Грозовая планета

Предисловие автора.

На ваш суд – внезапный для меня самой «пилотный проект», первая часть того, что обещает стать большим романом или даже серией романов, на непривычную для меня тему Постапокалипсиса и далекого будущего.
Грозовая Планета – это Земля много столетий спустя. Земля, пережившая все человеческие грехи и несовершенства, откликнувшаяся на них Глобальными Катастрофами и – возродившаяся заново. Но не всё прямолинейно просто, иначе было бы бессмысленно писать и создавать сюжет.
Сразу скажу, в моем сюжете много провокационного, опрокидывающего современную «новую мораль» и пресловутую толерантность, что может не нравиться и даже взбесить кого-то. Но – я не собираюсь за что-либо извиняться.
Я не пытаюсь быть литературной леди и не боюсь кого-то оцарапать своим мировоззрением и философией своих произведений. Ведь существует свобода мнений, не так ли? ) Провоцировать нарочно не имею привычки, а если кто-то углядел нечто обидное для себя, то может обижаться. Молча. Поскольку моё мнение, даже бесцеремонное, имеет основания. И то, что выведено в романе – вполне логичное развитие событий, если пустить их по определенному пути. Я могу что-то объяснить сомневающемуся и мыслящему, но только не обиженному индивиду.
Вдумчивых и проницательных – приветствую.
Понимающему достаточно, как говорили древние философы. Я надеюсь, что Понимающих среди вас большинство.

               
1.
Ветер, проникавший сквозь открытую верхнюю створку, шевелил вайи папоротников и стебли низких цветов с шарообразными алыми, бело-желтыми и лиловыми соцветиями.
Эти растения на широком подоконнике полукруглого окна были, пожалуй, единственным отвлекающим моментом в кабинете.
Остальная обстановка свидетельствовала о ежеминутной занятости хозяина. Стены неяркого серо-голубого оттенка, деревянный темный пол и серебристо-серый потолок, удобные кресла в коричневой обивке, мягко светящиеся люмен-диоды по краям потолка, стол – рабочее место, экран-карта во всю стену, стеллажи с книгами, высокие и узкие шкафы – библиотеки электронных информативов, экраны видеосвязи, пульты, тонкие блестящие ленты переговорных комплектур (их разброс являлся чуть ли не единственной меткой небольшого беспорядка), в углу рабочего стола поблескивающая антрацитово-черными боками станция подзарядки, на которой угнездились несколько гаджетов, стопки бумаг с печатным текстом и бумаги исписанные вручную – всё служило работе человека, обдумывающего важные вопросы и принимающего весомые решения.
Конечно, иногда он делал перерывы, подойдя к окну и любуясь не только своим флорариумом, но и панорамой перед окном.
Первое, что схватывал взгляд – это бесконечная игра радужно-розово-золотых бликов света в сине-зеленой толще морских волн, набегающих на берег далеко внизу.
От дома с молочно-белыми каменными стенами, где на третьем этаже расположился кабинет, вниз вела тропа-серпантин, резкими зигзагами прочерченная по склону, поросшему низким ползучим кустарником и клевером. Как и обширный двор перед домом, тропа была вымощена желтоватым камнем. Внизу, перед более пологим спуском к галечному пляжу, находилась ещё площадка, чуть побольше придомовой, где обычно парковались средства передвижения. Вот и сейчас там расположились три серебристых двухместных авто. От нижней площадки налево и чуть вверх тянулась дорога, ведущая на широкое темно-серое полотно шоссе, по которому выезжали в город.
Сам город виднелся на востоке, на восходе солнца, разбросался вдоль морского залива по правой береговой линии.
Белые, красные, желтые, светло-серые стены, терракотовые и зеленые кровли, маленькие уютные домики и огромные здания различных причудливых форм, стеклянные купола и шпили, темная зелень деревьев, стальная паутина мостов и транспортных виадуков, серебряные вспышки взлетающих гелиолётов и дископтеров, матово-стальные бока огромных судов на рейде, белые корпуса легкомоторных катеров, силуэты яхт, по старинке ходящих под парусами, а сейчас сонно покачивающихся у причальных стенок – довольно привычная картина, наблюдаемая сквозь окна изо дня в день.
Слева же от дома по побережью тянулся бархатно-зеленый сумрак хвойного леса. Он неуловимо колыхался, будто облако, упавшее и распластавшееся на высоком берегу, окутавшее бурые скалы.
Солнце уже садилось за лес, с моря внятно потянуло холодом, и медленно наполз туман – густой, плотный, предвещающий скорую непогоду.
Вот уже пляж укрылся дымкой, вот и площадка с парковкой стала не видна, вот и нижние зигзаги серпантинной тропы тонут в вязком белом мареве.
Но человек у окна рабочего кабинета наблюдал не за погодой.
Он пристально смотрел вслед уходящей от дома женщине, одетой в черные облегающие брюки и короткий серебристый плащ с витым поясом.
Лицо хозяина кабинета было неподвижно, но взгляд будто метался от одной мысли к другой, то ли побуждая к действию, то ли сдерживаясь…
Когда туман достиг верхней площадки, скрыв ведущую вниз тропу – женщина, подойдя к краю, задержалась на мгновение. А потом – сделала шаг в воздух, оттолкнувшись от неровного края обрыва, падая раскинув руки, исчезая в тумане, на мгновение будто превратившись в серебряный крест. Немного мелких камней и почвы осыпалось следом. Капюшон плаща блеснул и исчез в толще тумана, ползущего уже к самому дому и выше.
Человек у окна закрыл верхнюю створку рамы, поскольку на улице стало промозгло. Он был не так уж легко одет – черные свободные брюки, белые ботинки-кроссеры, белый свитер с высоким воротом. Однако именно сейчас он почему-то почувствовал холодное промозглое дуновение.
Уже не было видно ни морского залива, ни города и хвойного леса, ни края тропы, с которого только что скользнула вниз фигура в серебристом плаще, похожая на молнию ещё не начавшейся грозы.
Человек у окна ничего не пытался разглядеть сквозь стекло, покрывшееся каплями. Он только думал, почему же она не обернулась.
Он был озадачен, но его ум был занят сейчас не только и не столько ею. Все события, собранные в единый виток, требовали от него решений и действий.
Он размышлял.
Взгляд его светло-голубых глаз сейчас будто был устремлен не в туман, а в огонь, ему одному видимый и ощутимый.
Черты лица, тонкие и несколько неправильные, но четко прорисованные, зачесанные назад светлые волосы, не слишком высокий рост, но при этом крепкое телосложение – внешность этого человека наводила на мысли о непреклонной воле, физической силе и выносливости, гибком уме и постоянной сосредоточенности. Глядя в окно, опершись кулаками о подоконник, он походил на бойца, готового ринуться в бой. Он старался не давать волю беспокойству и печали, что накатывали сейчас…
Негромкий стук в дверь отвлек его от раздумий.
-Входи, я здесь, - ответил хозяин кабинета, отворачиваясь от окна.
Вошедший был заметно выше него, смуглым, с пегими волосами, отросшими до плеч, грубыми чертами лица и задумчивыми темными глазами.
Хозяин жестом пригласи гостя сесть. Тот неспешно устроился в кресле, расстегнув длинную синюю куртку, надетую поверх белой рубашки с поднятым воротником-стойкой. Его одежда – и куртка, и синие брюки из той же ткани, и черные кожаные ботинки с голенищами до середины икр – всё было чуть влажно, покрыто каплями воды от осевшего тумана.
Гость многозначительно переглянулся с хозяином, потом произнес:
-Ты так и не отговорил её?
Хозяин отрицательно покачал головой.
-Даже не пытался. Да и бессмысленно было. Никто и ничто не может остановить человека, идущего за Судьбой.
Он улыбнулся, будто бы своим мыслям – тепло и немного грустно.
-Она всегда была разумна и деликатна, но вот оспаривать её решения бессмысленно. Она Услышала Судьбу. Поэтому – что бы я ни говорил и ни делал, она бы всё равно поступила по-своему.
Гость понимающе кивнул.
-Мне тоже как-то не по себе… Особенно теперь.
-Да, теперь… - хозяин оживился, меняя направление разговора, - Именно теперь я не имею права распускать эмоции… Ты только что приехал, как я понимаю. Серго, решение мы приняли, оно не изменится. Но ты сам как думаешь – не упускаем ли мы чего-то? Это были точно – последние переговоры?
-Последние. Скажу более – зря мы так долго тянули! – Серго коротко ударил по подлокотнику кресла сжатым кулаком, - Разговаривать с ними – только время тратить впустую, как из лужи в лужу переливать! Будь мы такими же, как наши общие предки, то уже давно всё было бы решено гораздо жестче… хотя и гораздо хуже, как это бывало.
-Да прав ты, прав, - кивнул его собеседник, - Теперь уже ясно. При всех наших сожалениях, надо начинать действовать. Послезавтра объявляем начало повсеместной подготовки. Думаю, все уже всё поняли.
-Готовишь речь к выступлению или скажешь кратко? – спросил Серго.
-Конечно, готовлю, ещё как! Здесь краткость неуместна. Много фактов, много данных. Читал аналитику не просто за годы – за века. За века, мой друг! Очередной переломный момент истории делаем своими руками, - он снова подошел к окну и продолжил, - Вот, смотрю на море и представляю те времена, когда океанские воды с севера ринулись сюда, заливая лесные болотистые края. Тогда весь континент сотрясали подземные толчки, даже там, где не было прежде сейсмических явлений. Здесь были малонаселенные и вовсе безлюдные территории. Но всё равно – вести, доходившие отсюда пугали людей. Потом, после всех кошмаров, терзавших планету, оказалось, что именно здесь – прекрасное место для жизни… Но каждый, кто в наше время оказывается на побережье Зареграда, глядя на полосу горизонта, знает – там, далеко, холодные воды и полярные льды севера. Вот так же все мы, живущие на Земле, знаем, Что таится на другой стороне планеты, в толще южных полярных льдов. В отличие от северных ледяных просторов – То, что таится на Южном ледовом континенте далеко небезобидно! Мы ведь давно знаем, что с Этим надо что-то делать, и что момент настал. Мы в очередной раз меняем историю, причем не зная, как всё обернется. А всё вот так… буднично, что ли.
-Вы, Саури, все такие, - рассмеялся Серго, - Сворачиваете горы и запрягаете грозовые тучи, но ведете себя – ну тихони тихонями… Будто никто не заметит! Хватит скромничать, Ладмир.
-Посмотри-ка, что у меня есть. Передали через беглеца, подобранного Планетарным патрулём, - сконфуженно улыбнувшись, хозяин кабинета увел беседу от собственной роли в событиях и протянул упакованный в пластиковую пленку прямоугольный увесистый пакет. На пакете была сделана надпись – на сильно искаженном языке одной из древних стран, было нацарапано неуверенным почерком «Для Ладмира Саури важнейшая информация о скрытных базах Убежищ». Внутри пакета были несколько информативов – носителей в виде кристаллов размером с человеческий палец, обрамленных металлическим ободом – и стопка плотной полимерной пленки, которую использовали как бумагу для записей, испещренной убористыми строками такого же слабого почерка.
Серго пробежал глазами тексты, нахмурившись, сведя брови и слегка выпятив нижнюю губу, как он всегда делал, когда был озадачен. Затем встал, спохватившись – снял влажную куртку, повесил на спинку кресла, прошелся по кабинету, заложив руки в карманы.
-Похоже на язык древних англосаксов… причем, я бы сказал, что пишет не очень грамотный его носитель.
-То есть ты считаешь, что там, в убежищах, это – не языковая норма?
-Нет, это именно малограмотный индивид. Он неправильно строит предложения, фразы у него иногда обрываются на полусмысле. Как бы ни деградировал язык, смысловые соответствия всё же должны оставаться, а здесь они явно рассыпаются, как будто человек не привык составлять связные тексты. Вот… «Завозящие топливо и персонал» - и ставит точку, а потом новое предложение – «Который потому что не будет оставляем в живых». И так коряво построен почти весь текст, не говоря уже о грамматике. Его что читать, что понимать – тот ещё ребус! К тому же, наш респондент торопится, у него мысли опережают руку… которая не привыкла к письму, как ты понимаешь. Похоже, пишет он чем-то острым, обмакивая своё импровизированное перо в какую-то краску. Вот, до сих пор едкий запах. Техника письма прямо как в Наидревнейшую эпоху, так делали тогдашние писцы, разве что были они гораздо более сведущи, ха-ха… Да, Ладмир, смешно, но как-то не по себе.
-Вот то же самое мне только что сказала Рейна, я дал просмотреть ей эти записи. Она их очень внимательно изучила, - хозяин кабинета сдержал эмоции, лишь сжал губы на мгновение. Скользящая с обрыва в туман фигура в серебряном всё ещё мерцала в его памяти… -Не сомневаюсь, что она в этом разобралась получше меня. Всё же расшифровка личности через особенности речи – не мой конёк.
-Что о достоверности информации? Подлинник? Вранье? Искреннее заблуждение, полуправда?
-Достоверно. Все корявости и двусмысленности она проработала до прямого толкования. Аж дух захватывает, какие она вычерчивала тут смысловые таблицы и парадигматические схемы! Она сказала – поле достоверности более восьмидесяти процентов.
-Меня самого завораживает, когда она вот так раскладывает речь индивида, которого даже в глаза не видела. И с таким даром взять и уйти в… извини, не буду больше на эту тему! А что – на инфомативе? Ты уже смотрел?
-Да, смотрел. Там совсем немного, но это – съемки окрестностей Шахт Голиафа. Координаты не указаны, только ориентиры. Однако ледовый континент не так уж велик…
-Лад! То есть – эти Шахты существуют? – Серго даже остановил своё хождение по кабинету туда-сюда, чуть не споткнувшись на ровном месте.
-Да. Я в этом никогда не сомневался, а теперь есть подтверждение.
-Но ты понимаешь, что это значит?
-Что воевать нам будет непросто, - тихо ответил Ладмир.
За окном кабинета сгустившийся туман начало разгонять ветром, всё сильнее и сильнее. Ближе к полуночи разыгралась непогода, зарядил ливень, поднялось волнение на море.
С началом грозы в портовой зоне Зареграда открылись шлюзы, пропуская в глубокие доки маломерные суда и яхты. Огромные стальные корабли на рейде даже не шелохнулись, лишь зажгли палубные огни.
По периметру города, будто отряд дозорных, угадывались в тумане и дожде силуэты трех огромных башен, чьи стальные шпили почти доставали до облаков. На этих исполинских строениях с наступлением непогоды и темноты вспыхнули пронзительно-зеленые огни.
Маршал Спасательной Лиги Серго Валаров уехал ближе к полуночи, дотошно перечитав, пересмотрев и скопировав все материалы, полученные от перебежчика. В них было предостаточно работы для него и его подчиненных.
Ладмир Саури, его друг со времен службы в Спасательном Батальоне, ещё долго сидел за рабочим столом. Иногда он снова прохаживался по кабинету, чтобы размяться и взглянуть сквозь окно на море, небо и дождь.

2.
Смену дня и ночи в Подземных Убежищах соблюдали при помощи температурного и светового режима, чтобы сохранить биоритмы человека.
Вот и сейчас, следуя алгоритму, на улицах города Грейт, столицы сектора Амер, включилось вечернее освещение улиц. Это были полотна из неоновых нитей вдоль автострад, подсветки на зданиях, опалесцирующие трубки или уютно мерцающие круглые фонари на улицах. Небосфера постепенно темнела, имитируя ночное небо над поверхностью Земли, память о котором сохранилась на электронных, видео и печатных информативах.
Иногда на небосфере в темное время суток выводили инсталляции, переливающиеся орнаменты или тематические картины, относящиеся к тому или иному знаменательному событию. Но сегодня всё было вполне буднично – темный свод, усеянный точечками, имитирующими звезды в вышине ночного неба, с изредка пробегающими клочками облаков.
Да, здесь, в подземных Секторах Убежищ, люди сделали свою жизнь максимально похожей на ту, что была когда-то у них на Поверхности. И в чем-то превзошли своих предков, легкомысленно существовавших до начала Эпохи Глобальных Катастроф. Например, изобрели новые способы очистки воды и открыли возможность передачи сигнала в подземном пространстве. Научились жить в новой среде, приспособив её под свои желания и потребности...
Свидетельством тому был и вечерний Грейт, с его кипящей жизнью мегаполиса, с проспектами, переулками, высотными зданиями, верхушки которых всегда были окутаны легкой дымкой испарений от воздухоочисток, с транспортными шоссе и прогулочными территориями парков, где стоят скамейки, искусственные деревья и причудливые скульптуры, с ярко освещенными маркетами, ломящимися от товаров, с бетонными кубами фабрик, расположенных по периметру города, с теснящимися чуть поодаль огнями виладжей – поселков наподобие деревень, окружавших все крупные города. Здесь, под землей, продолжалась та жизнь, что когда-то была изгнана с Поверхности невыносимым климатом планеты.
Переключив режим элмобиля на автопилот, поскольку транспортный поток в тоннеле был достаточно плотным и двигался медленно, Ральф Бран переходил со страницы на страницу в своем айгадже, просматривал записи в сообществах, инфо-рассылки. Всё одно и то же. В новостях по всем каналам только и разговоров о предстоящем выходе во всеоружии, о возвращении утраченного за полторы тысячи лет, в Эпоху Глобальных Катастроф.
 О предстоящей войне с агрессивными мутантами, давным-давно оккупировавшими поверхность Земли, и о боевом духе всех выживших здесь, в Убежищах…
Неужели и вправду настало время возвращения? И он, Ральф, увидит это при жизни, он будет в этом участвовать! О…
Ральфу случалось читать информативы по истории человечества, он разбирался во многих заумных вещах.
В колледже говорили даже, что у него выдающиеся способности. По такому случаю к нему приглядывалась Контрольная Комиссия, поставив на уровень Социотестирования. Но ничего криминального, равно как и ничего гениального, за годы учёбы в поведении Ральфа Брана не было обнаружено, поэтому наблюдение за ним вернули к обычному Гражданскому уровню. О нем говорили – смирный. В характеристике из колледжа написали «Умный смирный трудоголик, со слабо выраженным самолюбием. Хорошо приспосабливается, неконфликтен, ответственен.» Это делало его приемлемым членом общества и помогало в жизни.
Собственно, ничего такого, за что можно получить порицание или даже наказание, Ральф не мог представить в своей жизни.
Да, он не был элитой общества – не был генетическим раффи рожденным от раффи. Происхождение от родителей-естественников, настолько бедных, что не могли позволить себе Генетическое Планировние и Рафинирование Потомства – то есть выбор и проработку генов, не говоря уже о рафинаже внешности – да, происхождение его было иногда предметом шуток и легкого презрения сокурсников, юных раффи. Удачно совпало лишь то, что он не имел каких-то уж явных недостатков или убожеств, он даже нравился женщинам, хотя красавцем, плейбоем и альфа-самцом не был.
Однако же… Пусть и не в глаза, как некоторых, но за спиной его несколько раз назвали нищедушкой и «пожизненным башмаком»… Башмак, стоптанный ботинок – так обзывали неудачников.  Однако мать и отец приучили его не конфликтовать, не замечать подобных вещей, а думать о цели, успехе и труде. Это помогло. К тридцати пяти годам Ральфу Брану удалось сделать карьеру в продажах софт-загрузок для домашней техники и наладить себе респектабельную жизнь.
Он имел вполне приличную квартиру, кредит за которую исправно выплачивал. Его кредитная история была практически образцовой, с высоким рейтингом доверия, платежеспособности и надежности. Ещё он имел довольно-таки современный элмобиль-седан – удалось купить по акции, хоть и не того цвета и не той модели, что хотел изначально, но зато в разы дешевле. Он менял гаджеты каждый год-два, что не являлось обязанностью, но – разве не поднимают на смех того, кто носит один и тот же айгадж три года и более? Гардероб полностью обновлялся каждый сезон, мебель и быт-роботы – каждые три-четыре года. Это были неписаные законы общества, соблюдение которых гарантировало комфорт, отсутствие неприязни и насмешек. Как результат – дальнейший успех и продвижение по жизненной лестнице вверх. Так уж сложилось, что искусство приобретать явилось признаком благонадежности, приличного уровня интеллекта и желания жить. То есть всего, что указывает на адекватность человека.
Да, успех… это важно, черт возьми. Это, в том числе, и возможность выезжать на Верхние курорты в отпуск, т.е. иметь право сказать, что видел небо и Поверхность Земли.
Там установлен температурный режим под электромагнитным щитом в несколько километров, небольшой оазис в холодной Антарктике. В курортные районы можно подняться из любого Сектора Убежищ по специально обустроенным путепроводам в виде шахт с ответвлениями. На территории Верхнего курорта выращены растения, обустроены озера и пляжи. Там есть отели, развлечения, и там всегда тепло – благодаря той же самой энергии покоренного людьми подземного вулкана Эребус, при помощи которого установлена комфортная температура и в глубинах Убежищ. Люди на отдыхе старались не смотреть в сторону и без того плохо видимой границы. Там, Ральф знал, ледяные глыбы и – атмосферное явление под названием метель. Снег и метель – это замерзшие кристаллы воды…
Вода. Вода – жизнь. Или медленная смерть, если она загрязнена.
Успех и комфорт – это покупка воды не ниже Третьего уровня, в то время как в детстве были несколько ужасных лет, когда не было денег на аренду фильтров, и приходилось терпеть Четвертую и Пятую воду, которую отец очищал запрещенными средствами. Воспоминания об этом – одна из маленьких тайн Ральфа, которые он пока что ни разу не озвучил на обязательном для граждан сеансе Личностного Аудита. Там обычно ищут тайные порочные желания и подавленные обиды, но ничего такого в жизни Ральфа не было.
А были у него вполне безобидные хобби вроде виртуальной игры на легальном Портале в комм-сетях и упражнений по рисованию термокарандашом на стекле. Он расписал несколько стёкол, которые дарил друзьям. Он даже снискал репутацию чудака, умеющего писать руками буквы и слова. Рукописание превратилось в забавный атрибут древности ещё до Глобальных Катастроф… Так что увлечение Ральфа вызывало смешки, но в то же время некое дружелюбное любопытство.
А ещё его женой стала девушка-раффи.
Индустрия красоты за все века придумала многое, в том числе свободный выбор внешности, а также контроль веса при помощи инъекций, таблеток и специальной еды. Всё это Шеллин освоила в совершенстве и аккуратно соблюдала. Кто-то когда-то оплатил ей полное рафинирование лица и тела. А дополнительные, какие-то там особенные, личностные курсы эффектно дорисовали картину. Стройная раскрепощенная девушка, как и все раффи-мисс, тщательно выбирала себе партнеров, сравнивала и сопоставляла. Ральф считал, что ему отчасти повезло, а отчасти – помогли те же тренинги, только в мужском варианте. Ральф понимал, что жесткий пикапинг, которому учили начинающих мачо – не для него, этот вечный поединок мужских и женских амбиций его попросту утомлял. Ему оказалось достаточно нескольких маленьких хитростей. Очаровать Шеллин, не самую отвязную и изощренную из стайки городских раффи, оказалась Ральфу вполне по силам. Опять же, внешность её была рафинирована по образцу Стандарт, т.е. в стиле обычной привлекательной девушки, а не для карьеры медиа-звезды или элитной женщины для досуга. Когда они познакомились, Шеллин была длинноволосой блондинкой, однако за три года совместной жизни она много экспериментировала. Сейчас она носила светло-коричневые волосы до плеч с тремя алыми прядями. Она принимала таблетки «вес-контроль» несколько чаще, чем это было предписано, посещала салон каждые два дня, дома носила только эротическое бельё и туфли на высоких шпильках золотого цвета, любила крошечные диетические пирожные в форме толстых людей в разноцветных нарядах, которым забавно откусывала головы. Сколько ей лет, Ральф не знал. Так же она ни разу не говорила о прежних мужчинах и родителях. Она гордилась подругами – их было трое, все замужние и примерно одних лет, пожилой раффи-женщиной, которую называла «тётечка моя», и знакомством с несколькими гомосексуалистами, среди которых был стилист, танцоры и художник. Кажется, художник был всё-таки би или транс, Ральф точно не помнил. Он, будучи, как говорила жена, примитивным естественником, мог различать только мужчин и женщин, и реально путался в тонкостях различия между остальными четырьмя полами из шести существующих в обществе. К тому же, когда Шеллин что-то там мило тараторила о своих друзьях, он всегда слушал вполуха.
Пожалуй, между ними действительно нет абсолютного доверия – ведь жена никогда не показывала ему свои фото до рафинажа. Никогда! Даже говорить об этом не хотела. Конечно, это её право...
Разве что сейчас, когда они задумались о ребенке, данные о её врожденных биопараметрах запрашивает Медико-Законодательная Комиссия. Но, как объяснили Ральфу, эти данные могут видеть врачи, а он, муж, не увидит никогда, если сама женщина того не желает. В любом случае это самим врачам и нужно, ведь это они будут отбирать эмбрион для вживления. Ещё супругам предложили вырастить эмбрион пару месяцев в искусственной среде, а подсадить уже окрепшим. Помнится, Шеллин сначала понравилась такая идея.
