяла себе кричать на учительниц. На производстве начальники не стесняются  выражаться, но я никак не ожидала услышать мат от женщины директора школы.  И удивлялась, как умная, строгая, корректная методист по математике только кивала и кротко отвечала
— Да, да, всё сделаем.
В этой гимназии царила бессмысленная дисциплина. Учащиеся приходили в восемь утра, и ждали на улице, когда дежурные пропустят их обязательно вместе с классным руководителем. Всё равно: дождь ли, снег ли. Директор желала всех строить и всё упорядочивать. Валентину Степановну отправить бы на плац парады принимать на белом коне!  Поэтому учителя начинали свой рабочий день минут на сорок раньше. И на входе неизменно создавалась пробка. Я искренне радовалась, что у меня нет классного руководства.
Гимназия располагалась в стандартной постройке. В таких школах на втором этаже есть сквозной коридор, в нём  расположен кабинет секретаря и директора.  Валентина Степановна выставляла дежурных, чтобы мышь не прошмыгнула сюда во время  перемены. А везде этот коридор свободен для школьников.
Первого сентября учительницы гимназии горделиво замечали, что по форме из зелёного сукна  сразу определяют на улице своих питомцев. Интересно, нравилась ли детям эта ткань? Понятно, что не всем!
Однако от многих я слышала оценку Валентины Степановны, как опытного администратора: «Степанна умеет держать марку». Только почему-то мужчина историк  сразу посоветовал мне делать как он, то есть всячески обходить  Валентину Степановну стороной и не портить себе настроение. Я постаралась воспользоваться его советом.
Казалось бы, в этом идеальном заведении, где директор столь печётся о благополучии детей, школьники должны были просто блистать знаниями. Но могли блеснуть только ученики хороших, отобранных классов. Эти классы вели заслуженные перед Валентиной Степановной учителя. Остальным педагогам доставались те, кто не хочет учиться и поэтому с плохим поведением. Так заведено во всех школах. 
Я учила два пятых: пятый «а» и пятый «б». «А» состоял из умненьких, в «б» отправили всех остальных. Девочка из пятого «б», которая сидела у меня на первой парте, все  уроки математики рисовала в тетради цветочки. Дома задание выполняла мама,  и домашние работы выглядели идеально. А вот решить что-либо на контрольной девочка не могла. Другой мальчик вертелся, потому что он не понимал не только задачи, а просто не понимал русский язык. У меня это был один мальчик, позже одна из учительниц жаловалась, что на перемене в своей школе не слышит русской речи.
Пятый «б» мне удавалось удерживать в рамках приличия с огромным трудом. Иногда привлекала внимание, громко стукнув указкой по столу. Одну из двух указок я сломала в пылу воспитательного процесса.  Ходила на уроки коллег, чтобы понять, как себя надо вести. Я видела, что шумный класс бэшек у опытной  учительницы по русскому сидит тихо, не шелохнётся. Правда и мыслей на их лицах не читалось. Просто тупо сидели и молчали.
Много позже уже в другой школе уважаемая учительница математики рассказывала свою историю про дисциплину на уроке. Когда она, молоденькая девушка, только что закончила педагогический институт,  то у неё тоже страдала  дисциплина. Она пожаловалась, и учитель со стажем ей сказал
— Ну, ничего, скоро научитесь. Вы только посмотрите на ребёнка, а он уже заплачет.
И действительно, она научилась. Учителя, когда ругают учеников, говорят каким-то особым неприятным голосом, таким, что сразу пропадает желание и спорить, и думать. Хотя так выговаривают не только в школе, но и часто на улице мамаши громко и зло отчитывают своих чад. К своему несчастью, или, наоборот, к счастью, я так и не смогла обучиться этому искусству.