А потом – попалась на глаза новинка, это внедренное новшество, Мам-Капсула для выращивания эмбриона до состояния новорожденного ребенка. Эти Капсулы существовали давно, но были недоработаны, очень долгое время запрещены, потом разрешены только в медицинских учреждениях и то – для реанимации. Но теперь – Мам-Капсулы усовершенствовали и разрешили к производству, разве что стоят они очень дорого. Нет, бешено дорого. Не будь их цена так высока, опять бы начались беспорядки из-за недовольства суррогаток, профессиональных матерей. Ведь теперь их услуги по вынашиванию плода могут стать не нужны. Многие шутили – вот не хватало ещё уличных шествий этих располневших женщин, несущих плакаты с гневными надписями и выкрикивающих подобранные по случаю лозунги! Ведь некоторые из наемных матерей – ничего другого, кроме как вынашивать детей, не умеют и уметь не в состоянии, потому что профессию суррогатной матери получили от собственных матерей, бабушек, прабабушек. Услуга и содержание суррогатки стоит дешевле, чем Капсула, установленная в комнате будущих родителей… Надо же было Шеллин загореться именно идеей с Капсулой!
Теперь все разговоры дома сводились исключительно к покупке и установке этого чуда науки, в которой они смогут лицезреть развитие их малыша… Ральф лихорадочно соображал, где можно достать хотя бы половину этой сумасшедшей суммы…
Наверное, из-за этой необходимости размышлять, он стал выбирать не скоростные, а умеренные скорости на дороге.
Выехав на шоссе, он перестроил машину в умеренный трек, оказавшись среди таких же, как он, задумчивых типов – примерных мужей и отцов, у которых в багажниках пакеты, набитые едой, памперсами, моющими средствами. Может быть, кто-то из этих людей и спешит, но не рискует выйти на скоростные и суперскоростные треки. Они рассекали там в юности. Теперь же настало время других быть нахальными беспринципными юнцами, жадно поглощающими все острые ощущения и удовольствия, которые выжимают запредельные скорости из своих фантастически изукрашенных аэрографией элмобилей. У сидящего за рулём запихана в рот трубка от банки энерджа, а под сиденьем устроилась подружка или силиконовая электронная кукла… Молодые наглые водители часто кого-то давят на дороге, но редко попадаются. Сам Ральф гонял в юности только ночью и по шоссе в нежилых зонах, за что заработал дополнительную дозу презрения товарищей. Трусливый башмак, говорили они, что с него взять… Надо же, ни разу не сбил зазевавшегося лоха, и всего пару раз удирал от дорожного патруля. Он старался игнорировать…
Мимоходом Ральф подумал, что почти у каждого примерного отца семейства есть несколько пунктиков в биографии, скрываемых не столько от Личностного Аудита, сколько от самого себя и детей. Например, задавленный насмерть «зазевавшийся лох», или секс под наркотой и не всегда по согласию, и не обязательно с женщиной, или убитый в драке приятель, которого, скорее всего, не нашли или сочли самоубийцей. Не говоря уже о такой ерунде, как угнанная машина, или воровство товаров в маркете просто на спор, или кража денег с чужого счета… Некоторых, наверное, в силу каких-то химических реакций в организме, тянет на опасность в юности. А позже – те же поступки внушают страх и выбивают почву из-под ног. Странно всё же устроены люди…
Здесь, на умеренном, можно быть в относительной безопасности. И, размышляя, взглянуть на небосферу. В прошлые выходные там высвечивали очень красивые инсталляции.
В коммуникативных сетях говорили, что, если начнется война, инсталляции на небосфере отменят ради экономии энергии. Других интересовал вопрос – когда все выйдут жить на поверхность, можно ли будет проецировать инсталляции на реальное небо? Третьи язвительно высмеивали и первых, и вторых, применяя ненормативные выражения…
Мысли Ральфа отвлеклись от сравнения кредитных предложений различных банков. Он нащупал на запястье один из чипов, дистанционно переключающих айгадж на телеканалы. Нашел в меню на экране вчерашнюю программу, в которой шли политические дебаты. Ральф снова смотрел и слушал выступления сенатора Джо Уэйна, которому большинство безоговорочно доверяло. Он занимал должность Третьего Распоряжающего в Сенате и занимался информацией и связями с общественностью.
«…нормализованная атмосфера планеты Земля должна принадлежать человечеству! Уже более пяти сотен лет мы ютимся в подземном пространстве, которое для нас обустраивали предыдущие поколения. Наши предки были вынуждены вгрызаться в толщу Южного полярного материка, строить здесь города и страны, чтобы иметь возможность оградить нашу цивилизацию от экологической катастрофы, бушевавшей на Земле. Я не буду сейчас давать оценку действиям людей прошлого, которые довели планету до ужасающего состояния. Но уходя с поверхности отравленной Земли – люди всегда мечтали вернуться. Да! Мечта на возвращение к солнцу, морю и небу была смыслом их жизни. И что же? Когда датчики наружного наблюдения стали показывать нормализацию атмосферы, выяснилось – там, на поверхности, есть свои хозяева. Мутанты, полузвери, в которых нет ничего человеческого! Самое страшное, что эти существа наделены подобием разума, и их кодекс ценностей попросту дик и неприемлем. Мы не сможем существовать рядом с этими тварями! Цивилизация – это мы. Они – накипь. Так давайте же удалим пену и накипь с очищенного источника жизни! Давайте вернем нам нашу планету. И поскольку эти существа понимают только язык силы – я призываю вас к войне! Я призываю воевать – ради будущего, которое мы можем подарить нашим рожденным и ещё запланированным детям…»
Потом – была большая программа о мутантах, о «Верховниках» как их стали называть. В последнее время появилось больше сведений о них, с тех пор как их трансляции стало возможно перехватывать. Большой репортаж об этом типе по имени Ладмир Саури, о странах и диктатурах, образовавшихся на Земле после Эпохи Глобальных Катастроф. Аудиотрансляции были записаны в переводе, там были речи и выступления этого самого Саури, правящего одной из стран там, на Поверхности. Этот деятель говорил о том, что нужно, просто жизненно необходимо для Их цивилизации, создавать оружие и военные технологии…
Внутри Убежища, под землёй, за неполные пятьсот лет выросли города и страны, именуемые теперь Секторами. Самым успешным и большим был Америйский Сектор, вторым по величине – Арбийский, считавшимся очень приличным по уровню жизни, но существующий по жестким религиозным законам. Другие Сектора были более скептически настроены в плане верований и культов, но в Арбие – там религию взяли за основу построения общества. Сектор Азис являлся полнейшим кошмаром, там процветала преступность, наркомания и оттуда часто приходили эпидемии. Вест-Евр и Ост-Евр были невелики, но там существовала огромная разница в уровне жизни внутри самих Секторов.
Какими теперь стали страны, выходцы из которых основали Сектора в подземных убежищах Антарктиды, никто не знал. Знали только, что атмосфера Земли нормализована, пригодна для жизни, и что выходить на поверхность мешают только они – мутанты. Полуразумные Верховники. И теперь намечается война с ними.
Но это будет непросто. У мутантов тоже есть комм-сети, передача видео и звукового сигнала, следовательно, они имеют все или почти все технические блага цивилизации! Тем хуже. Избавиться от дикарей с дубинами было бы проще. Но дикари с достижениями прогресса… Трудная задача. Мутанты выглядят почти как люди, но только странные какие-то, явно безумные и уродливые. Лица их внушают тревогу, у них злобный взгляд, красные пятна по лицу и вокруг глаз, мерзкая мимика, искаженные черты. Да взять хоть того же Саури. Многие писали в комм-сетях, чтобы больше не показывали этого типа, от его взгляда становится дурно… Возможно, это гипноз, говорили, что некоторые мутанты им владеют. Этот тип опасен, однозначно опасен. Внешность, по меркам человеческого общества, мало чем примечательна, но – ясно же, диктатор, апологет войны, с подавляющим волю вкрадчивым голосом. Говорили ещё о какой-то женщине, как же её зовут… что-то вроде Алмири. Тоже руководительница одной из стран. Она красива и вульгарна, как и подобает дикарке, жестокая, прямолинейная и надменная, лишенная всего того шарма, что принято воспитывать в женщине с самого рождения… Ещё у одного дикарского лидера, Джордана Сантаго, тёмная кожа и ослепительно светлые волосы, он просто громила с выпирающими мускулами и тяжелой челюстью – ни дать, ни взять, головорез, бандит. Легко представить, каковы остальные правители… К тому же, их мораль и нравственность основывается на том, что попросту не укладывается в голове человека Секторов, наследника прежних великих цивилизаций…
Похоже, подумал Ральф, там расплодились действительно опасно безумные создания.
В руководстве всех Секторов Убежищ настроены решительно. Людям нужно вернуть себе поверхность Земли! Нужна война, как в прошлые века, за своё право! Так говорили и глава Америйского Сектора сэр Трей Гаррет, и Джо Уэйн, и другие сенаторы. Так думают все эти люди, что руководят жизнью спасшихся от Катастроф.
Значит, думал Ральф, для ребенка, которого мы планируем с Шеллин, есть, пусть даже самая крошечная, но всё же есть, надежда выйти на поверхность и жить, как жили люди до Эпохи Глобальных Катастроф…
«Может быть, стоит взять эти проклятые кредиты? Да, я рискую превысить уровень Финансовой Гражданской Безопасности, но – новая жизнь ведь стоит того!»
Ещё он подумал, что его знакомые-раффи, зачатые по правилам, т.е. в медцентре, а не спонтанно, рожденные от родителей-раффи, никогда не сомневаются и не тревожатся по пустякам. Раффи уверены в себе и решительны. Недавно он поделился своими мыслями с Бойдом, своим коллегой. Бойд – худощавый брюнет с точеным, будто тщательно прорисованным лицом – снисходительно заметил, что только у неудачника-естественника могут возникнуть такие глупые сантименты. И предложил попросту пожертвовать чем-то, если не хватает денег. Можно взять квартиру подешевле, или продать что-то, что в тебе есть здорового, для трансплантации. Или пойти на риск, например, игра в казино, или инвестиции. «Но, старик, это имеет смысл только если ты делаешь это ради – своего желания, а не ради какой-то там рефлексии и сантиментов.»
А Ральф слушал всё это, обдумывал и понимал, что страстно хочет видеть своего сына или дочь на поверхности, под чистым небом. Так было в видеоинформативах прошлого – дети, бегающие по ярко-зелёной траве, под ласково светящим солнцем, плещутся в воде, играют с ручными забавными животными… Растения, горы, животные. Животных – домашних, живые мягкие игрушки, выращенные в инкубаторах, продают в маркетах, могут клонировать, если животное умерло. Растения – их культивируют для еды и иных потребностей, продают в тех же маркетах, обработанные и упакованные. Для украшения интерьера, как в прошлом, живых растений здесь, в Убежищах, нет, это запрещено ради безопасности. Горы… до отдыха на поверхности Ральф с трудом мог представить, как это – безграничный ландшафт, ведь улицы Секторов четко выверены и состоят из одних только строений. Строения все до единого присоединены к несущим стенам, уходящим ввысь, где под самой небосферой, т.е. полимер-бетонным защитным куполом, работают воздухоочистительные турбины. Пребывание на поверхности лишь слегка скорректировало его ощущения, там тоже была строго ограниченная территория и тепловой купол над головой. Но, по крайней мере, понятие о Земле стало четче.
Интересно, думал Ральф, насколько те старые картинки натуральны? Каков процент ретуши?.. И как это – метель? Ветер и кристаллы воды, падающие с неба… Падающие? С неба? А ветер – это движение воздуха… В городах и виладжах Секторов тоже иногда включают продув, совсем слегка, чтобы воздух не застаивался. Бывает и легкий туман – точно такое же рукотворное увлажнение воздуха. Но каково это – там, наверху, ведь это никто не планирует и не контролирует, как же в этом жить…
Он снова сосредоточился на мыслях о Капсуле. Как светились глаза у Шеллин, когда она рассуждала об этом приобретении! Может быть, правда, стоит это сделать? Однако же Капсула – новинка. Насколько это безопасно? Не изуродует ли Капсула ребенка? У кого бы спросить? Нужен кто-то, кто разбирается в медицине, кто-то знакомый и непредвзятый…
Ну конечно! Элоди! Надо спросить у Элоди.
С Элоди Тай, сотрудницей Экстренной Медицинской Помощи, он познакомился пять месяцев назад, когда во время уличных беспорядков неудачно высунулся из элмобиля и получил в лицо брошенным кем-то обломком дорожного покрытия. Он тогда просто сел обратно в кабину и терпеливо ждал, когда всё закончится, когда толпа вокруг поредеет. Кажется, протестовали недовольные зарплатой служащие какой-то транспортной компании, за ними, как водится, увязались провокаторы и мародеры…
Спустя минут пятнадцать после ранения к его машине подбежала женщина в форме медика Экстренной Помощи. «Вы ранены? Откройте, я посмотрю вашу рану!» Мелькнула мысль – а не подстава ли это? Не брызнет ли она в лицо паралитическим газом, чтобы вытащить его на дорогу и угнать элмобиль? Но тут же понял, что подумал глупость. Внимательные темные глаза за защитным очками были полны сочувствия. И форма на ней настоящая, с голографическим жетоном. И потом, она так уверенно пробивалась сквозь разгоряченную толпу, а не кралась и не таилась.
Она просмотрела сканером его состояние, обработала рану, наложила пластырь, выписала и сбросила на его айгадж ордер осмотра на завтра, на утро, в квартальный медицинский пункт. В ордере указано имя – медик-инспектор Элоди Тай.
На следующий день после своей травмы он написал прошение на работе, его отпустили на освидетельствование ближе к концу рабочего дня. В медицинском пункте зафиксировали состояние его здоровья, и ещё его допросили полицейские, специально пришедшие для этого – потому что он был свидетелем беспорядков. Спросили, имеет ли он претензии. Так как Ральф претензий не имел и считал это происшествие случайностью, опрос быстро закончился.
Здесь же он увидел лицо Элоди Тай без медицинской маски, без защитных очков и форменной шапочки. Ральф с интересом разглядывал её.
Перед ним была женщина чуть выше среднего роста. Она тогда показалось ему несколько полноватой и нескладной, в форменном комбинезоне синего цвета и белой рубашке, надетой поверх него. У неё были тёмно-рыжие крупно вьющиеся волосы до плеч, большие карие глаза, полукругло изогнутые брови, тонкий профиль, худощавое приятное лицо с чуть выдающимися скулами. Пожалуй, она была ещё молода, но отсутствие рафинирования дало себя знать. Впрочем, лёгкие морщины возле естественно пухлых губ выглядели даже сексуально. Она приятно улыбалась, мягкой открытой улыбкой. Да, и становилась ещё красивее, когда улыбалась.
Ральф поблагодарил её, сказал, что не ожидал помощи. Спросил, что заставляет такую симпатичную женщину работать уличным мединспектором – ведь приходится подбирать не только случайно раненых, но и бродяг, больных черт-те чем, и подстреленных бандитов, и избитых проституток. Элоди ответила, что просто не может иначе. Что ей всегда было жалко беспомощных людей. А после того, как ещё подростком на улице умер старший брат, не получив помощи при сердечном приступе – она точно решила, чем будет заниматься.
Ральфа удивило, как тихо она говорит, без продуманных жестов, рисовки и самопрезентации. А ведь этому, самопрезентации в речи и поведении, девочек учат с детства на всех тренингах личностного роста. Туда все водят своих дочерей – то есть, это необязательно, но как же смеются и над родителями, и над девушкой, если узнают, что в юности она не прошла тренинги! Это нелепо и постыдно, почти как неумение мыться.
С аккуратностью у Элоди было явно всё в порядке, а вот её невыпячивание так бросилось в глаза. И… Ральфу это даже понравилось. У неё, правда, странная фигура – при тонких руках и худощавых плечах туловище довольно грузное и тяжелая грудь. Но это не уменьшало симпатию к ней. За строгостью лица не скрывается, а будто просто тихо стоит в сторонке сексуальность и женственность незнакомого Ральфу оттенка… Он поймал себя на том, что начал бы ухаживать за ней, если бы Элоди не сказала, что замужем. Муж, сообщила она, тоже работает в медицине, он оператор реанимации. Ральф предложил подвезти её домой – было уже поздно, ещё неспокойно на улицах, а у неё, как оказалось, нет элмобиля и она ездит на работу в обычном вагоне общественного слайд-метро. Да, ездит одна, когда муж на дежурстве, у них часто не совпадают смены.
Проводив её и возвращаясь в тот день домой, Ральф отчаянно ругал себя – каким дураком надо быть, чтобы ощутить влечение к невзрачной толстой медичке, когда дома у тебя сидит красотка-раффи в прозрачном пеньюаре! Что за мысли неудачника, Ральф Бран!
Однако сейчас его обрадовало то, что есть повод зайти к Элоди, по-настоящему познакомится с ней, с её семьёй… Почему, черт возьми?
Даже теперь, спустя пять месяцев, он помнил, где она живёт. Зачем? Там будет её муж и её отец. Да, она говорила, что отец живет с ними… Зачем всё это? Спросить о Мам-Капсулах? Но ведь можно справиться официально. С чего он взял, будто эта медичка – исключительный специалист? Только потому, что беседовал с ней три часа и впечатлился её ненавязчивым обаянием? Да что, черт возьми, в ней такого? Рыжие волосы? Лучистая улыбка? Эта её натуральность?.. И что с того?.. Нет, Ральф не собирался с ней переспать. И тут же подумал, что это даже хорошо, что можно просто с ней общаться, не играя во флирт. Она будто излучает тепло, так что можно и не дотрагиваться, но всё равно согреваешься…
В доме, где она жила, был слабый периметр охраны и работал только запросник – достаточно было приложить руку с чипом-паспортом к считывающему устройству. На экране устройства загорелась строка «ваш статус?» Ральф написал – пациент миссис Тай. Появился вопрос «цель визита?» На что Ральф ответил – личный вопрос. Этого запроснику оказалось достаточно, он отправил сигнал в квартиру, оттуда пришел положительный ответ и дверь в подъезд дома отъехала в сторону, пропуская Ральфа в пустое неопрятное помещение, выложенное плиткой грязно-бежевого цвета. Он вошел в крайний из пяти лифтов, поднялся на пятьдесят третий этаж – имя жильца было вбито в программу подъемника. Верхние этажи – в любых домах они самые дешевые, потому что выше двадцатого становится слышно, как работают воздушные турбины.
Площадка пятьдесят третьего этажа была такой же, как и подъезд, отличалась лишь цветом плитки – мутно-зеленой. Влево от площадки уходил длинный слабо освещенный коридор со множеством дверей, на которых были закреплены таблички со списком проживающих.
«Дирк Тай, Элоди Тай, Эван Линдон» - гласила одна из этих табличек.
Ральф представил, как сейчас будет сглаживать неловкость, извиняться за поздний визит без звонка – но только потому, что он потерял, случайно стер, связной номер Элоди, а вопрос не терпит промедления… Что невроз супруги на почве желания иметь ребенка уже доходит до крайности. Тем более, что это было чистой правдой – Шеллин в последнее время просто зациклилась на материнстве, анализах, клиниках, покупке игрушек. Да, ему нужен дельный совет, совет такого здравомыслящего человека, как Элоди.
-Что ты там топчешься! – донеслось из-за двери, и дверь в квартиру распахнулась.
Крепкий пожилой мужчина, стоявший на пороге, был то ли болен, то ли пьян. По тёмным глазам, форме скуластого лица и тонкой переносице Ральф догадался – отец Элоди. Они очень похожи. Только его отросшие до плеч чуть завивающиеся волосы абсолютно седые, а не тёмно-бронзовые.
-Хватит топтаться, заходи, - сказал он, раздвигая створки дверей пошире.
Ральф послушно вошел. В узком холле было довольно темно и едва угадывались силуэты мебели.
-Ты откуда? Из какой конторы? – продолжал расспрашивать отец Элоди.
-Я… я просто пациент.
-Чей? Дирка?
-Нет. Элоди. Она оказывала мне помощь, когда были беспорядки.
-И что тебе теперь надо? Ты выглядишь здоровее нового элмобиля.
-Я… если честно, мне нужен совет хорошего медика, а так как знакомых в медицине у меня нет…
Ральф мялся и запинался сильнее, чем мог себе представить. Что-то не то… Что-то тяжелое давило и наваливалось в этой квартире.
Хозяин включил свет в холле. Это было узкое помещение, где стояла старая обшарпанная мебель, но царил идеальный порядок. В конце этого холла – точнее сказать, коридора – примостился пищеблок – смонтированные вместе шкаф для посуды, холодильная камера и узкий коробок волновой печи. Две двери из коридора вели в спальни, одна в санузел.
-Совет медика, - повторил за гостем отец Элоди, - Совет. Медика.
Да, он реально пьян, удостоверился Ральф. Причем изрядно. Покачиваясь, старик протянул Ральфу руку для рукопожатия. Громадная лапища в шрамах, с искривленными суставами на среднем и четвертом пальцах, как после неважно заживших переломов. Силы пожатия хватило бы, чтобы задушить человека.
-Я Эван. Майор Эван Линдон. Офицер полиции в отставке, был командиром патрульного экипажа. Как тебя зовут?
-Ральф Бран.
-Пойдем выпьем, Ральф. За Элоди и Дирка. За моих детей, Ральф. И за нерожденного внука.
Ральф ощутил озноб, пробирающий сердце.
Так было, когда он обнаружил свою мать умершей в постели. Ему самому тогда было пятнадцать. Вроде взрослый и знал, что такое смерть, знал, что у неё рак, что всякое может случиться, но – стало больно. Ощутимо больно в груди, холодно и обжигающе одновременно, и невозможно было сделать вдох… Отец погиб позже, во время обвала стен здания на какой-то улице в чужом городе, и то горе было совсем иным. А вот первая потеря – это чувство он запомнил. Почему оно пришло сейчас?
-Что с ними случилось, Эван?
-Пошли, расскажу… пациент.
Эван дернул его за рукав и толкнул одну из дверей.
Это была комната старика, обставленная так же скудно, и всего лишь с легким беспорядком. Узкая кровать была застелена тёмно-серым пледом, в углу стоял маленький стол, один табурет, маленькая видеопанель на стене, потрепанный и треснувший айгадж валялся на столе, тусклые светло-серые дверцы стенного шкафа перед окном, задернутым тёмными жалюзи. Некоторый хаос создавали только бутылки на полу, пустых и полных поровну, всего десятка три, не меньше, остатки еды в пакете на столе и стакан на подоконнике.
-Что с ними случилось? – едва дыша, сдавленным голосом спросил Ральф.
-Они умерли, как ты уже понял, - ответил Эван, пододвинул ногой стул для Ральфа, сам сел на кровать, - Садись, откупоривай бутылку. Можешь пить прямо из горла.
-Я понял. Но – как? Что с ними произошло?
-Их убили, Ральф.
-Погромщики? На улице?
-Нет. Погромщики, хха… Нет, не погромщики. Такие же уроды, только с официальным статусом. Убийцы в статусе!
-Эван, я ничего не понял…
-А что тут понимать?! – вскричал Эван, вскочив и топнув ногой, - Что понимать! Понимай, что мы все – сборище ленивых ублюдков, никчемных тупых червей! Гореть в аду этой цивилизации… Ты понимай вот что – люди превратились в ничтожества, которые ничего не умеют, не понимают, и не значат ровным счетом ничего, причем по свой воле!
Эван снова сел на своё место. Посмотрел на Ральфа так пронзительно, будто уже протрезвел.
-Над ней начали смеяться, когда она забеременела – естественным способом. Знаешь, как относятся нынче к таким женщинам? К тем, у кого не биопланированный эмбрион? Скрывать это бесполезно, наблюдающий медик-акушер просто обязан относиться к таким пациенткам по-особенному и всячески подчеркивать, какие они… неправильные! Мать-естественница уже приравнивается к наркоманке или шлюхе. Уже собираются принять закон, по которому будут наказывать за это – типа безответственное поведение. Несоблюдение безопасности генофонда. Во как! Но это ещё ничего. Моя девочка бросила вызов ещё похуже – она решила родить сама. Наверное, ты знаешь, что это запрещено уже много лет. Я сам ещё появился на свет естественным путём, а вы – всё твоё поколение и после – вы прошли либо через кесарево сечение, сделанное самими медиками вручную, либо через родовспомогательную установку. Ручные операции отменили лет двадцать назад, поскольку считается, что машина не совершает ошибок. А знаешь ли ты, что сейчас просто никто – никто! – не умеет делать этого! Нет ни одного медика, умеющего принять роды у женщины. Младенца вынимает на свет машина, медик-оператор только нажимает кнопки. Всё! Повитухи древности вымерли как класс! А люди, идущие на свет естественным путём – нынче презренные зверушки! Пей же, что ты уставился…
Эван взял с пола бутылку, откупорил её, заглотнул половину.
-Моя дочь была медиком. Дирк тоже, он был реаниматором, однако умел не только кнопки давить на всех этих установках. Счастливцы, они видели и думали одинаково! И любили друг друга… Он по каким-то старым информативам изучал акушерское искусство, чтобы его собственная жена не попала в пациентки машины. Но кто-то узнал об этом, донёс. Наверное, разговор как-то услышали соседи… В квартиру ворвались именно тогда, когда у неё начались схватки. Дирка увезли и посадили в камеру. А Элоди принудительно забрали в это адское место, которое именуют родильным отделением. Но так как никто из персонала понятия не имеет, как принимать уже идущего в мир младенца, то её запихали в машину вспоможения! Которая убила и её, и ребенка…
Ральф, слушая, поднёс бутылку ко рту и осушил её до дна.
Спустя пять минут молчания Эван опять заговорил.
-Дирк Тай вырос у меня на глазах, сын моего первого напарника, моего друга. Дуэйна убили в перестрелке, парень остался сиротой, потому что его мать стала принимать наркотики. Он сам начал катиться по плохой дорожке, но – моя крошка Эл затянула его учиться на медицинский факультет… Она любила его так, что он… чувствовал это кожей… Сам так говорил… И он полюбил её, хотя в те годы ненавидел всё, что его окружает... Они были счастливы вдвоём… А я принял его как родного, поскольку мой старший сын умер совсем мальчишкой. У Ларри было больное сердце, он жил на лекарствах… и просто не успел глотнуть таблетку, когда начался приступ! Дирк знал его, но они не успели как следует подружиться… И вот теперь, когда Эл умерла… Представь… Дирку предъявили обвинение в противозаконной деятельности и в её смерти! Он устроил в камере драку с полицейскими, и его застрелили.
-Господи! Мне жаль, Эван! Поверь, мне действительно очень жаль их! – осипшим голосом произнес Ральф.
-Пожалуй, верю… в тебе и таких, как ты, ещё теплится что-то наподобие чувств. Знаешь, ведь нас всех, кто не рафинирован и не мечтает об этом – нас всё чаще принято презирать, ещё немного – и признают опасными. Слышал ведь, как всё чаще называют таких, как мы? Я вижу, ты тоже естественник… Зверушки! Ты понял, да? Глянцевые уроды раффи называют нас зверушками! Господа с программированными генами, сделанные иголкой и выращенные в пластиковом мешке, надменно именуют нас зверушками! У нас гены не выбраны, как шмотки на прилавке, мы не санированы ещё до рождения… и с незаштампованными мозгами! Вот ты, Ральф Бран – почему ты ни разу не рафинировался? Тебе уже за тридцатник, морщин хватает, и форму держать упражнениями тяжеловато, да?
-Я считаю, что это ерунда, - ответил Ральф, и неожиданно для самого себя произнёс - Я вообще считаю, что рафинированная внешность – дрянь полная.
-Вот как? И что же – никогда не спал с раффи-девкой? Не поверю, хха…
-Спал… У меня жена раффи.
Эван захохотал. Снова приложился к бутылке.
-И я ничего о ней не знаю, - сказал Ральф, сам не понимая зачем.
«Я опьянел, - думал Ральф, - я пьян, как последний идиот… Он напоил меня… Эван… Этот старый мужик напоил меня. Так. Я пьян и мне чертовски жаль Элоди! Проклятье! Она должна была жить! Она, и этот её муж, и их ребенок. Почему, черт побери, всё так нелепо!»
-Я хочу видеть, как они жили, - заплетающимся языком проговорил Ральф, - Хочу посмотреть, как жила Элоди. Как живут такие люди.
Эван встал, покачиваясь, открыл дверь, махнул рукой, приглашая следовать за ним. Он пил больше, но, как ни странно, был более трезв, чем Ральф.
Соседняя комната, как нетрудно было догадаться, принадлежала погибшей паре.
Такая же скудность обстановки и аккуратность, с той лишь разницей, что кровать была больше, да цвета – бледно-розовый, песочно-бежевый, синий – создавали внятное ощущение уюта. И ещё в этой комнате находился портрет.
Он был распечатан на листе полипласта и прикреплен на видеопанель.
Двое. Черноволосый смуглый Дирк, большущий, сильный, без рубашки и в рабочих брюках, подпоясанных грубым ремнём, он обнимал Элоди, такую чувственно хрупкую в легком платье светло-синего цвета. На фото они совсем молоды, и видна её настоящая фигура. «Она показалась мне полной, - вспоминал Ральф, - Ну да, из-за беременности. Я ещё подумал – странно, тонкое лицо и тяжелое тело… Мне бы в голову не пришло, что женщина в её положении могла бегать по улице, выискивая раненых. А на деле она была тоненькая, тонкокостная. С шикарной грудью… с настоящей… и с длинными ногами. Какая красивая женщина… какая красивая пара! Как там сказал Эван? Любовь чувствовать кожей? Да, по тому, как этот парень на фото держит руку на её спине – видно столько любви, сколько и представить невозможно.»
-А я никогда не любил, - заплетающимся языком проговорил Ральф, - Ни разу не любил бабу, с которой спал… Эван, ты любил её мать?
-Да.
-Что с ней стало?
- Умерла два года назад. Официально – несчастный случай.
-Официально? То есть? Какой?
-Ну ты и дотошный! Ладно, если тебе надо знать – началось с того, что сломанное оборудование на фабрике обожгло ей лицо. Горячий полимер, из которого отливают посуду… Сида, моя жена, она была совсем подавлена… потому что её очень сильно изуродовало. Но лечение ожога – это медицина, которая может пойти на уступки, тем более, что связей среди медиков было предостаточно. А вот красота, эстетика – это уже давно отделено от медицины, причем официально. Это бизнес, раффи-салоны, где на уступки и скидки не идут, если клиент не может быть полезен в рекламных целях. Да! Мне так и сказали. «Очень жаль вашу жену, но женщина пятидесяти лет, получившая увечье на производстве – это не перспективный клиент. Вот если бы покалечилась ваша молоденькая дочь или внучка, тогда бы имело смысл заниматься её лицом за символическую плату, это могло бы быть колоссальной раскруткой.» Я не понял сразу. Так они – объяснили. Что, например, какая-нибудь девушка четырнадцати-восемнадцати, в крайнем случае, двадцати двух лет, с некрасивым лицом или даже с увечьем, с неустоявшимся вкусом и мировоззрением, ещё лучше закомплексованная девственница или жертва насильника – вот такая особа представляет медийный интерес. Её преображение можно сделать эффектным шоу в комм-сетях, на неё может положить глаз какой-нибудь состоятельный тип, а это – деньги, деньги и деньги, и для самой девушки, и для её «создателей»… Они так и сказали: если несчастье произойдет с вашей более юной родственницей – обращайтесь за скидками. А вашей супруге можем сделать всё, что угодно – по полной стоимости. Какова полная стоимость, ты, я думаю, представляешь. Получить кредит тоже было нереально. Эстетическая пластика – не является жизненно важной необходимостью, так мне сказали в банке, поэтому не позволили выйти за предел Финансовой Безопасности. Не знаю, как я не взорвал эти проклятые банки и салоны… В конце концов Сида всё поняла. Она просто молчала примерно год. А потом покончила с собой. Там, на фабрике. Упала в резервуар под прессующую установку… которая прессует бракованные экземпляры… Бракованные, Ральф… Но официально – это признали несчастным случаем.
-Эван… как ужасно… Так ты теперь совсем один…
-Почти, но не совсем… Ральф, хорошо, что ты сегодня зашел. Я тебя ни черта не знаю, но это хорошо. Я хотел уехать сразу после утилизации тел, но почему-то медлил, медлил… Я пил, как видишь. От древнейших времен один способ растворять горе – алкоголь. Хотя эту дрянь, что мы пьем, даже не стоит сравнивать с напитками прошлого.
Старик вышел в коридор и сел, привалившись спиной к стене, прикладываясь к бутылке. Ральф устроился рядом.
-Прошлого нет, Эван. Там, на поверхности, всё сгорело, утонуло и разложилось. Мы уцелели. И ещё мутанты… Цивилизация… Эван, я ни черта не понимаю теперь…
-Ральф, тебе сорвало заглушки! Этого следовало ожидать. Парень, осторожно, а то наговоришь тут.
-Мне всё равно…
-Ты давно был на Личностном Аудите?
-Давно. Года два назад… больше.
-Ооо, значит, скоро тебя пригласят прослушиваться. Добропорядочный гражданин прослушивается минимум раз в три года, ты забыл?
-Да помню, черт дери…
-И тебе придется рассказать об этой нашей попойке. И обо мне. И об Элоди и Дирке. И тебя спросят, как ты оказался рядом с такими людьми. С изгоями, Ральф.
-Что за чушь! Я не считаю, что вы изгои… просто имеете право на свои взгляды, ведь если… ну, не знаю… А про знакомство – это элементарно. Расскажу, как Элоди мне оказала помощь, это есть в полицейских протоколах…
-Не поможет, - Эван усмехнулся, показав не слишком ровные, но крепкие зубы, - Ты будешь выглядеть слишком подозрительно. Ты начнешь оправдываться, а это уже половина успеха обвинения.
-И… что это значит?
-Тебя как минимум посадят. И признают неуравновешенным. Пропишут принудительную терапию, или, может, лоботомию. Обычные приговоры, Ральф, для таких идиотов, как ты.
-Эван, придурок старый, зачем ты мне это говоришь, черт побери?!
Ральф постарался вложить в свой возглас как можно больше злости. Но понимал, что Эван Линдон абсолютно прав.
Старик усмехнулся. У него были ясные и трезвые глаза, разве что очень уставшие. Он ничего не ответил Ральфу. Воцарилась тишина, длившаяся, наверное, с полчаса.
За это время Ральф почувствовал жгучий стыд за свои прошлые мысли, намерения, за свои планы на ближайшие дни и на годы.
Пришел просить совета медика… Совет? Медика? Ради чего? Ради истерик рафинажки, которая хочет получить ребенка не вынашивая его? Как же это дико звучит на самом деле – «она хочет ребенка». Как «хочет есть», «хочет платье», «хочет в туалет», «хочет спать»… Что?! Миром правят хотелки неуравновешенных индивидов…
Почему Элоди и Дирк, которые готовы были стать настоящими – настоящими! – родителями, так страшно и бессмысленно погибли?
Что творится, черт побери?!
Что-то сломалось внутри, что-то взорвалось. И осколки этого фальшивого внутреннего мира разлетались, пронизывая насквозь.
Шок этих неполных двух часов, что он провел в квартире беседуя с Эваном, шок пронзил его сознание, шок разлился в крови.
-Мне пора, Эван, - произнёс Ральф, вставая и отряхивая одежду, - Пора домой, время позднее, в моём доме периметр может закрыться, придется делать запрос на вход, станет ясно что я пил…
-Иди, - сказал Эван.
Довольно легко для его возраста он поднялся на ноги, ненадолго удалился в свою комнату. Вернувшись, протянул Ральфу свёрток размером с две ладони, запечатанный черный пакет.
-Держи.
-Что это?
-Подарок. Одноразовые коммуникаторы, три штуки. Они настроены на основное гнездо, которое я ношу с собой, здесь, в медальоне.
-Эван… это же запрещенный вид связи!
-Знаю. На случай, если тебе станет совсем скверно. Не обмениваться же номерами айгаджей, которые ничего не стоит прослушать. Я уеду только через три дня. Если захочешь присоединиться, то связывайся.
-Куда ты собрался? В другой сектор?
-Да, пожалуй, назовем это так.
-Оооо… я слышал, многие стремятся в Арбийский, но там же эта их религия… хотя, говорят, уровень жизни… Или же в какой-то из Евров? Но там нечего делать без денег, старина, а у тебя их, я понял, негусто. Собственно, там и моих сбережений не хватит…
-Хватит играть в угадайку, Ральф, - перебил его старик, - Ступай домой.
Эван распахнул перед уходящим гостем входную дверь и пожал руку на прощание.

***
В течение целого дня Шеллин с ним не разговаривала, демонстративно надувала губки, уходила из комнаты, если входил он. Часами шепталась с подружками по чат-связи, вытирала слёзы. Жалуется, догадался Ральф.
Да, всё из-за его позднего прихода и его молчания. Это ведь было – «ужасно, ах, ужасно.» Это, считала Шеллин, жесткий игнор, оскорбление, обида… Ну, пусть психует. Пусть.
Однако гнев на милость Шеллин сменила абсолютно внезапно, чего раньше не случалось.
В их вычурно обставленной гостиной, состоящей в основном из круглых диванов и стеклянных шкафчиков, на стенах которых переливались инсталляции, среди парящих в воздухе крошечных светильников, Шеллин восседала в новом пеньюаре как некая госпожа этого королевства, точно скопированного в своё время с дизайн-альбома.
Кажется, она сменила цвет на выделенных прядях волос… неужели праздник по этому поводу?
-Милый, если ты сейчас извинишься передо мной, то я прощу тебя – ради нашего будущего крошки, - прощебетала она.
Ральф машинально попросил прощения, привычными фразами, выученными до автоматизма за пять лет брака. Поцеловал ей колено – это тоже входило в ритуал принесения извинений.
-Ты ничего не замечаешь в этой комнате? – спросила она, обведя царственным жестом полукруг.
-В комнате… что-то там в углу?
-Да… милый, подойди, посмотри. Я купила это сегодня с утра!
-Это детская колыбель, ведь так?
-Даааа… а там внутрииии… Ну же, заглядывай!
С каменным лицом Ральф отодвинул воздушные занавеси на подвешенной к потолку колыбели. Внутри был помещен предмет, напоминающий устройство для капельницы с огромным тускло-желтым пузырём, заполненным на две трети чем-то вязким.
-Шеллин…
-Аммм-ма-ма, - пропела она и рассмеялась, - Исключительный случай!
-Что?
-В исключительных случаях банк дает кредит жене на имя мужа, особенно если женаты более трёх лет! – торжественно объявила Шеллин, - Я сказала им, для чего нужен кредит, показала чек предварительной оплаты… да, я внесла предварительную, вчера. И банк всё одобрил! Их это так впечатлило и умилило! Ах! Они позвонят тебе завтра… Сегодня я закончила оформление уже под конец дня, а такие вещи они сообщают лично, в разговоре, а не оповещением.
-Шеллин… что ты натворила?!
-О чём ты, милый? Ты считаешь, что это большая сумма?
-Да это безумно огромная сумма!
-Ах, я понимаю… Тебя беспокоит платежеспособность? Не бойся, милый. Ты обязательно справишься, ведь на работе ты на прекрасном счету, тебя не уволят ни в коем случае. Нууу… вот, например, у Луллис мужа уволили, однако же невыплаченные кредиты он погасил продажей почки и чего-то там ещё, то ли кожи, то ли этой, которая в глазу... Это, конечно, крайность… Но Капсула того стоит! Она чудеснааа! Благодаря ей я буду мааа-маа, мамама! Мамамама! – она снова заливисто рассмеялась, поигрывая ложкой, которой ела свой диетический крем, - Это так чудесно! Теперь можем идти в клинику планироваться. Нам сделают маааленьких зародышков, подберут им симпатичный наборчик генов…
-Что?
Ральф поднялся с дивана, включил чипом на руке верхний свет. Швырнул на пол попавшийся под руку воздухоплавающий светильник.
-Как ты сказала? Подберут? «Наборчик генов»? Симпатичный, да? «Симпатичный наборчик генов»? Да пропади ты пропадом, тупая тварь!
Его лицо побелело, как белеет перегревшийся экран неисправного айгаджа, прежде чем взорваться.
Он разглядывал сидящую перед ним Шеллин будто видел в первый раз. Широко расставленные миндалевидные глаза голубого цвета, переливающегося в зеленоватый, идеальный маленький нос, идеальный большой рот. Ральф вспомнил, что однажды почувствовал в коже её щеки нити металлического каркаса, где-то возле подбородка. Про ощущение полимерных шаров в её груди и ягодицах и так понятно, это знакомо любому парню, кто занимался сексом с раффи-мисс. Ещё он вспомнил, что её волосы не становятся длиннее до тех пор, пока она не сходит в салон…
Он взял со стола бутыль сиропа, изо всех сил швырнул её в угол гостиной, одним ударом разнеся этот алтарь фальшивого материнства, за который были отданы его вероятные заработки лет на десять вперед.
Подвешенный пузырь лопнул, желто-зелёная жижа растеклась по опалесцирующему ковровому покрытию.
От прозвучавшего вопля у Ральфа заложило уши. Он слышал такое разве что в фильмах ужасов о вымышленных чудовищах.
-Ненавижу тебя! – визжала Шеллин, когда смогла, наконец, вернуть себе связную речь, - Ненавижуууу!!!
Она металась по гостиной, швыряя всё, что попадется под руку, целясь Ральфу в голову. Она спотыкалась и падал сама, ломала вживленные ногти, порезалась о смятую посуду, но, казалось, не чувствовала боли.
-Ты!!! Ненавижу тебя!!! Ненавижу! Ничего мне не дал! Ничего! Твоя жалкая квартирка и жалкие уик-энды… У моей матери денег и фантазии было гораздо больше! Она собой и мной зарабатывала ого-го сколько! Эти уроды, что пользовались мной с детства, по крайней мере, платили! Один сделал мне и лицо, другой – тело! Ещё один поставил стимулятор, сюда – она прижала пальцы к темени, - чтобы я больше не попадала в лечебницу… И все курсы, все тренинги оплачивали! Они уроды, но они платили! А ты, ты, ничтожество, что ты можешь?!
Прыжком повалив его на пол, Шеллин стала душить его воротом рубашки.
-Сдохни! Сдохни, я получу деньги за твои потроха! Несчастный случай… а ты - здоровая скотина, за твои внутренности заплатят…
Ральф собрав силы отшвырнул её и поднялся на ноги. В него полетела дверца шкафа, разбитого ею при падении. Едва удалось увернуться. Она снова кинулась на него, но поскользнулась босой ногой на жиже, вытекшей из Капсулы, и упала. Острый угол столика кубической формы пробил ей висок.
***
-Эван, это я…
-Ральф? Я думал, ты уже не появишься. Значит, решился?
Связь была с помехами, но отставной полицейский узнал его голос.
-Я влип в историю…
-Этого следовало ожидать. Ты где?
-Почти подошел к твоему дому… Возле стоянки торгового комплекса. Я теперь не могу ни ездить, ни появляться в общественных местах…
-Что, так влип, что удалил чипы? Как давно?
-Да… три часа назад…
-У тебя минут сорок, не больше. Слушай меня. Я уже давно не дома, и тебе там тоже появляться нельзя. Спрячься где-нибудь на стоянке, я постараюсь подъехать быстро. И не забудь переломить использованный коммуникатор.
Ральф так и сделал. Выбросив в уличный мусоропровод обломки коммуникатора, он нашел темный уголок у ограждения парковки. Сел там, натянув капюшон пальто, такого же серого, как и камень ограждения.
Его изрядно знобило. Яд, выделяемый при несанкционированном удалении обязательных чипов, удавалось нейтрализовать кратковременно. Ральф выпил все абсорбенты, что были в домашней аптечке, но знал, что это поможет мало. Спасти могут только специальные инъекции, которые есть лишь в медицинских центрах… или у всяких подозрительных типов.
Проваливаясь в забытье, он видел перед собой то перекошенное злобой рафинированное личико Шеллин, то её пробитый острым углом висок, остановившиеся глаза и недоуменно открытый рот, то – этих двоих, Дирка и Элоди, будто живых и склоняющихся над ним…
Из своей квартиры, где всё осталось перевернутым вверх дном, и из своей прекрасно налаженной и теперь навсегда испорченной жизни он убегал с ощущением облегчения и… нарастающего озноба от выкорчеванных из запястья чипов идентификации.
Он не придумал, что взять в дорогу. Нашел только пальто, в котором ходил в колледже и которое зачем-то хранил. Оно пришлось впору, даже слегка великовато.
Он не стал запирать двери, потому что хотел, чтобы Шеллин побыстрее нашли. Да, его, Ральфа Брана, теперь объявят в розыск, обвинив в убийстве жены. И никакие аргументы «она упала сама» не помогут. Ему даже стало обидно, что всё так глупо, что он даже не ударил её ни разу за всю жизнь, хотя часто очень хотелось это сделать. И теперь – сесть за её убийство, которого не совершал? При том, что это она хотела его убить!
Она… Да, хоть что-то прояснилось. Не из бедных. Наверное, её мать была тоже раффи-мисс, похоже, проститутка, раз сама Шеллин с малолетства зарабатывала телом. И она психически больна – стимуляторы вживляют в голову буйным сумасшедшим, когда лечение медикаментами не помогает, чтобы избежать лоботомии. Мозговой Стимулятор Позитивного Отношения, это так называется. Вещь дорогая. Похоже, он уже не справлялся…
Может быть, надо её пожалеть? Не получалось.
Его жалость, вся, сколько её было, стремилась и неслась к Элоди… и к её семье.
Каково это, думал он, обнимать такую женщину? Он почти увидел её, в том самом голубом платье – но на поверхности, на берегу без границ. И ветер, неровный, порывистый земной ветер, дует ей навстречу, отчего платье обтягивает и подчеркивает грудь и талию, заплетается в стройных ногах. Она улыбается, смотрит вверх, придерживая пальцами вьющиеся бронзовые кудри. Ребёнок, едва научившийся ходить, обнимает её колено. Дирк – он тоже смеётся, что-то говорит ей. Смотрит на солнце… Да какое оно, солнце?! Оно горячее…
Голова Ральфа горела, будто в жарочном шкафу. Не успеет… Эван не успеет. А если успеет, то всё равно, как же идти… «Я не могу пошевелиться… совсем… нет, если он придет, пусть уходит один… куда он там надумал… я не смогу… не смогу… Элоди… каково это – обнимать такую женщину? Счастливец этот Дирк! Будьте счастливы, раз она выбрала его… Я рад за тебя, парень, люби её всегда… Но хоть раз обнять, по-дружески, можно, можно ведь… Подойти и обнять… Нет, не выйдет. Уже утилизировали… убили и утилизировали… Элоди, прости меня…»
Звук остановившегося и шоркнувшего воздушной подушкой элмобиля, кажется, довольно большого, на мгновение вывел его из забытья. Было темно, ночное затемнение уже давно… Двое. Видны лишь силуэты. Подобрали его как мешок и бросили в кабину, похоже, это фургон или патрульный элмобиль.
«Элоди… прости… Прости, Дирк… Прости, Эван…»

3.
-Можно остановить эту штуку? – воскликнула девушка, вскакивая со своего места на полу грузового транспортёра, - Я хочу выйти! Выйти! Вернуться!
Механик-водитель Донни и экспедитор Чак, которые были одновременно и хозяевами, и экипажем на борту этого нелегального рейса, быстро схватили её под руки, грубо усадили на место. Им это удалось без труда – худенькая раффи в неудобных каблукастых сапогах и столь же стесняющей одежде, да к тому же не на шутку перепуганная, она была для них как пушинка, которую зачем-то подняло ветром.
-Сиди тихо, цыпочка, - прикрикнул на неё грубый и неприветливый Донни, - Одно дурацкое движение – и все эти люди могут погибнуть, впрочем, как и ты… Села, кому сказал!
Она замерла на полу, из глаз брызнули слёзы.
-Я хочу обратно, - пискнула она, - обратно… Я не собрала все свои вещи, как я буду без них… Без кружечки с видеоинсталляцией… Без кушонов, без боди-крема… как я буду мыться?! Без моего пёсика… я его оставила у подруги всего на неделю! А лекарства, они же остались там… А что я буду есть, где буду брать продукты по списку диеты…  Мне страшно, в конце концов! – она возвысила голос до визга, снова попыталась подняться, - Слышите, вы! Я боюсь! Я хочу вернуться! Чертовы придурки, у вас ничего не выйдет!
Она разрыдалась, покраснела, на щеках побагровели и ярче проступили явные следы неудачно сделанного рафинирования, пятна, рубцы и волдыри.
«Наверняка она решилась на побег из-за своей внешности, - подумал Ральф, - а, может, ещё из-за каких проблем. Ей сделали топорный рафинаж, она не только подурнела, а ещё и приобрела кучу болячек, это заметно. Возможно, изуродовано не только лицо, с телом у неё тоже проблемы. Вон какая плоская, не иначе удалены бракованные импланты из груди. Наверняка у бедняжки невыносимая жизнь, а побег на поверхность к Верховникам – либо верная смерть, либо полное выздоровление. Попытка с билетом в один конец… что-то вроде отложенного самоубийства, потому как на настоящее у неё смелости не хватает. Если правду говорят о медицине Верховников… А ведь тут не поймешь, где правда. Одни уверены, что у них можно найти спасение от всего, а другие твердят, что прибывших беглецов раскурочат на органы, или кинут вариться в биомассу, причем живьем. Эххх… Не узнать, пока не увидишь…»
Тем временем Чак и Донни снова направились к ней.
-Сейчас привяжем тебя, психопатка драная! А ну, угомонись! Вон, посмотри, маленькие дети ведут себя лучше! Вон, гляди! – Донни схватил её за ворот розовой шубки, заставил смотреть в правый дальний угол транспортера, - Вон, двое деток, им гораздо хуже, чем тебе! У них болячки внутри, причем с рождения! И девчонки не воют, не боятся! Так что сядь и молчи!