Однако пятый «а» радовал меня на математике  своей сообразительностью. С ними мы успешно решали задачи. Я заметила, что темы «часть от числа», «процент» очень трудно даются. Раньше, в советской школе эту тему преподавали по другой методике,  кстати, не советской, а ещё дореволюционной гимназической. Мне она казалась более понятной и доходчивой. И родители, которые стремились помогать своим детям, тоже помнили старые способы решения. Часто всё путалось, ведь учебник требовал решать задачи  по-новому. 
Я не умела ставить оценки. Мне казалось, что если я поставлю в тетради двойку, то этим могу ранить ребенка. Как переступить через себя и почувствовать, что имеешь право выставлять оценку маленькому человеку? Наконец с горем пополам приноровилась и поняла, что я оцениваю не человека, а его работу. Естественно, что в первой четверти в журнале я выставила недостаточно текущих оценок. И наша мудрая методист по математике, просматривая мою страницу в классном журнале, в то время бумажном, добавила несколько оценок «квадратно-гнездовым методом». Эти несколько оценок ничего не поменяли, зато журнальная страница стала симпатичной просто на загляденье и готовой к любой страшной проверке РОНО.
В пятом классе по норме положено каждый день проверять тетради. Я таскала тяжелые пачки  домой, и мы вдвоем — я и мой муж, проверяли решение задачек пятого класса. Муж писал замечания в тетрадях учеников, он сам придумывал формулировки. Хорошо, что родителям не приходило в голову сверять почерк, иначе они бы заметили, что в детских тетрадях учительские заметки написаны разной рукой, и очень бы удивились. Когда я после ссоры с директором уволилась, мой муж вздохнул с облегчением и возблагодарил Бога за своё освобождение. Не помню, платила ли хитрая администрация гимназии мне что-то за проверку тетрадей, наверно нет, потому что я работала как заместитель. За проверку тетрадей предусмотрены отдельные деньги. Когда в  2018 выплату урезали, учителя закономерно решили, что не обязаны ничего проверять.
В школе я столкнулась с комичной ситуацией на праздниках. В России учителя — в основном женщины. И вот этот женский коллектив, отправляется в кафе. Принаряженные матроны зажигательно пляшут в свете разноцветных мигалок. Выглядит странно, как после войны. Хочется верить, что когда-нибудь  оплата учительского труда привлечёт в школу мужчин.
Завуч однажды пришла проверять, как я веду урок. Для начала она потребовала развёрнутый конспект. И к своему возмущению  увидела мои нестройные каракули вместо конспекта. Я просто записала для себя номера заданий, которые собиралась решать с учениками. Администратор покраснела и чуть не лопнула от негодования.
В начале февраля  я сказала в пятом «а», что увольняюсь. Дети расстроились.
— Опять на нас будут кричать — сказал кто-то из них.
Я вышла в коридор, чтобы они не видели слёз. Оказалось, что дети за несколько месяцев привыкли ко мне. Их хорошее отношение оказалось наградой.
А уволилась я совершенно неожиданно. Я собиралась ехать на похороны родственника. Валентина Степановна сказала, что мне надо подыскать себе замену, но только обязательно прийти утром в школу и написать заявление. Я нашла учительницу, которая согласилась провести мои уроки. Пришла к восьми утра, подошла к директору. Можно представить моё удивление, когда Валентина Степановна вдруг сказала
— Я Вас не отпускаю сегодня никуда.
От неожиданности я потеряла дар речи, но когда он вернулся, ответила
— Как хотите.  Я всё равно уйду!
— Ну, тогда пишите заявление по собственному желанию на увольнение — заявила Валентина Степановна.
— Пожалуйста, хоть прямо сейчас!
Так в одночасье я и уволилась. Может директор просто нашла замену и искала только повод, чтобы без шума уволить меня из школы. Но я составила о ней мнение, как о самодурше. Школа и казарма — одинаковые институты государства. Удивительно, но такого мнения мне удалось избежать в детстве, когда сама училась.
После такой директрисы остальные уже всегда казались мне просто милыми дамами, хотя и с некоторыми странностями.