Незадачливая бунтарка снова оказалась на полу. Мать тех двух детей, девочек примерно восьми и пятнадцати лет, поманила её.
-Иди сюда, дорогая. Иди сюда! Посиди с нами. Мы не заразные, не бойся. Тебя не обидит никто, ну же! Я Эдна, это мои дочки…
Тускло одетая женщина неприметной внешности, её дочери – хорошенькие, но страшно бледные, лежащие возле матери, положив головы ей на колени – эта компания сейчас показалась девушке не только приятной, но и спасительной. Хотя ещё примерно пять месяцев назад она порхала, не замечая подобных существ.
Раффи-мисс на четвереньках переползла к ним, села поближе, потому что стала сильно замерзать в своем ярком неоново-зеленом комбинезоне и декоративных белых сапожках с голенищами выше колен, да и розовая шубка-болеро почему-то не грела. Старшая из девочек улыбнулась, набросила ей на плечи половину своего пледа.
Да, все пассажиры нелегального рейса заметили сильное похолодание.
Естественно, подумал Ральф, это ведь грузовой транспортер, да и не специализированный, так что обогрев ему не положен.
-Сейчас будет холоднее и холоднее, - объявил Чак, - Мы поднимаемся над небосферой, нас ждет реальный мир, холодная поверхность континента Антарктида, если кто не знает. Мы покидаем наши Сектора. Так что надевайте, кто что прихватил. Для тех растяп, кто не взял теплые вещи, у на есть небольшой запас, куртки, но их мало. Да, тебе, психопатка тощая, достанется теплая уютная вещичка, вот, лови и молча одевайся. Что-что, одежка, только получше твоего дурацкого прикида… Так, аккуратно шевелимся! И вам, леди. А, вам не надо, вы запаслись? И малец у вас одет? Отлично, пригодится кому-то, благодарю вас! Застежка вот так, мистер, не поломайте… Не раскачайте мне вагон, иначе нам вызовут инспекционную бригаду! А если всех нас здесь обнаружат, то никому не поздоровится. Пожалуйста, помните об этом, если кто-то ещё захочет закатить истерику. Всё, переодеваемся, аккуратно и не спеша. Перед выходом на поверхность мы раздадим ещё защитные комбинезоны, поскольку старушка Земля не слишком приветлива в этом районе! Но пока что надеваем – это.
Ральф и Эван только застегнули свои куртки поплотнее, Дженнис надела на сына теплый стеганый жилет поверх свитера, сама укутала шею шарфом и надела темно-коричневую шапочку.
…Когда сутки назад Ральфа подобрали, он был уже без сознания, в токсическом шоке после извлечения обязательных чипов. Он успел подумать, что это конец. Он преступник, пытавшийся извлечь чипы-паспорта. В его квартире страшный разгром и тело жены в луже крови. Наверняка её уже обнаружили. Никто и мысли не допустит, что на самом деле Ральф её не убивал. Картина для полиции будет ясна – ссора, убийство, попытка скрыться. По закону его должны везти в больницу на интоксикацию, чтобы спасти и судить. Но особо спешить с оказанием помощи явно не будут…
А когда его аж подкинуло, будто от взрыва петарды где-то за сердцем, он догадался, что жив – только потому, что у него перед глазами маячила ухмыляющаяся физиономия Эвана. В глазах старика сейчас было гораздо больше жизни, чем при их первой встрече. Находились они, Ральф и Эван, в каком-то темном промозглом помещении, где резко пахло топливом и краской.
-Эван… старый черт! Ты? Но меня подобрал патруль…
-Тебя подобрали мои ребята, - перебил его Эван, показал рукой на двоих молодых полицейских в форме, что сидели рядом на каких-то ящиках, - я их послал за тобой. Вот, мои воспитанники, последние перед выходом в отставку. Джейсон и Надида.
Парень казался с виду невзрачным, но его грубое лицо было запоминающимся, а глаза пронзительными. Он сдержанно кивнул Ральфу, задержал на нем взгляд, будто до сих пор изучал его. Девушка, напротив, была улыбчивой, яркой, смуглой, с черными гладкими волосами, стянутыми в короткий пучок на затылке.
-Привет, коматозник, - сказала она, задорно сверкнув влажными тёмными глазами, - Прости меня за развороченное предплечье и за синяк на животе. Это я тебя колола антидотом, но ты так корчился! Черт! Я два раза роняла шприц-ампулу. Он, - девушка кивнула на напарника, - был за рулём, не мог мне помочь, вот и пришлось надавить тебе коленом на пузо. Хи-хи… ну извини!
-Проехали, - махнул рукой Ральф, вскользь глянув на пластырь, закрывающий место болезненного укола и на повязку на запястье, откуда он извлекал чипы, - Можешь сделать так ещё раз, мне не больно.
-Замётано, - кивнула она.
-Итак, Ральф, у тебя нет выхода. Ты с нами, - Эван внимательно смотрел на него, но будто бы не сомневался в том, что Ральф согласится.
-Да, я с вами. Моя жизнь рухнула. За какие-то минуты. Из-за дурости Шеллин… Да и из-за моей тоже, это ведь я на такой женился. Так что я – с вами, даже не сомневайтесь.
-И ты не спросишь, куда? – небрежно бросил Эван, а Надида понимающе усмехнулась.
-Мне всё равно, - ответил Ральф Бран.
-Вот как… И даже не полюбопытствуешь?
-Ну, если ты будешь так любезен, Эван, можешь сказать.
Эван снова выдержал паузу.
-Наверх.
Ещё помолчал, добавил.
-Мы идем наверх. Бежим отсюда, как преступники, потому что нам, мне и ещё двум дюжинам людей, что идут в нынешний рейс, нет места в нашем благостном обществе. Мы уходим к мутантам, которых собираются уничтожить правительства всех секторов.
-Наверх, так наверх, - ответил ему Ральф.
Не удивился, не испугался. Ему и вправду не было страшно. Было безразлично и легко.
А вот следующее мгновение заставило его изумленно замереть и запнуться на полуслове.
Из темноты ангара, из-за перегородки, отделяющей внутренне подсобное помещение, появились медленно и осторожно ступающие фигуры. Силуэт повыше принадлежал, судя по всему, женщине, тот, что поменьше – ребенку, мальчику лет десяти. Когда на лицо женщины упал неяркий свет, вот тут Ральфа и сковало изумление.
Эван понял, в чем дело.
-Это Дженнис, моя племянница. Дочка покойного брата. Похожа на Эл, правда? А этот парень – Тед, сын Дженнис, мой внучатый племянник.
Мальчик подошел к Ральфу вплотную, посмотрел с интересом и легкой опаской. Темноволосый, глаза зеленые. Переносица и скулы как у деда, у матери… и как у тёти, которой уже нет в живых. А взгляд совсем не по возрасту серьезный.
-Ты друг или сволочь? – спросил он.
-Я… я…
Ральф от неожиданности ещё не мог сообразить, что ответить.
-Это друг, друг, - пришел ему на помощь Эван, - Он с нами вместе будет убегать от сволочей.
-Тогда привет, - Тед протянул новому другу руку, Ральф молча пожал маленькую холодную кисть.
Наблюдавшая эту сцену мать мальчика тоже, кажется, вздохнула с облегчением и присела рядом с Надидой.
Да, именно от сходства Дженнис с двоюродной сестрой Ральф и впал в такой ступор. Решил, что сошел с ума и перед ним галлюцинация.
Однако достаточно было приглядеться, чтобы понять, что их сходство было не как у близняшек.
Дженнис оказалась ниже ростом, темноволосой, очень коротко остриженной. Черты лица почти копировали Элоди, разве что очертание щек помягче и губы напряженно сжаты. Наверняка она более робкая. Правда, о её настоящем характере трудно судить сейчас, потому что выражение темных глаз Дженнис было совершенно больное. Так выглядят, вспомнил Ральф, люди после тяжелой операции, или после похорон кого-то очень близкого. Да, вспомнилось лицо друга по колледжу, Марка, когда тот боролся за жизнь. А потом онкология добила его, и его жена несколько лет была – тоже такой вот, потерянной, будто умерла сама, но почему-то продолжала ходить и говорить...
-Почему он на меня так смотрит? – тихо спросила Дженнис у Эвана, - Мне аж не по себе…
-Не пугайся, малышка, просто он знал мою дочку.
-А-а, тогда ладно, - Дженнис немного успокоилась, даже попыталась улыбнуться Ральфу, - Вижу, ты нравишься Теду. Он у меня редко идет к чужим.
-Потому что много сволочей, - пояснил мальчик, - Я жил в доме у сволочей, у вонючих тварей, целых два года! А вчера мама и дед меня украли оттуда. И мы уезжаем к волшебным людям, Нэди и Джейсон тоже с нами. Значит, ты тоже?
-И я, - подтвердил Ральф, - я тоже хочу попасть к… волшебным людям.
-Тебя тоже сволочи обидели?
-Нет. Но они обижают других, я не хочу быть таким, как они.
-Вообще-то я не разрешаю ему браниться, - извиняющимся тоном сказала Дженнис, - но это слово пусть произносит. Оно не похабное, просто грубое. И надо же как-то называть всех этих…
Ральф понимающе кивнул, улыбнулся Теду.
-За нами приедут минут через сорок, Чак и Донни уже в пути, - сообщил Эван, прочитав сообщение на коммуникаторе, - есть время познакомиться. Расскажи им о себе, Ральф.
Ральф рассказал, без эмоций, без злости, без страха. Как будто это случилось не с ним.
Потом слово взял Джейсон Баркли. У него, похоже, в сердце ярость кипела, хоть он и пытался сдерживаться. Сын богатых родителей, обожавших его и друг друга. Но в высших кругах общества Его Величество Мнение так же властно, как и везде. Естественно зачатый ребенок – предмет осуждения родителей и третирования его самого. С детства нападки и издевательства окружающих – звереныш! выродок! Усиленные проверки везде, назойливое внимание медиков. Младшую сестру уже не рискнули зачать без одобрения и вмешательства медицины. Вдобавок врачи убедили родителей, что в их случае просто биопланирования недостаточно, нужен генетический рафинаж.
 А когда дети стали взрослыми, отец внезапно разорился, потерял бизнес из-за рискованного кредита. Сестра, о которой Джейсон заботился с самого её рождения, забрала всё ценное из дома и сказала, что уезжает. Попросила её не компрометировать. Причем не со злостью, не с обидой. А так, как обычно просят «поправь мне воротник» или «дай, пожалуйста, вон тот стакан». У неё не было никаких обид на близких… Нет же, она рассталась с ними очень тепло. Но нельзя же оставлять себе то, что испорчено, пояснила она перед тем, как навсегда уйти из их жизни.
 Несколько лет Джейсон пытался сохранить тот уровень, что был прежде у его семьи, искал и находил работу в крупных компаниях, не терял связей. Но клеймо разорившегося неудачника – оно отражалось в глазах всех, с кем приходилось общаться. По такому случаю с ним и обращались иначе, чем с теми, кто начинал делать карьеру, или кто оставался в прежнем успешном статусе. И при каждом случае припоминали его естественное рождение – ведь эти естественники неблагонадежны по определению…
В один прекрасный день Джейсон понял, что вот-вот даст в морду своему боссу.  Уволился, подал заявление на курсы подготовки полицейских, и через полгода уже патрулировал улицы. Родители не увидел этих перемен, они умерли тремя годами раньше.
Спустя несколько лет службы под началом Эвана, Джейсон получил нового напарника – сержанта Надиду Суинтон, о которой говорили «девка-оторва, злобная стерва…»
Она родилась в Арбийском секторе, и ничто не предвещало ей иной судьбы, кроме той, что у всех женщин этого общества с бетонными нормами морали, где женская одежда наглухо закрывает тело и лицо, где мужчина просто обязан быть деспотом в семье, а дети и жена – являются его имуществом. Отец Надиды влез в какие-то махинации с чужими деньгами, ему грозила тюрьма. Сыновей, он знал точно, заберут родственники. А вот девочку-подростка ожидала незавидная судьба. По меркам арбийцев Надида имела совсем негодный для порядочной девушки характер, слишком смешливая и бойкая, при этом уродилась здоровой и сильной. Поэтому её не взяли бы замуж, а отправили бы в Коррекционно-Воспитательный Дом для трудных подростков, чтобы впоследствии отправить на тяжелую работу или сделать донором всего, чего только можно. Но для своего отца она была главной ценностью – обожаемая пышка-хохотушка с блестящими черными глазами и ямочками на щеках, любящая музыку, сладости, беготню и танцы… Он решился – продал дочь своему партнеру из Америйского сектора. Арбийские законы позволяли, если девочке было более двенадцати лет. Отец справедливо решил, что судьба секс-рабыни в Амере – это чуть лучше, чем быть раскуроченной на органы в родной среде обитания. К тому же он знал, что его партнер Суинтон не отличался садистскими наклонностями, еду и отдых любил больше, чем женщин, и вне бизнеса был вполне добродушным увальнем. Просто положение обязывало иметь небольшой особнячок с девочками для досуга…
В тюрьму пожизненно попал не только отец, но и мать, как соучастница, не донесшая на мужа. Сама же Надида прекрасно знала, что больше никогда не увидит ни родителей, ни братьев.
Опекун, давший ей свою фамилию, с первой встречи не вызывал у неё неприязни. Отец объяснил своей четырнадцатилетней дочери, что этот пожилой полный тип с сонными глазами – её единственное спасение и шанс на жизнь. Разве что придется терпеть его жирное брюхо и одышку в обмен на защиту.
На воспитание каждой девушки для досуга тратили примерно год, и за это время мистер Суинтон скончался.
Надида совершенно искренне сожалела о его смерти. Расставаясь с родителями она запретила себе плакать, и придерживалась своего правила. Но ей было жаль этого вальяжного толстяка с тихим голосом и чуть печальными глазами. Она часто смахивала слёзы, вспоминая его. Физически непривлекательный, слишком больной и пожилой, поэтому негодный для раффи-процедур, он был всё-таки не гадким. По крайней мере, он чисто мылся и полоскал рот, так что от него пахло даже как-то приемлемо, парфюмерно, так же, как в салоне его дорогущего элмобиля. Но главное – он был добрым. Надида помнила, как при знакомстве Суинтон не пытался её облапать, только слегка потрепал по спине, таким успокаивающим жестом. Спросил, что она хочет съесть на обед, и вообще, что больше любит, сладкое или острое. И какой у неё любимый цвет, и подошла ли купленная одежда. И добавил, что она может говорить не стесняясь, если что-то ещё нужно, какая-то девчачья мелочь. Главное, детка, напиши список и скинь на айгадж помощнику, тот пойдет и купит…
Сонные глаза Суинтона смотрели грустно и мягко, иногда в них пробуждалась улыбка. Новую подопечную он сходу назвал Нэди, и был не прочь в свободное время просто поболтать. В день её приезда он сказал – если тебе, крошка, стало тоскливо, можешь сесть рядом, я тебя обниму. Нет, не бойся, под юбку тебе не полезу, честно. Ты ещё мала. А я уже старый-престарый… Знаешь, Нэди, мне жаль тебя, да и себя тоже… Ты говорила, умеешь танцевать? Здорово было бы глянуть на ваши танцы. А я сам никогда не танцевал из-за этих чертовых суставов. Вон там, в шоу-блоке, музыка, закачано черт-те чего полно. Выбери какую надо, дочка, и спляши, порадуй старика.
Было совсем немного этих дней, когда он сидел с ней в обнимку, как отец. Или хлопал в ладоши, когда она отплясывала, подпевая себе и немного кривляясь. Арбийские танцы служили для соблазнения мужчин, но Надида просто любила сами движения, особенно движения красивые, к тому же могла добавить что-то своё. Особенно нравилось делать нарочито смешно. И Суинтон хохотал от души, он обожал, когда она дурачилась и шутила, когда посреди каскада плавных движений вдруг подпрыгивала и вертелась. «Ну-ка, ну-ка, как ты это сделала глазами… ох-хо-хо, дочка, да не смеши так, помереть же могу! Ну-ка, ну-ка, ещё раз – как ты сказала? Ой-ой!»
Самое фривольное, что он сделал, это однажды ущипнул её за нос.
У мистера Суинтона не было детей, жены тоже не было, наверняка из-за его бесчисленных врожденных заболеваний. Почему-то он не купил себе генетически рафинированного отпрыска от суррогатки, хотя вполне мог бы. Странно, он ничего не рассказывал о себе…
Похоже, этому богатому старику было вовсе не до секса и развлечений в этом духе. И ему было абсолютно безразлично, кто унаследует его состояние. Уж точно не его приемные «дочки», это было ясно…
Надида знала наверняка, что он и не потащил бы её в постель. Как ей рассказали, многие из его подопечных – кто по глупости, а кто и совершенно продуманно – пытались соблазнить Суинтона. Но – ни испуганные глупышки, ни маленькие расчетливые шлюшки его не интересовали. Всех девушек из особняка он удочерил, дабы не иметь проблем с законом. Украшение вечеринок, эскорт, милые мордашки и непринужденное общение – но не более того. По обоюдному желанию любая из них могла проводить время в постели с его гостем или деловым партнером – собственно, для этих целей и создавался такой своеобразный цветник. Суинтон мог бы и отпустить какую-нибудь воспитанницу, если бы был уверен в её новом покровителе. Кажется, так случилось два раза. Но сам мистер Суинтон не был владетелем гарема, как это могло показаться со стороны. Кроме досуга для друзей и партнеров, он желал приобрести иное удовольствие – ощущение рядом молодого жизнерадостного существа… Именно это он нашел в Надиде, которую, к тому же, избавил от страшного финала жизни. Но, увы, радоваться этой своей приемной дочери он смог совсем недолго. Кстати, «дочкой» он звал только её…
После его смерти девушками никто не занимался, они какое-то время жили в брошенном особнячке, пока у них оставались деньги на счетах и вещицы, которые можно было продать. Некоторые подопечные покойного исчезли неизвестно куда, не взяв с собой ничего, выходили, например, за напитком, и пропали. Большинство не раздумывая ушли на панель. А Надида и две её подруги, самые шустрые, умеющие драться и дать отпор кому угодно, держались вместе, находили себе работу и жилье. Они говорили всем, что они сёстры, да и ощущали себя именно так, настолько крепко сдружились и понимали друг друга. А едва им исполнилось восемнадцать, подали заявление на курсы подготовки сотрудников полиции. Спустя полгода учебы – работа в патрульных экипажах. Можно было продолжать обучение и получать звания выше, но это удавалось не всем. Да и отношение к ним было изначально несерьезное, как к расходному материалу. Разве позволят продвигаться по службе девушкам с сомнительной биографией, хоть и пропущенных через пристрастный Личностный Аудит… Раз они не красотки и не пытаются быть таковыми, для них нашлась грязная работенка, уличные перестрелки, бессонные ночи, постоянный риск для жизни.
-…и к двадцати годам я была озлобленной маленькой сучкой, готовой палить во всё, что движется, - смеясь рассказывала Надида, - Помню, первый напарник сам меня побаивался! У меня был бойфренд, который рискнул распускать руки – ох, как же я его однажды приложила! Потом был другой, и та же история, ха-ха. Я с годами похудела, но слабее не стала, ага. Всякие уродцы от меня получали хорошенько! Так как нас в конце концов вышвырнули из особняка, приходилось жить в том ещё веселом райончике. Часто приходилось прикладывать кулак или нож то к башке грабителя, то к пузу насильника, а то и к мордочке какой-нибудь ревнивой идиотки. Помню, как погибли мои подруги, их изрешетили попросту во время захвата вооруженной банды… Мы с напарником задержались всего на несколько минут, а то и нас расстреляли бы в фарш. Пять лет прошло уже, а помню, как будто вчера… Потом начальство устроило мне выволочку из-за одной ерунды. И сразу – Дисциплинарная претензия! А тут Эван – дайте мне её, говорит, в мой экипаж. Ну, думаю, покажу я этому черту старому… Не тут-то было! Его, вроде, и хочешь не слушаться, а – слушаешься, черт побери, потому что он прав. И с ним служил вот – Джейс, - она пнула Джейсона локтем в бок и нежно посмотрела на него, - Я при нем вообще забыла все до единого неприличные слова… ну, на время забываю, хи-хи. Потом Эван познакомил нас с Элоди и её мужем. Эл просто волшебная, такая милая! Была… господи, была! Среди таких людей поневоле становишься лучше. Вот, теперь у меня есть ещё одна подружка, такая ж горемыка, как и все мы. Но Дженнис досталось больше, это да…
Дженнис рассказывала о себе нехотя, тихим голосом.
Обычная история – естественно рожденный ребенок, вечные насмешки, то же самое прозвище «зверёныш», которое кричали вслед её сыну не стесняясь, даже при ней самой. Более частые проверки Семейного Надзора – поскольку Дженнис воспитывала сына одна, она овдовела. Личностный Аудит она проходила каждые полгода, наряду с бывшими заключенными и прочими неблагонадежными. Просто потому, что одинокая мать, недавно похоронившая мужа, по мнению общества, уже неадекватна. Она не обратила внимания на участившиеся визиты психиатра, Семейного и Бытового Инспекторов, решила, что это просто обычная рутина. Но ей стали официально предъявлять Социопретензии, поставили вопрос о её родительском праве, прислали повестку в суд. За три дня до суда в её дом пришла очень доброжелательная Семейная Инспекторша, зашла вечером, когда Дженнис и Тед ужинали. Она туманно намекала на какие-то выплаты, которые возможны, если одинокие матери ведут себя правильно… После ужина Дженнис внезапно стало так плохо, что она уснула в кресле, а очнулась на полу в разгромленной квартире и в ужасном состоянии. Ей удалось вспомнить, что сразу после ухода Инспекторши в квартиру ворвались какие-то громилы, заперли сына в санузле. Дженнис схватили, она пыталась сопротивляться, но сил не было, даже крикнуть не могла. Её изнасиловали и сняли это на видео.
Потом уже она догадалась, что в напиток за ужином ей что-то подлили… На судебном заседании, куда вызвали Дженнис, эта видеозапись, выложенная в комм-сетях, была предъявлена – как доказательство занятия проституцией. Решение было однозначным – лишить родительских прав, сына изъять. Она пыталась бороться, доказать, что на неё напали. Сделала анализ крови, который показал недавнее присутствие сильнейших транквилизаторов… Суд счел это признаком наркомании, вынес порицание за ложные сведения о нападении. На Дженнис завели судебное дело, а потом отправили на принудительное лечение.
На суде ей случайно удалось увидеть в айгадже чиновника документы на усыновление её ребенка однополой парой – документы эти были подписаны три недели назад, то есть как раз перед тем ужином, на который пришла Инспекторша…
Дженнис горько пожалела о том, что сразу не обратилась за помощью к дяде, живущему в другом конце Сектора, в столице, в Грейте. Чувствуя, что в клинике она понемногу теряет и здоровье, и человеческий облик, она уговорила одного санитара отправить сообщение её дяде Эвану. Санитар снизошел к её просьбе, но поставил условие. Она согласилась, едва сдерживая отвращение и борясь с желанием перерезать себе вены. Санитар же своё обещание сдержал. Почему бы и нет, за ежедневный секс с приглянувшейся ему смирной пациенткой можно и отправить со своего айгаджа весточку её старому дядьке.
Тогда были ещё живы Элоди и Дирк. Это они при посещении тайком передали Дженнис таблетку, приняв которую она впала в состояние, похожее на кому. Эвана вызвали в клинику, спросили, будет ли он поддерживать жизнь племянницы, или же отключит её от всех аппаратов и заберет тело для утилизации.
Подделать свидетельство о смерти и об утилизации бывшему полицейскому не составило труда, привести в чувство и спрятать племянницу – тоже.
А вот вызволить мальчика казалось просто непосильным делом. Пара усыновительниц оказались богатыми и влиятельными стервами, ребенка не выпускали из дому ни на шаг…
После трагедии с дочерью и зятем Эван твердо решил уходить – в тот странный мир, о котором так много говорят в информативах и комм-сетях, которым пугают и который собираются завоевать силой. В мир, о котором шепотом пересказывают невероятные вещи, то устрашающие, то волнующие. В мир, куда, с билетом в один конец, время от времени подозрительные типы отправляли отчаявшихся людей, а заодно и сами исчезали навсегда.
Эван решил уйти, взяв с собой и племянницу, и внука. Поэтому мальчика попросту выкрали. Напали на дом, застрелили охрану и одну из усыновительниц, имитировали ограбление.
Тед не испугался нападения и стрельбы. Не ойкнул даже, когда у него извлекали чипы и когда взяли целый шприц крови для обмазывания оставленной одежды. Он заплакал только по пути в Грейт, в кузове элмобиля-фургона, где его обняла мать. Он узнал её прикосновение, но вот внешне – она его просто ужаснула. Коротко остриженная, отощавшая, с синими пятнами под глазами… «Мамочка, почему ты такая?! Тебя что, снова сволочи убивали, да?»
Слово дали и самому Теду. Он рассказал про два года жизни в особняке женщин, называвших себя «семейной парой». Они даже пытались к нему хорошо относиться и показывать некое подобие заботы, но – всё время срывались на какие-то нелепые шутки, то есть на стиль общения друг с другом. Однажды он разозлил их, ответив «…не буду этого делать, не лягу спать на диван к тому дядьке! Моя мама говорила, что это мерзко. Это и вправду мерзко!» Вот тут заботливых усыновительниц и прорвало. Его избили туфлей по лицу. «Нет такого слова – мама! Она рожалка! Тупой кусок мяса, не более того! Ещё и шлюха! Она уже давно сдохла под забором в больничке, идиотка! Ей предлагали деньги, предлагали по-хорошему! И ты такой же мерзкий звереныш, как она! Когда уже научишься быть нормальным, сопливая личинка! Пошел вон в свою комнату!» Хоть ему было больно, но Теду понравилось злить этих мерзких теток, жирную в татуировках, дурно пахнущую, и тощую бритую, тоже раскрашенную в тату, всегда одетую в одежду с железками…
-Хочу, чтобы мама стала такой же, как раньше, - закончил он свой рассказ, - До того, как умер папа… У неё были вооот такие волосы, красивые, черные, ниже локтей, и платье розовое с белым поясом. Мама, волшебные люди тебе дадут такое платье?
-Не знаю, малыш, - ответила Дженнис, - Я попрошу, может быть, у них найдется.
Спустя несколько минут в кармане Эвана взвизгнул коммуникатор.
-Ага, - произнёс он, сминая одноразовый гаджет, - Приехали наши проводники. Пора.
Донни и Чак были экипажем подъемника, доставляющего грузы на курорт. Им, прирожденным авантюристам и безбашенным смельчакам, случалось высунуть нос в тот мир, который после Эпохи Глобальных Катастроф стал так враждебен людям.
Они бывали там, за пределами теплового колпака. Там, где в реальном мире, где творились неведомые природные явления – выли ветра, бушевали снеговые бури и сиял вечный лёд Антарктического континента. И жили люди, изменившиеся вместе с планетой…
Уже не первый год, оказывается, курортные экспедиторы организовывают бегство людей на поверхность.
***
Транспортер двигался медленно – настолько медленно, чтобы люди, находящиеся в нём, почти не ощущали декомпрессии. В то же время Донни и Чак понимали, что еле тащиться всё время им тоже нет резона – засечь и разоблачить беглецов могут в любой момент. Поэтому – иногда, когда проводники чуть поддавали скорости на пульте управления, пассажиры-беглецы чувствовали тяжесть в висках и у них начинало схватывать дыхание.
Ральф Бран подумал, что большинство из этих людей, что ютились рядом с ним в грузовом транспортере, вообще никогда не поднимались на поверхность.
О, вагоны, везущие счастливчиков на курорт – совсем иное дело!
Там – в обшивку встроены приборы, смягчающие декомпрессию, оборудованные кабины, мягкие диваны, сервис, окна обзора. А весь путь от станции в подземном убежище до выхода на курорте обустроен так, что пассажирам приятно смотреть в окна – стены вертикального тоннеля изукрашены голографическими инсталляциями, изображающими дикую природу До-Катастрофического периода и современные рекламные картинки. Особенно впечатляет проход сквозь небосферу, эту замену земных небес. Выйдя на поверхность, прибывшие оказывались в помещении, именуемом портом, где в просторных залах из стекла и бетона после тщательной проверки медиками и специально подготовленными полицейскими – милостиво допускались на курорт. Оазис в ледяной Антарктике, накрытый тепловым щитом, который генерировался специальными установками. Эти установки и границы щита скрыты от глаз отдыхающих зданиями технического назначения. Прибывшие не видели вечных льдов Антарктики, что угрюмо и грозно существовали совсем рядом. Над курортом было вечно ясное небо, под ногами культивированная земля, теплые камни, заботливо выведенные растения, отели с шикарными номерами, рестораны с учтивой обслугой, многочисленные бассейны и искусственные водопады – с водой Первого и Второго уровней очистки. Роскошь!
Ральф помнил эти свои поездки, с друзьями, с девушками, и уже потом в браке с Шеллин.
Ральф, как и те, кто в своей жизни хоть раз поднимался над небосферой, запомнил эту картину, когда города и улицы подземного убежища людей становятся похожи просто на гигантскую нору, уходящую вглубь недр. Когда становилось понятно, что в мареве улиц и перекрестков существуют эти стены скальной породы, которые идут до самой поверхности материка, и это к ним примостились человеческие жилища, хоть и такие гордые и самодовольные, сверкающие стеклом, громоздящиеся металлокаркасами и стенами полимер-бетона…
 Он вспомнил исторический информатив, который читают в колледжах. Но сейчас у него в руках был гаджет с информативом по истории, где были несколько иные сведения.
Убежища начали строить тысячу лет назад, на их создание понадобилось чуть менее трех сотен лет, а потом в течение всего нескольких десятилетий сюда принимали переселенцев.
Проектировщики были однозначно гениальны. Продумано было всё – жизненное пространство подземных городов, система фильтрации воздуха, система добычи воды изо льда и её очистка, транспортные пути, способы связи, распространение сигнала в подземном пространстве, наблюдение, контроль и безопасность. Существовали города – похожие на любой прежний привычный земной мегаполис. А ещё были созданы виладжи, маленькие поселения в окрестностях городов. Что-то вроде прежних земных деревень и коммун, с той лишь разницей, что они локализовались вокруг одного предприятия. Тепло подземным поселениям дарил дремлющий антарктический вулкан Эребус, вокруг которого и располагалось Убежище. А над самим подземным миром, для пущего сходства с покинутой земной поверхностью, создали небосферу – защитный купол, укрытый дымовой завесой, выглядящей почти как настоящее небо. Это делалось при помощи излучателей и облаков из специальной газовой смеси. Заодно туман и облака небосферы маскировали реальные входы и выходы из Убежищ, всю систему.
В специальных шахтах подъемники-транспортеры поначалу курсировали только до входных порталов, чтобы принимать желающих скрыться в Убежищах. Это много позже стали возможны выходы на Поверхность.
Деление на Сектора-государства, территориальное разграничение Секторов, договоренности, законы – подземная жизнь успешно копировала и превзошла земную, какой она была до Эпохи Глобальных Катастроф.
По прошествии тридцати лет после открытия Убежищ прекратился прием населения. Какое-то время оставшиеся на поверхности ломились и рвались сюда, штурмом брали пропускные пункты. Но – на самом деле здесь был не приём, а отбор. Те, кто оплатил работы по строительству Убежища – те же влиятельные лица и заказали медицинское обследование всех и каждого, кто прибывал в этот подземный рай. Причем обследование производилось ещё наверху. Кроме здоровья были и другие критерии отбора, проверялись способности и склонности, эмоции, интеллект и прочее. Впрочем, были некоторые счастливцы, которые попросту покупали по баснословной цене себе место в Убежищах и проникали сюда с поддельными пропусками. Да, схему товарно-денежных отношений и все сопутствующие моменты люди не собирались отменять, поскольку это было привычно и удобно.
Годные или оплатившие получали приглашения в Убежище. Те, кого признавали непригодным или неуместным в этом своеобразном неподвижном ковчеге – вот те, даже если сами подавали заявку на переселение под землю, получали сообщение типа «ваша кандидатура на рассмотрении» и так до бесконечности... То есть до тех пор, пока человек сам не погибал от болезни или от удара стихии…
Да, Земля в годы постройки Убежища была сущим адом.
Целых двести лет переселенцы не покидали свои спасительные Сектора и не появлялись на Поверхности. Когда же система внешнего мониторинга сообщила, что воздух на планете стал почти пригодным для дыхания, правительствами Секторов было принято решение начать наблюдение и мониторинг. Отправлялись экспедиции; обустроилось сначала временное поселение на поверхности среди льдов Антарктики, потом организованы станции наблюдения, потом охранные базы, потом – курорты.
Климат Земли не стал мягче. Очищение воды, почв и воздуха постепенно происходило, однако по планете носились ураганы и грозы.
Но люди, с опаской оглядываясь на непогоду и мутантов-Верховников, отважились продвигаться дальше. Нелегальный информатив повествовал о том, что уже не первый год уходят на поверхность маленькие группы отчаявшихся, руководимые проводниками…
Ральф задумался. Пассажиры этого грузового транспортера должны будут высадиться на территории курорта, но в секторе логистики. Среди этих самых зданий, создающих периметр. Там нужно будет надеть на себя все свои теплые вещи и специальные комбинезоны, и, следуя за двумя проводниками, по тайным переходам покинуть периметр тепла и комфорта. И оказаться в страшном холоде полярного континента, и двигаться вперед, навстречу… чему? Куда, зачем?
«Сколько нас, оказывается, - думал Ральф, - сколько таких же отчаянных, которым попросту нечего терять! Кому мир зловещих мутантов не так страшен, как благообразное и справедливое общество лучшего по уровню жизни из Секторов Убежища…»
Ещё он отметил, что только дети спокойно и ясно воспринимают цель этого смертельно опасного путешествия.
-Я так хочу побыстрее оказаться среди волшебных людей, - сказала одна из двух девочек, что полулежали на полу рядом со своей матерью и новой подругой, раффи-неудачницей.
-Ты их совсем не боишься, да? – спросила её старшая сестра, - Вдруг они злобные, Лиз? Вдруг они вправду едят маленьких детей?
-Нет, - возразила Лиз, - вот, Донни их видел, он знает. А он не врёт!
Донни, чернявый, хмурый, с тяжелым взглядом из-под бровей в одну линию, с грубым голосом, большой и сутулый – он вызывал симпатию у детей. От него шарахались многие женщины и робкие мужчины, но ребятишки почему-то безоговорочно доверяли. И ещё, это стало заметно со временем – Чак, казавшийся лидером и заводилой, рыжебородый, растрепанный, шумный-громкий, всем указывающий, что делать и как себя вести, сам Чак поглядывал на товарища с почтением. Как будто по-настоящему главным здесь был именно Донни, хотя большую часть времени молчал.
-Это точно, - отозвался Чак, выглянув из рубки управления - не врёт. Донни по-настоящему крутой парень, вы это увидите. Он не врёт. Это я вот могу слегка прибрехнуть… например, назвать тебя, Лиз, страшненькой и невзрачной крысолапкой.
И он задорно подмигнул, скорчив рожу, что сразу же рассмешило детей.
Ральф краем уха слышал их разговор с новой подружкой-раффи. Девочки спокойно и даже как-то небрежно поведали, что всю жизнь мучаются от «всяких придурацких процедур, чтобы унять эти долбаные опухоли» и сопровождали этот рассказ весьма крепкими словечками. «Ноэлла, ты ругаешься хуже последнего монтажника» - заметил Чак старшей девочке, снова высунувшись из рубки. «Бабушка говорила, что надо называть вещи своими именами» - кокетливо улыбнулась Ноэлла, приподнявшись на локте.
«Шутят, смеются… - Ральф отвел глаза, - Неужели не понимают, что их ждёт не просто неизвестность… А путь, этот путь по ледяным полям? Они вообще представляют, что такое холод, мороз? Были годы, когда теплоснабжение всех Секторов понижалось, из-за каких-то там споров монополий… Но то похолодание – ничто в сравнении с реальностью, что ждет нас там, на поверхности. Как же они пойдут? Как побегут, если понадобится? Ведь наши проводники намекнули, что возможно придется «улепетывать от опасности»… от какой? Эти парни явно многое недоговаривают. Что, если нас вообще везут не туда, куда мы думаем?..»
-Почему она плачет? – громко спросил Тед, указав на женщину с младенцем на руках, сидевшую поодаль. Для своего возраста сын Дженнис был даже чересчур внимателен к чужим эмоциям.
Многие тут же обернулись к плачущей.
Она была светловолосой, полной и довольно молодой. Да, её молодость угадывалась по лицу – круглому, пухлому, но вполне симпатичному, ещё не утратившему четкость черт. На руках у неё, завернутый в несколько пледов, спал крохотный ребенок.
-Кто у тебя? – спросила Дженнис, пересаживаясь поближе.
-Девочка.
-Совсем недавно родилась, да?
-Да… ей месяц.
-И как ты её назвала?
-Не знаю, - ответила молодая мать, всхлипывая, - Не знаю, как надо подбирать имя ребенку. Не могу понять… и даже думать не могу об этом. Мне просто страшно, и всё…
-А как тебя зовут?
-Тина. Мартина полностью, но все меня зовут – Тина, мне нравится, как попроще.
-Я Дженнис. Вот, мой сын, Тед. Со мной ещё мой дядя и его друг, и дядины сослуживцы, вот эта красивая парочка.
-Дженнис… посиди со мной… я всех тут боюсь, - тихо сказала Тина, вытирая нос.
Дженнис понимающе кивнула, слегка улыбнулась.
-Ты ведь суррогатка, да?
-Да… заметно, правда? Ой, даа, мы все толстухи… Не, я не обижаюсь, я так и привыкла.
-Не захотела отдавать ребенка – поэтому убежала?
-Да… То есть не просто не захотела – не могу я! Понимаешь, она – моя. Это моя доченька, и она незаконная, она естественница! Нам запрещено секс, а у меня был… Я обманула клиентов, это не их… материал… Ооой… Понимаешь? Мне конец по любому – и за обман клиента, и за нарушение Регламента Здоровья, и за естественное зачатие, и за кражу ребенка… оой!
Она снова заплакала, закрывая лицо рукавом.
-Тюрьма мне светит, и принудительное донорство, потому как я здоровая, мы ведь обязаны следить за здоровьем. Всех суррогаток попавших в тюрьму пускают на органы, ты, наверное, знаешь. Как и всех здоровых преступников.
Дженнис усмехнулась.
-Мы, что здесь собрались, не все здоровы, но все – преступники. Враги этого комфортнейшего мира, который построен в Убежищах.
-Знаешь, я ничего в этом не понимаю, - снова всхлипнула Тина, убирая от глаз светлую прядь, - ни в политике, ни в философии всякой… Просто мне страшно, мне жалко доченьку, и я хочу жить. Для неё жить, понимаешь? У меня выхода не было, пришлось убежать, а куда я бегу, сама не знаю...
Немного успокоившись, Тина рассказала о себе.
Она, как и её мать и бабушка, занималась суррогатным материнством. Начала, правда, поздновато, с девятнадцати лет. Обычно начинают с шестнадцати, но она всё никак не могла решиться. Мать, наконец, переубедила, отговорила от поиска какого-либо ещё занятия. Здоровье у Тины было отменное, достаток вполне приличный, на учете у медиков она состояла с детства, как и все дочери суррогаток, пригодные к материнскому ремеслу. Вот только характер дурной – всякий раз, отдавая ребенка заказчикам, плакала и впадала в депрессию. На это не обращали внимания, прописывали успокоительные, отправляли на Личностный Аудит по индивидуальному плану, на тренинги для снятия стресса. Но два года назад у двадцатитрехлетней Тины перестали приживаться эмбрионы. Просто перестали, хотя вроде бы никаких заболеваний не выявила даже самая тщательная диагностика…
-На меня уже стали плохо смотреть наблюдающие медики. Уже репутация начала пошатываться, разговоры всякие пошли… Уж как меня только не проверяли! А тут ещё до клиентов какие-то слухи дошли, представляешь! От меня пару раз отказались… И доход растаял, как крем на горячей тарелке! Да за этот год я столько долгов нахватала! А медики как ругали, вот, мол, не так давно начала, а уже проблемы! Целый год потерять… Потом одна пара меня всё-таки выбрала. Медик-куратор предупредила – если опять срыв, то всё, дисквалификация, пойдешь на фабрику или в уборщицы. Я ведь ничего не умею, ничего совсем, как все мы в семье… И… оно-таки сорвалось! Как же я расстроилась, как же плакала, орала просто…
Тина перевела дыхание, поправила пледы, покачала крепко спящую малышку.
-Шла домой и думала, что делать – или сразу устраиваться на фабрику, или пойти броситься под грузовой элмобиль, или напиться сначала… Я никогда не пробовала спиртное, нам запрещено, но люди же пьют с горя… А тут меня окликают. Не по имени, а так «эй, привет, Пончик!» Это парень, что жил неподалеку. Он монтажником работает, я знала. И раздолбай ещё тот. По натуре чем-то на своего рыжего дружка смахивает, на Чака. Тоже бородатый и приставучий такой. Вздумал меня обзывать Пончиком, - Тина хихикнула и покраснела, - но я не обижалась, он как-то так по-доброму, что ли… Пригляделась к нему – а симпатичный он, вообще-то, темненький, статный. И зовут его Кори, вот так.
Тина покраснела, спрятала глаза, даже всхлипнула.
-Ты, наверное, уже поняла, даа… Я обычно проходила мимо, а тут заговорила с ним. Думала, вот, поругаюсь сейчас, этот бандит меня прибьет, и всё, конец моим мучениям. А он такой говорит – что, Пончик, проблемы? И смотрит без ухмылочки этой своей, серьезно смотрит. Тут я и разревелась. Он меня взял под локоть, крепко так, и повел к себе. Он жил в домах напротив, на верхних этажах, ну, там, где шумище такой от воздухоочисток… Хата полупустая, матрас на полу, пара шкафчиков каких-то, видеопанель, музыка. Живет парень не заморачиваясь, будто завтра съехать готов. Садись, говорит. Я уселась на этот матрас, сижу, носом шмыгаю, салфетки комкаю одна за одной, и говорю, говорю, не останавливаясь, всю жизнь свою ему выговорила… Представляешь, я и не думала, что столько всего помню… что мне так плохо на самом деле. Выболтала ему, что с детства боялась бабушку, что хотела не быть как мама, не хотела быть вечно беременной до тридцати с небольшим, а потом остаться жирной и неповоротливой, так что она в ходунках вынуждена ходить или пользоваться роботом-коляской, и вечно в этих трусах-памперсах. Обе они, мама и бабушка, ходунками тарахтели… Мечтала стройной стать, носить нормальное бельё, одежду с поясами, даже рафинироваться, и в фильмах сниматься! Видела как-то в кино про одну красотку, как её мужчина нёс на руках, и мне так захотелось… Даа, представляешь. И когда была сама ребенком – терпеть не могла младенцев и чужих маленьких детей, не хотела с ними играть. И хотела, если рожу ребенка, чтобы у него был папа. А не так, как у меня, мать просто купила сперму донора, после того, как ушла из профессии. Впрочем, бабушка так же делала, как все нормальные суррогатки. Ещё имя своё полное не люблю, потому что бабушка меня звала «Мартина!» грозно так, когда собиралась отругать как следует… Оказывается, я так ненавидела всё, что делали бабушка и мать… Ужас. А ведь прежде считала, что мы все хорошо устроились, просто отлично живем вроде, да!
Она посмотрела на спящую дочку, улыбнулась, поправила плед.
-А он слушает, слушает такой… из бутылки попивает. Принёс мне еду. Пиццу там, сладкое, и так много всего. Пончики принёс! Вот же ехидная душа, шутник! Вкусные, с начинками разными, хи-хи… Всё вот это, что я в детстве иногда ела, а потом стало нельзя… И говорит, хотел дать тебе отхлебнуть, да не буду, а то, чего доброго, плохо станет, раз уж ты никогда спиртное не пила. Так что, говорит, лучше покушай. И я ела, мы оба ели, он мне тоже про себя говорил, но мало. Больше смешить меня пытался. А потом мы целовались. Я говорю ему – не было этого у меня никогда, нам же запрещено секс, пока работаем. Вот только когда не работаем уже, никому мы не нужны, заплывшие жиром и со швами на брюхе… Он спросил только, хочу ли я… Я и сказала – да, да. Всё равно пропадать, всё равно, что будет… А он такой красавчик, и неожиданно ласковый оказался. И он тогда… Знаешь, это были самые счастливые часы в моей жизни. Мне казалось, что этот раздолбай по-настоящему меня любил. Глупо, да? Но я чувствовала это, до сих пор так чувствую, когда вспоминаю…
Она опять всхлипнула, вытерла слёзы.
-Как думаешь, Дженнис, он мог меня полюбить? Или просто попользовался, как обычно говорят?
-Скажи, кто отправил тебя с дочкой сюда? – спросила Дженнис.
-Он, Кори, и отправил.
-Значит, любит. Тебе посчастливилось, Тина.
-Ой, да… но как же страшно! Правда, хуже было бы, если бы я осталась. После той ночи с Кори я заперлась дома. Ничего не делала, даже не ела, просто сидела в потолок глядя, иногда слушала музыку. Когда позвонили, примерно через две недели, вызвали на контрольный осмотр, пошла, как на автомате, как робот, честно. И вдруг мне там говорят, что беременна! Медики так обрадовались, решили, что это они ошиблись в прошлый раз, что эмбрион прижился. А я испугалась, просто до полусмерти! Но тоже сделала вид, что обрадовалась, слушала, как меня хвалят, говорила с заказчиками, с медиками. Они так радовались. А у меня, Джен, представь, будто сломалось что-то в голове. Мне стало страшно и противно. Эти люди, которых я знала, которые были со мной такими милыми, они стали мне мерзки, мерзки, тьфу, невыносимо! Мне подумалось вот, что всё это неправильно, что это дикость какая-то – рожать детей другим людям, брать за это деньги, и вообще делать детей шприцем… Вот нам, когда принимают в работу, говорят – вы дарите счастье материнства женщинам, не могущим родить… Глупости! Обман это, фальшивка. Купленное материнство – оно стоит дорого по деньгам, но дешево по душе. Та же проститутка, а то и хуже. У меня до сих пор ощущение, будто делала что-то не то. Представляешь, что я почувствовала, когда во мне оказался настоящий ребеночек! После настоящего… настоящих отношений, да ещё с парнем, которому я как минимум понравилась! И которого я сама хотела, в которого влюбилась! За всё это – за это самое меня засудят, посадят, выпотрошат и изувечат, а ребенка отнимут! Ооой… Вот поэтому, едва мне разрешили выйти из клиники домой, я сразу побежала к Кори. Знаешь, я шла и думала, что вот, наткнусь у него в квартире на какую-нибудь девицу, или даже нескольких… Наплевать! Пусть поможет выжить моему ребенку, остальное ерунда! Кори не было дома, я сидела на площадке и ждала его, несколько часов ждала… Он явился к утру, сильно выпивший. Не узнал меня сразу, буркнул только «а, заходи, раз пришла... ты кто, напомни?» Но потом, когда свет зажег в прихожей, узнал. «Пончик, говорит, ты что же? Даже не обижена? Я тогда уснул сразу после секса и тебя до дома не проводил!» Шутник… Я ему всё рассказала, и даже не успела сказать «помоги». Он мне сразу такой говорит – ключ от квартиры автономный есть? Давай его сюда, зайду соберу твои вещи, скажи, что и где взять. Тебе там лучше не появляться, не светиться на уличных камерах с чемоданом. Сиди, говорит, жди меня здесь. Я ему – что теперь делать-то? А он мне – умирать, Пончик, и воскреснуть в другой реальности. Ой, долго рассказывать, как он привел мужика, который мне вытащил чипы из руки. Я кисть не чувствовала целый месяц, она распухла, но потом прошло. Мужик этот, оказалось, медик, но нелегальный, сделал это всё, чтобы уберечь моего ребенка. Рука в таком состоянии, сказал, это побочный эффект, придется рискнуть… Потом мы улепетывали переодевшись, маскировались и скрывались. Я узнала потом, что моё имя так по-хитрому внесли в список жертв аварии, что произошла в те дни, там метро-мобиль сорвался с рельсов и врезался в витрину какого-то маркета, что ли… Ну, вроде как умерла я, чтобы не особо искали. Кори привел меня в трущобы, это в промышленных кварталах между городами. Я думала, там водоочистка или мусорки… а там целое поселение, нелегальное. Бетонные ангары и гаражи, а в них люди себе жилье сделали. Я боялась всех тех людей, что живут там. Кори привел меня к женщине, Лейни зовут. Красивая женщина, тоненькая такая, брюнетка, на какую-то актрису похожа, только без татуажа, без косметики… и во всё черное одета, и молчит всё время, пару слов за день скажет, да и только. Сказал, жена его друга. Вот, его, Чака жена. Сам Кори уезжал куда-то надолго, потом возвращался, спал со мной в той комнатке, куда меня поселила Лейни. Там же я рожала… по-настоящему! Как люди в древние времена… С болью, с криком, и швы прежние у меня расходились. Рядом был снова тот доктор, сама Лейни и ещё какая-то девушка, забыла, как её имя. Я думала, сдохну! Рада была, что увидела свою доченьку, услышала, как она кричит. Увидела, как Кори взял её на руки… И ещё слышу, говорят – здоровая, хорошая девчушка… И всё, думаю, сейчас вот помру… Очнулась – мне Лейни сказала, что оперировали почти десять часов, все швы тебе зашили на заживление. И улыбнулась мне, представляешь! Это был один раз, когда я её улыбку видела. Выздоравливай, говорит, всё у тебя хорошо. Да, видишь, меня очень даже неплохо подлатали, ха-ха… Я теперь, после жизни там, даже не такая толстая, как раньше.
Тина тихонько засмеялась.
-Ну, вот, ты и развеселилась, - сказала Дженнис, - Не бойся. Мы все здесь такие. Понявшие, что происходит – что-то не то. Вся эта наша прекрасная жизнь в Убежищах – неправильна и фальшива. А где и как правильно? Что там, наверху? Не знаю… Ребята, наши проводники, возможно, знают, но не скажут. Так что нам ничего не остается, как рвать когти вперед, и не оглядываться. Не плачь, просто жди, что будет. Приготовься к трудностям и рассчитывай на нас. Понимаешь?
-Понимаю… Джен! Я думаю, что до сих пор мне везло, всё шло хорошо, что хотя бы моя малышка спасется, если не я… Просто я по Кори сильно затосковала… Ох, раздолбай он, такой же пройдоха, как и они, - Тина указала на кабину, где находились Чак и Донни, - Но… я боюсь за него! Где он, что он… Остался там, в нелегальном поселении. Как я поняла, со временем ребята вывезут оттуда всех… Только тогда он выйдет, если выживет…
-Жди, - тихо произнесла Дженнис, - Тина, просто жди его.
Они некоторое время сидели молча. Потом Тина произнесла, почему-то шептом:
-Я не подозревала, что могу такое почувствовать. Даже не представляла. Так тоскливо, страшно, тяжело, аж дышать не могу… но я где-то там, в глубине души – счастлива!

 4.
Понемногу все пассажиры нелегального рейса задремали, привыкнув к дребезжанию кабины.
Продолжали бодрствовать и тихонько беседовали трое – пожилая пара, муж и жена, с виду очень состоятельные люди, и их попутчик, моложе них по возрасту, мужчина респектабельного вида, явно отличающийся от остальных.
-…то ест Нулевая вода – не выдумка, вот что я понял, - говорил пожилой мужчина, - Нулевая, природная, прошедшая круговорот испарения и выпадения в виде осадков, а не слегка очищенная от продуктов нашей же жизнедеятельности. Эта классификация воды здесь, в убежищах, эта необходимость платить за класс воды – вдумайтесь, какая это, по сути, дикость! Даже скажу вам более – наверняка поверхность Земли начала очищаться сама ко времени окончания строительства Убежищ… Но – по какой-то причине – кому-то было выгодно погружение человечества в подземелья. Подумайте только, этому кому-то здесь, в ограниченном пространстве – дана неограниченная власть!
-Кажется, я понимаю, - вставил словечко его собеседник, - Вас, профессор, уволили именно за подобные высказывания?
-Нет, друг мой Гриффит, нет, - усмехнулся профессор, - За более простое замечание в адрес одной студентки. Девушка постоянно брала академические отсрочки и ложилась в клинику на рафинаж. Это разрешено правилами университета, но я противник подобных поблажек. Когда эта мисс в очередной раз отправила мне запрос об отсрочке экзаменов, я ответил ей – очень сожалею, что рафинаж мозга и корректировку интеллекта ещё не изобрели… Юная леди подала на меня в суд. И выиграла.
Гриффит слегка поерзал на месте, покосился на супругу своего собеседника. Казалось, она подремывает сидя, как и остальные.
-А… эээ… ммм… миссис Шерман, наверное, никогда не делала рафинажа? – робко поинтересовался Гриффит у профессора.
Тот слегка усмехнулся.
-Отчего же, делала. Но Оливия разумная женщина, это были необходимые меры.
-Да. Нос, - улыбнулась Оливия Шерман, которая, оказывается, только прикрыла глаза, но следила за беседой двоих мужчин, - Я исправила мой несчастный нос, который дважды расшибала в детстве. Если бы дело было только в горбинке, то это бы меня не беспокоило, она была совсем небольшой и не уродливой. Но там был внутренний дефект, мне с годами стало тяжело дышать. Так что в девятнадцать я отважилась на операцию, которая избавила меня от сопливости, а заодно и выровняла линию носа. А потом – обращалась в эстетическую клинику ещё раз, уже позже, когда была замужем за Фредом, после рождения сына. И по другому поводу. Удалила родинки, боялась нечаянно повредить их и получить рак. Как ни странно, это тоже в их ведении. Но мне было это не важно, кто сделает операцию. Мне так не хотелось вдруг умереть и оставить в одиночестве моих мальчиков… Да, я раньше так думала…
Супруги переглянулись, кивками головы намекая друг другу о чём-то, известном только им двоим.
-О, у вас есть сын? Простите, если вопрос бестактен… а где он сейчас?
-В том-то и дело, дорогой Гриффит, что нам это неизвестно, - чуть насупившись ответил профессор.
-Как так?!
-Да, неизвестно, - продолжил Фред Шерман, - Он пропал пять лет назад. Просто не вернулся с работы. Это тем более странно, что его занятие ничего особенного не представляло, он был управляющим в небольшом ресторане. Когда-то он окончил университет, начал заниматься медицинской психологией и психиатрией. Но потом сказал, что ошибся, что это не его. На самом деле я приблизительно догадался, что его оттолкнуло от науки. У Дина мой характер. Но моё поле – математика, там мало политики и интриг. А в той сфере надо иметь очень гибкую совесть… нет, нашему парню там было не место. Он окончил соответствующий факультатив, краткосрочный курс экономики и бизнеса, этого достаточно, чтобы работать в торговле или обслуживании. На своей работе он был на прекрасном счету, у него была самая обычная, даже заурядная женщина, простые, но спокойные друзья. И вот вдруг – он исчез. Просто исчез. И началось… Охранители правопорядка решили, что мы знаем что-то, но скрываем. Социопретензий нам официально не предъявляли, но занялись нами вплотную. По нашему заявлению в полиции открыли следствие. Опознания трупов, идентификационные ДНК-анализы с этими трупами, если они были обезображены, и с преступниками, которые изменили свою внешность, но попались. Через год нам присвоили статус неблагонадежных, а это значит – Личностный Аудит по Экстра-программе. А учитывая, что моё увольнение из университета случилось в тот же год, то к нам применили специальные меры дознания. Это практически пытки, Гриффит. От нас хотели услышать, что именно мы, якобы, утаиваем от следствия. Нам кололи препараты, под действием которых я и Оливия, два старых человека, выболтали чужим людям все свои воспоминания, вплоть до детского стыда от описанных штанов в возрасти четырёх лет. Да-да, друг мой, я был принужден вспомнить и озвучить этот конфуз из моей жизни, ха-ха.
-А из меня вытягивали подробности взаимоотношений с друзьями в школе, - грустно усмехнулась Оливия Шерман, - Хотя ничего особенного в моей дружбе с девочками и мальчиками не было, всё как у всех… Наконец, после наших откровений, после инфаркта у Фреда и нервных срывов у меня, эти люди поняли, что выпотрошили из нас все наши тайны. Нас брезгливо отпустили, но с постановкой на контроль. Потому что Дина так и не нашли. Проверка уличных камер ничего не дала, он вошел на работу и больше оттуда не вышел. Это всё, что выяснило следствие!
-Странно, что мы выжили, дружище Гриффит, - саркастично произнёс профессор Шерман,- Я думал, что протяну ноги. Даже так – я надеялся, что, сдохну, особенно если что-то случится с ней, - он кивнул в сторону жены, - Но мы выжили. Вернулись в квартиру, где было мертво, наше гнездышко умерло, обысканное, перерытое чужими руками. Мы существовали. Мы ползали по квартире, как тени, иногда забывали поесть, иногда забывали запереть дверь. Однажды на меня на улице напали грабители, толкнули в технологический проход между домами. Один приставил нож к горлу, другой подсунул портативный терминал «Давай, старый хрыч, без глупостей, открывай доступ!» Я повиновался, поднёс к терминалу руку с чипом. Пароль идентификации открыл мой банковский кабинет. Шустрые ребята надели мне мешок на голову, вбили реквизиты для перевода денег, потом обнулили операцию и отпустили мою руку. «Мало у тебя бабла, урод! Мало! Давай ключ доступа в хату, посмотрим, что ты дома прячешь!» Я отказался, отводил свою руку, вырывался. Я стал изо всех сил обдирать запястье о тротуар, чтобы испортить чипы, да-да, зная, что их повреждение отравит меня. Дома Оливия, они наверняка убили бы её. Они стали колотить меня ногами по ребрам. И тут один из них заорал благим матом, другой ойкнул и отлетел к стене. Я поднял голову и увидел, что у одного прострелена голова, а у того, который орал, кровавая дыра в животе. Передо мной распахнулась дверца элмобиля, и рыжий длинноволосый парень с бородкой, сам весьма бандитского вида, крикнул «Залезай, папаша, живо!» И протянул мне руку, чуть высунувшись с водительского сидения. Это он, Чак, один из наших проводников. Те двое, которых он пристрелил, были наркоманами, и не впервые грабили людей. «Я их предупреждал, - рассказывал мне Чак по пути, - Так и сказал, ещё раз узнаю, что тронули кого-то – застрелю. Доигрались, падлы.» Этот парень слова в воздух не подбрасывает. Прежде, чем уехать, он добил орущего на земле наркомана… Со мной такое случилось впервые – серьезное нападение, серьезные травмы, на моих глазах убили двух человек. Но почему-то не было ощущения ужаса или паники. Напротив – вдруг пришло осознание, что, наконец-то, в моей жизни происходит что-то справедливое. Годы неведения, поисков сына, моральных пыток на сеансах Личностного Аудита с пристрастием, ожидание худшего, каждый день возникающие и разбивающиеся надежды – всё это не проходит бесследно. Не случись этого разбоя на улице, мы с Оливией попросту сошли бы с ума, перестали бы есть и реагировать на мир, и тихонько умерли в своей квартире, всеми позабытые до времени, пока не накопились бы долги по счетам за жильё… Я был в весьма плачевном состоянии – сильно избит, а поврежденные чипы медленно выпускали мне в кровь токсичный препарат. Но именно в этот момент я ощутил почти забытую остроту жизни и боли. Чак отвез меня в своё логово за городом, где нелегальные медики мне оказали помощь получше, нежели в больнице.
-Чего же это он, - удивился Гриффит, - Мог отвезти в настоящую больницу, мало ли что, вы ведь пожилой человек…
-Видишь ли, дорогой Гриффит, это было невыгодно нам обоим. И мне, и ему. Он – скрывается, живет по чужим документам, я – на крючке у полиции и сопутствующих служб. Удивительно, но я моментально проникся доверием к этому парню. Буквально на мгновение мелькнуло беспокойство, не мошенник ли он, не проходимец ли похуже тех двоих? Но нет, это было напрасное опасение. За годы преподавания я достаточно хорошо стал разбираться в людях, и понял, что за птица передо мной. Да, да, Чак, это о тебе, - профессор помахал высунувшемуся из кабинки Чаку.
-А миссис Шерман, как она вас нашла? – спросил Гриффит.
-Я дал адрес Чаку, и пока надо мной трудился подпольный хирург, мой спаситель отправился к Оливии под видом доставщика еды.
-Напугал меня, разумеется, - подтвердила жена профессора, - Но мне ничего не оставалось, как поверить этому парню и выполнить его указания. Я собрала вещи, будто бы в еду в другой город, где, якобы, мой муж попал в больницу. Так я объяснила соседям. Скинула им номер для связи, разумеется, фальшивый… И всё, через два часа я уже была в глубине нелегального квартала возле постели Фреда. Я так боялась за него, ведь только недавно был инфаркт. Но мой муж оказался молодцом.
Старики переглянулись, едва заметные улыбки коснулись их лиц.
-Вот так, дорогой Гриффит… Мы с Оливией удрали, как подростки.
-А ваш сын? Что же с поисками? – поинтересовался их собеседник.
-Мы поняли, что его не найдут. Сделают что угодно, но не найдут… Не знаю, почему, но кому-то было нужно его исчезновение. Жив наш мальчик или нет… не знаю. Знаю только, что искать его бесполезно, - профессор нахмурился, чуть склонив голову.
-Сочувствую вам, - тихо сказал Гриффит, - эта система задавила или помяла многих…
-И тебя, дружище? – поинтересовался у него профессор Шерман.
-Да, и я тоже изрядно помят. Если коротко – на мне обвинение в том, чего я не совершал. Я не крал чужих денег. Но доказать это невозможно, операции совершили от моего имени. Один мой приятель, которому я чересчур доверял, сотворил всё это. Вот я и решил скрыться, поскольку терять мне нечего. А там, в нелегальном, повстречал Чака и вас… Ох, опять она шумит!
Последняя фраза относилась к раффи-мисс, которая проснулась, направилась в рубку управления, и снова навлекла гнев Донни и Чака.
-…а я говорю, выйдите оттуда! – орала она, вцепившись в дверцу рубки и слегка согнувшись, - Или сделайте остановку! Найдется же где-то какой-то другой туалет?
-Ты что, тупеешь с каждым километром подъема? – возмущался Чак, - Перестала понимать человеческую речь?! Повторяю, глупая ты костлявая *опа, вот здесь и есть туалет! Если надо – иди, закрывайся там и делай всё, что тебе приспичило, только смыть за собой не забудь!
-Ты сам тупая *опа! Мутант рыжий, быдло монтажное! – взвизгнула светская дива, - Я повторяю – мне нужно в туалет! Я не буду делать это, когда за дверью сидят два мужика и всё подслушивают! Выйдите оттуда, имейте уважение, сволочи, извращенцы!
-Леди, хватит чушь нести, - буркнул Донни, поднимая голову от монитора управления, - Никому не интересно прислушиваться, как вы испражняетесь. Да и вообще, даже смотреть в вашу сторону не интересно. Повторю то же, что сказал Чак. Если надо – иди в туалет, закройся, спокойно с*ы и с*и. А если не надо – не зас*рай нам мозг, поняла?
-Иди уже и не позорься, - сонным голосом пробормотала сквозь зубы Ноэлла, приподнявшись и потирая глаза. Новая подруга раффи-мисс проснулась от криков, быстро поняв в чем дело, - Слушай, я же ходила – и ничего со мной не стало.
-И… и… оу! И тебе не было стыдно? – растерянно спросила возмутительница спокойствия.
-Ерунда. Стыдно – это вести себя как ты. Скандалить из-за сортира, фу! - бросила Ноэлла, но потом улыбнулась, - Когда ты уже поймешь, не та ситуация, чтобы выпендриваться. Да и тут все свои, ну же! Там, кстати, вполне прибрано, есть салфетки и антисептик для рук. И дверь – запирается. В конце концов, ребятам ты – не нравишься, и очень не нравишься, нечего тебе терять.
То ли какой-то из аргументов показался убедительным, то ли ей стало совсем невмоготу, но скандальная раффи, наконец, молча прошла в рубку управления, протиснулась меж стеной и креслом Донни, и скрылась в помещении туалета, тщательно заперев за собой дверь. Вернулась она из служебного помещения совершенно подавленной, с низко опущенной головой, будто ей вдруг стало неловко за своё лицо, покрытое красными и лиловыми пятнами.
Села рядом с Ноэллой, придвинувшись поближе, будто эта девочка, раза в два моложе неё самой, могла защитить и успокоить.
Ноэлла заметила это, легонько пнула свою незадачливую подругу локтем в бок.
-Ну, не глупи. Ничего страшного не случилось. И вообще – ничего не случилось, понятно, да? Ничего такого. Фигня полная, из которой ты сделала трагедию.
-Я… я… оу! Я не привыкла, это так непристойно…
-Привыкай не заморачиваться из-за ерунды. Всё, Линетта, успокойся.
-Не зови меня так! – возмутилась раффи-мисс, взвизгнув и аж подскочив на месте. Но, испугавшись взгляда Донни, который выглянул из рубки управления, продолжила полушепотом – Не зови меня так никогда! Я Дезири!
-Это же почему? – усмехнулась Ноэлла, - Твоё имя – Линетта Десмонд. Тебя так зовут от рождения, я знаю. Я про тебя знаю многое – ну, то, что было выложено в комм-сети. На сайте твоего первого реалити-шоу, там есть инфа про всех участников. Вот там твоё настоящее имя мы и нашли, я порыскала, когда ещё не выключила айгадж по пути сюда. Смотрю, знакомая физиономия, кто-то из медийных персон…
-Оу! – раффи-мисс зажмурила глаза, будто не веря в реальность происходящего, - Ты меня узнала даже в таком ужасном виде?!
-Конечно. Светские новости мы с сестрой иногда читали смеха ради. Да, да, дорогая моя Лин, только ради смеха – к этим персонажам, к твоим старым друзьям, нельзя относиться серьезно. Но когда про тебя читали – жалко было… Лучше бы ты осталась кем была, честно, Линетта!
-Но пойми, я Дезири, я поменяла имя и свою жизнь! Как можно называть себя Линеттой, снимаясь для глянца, приходя на все эти шоу, на светские вечеринки? На первом же кастинге мне сказали – годится всё, кроме имени. Так что я сменила его сразу, я Дезири Лолуш! А с именем Линетта – это унылая лохушка из офиса, или администраторша в униформе…
-А Дезири – гламурная лохушка, - парировала Ноэлла, хихикая и прижмурив один глаз, -  Да ещё и Лолуш – звучит по-бл*дски, честное слово. Ну-ка скажи, сильно счастливым стало для тебя новое имя? Ну? Ну?
Раффи-мисс скривилась, будто ей свело зубы от ледяного фраппэ.
-В этом ты права… Да, дорогая, как только случилось вооот этооо всёоо с внешностью… Оу… но мои продюсеры говорили…
-Всё, что говорили твои продюсеры – привело тебя к расколбасенной мордахе и вот сюда, в нашу компанию полумертвецов. Лично мне имя Линетта – нравится. Так же, как твоё натуральное лицо, до операций.
-Оу! Оу… ой… Ноэлла, детка, ты такая клевая, так уверенно и правильно говоришь… вот, честно, мне кажется, ты права, хоть ты и совсем малышкааа… И у тебя потрясная память, правда. Надо же, узнала меня…
-Да, насчет памяти ты права. Особенно на лица… Знаешь, если бы я разглядела тех уродов, что напали на меня, то их бы точно поймали. Но их рожи были закрыты, шапки натянуты на лицо.
-Что?! Дорогая… ужас… оу, на тебя кто-то напал?!
-Да, ограбили, через чип содрали со счета все деньги на операцию, там была громаднейшая сумма. Пришли два типа в масках, кто-то ещё стоял снаружи на лестнице, сколько – не видела. Код доступа они откуда-то знали, потому что не требовали у меня, только приставили нож к горлу, а сканер к руке. А потом стукнули несколько раз, очень сильно – вырубили, чтобы не позвала на помощь, и быстро удрали.
-И… и что потом? – спросила перепуганная раффи.
-Монтажники меня нашли, которые обходят верхние этажи, увидели, что у нас открыта дверь нараспашку. Один из них – наш сосед, позвонил в медпомощь, и моей матери, она была на работе. Хорошо, что Лиз не было в этот день, она тогда ещё ходила в школу. Это произошло около года назад.
-А потом...?
-А что потом… - красивые губы Ноэллы снова тронула усмешка, - Да ничего потом, дорогая. После таких солидных побоев – годы лечения слиты в помойку, осложнения, новые метастазы. Маму привлекли к суду – заподозрили в растрате, деньги-то были от благотворителей. Она до сих пор под подозрением, ха-ха. Лиз так перенервничала, что тоже попала в больницу с каким-то непонятным воспалением… и оказалось, что у неё та же хрень, причем развивается быстрее, чем у меня в её годы. Мы же сестрички, черт побери. Вот такая история, Линетта.
-Милая моя, какой ужас… - прошелестела раффи, уже принявшаяся откликаться на своё первое имя, - Если бы я тогда знала тебя… у меня ведь тогда были деньги…
-Эти типы очень здоровски меня поколотили, так что деньги были уже не нужны, да и время упущено. Возможно, кто-то навел их, очень уж они уверенно себя вели. Ну, мамуля и решилась тогда… терять было нечего.
-Решилась на побег?
-Нет. Откуда бы она узнала об этих ребятах, бегающих туда-сюда? Нет, она решилась пристрелить нас и себя. Да, а что такого? Выхода всё равно не было, мы согласились.
-Оу!
-Да не то слово, ха-ха-ха. Если коротко – мама нашла нелегального продавца оружия и пошла на встречу с ним. Он назначил место на окраине промзоны. Пришел – вот этот, громила с бровями в одну линию. Донни. Что, говорит, мамаша, какие проблемы? Мамуля ему – мол, хватит трепаться, ствол давай, деньги сейчас скину. Он ей – нет, сперва говори, кто обидел? Ну, и в таком духе. Разговорил её. Оказывается, эти ребята высматривают таких вот странных клиентов, которые ищут оружие или нанимают кого-то. Ну, ты поняла. Смотрят, что за люди. И помогают, чем могут. В общем, он её убедил, сказал, что и как надо делать. Сначала мама взяла нас из хосписа вроде как на выходные, это разрешалось. А потом мы втроем удрали в нелегальный посёлок, слегка подготовились к поездке. Нам выдрали чипы и поднакачали лекарствами, чтобы хватило сил на дорогу. Вот так мы сюда и попали – потому что в нашем случае больше помочь нечем. А в день отъезда ты залезла в наш фургон и устроила это своё… шоу!
Ноэлла снова рассмеялась, затормошила подругу.
-Оу, какие ужасы происходят… - прошелестела Линетта, прижав руки к груди, будто ей было трудно дышать, - я и не представляла… Я считала, что у меня самые жуткие проблемы…
-Ну, кое-какие проблемки у тебя явно есть, уж прости, - сказала Ноэлла, - Причем в основном от твоей дурной головы. Да, не обижайся. Но кто, черт дери, заставлял тебя снова и снова делать этот ср*ный рафинаж?
-Но, милая, мне двадцать девять! И я пропустила много, ах, как много пропустила, процедуры, которые нужно было сделать лет пять назад, и три года назад… Я в очередной раз сделала губки попухлее, чем раньше, но и тут же у меня проявились носогубки, и продюсер каждый раз мне стал указывать на это, и ещё подкалывал, указывал на вилочки возле глаз, и собачки возле рта… И это было так унизительно, так противно… Но я терпела! Проекты для реалити это такое золотое дно, надо влюблять в себя зрителя. Ой, мне ещё повезло с фигурой… а вот у девчонок иногда такие формы, что ушки на попе…
Ноэлла закрыла лицо руками, затряслась, будто от рыданий, но на самом деле от сдержанного хохота. Рядом послышалось фырканье – это Лиз, которая не спала и подслушивала, тоже веселилась от души.
-Ты меня просто умотала, - произнесла, наконец, Ноэлла, вытирая слезящиеся от смеха глаза, - Да понимаю я, понимаю, о чем это! Но ваш этот язык, эти словечки ср*ной светской тусовки, просто шлак какой-то нелепый! Нет, нет, дорогая, не объясняй, я понимаю, что это значит! Хха-ха… «Вилочки-собачки»! Но это, черт дери, так же тупо звучит, как и твоё идиотское «оу!» с губами трубочкой… Думаю, что ни разу не трагично иметь «ушки на попе», но у твоих этих гламурно-глянцевых реально *опа между ушей, то есть вместо мозга!
-Оу, дорогая! Ты просто не знаешь – там надо выглядеть всегда, будто тебе позавчера исполнилось восемнадцать, а только вчера ты простилась с невинностью. Да не смейся, правдааа… так нааадооо… Нуу, мне было не до смеха, когда продюсер сказал, что я выгляжу будто мне скоро тридцать…
-Но тебе действительно скоро тридцать. Что за дерьмовое беспокойство из-за цифр? Тридцать – это число тридцать, и всё. И ты была просто шикарной, пока не начала издеваться над внешностью.
Линетта смущенно улыбалась, глядя на развеселившихся новых подруг. С одной стороны, Ноэлла презирала всё, что было для неё, светской дивы, естественно и ценно. Но в то же время – раффи-мисс поймала себя на том, что не может возражать этой пятнадцатилетней девочке, которая не по годам умна, но имеет привычку грубо выражаться, у которой тонкое нежное лицо, натурально светлые волосы и темно-голубые глаза, так странно повзрослевшие от пережитого. Вся эта боль в её жизни была будто её оружие… Возникала не только жалость, но и – уважение, причем совершенно спонтанное, не подкрепленное ни заработанными деньгами, ни демонстрацией творческих или иных способностей… Кажется, подумала раффи, это и есть то самое, что называют «сила духа»…
Несмотря на то, что Ноэлла и Лиз над ней откровенно потешались, ей не хотелось с ними ссориться. Пожалуй, светская дива Дезири Лолуш устроила бы скандал, но… «Что же это, я снова становлюсь Линеттой Десмонд? Неужели простушка Лин может рассчитывать на счастье… О, боже, неужели я мало знаю себя?»
-Кстати, Лин, расскажи, наконец, как ты вообще попала в нелегальный и увязалась за нами?
-Самое смешное – случайно. Оу, девочки, правда, случайно! Но, знаете, если бы не попала в вашу компанию – то уже точно порезала бы себе вены. Нет, не шучу! Меня реально сливали, когда стало ясно, что с моей внешностью беда. Я говорила, да, что легла на операцию, чтобы попасть в новый проект. Это новое шоу просто взрывнооо! Там будут таакие звезды, а какие гонорары для участников! Ах… Мой продюсер, Флойд, притащил мне всё вот это, всю информацию и образец договора. И сказал, что можно было бы подписать, но он не уверен в моей внешности! Ой-ой, Ноэлла, детка, ну только не смейся опяаать! В общем, про вот это всё… сказал, и ушел такой домой, а я сидела, попивала ликерчик, и думала, как мне быть… И на следующее утро уже была на приеме в раффи-клинике. Ну, да, их называют – салоны, но это полноценные клиники, да, куда ложатся лечить свою красотууу. Я решилась и заказала комплексное! Оу, это когда тебе делают несколько операций одновременно. Это так удобно, не надо лишний раз погружаться в наркоз. Я уже делала так, ничего страшного. И на этот раз – вроде всё как обычно. Пока пара эстет-медиков трудились над моей грудью, медвизажист делал мне личико, занимался губками, щечками. Ну, конечнооо, после операции просыпаешься страшненькой, вся такая в отеках, всё болит. Но это же фигня, оу! Лежишь, такая, в своей палате, счастливаяаа, ждешь, когда спадет отек, когда тебе всю эту кучу бинтов снимут… Ой-ой-ой… - Линетта зажмурилась, сокрушенно покачав головой, глаза у неё блестели от слёз, - Я чуть с ума не сошла, когда увидела… Ужас! Ну, импланты из груди мне потом убрали и от нагноения там всё очистили… правда, как это теперь выглядит, жуть… хожу теперь такая плоская… И с лицом то же самое – сказали, что сразу переделывать нельзя, надо подождать, что-то там должно сначала зажить, чтобы потом это опять разрезать… Не знаю, почему, но медики так сказали. Конечно, кучу денег отвалила за всё это, и стала просить Флойда, чтобы отдал мне, что причитается. Он хранит гонорары у себя. Он дал, но мало, совсем чуть-чуть, сказал, что-то там с банком… Я в этом ничего не понимаюуу… Раз, другой, всё понемногу мне скидывал, а я знаю, что там огромная сумма, а мне платить за лечение уже, за курс терапии. Вот было как-то муторно на душе, не понимала только от чего… А потом один из администраторов, молодой парень такой, невзрачный, даже неприятно вел себя… а тут вдруг – подошел ко мне в офисе Флойда. В сторонку отвел, туда, где автоматы с напитками, и бубнит мне на ухо «Слышь, как там тебя, Дезири, а тебя сливают! Флойд, падла, ищет тебе замену. Ну, то есть под это твоё имя возьмет другую девушку, помоложе. Типа мисс Лолуш попала в неприятности, случились ошибки при рафинаже, но после повторной операции чертовски похорошела. Пару этих штучек я видел. Как и с тобой, кастинг у него в кабинете, на диване. Одна даже чулочки там забыла. Ничего так девки, симпотные. А ты – ты станешь никто и ниоткуда, и доказать ничего не сможешь. Поняла?» И смотрит на меня такой, в упор. Девочки… я… меня как головой об стену стукнули, правда! Сначала подумала, что он шутит. Но нет, он повторил то же самое, только с деталями и подробностями. И добавил – жди всяких подстав, Флойд мастер сливать испорченный материал. И ещё рявкнул на меня так «Да ты не хлопай глазками, ты думай! Думай и делай что-нибудь! Ты же не хочешь сдохнуть или попасть в хоспис? Нет? Точно? Тогда действуй! Ты должна опередить Флойда. Подставь его, слей его самого, думай, думай, найди его слабые места! И будь осторожна, он в ближайшие дни тебе устроит… Если что, звони мне, не хочу, чтобы ты пропала, жалко тебя. Ты как-то получше остальных этих кукол, душевнее, что ли. Вот, держи, мой номер.» И всучил мне салфетку, там номер нацарапан маркером, этот чудак руками писать умел…
-Значит, этот парень тебя направил сюда? – поинтересовалась Лиз.
-Нет! – Линетта понуро покачала головой, - Нет, его я больше не видела. А вот подстава со мной случилась уже на следующий день, даа. Когда меняется внешность, надо перезагружать чипы, ну, вы поняли. Я и пошла на перезагрузку. И вот там-то меня и ждало приключение – чипы неправильно перегрузились! Оу! Мне сказали, что вроде как вирус в системе… Короче, все мои данные зависли, чип срабатывал через раз… Мне ввели временный чип, который сам рассасывается через неделю. Ну, с ним не разгуляешься… с него нужно подтверждать нахождение у себя дома каждые три часа, денег не потратишь кроме махонькой суммы, передвигаться – тоже посылать уведомление. Как поднадзорная, ужас! А потом, сказали, когда поставят новый постоянный чип – надо будет на сеанс Экстренного Аудита, Комиссия станет выяснять, что это такое было, не сама ли я испортила эти штуковинки… Я тут же бегом в офис Флойда. Нарочно пришла, когда его нет, чтобы поговорить с тем парнем, администратором… Ах-ах, даже имя его не спросила! А его там нет. Секретарша говорит – уволился. Адреса вроде как не знают. Звоню – не отвечает, номер заблокирован. Спросила, нет ли его домашнего номера. Дали домашний – номер неправильный, я позвонила, на меня там наорала баба какая-то. Я была в шоке! Но потом подумала, что есть же всякие люди, которые не брезгуют… и могут помочь… Денег у меня осталось негусто, зато есть драгоценности, оу, я их обожаю! Я собрала сумочку, ну, будто на пикничок, даже пёсика отдала подруге на время, но свои побрякушечки спрятала на себе, и поехала на окраину города. Ну, зашла в бар, где сидят всякие мутные типы. Оу, страшно было! Я вспомнила, как это показывают в кино – спросила бармена, где найти человека, который может помочь в деликатном деле. Он пошутил как-то, я не совсем поняла… Говорю, хватит стебаться, речь о жизни и смерти! А он такой «Ну, если о жизни и смерти, а не каблучки починить… тогда это к Чаку. Вон, в углу сидит, рыжий.» Я и подошла. И сказала, что надо убить человека, иначе тот убьет меня. Чак на меня пялился долго, потом что-то там строчил в айгажде. Потом сказал, чтобы я вышла на улицу и села в синий элмобиль, который подъедет с открытой дверцей. Ну, я села – там был этот, громила, Донни. Ему повторила всё то же самое. Он такой слушает и «угу» да «угу»… Потом усмехается и показывает в айгадже страничку новостей – а там про меня. Там… там… - Линетта запнулась, побагровев от ярости и стыда, - Там написано, что «мисс Лолуш после неудачной раффи-операции приняла решение делать себе новый рафинаж по образцу Фрик…» Представляете?! Фрик! Ооо! Это я – фрик? Я?! И это ещё не всё! Там было фото какой-то девки в бинтах, лежит в моей люксовой палате, и на ней моя пижамка… То есть типа это я, будто мне уже сделали… фриковую внешность! Ужас! Скотина Флойд, что придумал…
Она замолчала, глаза покраснели от злых едких слез и бессильной ярости. На распаленном лице более четко проступили и набухли темно-багровые рубцы и лиловые шишки.
-Не помню, что я тогда делала, - продолжила Линетта охрипшим голосом, - Наверное, орала и билась головой о стекло элмобиля. Опомнилась, когда мне стало больно в затылке и что-то царапало мне губы. Донни держал меня за шиворот и заливал в рот какое-то крепкое пойло. Пытался в чувство привести… Я выхватила у него бутылку и выдула её до дна. Гадость жуткая, не пила такое даже по безденежью… Опьянела моментально. Я что-то говорила ему, не помню точно, кажется, проклинала всех на свете, орала обо всем, что хотела в жизни и не сделала, и за что мне такое… Хотела его задушить. Хотела заняться с ним сексом. Била его. Он попросту отмахивался, небрежно отодвигал меня в сторону, вдавливал в сиденье одной ручищей, а другой вел элмобиль. В конце концов я вымоталась и уснула. А очнулась у него на плече, и укрытая его курткой, и мы ехали куда-то в другой город… Оказалось, туда, в нелегальный. Заехали к какому-то мужику, которого Донни назвал доктором, и который живет в вагончике за гаражом. Там мне удалили чипы, совсем не больно было. Потом Донни с кем-то говорил по айгаджу, как я поняла, обо мне. Вышли мы от доктора, Донни мне сказал – вот, держи одноразовый коммуникатор, там в памяти всего один номер. Иди прямо, вдоль ангаров. Возле раскуроченного фургона остановишься, набери на коммуникаторе номер – девушку зовут Лейни, она выйдет за тобой. Темненькая такая, говорит, одета во всё черное. Слушайся её во всем, она поможет. А я, говорит, поехал, мне некогда. И пошел такой прочь! Как же я перепугалась! Увязалась за ним, да, да, мне страшно было! Этого ещё не хватало, какая-то девушка, да ещё в черном… Меня приучили не доверят тем, кто в черном, особенно женщинам… даа, так говорят! Ну, типа, у тех, кто в черном, что-то там с психикой… ну, говорят так в тусовке, правда! И я испугалась этого места! Донни я тоже боюсь, но хотя бы немного его поняла… Раз он меня не изнасиловал, не ограбил, хотя знал, что у меня при себе есть ценности, и не ударил, когда я его колотила… В общем, я побежала за ним, чуть поодаль. Увидела бетонный пакгауз, а внутри эл-фургон, туда садились люди, вот – ты с сестренкой и мамой, пожилая пара, вон те, и толстушка с ребенком… Ну, дальше вы знаете.
Лиз и Ноэлла хихикнули, переглядываясь.
-Ну да, ты влетела, и сразу орать, - усмехнулась Ноэлла, - Мы прифигели, честно. Пока Донни не вырубил тебя…
-Сволочь такая, мутант здоровенный, - тихонько ругнулась раффи-мисс, впрочем, почти беззлобно, - За шею меня цап своей ручищей, я и спеклась… Очнулась уже здесь, когда все мы неслись полным ходом… ооой, девчонки, мне, правда, страшно… Страшно мне! Что мне делааать! Я боюсь!
-Знаешь, как она говорит в таких случая? – спросила Лиз, лукаво улыбаясь и указывая на сестру, - Моя сестренка говорит – и чё? Хи-хи… понимаешь? «И чё?» – это значит «забей на свои страхи, детка».
-«Детка»? – раффи-мисс засмеялась, потрепала Лиз по кудрявым длинным волосам, - Кто бы говорил! Старлеточка ты моя… Ну, улыбнись ещё, улыбнись, может, я и перестану бояться! Ну, правда же, до чего ты хорошенькая!
Ей стало уютно с этими людьми. На этих совершенно несчастных обреченных, Эдну и её дочерей, раффи-мисс смотрела теперь снизу вверх, будто они были некими невероятными существами. Как персонажи комиксов и кино, герои с суперсилой… Их эмоции и жажда жизни были для неё попросту фантастичны. А ещё – они заставили её отозваться на прежнее имя, стыдливо забытое и презираемое. Это ли не чудо?!
Улегшись на пол и подремывая, Линетта думала, что здорово было бы иметь таких сестер. Интересно, о чем они говорили дома на досуге? Почему-то она была уверена, что явно не о том, сколько тратят соседи и как бы ухитриться купить такую же мебель, как у них. Да, вспомнилось, её собственное детство. Когда семья была в сборе, слово «деньги» звучало чаще чем имена домочадцев… Мама всегда упрекала отца за траты, он её – тоже, а вместе они переваливали друг на друга вину в безденежье, «…да, да, это натуральная бедность и безденежье, когда нельзя заказывать еду из ресторана каждый день…» «…это бедность, Уилл, когда твоя жена рафинируется по образцу Стандарт, а не Элит! И вынуждена носить шмотки с прошлого сезона! Просто у тебя нет самолюбия, ты просто ничтожество…» «…дочь не должна повторять моих ошибок! Не важно, сколько ей лет, если этот продюсер поможет ей раскрутиться… Ну и что, что он женат, всё равно ей ещё рано замуж! Он должен…» «…как так, она не умеет петь? Что значит – позор?! Что… совсем никак? Тогда – есть модельный бизнес, черт побери!» «Вот видишь, Уилл, что значит твоя бедность и жадность! Дочь – бездарна… Ужас! А ведь если бы мы сделали генетический рафинаж, то сейчас малышка бы блистала талантами! Просто биоплан – этого мало, это только гарантия физической нормальности. Понимаешь?! Понимаешь, что ты шестнадцать лет назад пожалел денег на рафинаж генов, и теперь – вот, наша доченька не может ничем проявить себя! Вся надежда на это модельное агентство и на продвижение в светской тусовке, если уж другого не дано. Бедняжка!»
Линетте казалось, что она прямо сейчас слышит перебранку матери с отцом в их большой квартире с окнами на парк и шоу-комплекс. Она хорошо помнила детали обстановки родительского жилья, помнила цвет стен, количество светильников, быт-роботов, помнила, как расставлены диванные группы, но никаких эмоций эти воспоминания не вызывали. Она даже не могла понять, было ли там уютно…
Ноэлла и Лиз, кажется, заснули, а вот Линетта только грезила с открытыми глазами, пытаясь понять, что же с ней сейчас происходит и как к этому относиться.
-Боишься? – услышала она шепот рядом.
Села, обернулась, вглядываясь в полумрак транспортера.
С ней заговорил тот мужчина, что недавно внимательно слушал пожилого профессора. Сам он, что называется, зрелый джентльмен, лет около сорока. Темноволосый, с правильным выразительным лицом. Линетта отметила про себя, что у него стрижка от хорошего мастера, ухоженные руки – он явно привык делать маникюр, а из-под теплого комбинезона, выданного проводниками, выглядывает ворот очень недешевой рубашки. И вообще, его внешность и поведение как-то сразу внушают доверие.
-Да, сэр, боюсь, - призналась Линетта, - хотя это так глупо…
-Почему же глупо? – он улыбнулся, придвигаясь ближе, чтобы их разговор не разбудил остальных, - Бояться неизвестности вполне естественно. Тем более… извини, я нечаянно подслушал… тебе и так пришлось несладко.
-О, да, сэр!
-Гриффит. Сэм Гриффит. Можно просто Сэм и на «ты».
-Очень приятно! – засияла раффи-мисс, отчего-то вдруг почувствовав себя прежней, идущей по жизни вперед и вверх, юной моделью на шикарном пати для галантных мужчин и изысканных женщин. Надо же… достаточно было одного взгляда этого красавца, его голоса, такого мягкого и мужественного баритона, и всё всколыхнулось! Но…
Она смутилась, склонила голову и закрыла лицо руками – вспомнив, как теперь выглядит. Вспомнив, где она и как сюда попала. И запнулась, даже не зная, как теперь именовать себя…
-Можно я буду звать тебя Дезири? – услышала она снова его голос.
Он осторожно взял её запястья, отводя ладони от лица. Заглянул в глаза.
-Я помню вас, мисс Лолуш. У меня прекрасная память на лица, особенно когда речь идет о такой прелестной яркой женщине. Хоть мы и не были представлены, но виделись достаточно часто. Моя должность обязывала посещать светские мероприятия – я был директором по маркетингу в одной очень солидной компании, поэтому меня и моих коллег часто приглашали на все эти мероприятия. И я имел счастье видеть тебя, хотя бы издалека. Нет, нет, не смущайся! – предвосхитил он её горестную реплику по поводу испорченной внешности, - Я понимаю, что ты хочешь сказать… Не надо. Не надо, Дезири! Всё совсем небезнадежно, поверь мне.
Она всхлипнула, застигнутая врасплох, растерянная и расстроенная.
-Я сейчас ужасна, не надо смеяться надо мной, сэр! Оу…
-Ты вовсе не ужасна. Ты просто малышка, попавшая в беду. Только не «сэр», а Сэм, - поддразнил он её, - Я хотел бы, чтобы мы… даже не знаю, как это сказать в нынешней ситуации… могли познакомится поближе. Но… Дезири! Я прошу прощения у тебя!
-За что?
-За мою трусость… сколько раз хотелось врезать этим грубиянам, нашим проводникам, которые так с тобой поступали! Я только боялся навредить и выдать себя. Иначе разобрался бы с ними, будь уверена.
-Выдать? Оу, Сэм… ты меня пугаешь!
-Не бойся, дорогая. Я могу довериться тебе, ведь правда? Ты не проболтаешься? Сможешь быть хорошей девочкой?
-Сэм!
-Я доверю тебе свой секрет, если ты согласна мне помогать. Если ты опасаешься – то не стану тебя вмешивать, нет, не стану! Я не могу рисковать тобой, тем более, что мы так мало знакомы! Но… Дезири, я хочу, чтобы ты знала… если со мной что-то случится, если я не смогу выполнить свою миссию, то… вспоминай меня, хотя бы иногда, ладно?
Закончив свою проникновенную речь, он слегка коснулся её лица. Так, будто оно и не было изуродовано шрамами, пятнами и шишками после неудачного вмешательства. Он совершенно серьезно смотрел на неё влюбленными глазами, и – раффи-мисс снова ощущала ту, прежнюю легкость сладкой жизни, тех вечеринок и курортов, веселую суету клубных тусовок, скандальное обаяние кастингов, непредсказуемый шик нарядов для фотосессий и видеосъемок…
Чтобы не расплакаться, она решила продолжить разговор:
-Сэм, ты можешь мне рассказать, как ты оказался здесь? Я… не выдам тебя, нет, ни в коем случае! Я смогу, я обещаю! В конце концов, я хочу понять, что же со мной происходит! И не только со мной…
-Это верно, дорогая, с нами всеми сейчас происходит нечто важное… и не совсем то, что мы думаем. А, возможно, и совсем не то! Но не бойся! Я рядом. И я расскажу тебе.
Они сели ещё ближе друг к другу, вплотную, как сидят влюбленные на лавочке в парке.
-То, что я рассказал им, - Сэм Гриффит кивнул в сторону рубки управления, - это только половина правды. Да, я действительно был одним из директоров Селлини-Бэллс.
-Чтооо?! – громкий шепот раффи-мисс испугал её саму, она даже зажала себе рот рукой, восхищенно глядя на собеседника, - Селлини-Бэллс! Крутейшие элмобили! Как там… слоган, в рекламе… Все видеоролики с этим девизом – «Си-Би – твоя мечта рулит!» Оу, я однажды даже снималась в во время презентации на новом Си-Би!
-Да, да дорогая, у меня и жизнь была – мечта… Пока кто-то не подделал мою электронную подпись в платежных документах. Деньги ушли на неопознанные счета, на меня выписали ордер… Один знакомый полицейский вовремя предупредил, я успел смыться и удалить чипы. Вот и вся моя история. Разве что по всем каналам объявили, будто я погиб в автокатастрофе! Это ведь удобно, не так ли! Я подозреваю, кто это мог сделать… им без разницы, объявить меня вне закона или мертвым, а то и вовсе убить. Теперь я без права голоса в этом мире, вот на что был их расчет. А там…
-Как ужасно! Как это похоже на то, что вытворили этот гад Флойд со мной!
-Да, верно. С той лишь разницей, что этот же мой знакомый в органах правопорядка свел меня с необычными людьми. И вот это – он понизил голос, приблизив губы вплотную к её лицу, – как раз не должно дойти до ушей наших проводников, да и наших попутчиков тоже!
Она ошарашенно закивала, поняв, что сейчас он сообщит ей нечто оглушительно важное.
-Эти влиятельные люди имели доказательство моей невиновности. Они знают, как вернуть моё доброе имя. Кое-в чем наши интересы совпали, причем и мне, и моим новым могущественным друзьям только на пользу, что я числюсь пока погибшим или изгоем. Мне поручено исключительно важное дело, которое не мог взять на себя ни один агент Правоохранной Комиссии и её спецслужб! Я не вызываю подозрений у всяких асоциальных типов – и я должен…
Сэм помолчал, внимательно глядя в глаза своей собеседницы сквозь полумрак транспортера.
-Я могу предотвратить гибель всех людей там, в наших убежищах, и помочь настоящему возвращению на поверхность. Настоящему возвращению, понимаешь! Это закрытые сведения – нас всех готовятся уничтожить! Да, дорогая моя, все эти разговоры про возвращение, про войну с мутантами… На деле никто не собирается воевать с ними! Кучка влиятельных и богатых, несколько сотен человек, просто обеспечит себе выход, а остальные будут уничтожены, вместе с ненужными уже Секторами Убежищ, которые взорвут и затопят! Они давно договорились с Верховниками! Там, на материках, их ждут теплые местечки, виллы, новое положение в обществе и солидные должности, а всех простых людей в Убежищах – замурованные порталы и верная смерть! Моя задача – пробраться наверх, добыть доказательства готовящейся трагедии, и оглашение этих фактов через прессу. У меня есть координаты мест, куда я должен проникнуть, установить микрокамеры, снять разговоры и встречи некоторых лиц. И передать это конкретным людям для дальнейшего оглашения и подготовки ответных мер.
-Сэм… – испуганно прошептала раффи-мисс, - какие это будут… меры?
-Конечно же, война с мутантами и выход на поверхность. Только не на словах, а на деле. Не бойся, дорогая, этих полузверей не так уж много, и наши армии всех Секторов в состоянии справиться! Понимаешь, как только моя информация получит огласку, к нам примкнут даже те, кто сомневается, например, оба сектора Евра, и азийцы тоже, которые то согласны выступить с нами заодно, то нет… Но стоит сообщить людям о такой угрозе – все поймут, что мы правы.
Он помолчал, грустно взглянул на неё.
-Наверное, я испугал тебя этим всем, да?
-Я… я… я восхищаюсь тобой, Сэм!
Раффи-мисс смахнула слезы, которые щипали ей кожу и могли размыть макияж, который она наносила отчасти по привычке, отчасти понимая его тщетность, и в то же время пытаясь сгладить вид испорченного лица…
Она не знала, как выразить свой восторг этим человеком, как справиться с головокружением, как привыкнуть к тому, что мир в который раз переворачивается и показывает такие стороны, от которых оторопь берёт. Не успела она опомниться, а уже оказалась в объятиях Сэма.
Он прижимал её к себе, и несколько минут шептал ей на ухо, четко и внятно давая указания, что, как и когда она должна сделать. В завершение беседы он, окинув быстрым взглядом спящих попутчиков, положил что-то в карманы розовой шубки своей подруги.
Она взглянула на него в восхищением, это выражение глаз было несложно разглядеть даже в таком скудном освещении.
-О, да, Сэм! Я выполню всё, я сделаю, я не подведу тебя!
Он кивнул, улыбнулся.
-А теперь спи, дорогая моя. Кажется, ещё есть время перед выходом. Надо отдохнуть, набраться сил.
Она кивнула, снова одарив его улыбкой.
Заснуть раффи-мисс так и не удалось, она просто лежала с прикрытыми глазами, прислонившись к его плечу, и упивалась этим предвкушением, внезапно появившейся надеждой на избавление от всех проблем.
Она вспоминала киношные истории, в которых героиня попадала в опасные ситуации, и в самый отчаянный миг встречала мужественного героя, загадочного красавца, который протягивает руку помощи. Ах, точно, этот Сэм Гриффит… Она представила, как вот сейчас они выберутся на поверхность, как убегут, оторвавшись о группы, будут прятаться в этих… в снегах! И проникнут на секретные объекты, скрытые за территориями курорта, где Сэм сделает нужные ему записи, а потом они вдвоем вернутся. Он преподнесет свои материалы полиции или куда там ещё, его наградят и восстановят в правах и в должности. А вот потом… А потом он поможет ей, спасет от всего, что на неё свалилось.
У неё сладко замерло сердце, когда она представила себя, выходящую из клиники с новым помолодевшим лицом, и с телом, обретшим свежие упругие формы. И на ней будет платье из ультрамодной новой коллекции, например, от Тито Рито. И у порога клиники её встречает он, Сэм – он будет стоять возле роскошного Си-Би… а дальше… дальше всё будет как в самых красивых фильмах! Да, вот так! Конечно, она увидит негодяя Флойда в наручниках и под транквилизирующей инъекцией, поделом ему! Конечно же, все девчонки из последнего реалити начнут ей страшно завидовать, звонить, набиваться в подруги, а эта надменная Элиши Майерс просто отравится от досады или утопится в своем шикарном бассейне…
«Ах, Сэм не пожалеет, что выбрал именно меня!»
Она открыла глаза, бросила взгляд на своих попутчиков, на сестер Лиз и Ноэллу, спавших в обнимку возле матери. «Оу, бедные дети… Но у них всё должно быть хорошо, им обязательно повезёт! Мы с ними встретимся, вот когда разрешат полный и настоящий выход на поверхность, когда пройдет эта война с мутантами…»
Воображение раффи-мисс собиралось снова предоставить очередную серию благостных картин будущего, но реальность вклинилась грубо и громко, зазвучав противным голосом Чака:
-Приготовиться! Просыпаемся! Подъем! Скоро начнем собираться, готовность 10 минут!
Пассажиры транспортера почти одновременно пробудились. Хотя, наверное, многие и не спали, а только дремали или делали вид, будто спят. Они терли глаза, переглядывались, начинали разговаривать вполголоса, собирали скромные пожитки, упакованные в одинаковые рюкзаки, выданные проводниками ещё в начале пути. Только сумка-рюкзачок раффи-мисс отличалась, она ни в какую не желала менять её на что-либо.
Донни выглянул из дверей рубки управления, хмуро обвел взглядом всех подопечных. Повернулся к Чаку. Спросил:
-Не помнишь случайно, кто будет встречать на патрулировании?
-Кажется, «Северный Дракон», - ответил Чак, - Да, это их неделя, если я правильно запомнил график и если у них там ничего не изменилось. Знаешь, мне спокойнее, когда нас принимает команда «Дракона». С этими ребятами не забалуешь, ха-ха… Если вдруг что-то внештатное… Ты ведь поэтому спросил, Донни? Да? Углядел слабые звенья в нашей сегодняшней компании?
-Да, - нехотя признался Донни, - Эта девка с заштопанной мордой, моделька-раффи... Её не должно здесь быть! Черт! Я отправил её к Лейни, сам не повел – не было времени. Кто ж знал, что она, перепуганная до уср*чки, вдруг увяжется за мной!
-Да, она тот ещё подарочек… Лейни бы ей вправила мозги разом, а так…
-Сестренка умеет с такими обращаться, - согласился Донни, - Жаль, не успели вручить ей эту заполошную. Но, знаешь, не только эта девка!
-В самом деле? – Чак насторожился.
-Да. Ещё пара человек меня смущают.
-Тоже – как она, мало проверенные?
-Да. И это – как назло, здоровые парни, а не хлипкая истеричка. У меня какое-то нехорошее предчувствие.
-Эээ, Дон, брось! Черт тебя дери, сколько раз предчувствие у тебя случалось, но мы все живы до сих пор!
-Не все, Чак, дружище… не все, ты же помнишь.
Чак смутился, зло хмыкнул носом, будто перед дракой. Но драться он ни с кем не собирался. Он просто злился, на себя, на судьбу, на стечение обстоятельств, вспомнив погибших товарищей, чьи тела остались брошенными в снегах Антарктики.
-Только не вздумай сейчас удариться в самокопание! Не время и не место!
-И не думал, - буркнул в ответ Донни, демонстративно уставившись на пульт управления, хотя там всё было в полном порядке, транспортер сбрасывал скорость перед остановкой. Однако глядя на мигающие крошечные табло датчиков Донни всё же ещё раз спросил, будто вскользь:
-А если не «Дракон», тогда – кто? Кто может быть вместо них?
-Ну, тогда, наверное, «Мелек Таваз». Они в списке дежурств следующие. Слушай… ну какая тебе разница?! Фарсиды, русийцы, африканцы или кто другой – не всё равно? На Планетарном Патруле все отчаянные ребята, так что…
-Да всё нормально, Чак, всё норм, - отмахнулся от него Донни.
-Знаешь что, дружище, - Чак поднялся со своего места, но не вышел из рубки в кабину транспортера к пассажирам, а встал перед товарищем, уперев руку в бок и облокотившись о дверной косяк, - Поскольку ты интуитив, как и твоя сестра, то я прислушиваюсь к тебе. Но, в отличие от неё, ты любитель напустить туману и отмалчиваться! Так нельзя. Будь любезен, разъясни, что ты пытался сейчас мне донести? Или ты что-то знаешь, у тебя есть какие-то факты, или просто поймал волну беспокойства? Или случилось видЕние? Хоть и редко, но они у тебя всё же бывают… Ну?
Донни взглянул исподлобья. Этот взгляд темных глаз из-под сросшихся в одну линию бровей многих вгонял в ступор. Но только не Чака, который слишком долго и слишком хорошо знал своего товарища.
-Возможно, что факты – подкрепленные видением, но очень невнятным и муторным, - ответил Донни, - Давай так – если мы выйдем и там, наверху, будет темно и тихо, значит Это ещё не скоро случится. Но если вдруг – там, в стороне ангаров, ты понял, да? – мы увидим свет и движуху, то я тебе всё расскажу в деталях. И будем действовать согласно ситуации. Идет? Эх, только бы наши подопечные не преподнесли сюрпризов! …Хорош трепаться, пошли!
-Ну, пойдем, - растеряно усмехнувшись, Чак оттолкнулся от двери и следом за Донни вышел к людям, предварительно взяв из-под пульта управления два больших мешка.

5.
После остановки транспортера его пассажиры вдруг как-то притихли, замерли. Это и немудрено – они всё яснее осознавали, что им нет пути назад, а там, за толстыми стальными и бетонными перегородками уже иной мир, который невозможно представить…
Только двое проводников выглядели уверенно и буднично. Для них это был подъем очередной партии беглецов, ситуация «как обычно». И даже появление неожиданностей и готовность рисковать жизнью, своей и чужой, стало – привычным делом…
Поэтому, наверное, при подготовке выхода из транспортера не возникло никаких особых сложностей.
Первым делом, не придавая значения неловкости ситуации, проводники велели всем по очереди посетить туалет. Причем не только справить нужды, а ещё надеть под нижнее бельё памперс, который выдали каждому. В этом не было ничего необычного – путь предстоял долгий, в очень низкой температуре воздуха. Беглецов уже предупреждали, что сейчас на поверхности – зима. Не то регулируемое сезонное похолодание, создаваемое в Секторах с целью сохранит биоритмы организма человека, а – самая настоящая зима и полярная ночь. То есть холод такой, с каким жители Убежищ не сталкивались, даже во время отопительного кризиса. Разумеется, при переохлаждении организм будет в стрессе, почки особенно дадут о себе знать. А остановок не предвидится, и уж тем более в реальном земном холоде рискованно будет оголять любую часть тела. А посему надеть столь деликатное медицинское изделие просто жизненно необходимо.
Когда с процедурами, вызывающими стеснение, было покончено, проводники сами лично, собственными руками нанесли на лица и руки своих подопечных слой мази против обморожения. Здесь всё же произошла небольшая заминка – понадобилось уговаривать раффи-мисс избавиться от макияжа. После небольшой словесной перепалки она отерла лицо салфетками и позволила себя «обезморозить», как выразился Чак. В отличие от неё, миссис Шерман и Надида Суинтон стерли помаду с губ добровольно. Остальные женщины перед началом пути не наносили косметику вообще.
Потом ещё раз обратили внимание на раффи-мисс – ей велели переобуться, поскольку её сапожки с каблуками были «не для людей, а для кукол» как выразился Чак. Он грубо и ёмко объяснил, что «в таком дерме не ходят, особенно по снегу, твою мать, по скользкому и холодному!» Свои запасные ботинки ей дала Ноэлла, хоть они и были на размер больше, но раффи-мисс приняла их с благодарностью.
Далее Чак и Донни извлекли из мешков и раздали пластиковые медальоны для утоления жажды. Это были небольшие капсулы овальной формы, которые подвешивались на шею на шнурке. При необходимости, если очень уж пересохнет во рту, медальон можно слегка прикусить, на язык попадет капля специального физраствора. Вкус довольно противный, солоновато-сладкий, но спустя минуту во рту становится приятно и свежо, будто выпил целую кружку воды первого уровня. Более трех капель за один раз получить невозможно, а повторно медальон поделится влагой только через три часа. Сконструирован он так для того, чтобы средства утоления жажды хватило на долгий путь.
После надели защитные комбинезоны из термостойкой ткани, одинаково пошитые, бледно-серого цвета, различавшиеся только размерами. Эта одежда всем пришлась впору, поскольку хорошо подгонялась по фигуре при помощи шнуровок и кулисок, главное было угадать с ростом. Проводники всегда брали с собой на два комплекта больше, на случай, если что-то будет испорчено. Как заметил Донни, эта предусмотрительность почти всегда оправдывала себя.
Ещё каждому выдали по небольшому складному ножу с кнопкой, на случай если придется разрезать одежду в экстренной ситуации, при оказании помощи, по шпирц-ампуле с обезболивающим и с антисептическим, перевязочные пакеты, термостойкие перчатки. Далее вручили каждому небольшую металлическую трубку размером с палец, напоминающую фонарь.
-Это – маячок для патруля Верховников, который примет нас там, наверху, – сказал Чак, – Использовать или в случае распада группы, или при очень внятной опасности, после высадки на побережье. Если кто-то отобьется, потеряется. Запомните – только в экстренном случае! Если нажмете кнопку раньше, пеленгаторы охраны засекут сигнал. За нами вышлют группу захвата, сцапают в момент! Так что аккуратно с ними… Смотрите сюда – вот эту стеклянную выпуклость, колбу, следует направить вверх и нажать кнопку. Нет, сейчас не нажимайте!.. Вверх, понятно?! Это важно запомнить – направить вверх, в небо. Да, там настоящее небо, а не небосфера… Свет вы не увидите, только почувствуете, как корпус маячка пульсирует у вас в руке. Он будет посылать сигнал в течение трех часов, ребята Планетарного патруля засекут его, быстро подлетят и подберут вас.
Все переглянулись, будто бы ледяное дыхание неведомого мира уже наведалось сюда, в кабину транспортера. Чак сказал «Планетарный патруль»… эти люди, обитатели чужой незнакомой Земли… Чак сказал «ребята»… неведомые существа, способные быстро подлететь к потерявшимся в полярной ночи, на просторах хаоса замерзшей воды, именуемой «льдом» и «снегом»… под настоящим небом…
Люди хмурились, в очередной раз силясь представить, какими они могут быть, эти Верховники. Только Тед, сын Дженнис, почему-то улыбался, полностью захваченный своей верой в «волшебных людей».
Какое-то промелькнувшее опасение придало испуганное выражение взгляду толстушки Тины, она рефлекторно прижала к себе малютку, заботливо укутанную и спрятанную в специальный рюкзак, закрепленный на груди матери и надетый под комбинезон. Когда проводники надевали на неё это приспособление, Донни сказал: «вот, теперь она не почувствует холода, если ты её оттуда не вытащишь. Там тепло, как в мамкином животе, да, крохотуха? Вот здесь, внутри – расстегивается, чтобы ты смогла её покормить, не снимая рюкзака, поняла? К тому же, Тина, имей в виду, стенки рюкзака хоть и гибкие, но легированные, усиленные. Это значит – если ты вдруг случайно грохнешься вперед и не успеешь сразу выставить руки, рюкзак спружинит и выдержит твой вес минут десять. За это время, думаю, ты успеешь или подняться, или перекатиться на бок, или упереться руками. Ребенку при этом не достанется, она не ушибется. Это если что, на всякий случай, понимаешь? Не бойся, ну, не дрейфь!»
У раффи-мисс нервно бегали глаза, она так силилась быть неподвижной и спокойной, что иногда не выдерживала и вздрагивала. Её тайный ухажер Сэм Гриффит предпочитал смотреть на носки своей обуви, которую, как и у всех беглецов, покрыли специальной самоклеящейся пленкой-обмоткой темно-серого цвета. Это специальный материал, который, по словам проводников, не пропускает холод и не скользит – а это важно, потому как вот эта самая мерзлая вода, снег и лёд, очень и очень скользки… Да, обмотка до самых колен спасет от обморожения и скольжения, главное не снимать её на протяжении всего пути.
-Пора, - сказал Донни, - Пора. Берём вещи, крепим рюкзаки. Проверяем все застежки, перчатки на руки, капюшоны на головы… Так. За Чаком, по одному, я замыкающий. Тишина! Между собой переговариваться шепотом. Если что-то нужно, поднять руку, я увижу. Вперед!
Разъехались, а потом схлопнулись за их спинами створки дверей транспортера, оставив людей в темном коридоре грузового крытого терминала. Судя по всему, это был ремонтный портал, в котором сейчас не было ни души.
Освещение едва теплилось, работало в экономном режиме. Поэтому на некоторых участках пути люди моги видеть только люминесцентные полосы на куртках впередиидущих и проводников. Наконец Чак, ведущий группы, поднял руку – остановка.
Несколько секунд он возился с каким-то пультом, после чего толща тьмы, оказавшаяся гигантскими воротами, с приглушенным воем отъехала в сторону.
Шаг за шагом, следом за проводником, они вышли – в то, что именуется полярной ночью.
Они были предупреждены ещё перед началом поездки – там, на поверхности, темно и холодно. Потому что сейчас сезон полярной ночи, настоящего, неконтролируемого явления природы на Земле. Да, именно в полярную ночь проводники уводили наверх беглецов из Убежищ, поскольку делать это в межсезонье или при полярном дне было невозможно. Во-первых, группа беглецов была бы как на ладони при ярком свете, а во-вторых – зрение обитателей Убежищ лучше адаптируется к освещенности на Земле в темное время. Даже сами проводники, бывавшие наверху при свете Солнца, говорили, что надевали защитные очки, без которых глаза попросту обжигало. Тем более, в большинстве районов Антарктики снег не таял, что придавало дневному свету особую резкость.
Поэтому перед группой беглецов реальная, настоящая Земля предстала темной и мрачной, укрытой слоем непроходимого снега и продуваемая ледяным ветром.
Они затихли, замерли, не в силах пошевелиться, каждый в своем страхе и изумлении.
Они смотрели прямо перед собой – и не могли понять, что же это воспринимают их глаза.
Определенно, у окружающего мира был свой цвет, но глаза жителей Убежищ отказывались понимать его. Это была темнота – но темнота цветная и наполненная формой, но неразличимая, но глубокая, прозрачная, безмолвная, звенящая…
-Не бойтесь, не бойтесь, - шептала Эдна своим дочкам, покрепче обнимая их, в то время как ей самой хотелось вскрикнуть «Боже, мне страшно! Как же страшно!»
Старики Шерманы, шедшие под руку, ещё сильнее притиснулись друг к другу. Путники помоложе просто хмурились, злясь на свои страхи. Только у Эвана взгляд был решителен и угрюм, как у проводников. Ральф, глядя на него, подумал, что, такая вероятная ожидающая впереди смерть, какой бы мучительной она ни была, всё же чуть лучше той же смерти в Убежищах. Просто потому хотя бы, что удалось вырваться сюда, увидеть хоть краем глаза настоящий мир… Да, вот ещё у Теда спокойное лицо и чуть прищурены глаза – он не боится. Такой маленький, а уже знает, что такое «нечего терять».
-А что… небосфера везде такая унылая, без инсталляций? Или потому, что это дикие края? – подала голос раффи-мисс.
-Здесь нет небосферы! – одернул её Тед, - Здесь – небо. А ты – дура.
Гламурная дива, поперхнувшись от злости, уже открыла рот, чтобы поставить на место маленького нахала, но перехватила взгляд Сэма, вспомнила о своей особой миссии, и решила помолчать, только воинственно фыркнув.
Дженнис слегка нахмурилась, подергав сына за плечо, но потом даже улыбнулась краем губ.
-Привыкайте, леди, - обращаясь к раффи-мисс издевательским громким шепотом сообщил Чак, - Здесь, над Землей, настоящее небо, и на него нет надобности делать инсталляций, как на убогий полибетонный свод наших Убежищ. Если повезет выжить в нашем коротком пути, вы увидите, как прекрасно реальное небо.
-Оно унылое, - буркнула раффи-мисс и отвернулась.
-Его не видно! Всего-то, - угомонила её Ноэлла.
-Итак, довольно любоваться пейзажем! Слушаем меня, – скомандовал Чак, - Слушаем меня и не перебиваем!
Он обвел всех взглядом. Даже в мутном снеговом сумраке полярной ночи, едва-едва подсвеченном люминесцирующими элементами на одежде, даже в этой обжигающей глаза ледяной мгле – видно было, как значительно и жестко было лицо рыжеволосого проводника.
-Я повторю то, что уже говорил каждому из вас перед началом пути. Здесь выживает не каждый. Да, да, многие идут сюда только чтобы умереть! И сами не знают об этом. Планета очень изменилась с тех пор, как люди разделились на ушедших в Убежища и Верховников. Земля – она разумна, она чувствительна, и она безжалостна. Вы все в курсе – биопланированные и чересчур рафинированные уже сами по себе нежизнеспособны здесь, в реальном мире. Те, кто родились, по выражению Верховников, пустыми – тоже обречены. Никто не станет убивать вас или третировать. Но жизнь на Земле такова, что если вы – чужды, если Пусты, то не выживете. А понять это можно только оказавшись на поверхности, среди живущих здесь. Они пугают вас, они непонятны, это естественно. Вам покажутся странными их ценности и их мораль. Для них смешно или отвратительно многое из того, чем вы жили и о чем заботились, о чем мечтали. Они, Верховники, прямолинейны и безжалостны, поскольку сами сильны и вдумчивы. У них множество таких возможностей, которых нет у вас, и это будет не раз ставить вас в тупик. Вы поняли, как они называют нашу цивилизацию? Пустышки. Да – жители Убежищ для них ПУСТЫШКИ, то есть с неразвитой… скажем так, душой. Что конкретно они имеют в виду, вы поймете только при общении с ними, рассказывать об этом сейчас – слишком долго. Они могли бы нас уничтожить, и при этом не мучаясь угрызениями совести. Тем не менее – они не отказались найти с нами общий язык. Они говорят – есть надежда, потому что и среди Пустышек есть люди. Это, пожалуй, одна из немногих хороших новостей для вас. Итак, смиритесь, что вы будете встречены участливо, но в статусе Пустышек. Вам помогут излечиваться и спасать жизнь, но вас же будут жестко осаживать, если попробуете вести себя с ними так же, как раньше, по правилам нашего благополучнейшего из секторов Убежищ. Да, да, вы сейчас мало понимаете, о чем я толкую. Но – просто запомните мои слова. Откажитесь сначала от иллюзий и ожиданий, а потом – от страха. Идем дальше! Никаких вопросов, это не пресс-конференция! Нас ждет поездка сквозь ледяную ночь к пункту сбора. За мной!
Притихшие попутчики беспрекословно двинулись вслед за Чаком.
Они осторожно наступали на поверхность, называемую снегом, изо всех сил старались не тереть глаза, которые нещадно слезились от слишком холодного воздуха. Многие взялись за руки, не сговариваясь, спонтанно, по трое – по четверо.
Снег едва поскрипывал под их робкими стопами, укутанными термопленкой от пронзительного холода.
Было ветрено. Движение воздуха знали те, кто бывал на верхних курортах. Но – на закрытой теплой территории пробегало мягкое дуновение, а здесь – вдобавок к холоду, воздух наполняли крошечные льдинки, обжигающими лицо даже через толстый слой защитной мази. В Убежищах перемещение воздушных масс почти не ощущалось, монтажные бригады всех Секторов-государств рьяно следили, чтобы воздухоочистки работали в режиме медленного ритмичного вращения. Поэтому те, кто никогда не ощущал земного ветра, и вовсе не поднимали головы, поскольку казалось, что холодное дуновение мешает не только смотреть, но и дышать.
Группа двигалась вдоль глухой полибетонной стены высотой примерно в три человеческих роста. Возле поворота этой стены, точнее, возле глубокой ниши в ней, проводник поднял руку, приказывая остановиться.
В самой нише – укрытое белой маскировочной пленкой находилось транспортное средство, внешне похожее на вагон слайд-метро, только чуть короче, с узкими витражами, вытянутыми вертикально, и на каком-то странном ходу – на чём-то, внешне похожем на колеса в металлической оплетке, составленной из нескольких секций.
-Как Это называется? – шепотом спросила Лиз. Она не обращалась к кому-то конкретно, скорее просто выразила удивление.
-Это сноумобиль, - так же тихо ответил ей Тед, - Мне Донни рассказывал про технику, которая здесь, на поверхности. Сноумобиль, то есть ходящий по снегу. Эта модель – для перевозки ремонтных бригад и небольших грузов. И здесь, на Поверхности, они ходят на нефтяном топливе, а не на аккумуляторах, как элмобили в Убежищах…
-Супер! – Лиз восхищенно улыбнулась. То ли её впечатлили познания нового друга, то ли незнакомое средство передвижения, с которого Донни и Чак сдергивали маскирующую пленку, показалось ей невероятно милым… Она поблагодарила Теда улыбкой, поглядывая через край капюшона, который даже слегка отстранила для этого.
Закончив снимать маскировку, Чак вынул из кармана брелок со скретч-кодом, открыл дверцу сноумобиля, и сделал приглашающий жест.
-По одному, входим и рассаживаемся. Сначала, в серединку, пропустим…
Никто не обратил внимания на небрежное топтание двоих попутчиков. Оба они потихоньку оказались за спинами проводников.
Не обратили внимание и на выражение лица раффи-мисс – на внезапно распахнувшиеся глаза, напряженно раскрывшийся рот, в котором блеснули стиснутые зубы…
Левой рукой она выхватила из кармана маску, закрыла ею лицо. А потом – правой – она швырнула что-то, лежавшее в её правом кармане, раз, другой, третий.
То же самое сделал и Сэм. Его лицо тоже закрыла маска-респиратор, с той лишь разницей, что он успел её надеть, а не просто приложил, как его подруга.
Раздались негромкие хлопки, на месте падения брошенных предметов взвился густой пар, сковавший дыхание, заставивший всех кашлять. Всех, кроме раффи-мисс и Сэма Гриффита.
Сэм в один прыжок оказался на подножке сноумобиля, в руках у него был лазерный ручной лайт-брассер, какими обычно вооружены уличные полицейские в патрульных экипажах.
Вскинув руку, он направил ствол на попутчиков и проводников, нажимая курок. Очередь из брассера бледно сверкнула пунктиром поражающего луча, звук выстрелов был негромкий, напоминал отрывистый частый свист.
Никто ничего не успел понять. Раздались крики. Окутанные едким облаком, застигнутые врасплох выстрелами, люди падали на снег.
Раффи-мисс, будто в угаре, будто не веря ни своим глазам, ни ощущениям, отшвырнув маску и слегка покашливая от ещё не рассеявшегося дыма, кинулась к сноумобилю, который уже был заведен Сэмом.
Но едва она коснулась ногой подножки, как брассер уткнулся ей в лоб.
-Выкладывай побрякушки, живо! – скомандовал Гриффит, - Ну!
-Оу… Сэм! Как… Что…
-Живо! Ну! Не то расквашу морду так, что не зашьют больше! Ну!
Всё ещё считая, что происходящее – часть хитроумного шпионского плана, она расстегнула комбинезон, будто не чувствуя холода, и вынула увесистый мешочек с драгоценностями, что в начале пути был спрятан в бюстгальтере. Сэм нетерпеливо выхватил его. Улыбнулся.
-Прости, милая. Сдохни.
Как только драгоценности оказались в кармане у Сэма Гриффита, сноумобиль рванул с места, отрывисто просвистела очередь из брассера, а раффи-мисс упала, неловко дернувшись и уткнувшись лицом в снег.
***
Любой дым и пар рассеивается – рассеялся и этот, из разбросанных миниатюрных газовых шашек, причем довольно быстро, благодаря сильному ветру и зачастившему снегопаду.
-Эй… Все живы?
-Все живы?
-Где все?! Вы живы?!
Это выкрикнули почти одновременно, поднимаясь на ноги, Чак, Эван и Надида.
И обнаружили, что не будет благополучного ответа на их вопрос.
Подняться, отряхнуться от снега, оглядеться по сторонам – это оказалось дано не всем попутчикам.
Донни лежал на спине с раскинутыми руками – луч лайт-брассера сразил первым его, пытавшегося заслонить остальных. Рядом с ним упали обнявшись Эдна и Лиз, насквозь прошитые очередью выстрелов. Ноэлле, которая была вместе с ними, только прожгло комбинезон на спине. Медленно встав на ноги, она замерла, обхватив себя за локти, и смотрела на мать и младшую сестру, будто не видя их. Чуть в стороне беззвучно плакал профессор Шерман, сидя на снегу и держа на руках истекающую кровью супругу, которой выстрел снес половину лица.
Лежащий без движения Джейсон открыл глаза, когда к нему кинулись Эван и Надида. У последней подбородок был перечеркнут кровавой линией. Но арбийка была не ранена, а яростно прикусила губу, чтобы не издать ни звука.
Ральф Бран медленно расцепил руки, отпуская от себя Дженнис и Теда, которых схватил в охапку, едва начали сверкать и свистеть выстрелы.
-Спасибо, что маму спас, - сказал мальчик, глядя ему в глаза и пытаясь стянуть на его локте разорванный выстрелом рукав комбинезона, через который Ральф слегка ощутил проникновение холода, - Зачем этот сволочь так поступил?
-Как раз потому… потому что он сволочь, - произнес Бран, ещё сам не до конца осознав происшедшее, - Ты прав, парень, он грязная сволочь, а мы его не раскусили.
-Спасибо тебе, - повторила вслед за сыном Дженнис, и тут же тревожно огляделась, - Где Тина с малышкой? А, вот, жива… я видела только, как к ней кинулись Нэди и Джейс. О, бедняга, он ранен!
Джейсона подняли, усадили на снег, расстегнув комбинезон, несмотря на риск обморожения, сделали перевязку. Рана в боку оказалась довольно глубокой, но ребра не задеты, и сам Джейсон утверждал, что вполне может сам встать и идти.
Кроме него ранен был Чак, но легко, ему пропекло комбинезон в нескольких местах и слегка задело ногу над коленом. У Надиды, Ноэллы и Ральфа оказалась только повреждена одежда, но это не слишком мешало, холод сквозь разрывы ощущался не сильно, по крайней мере, пока что.
-Ну же, успокойся, успокойся, Тина, - уговаривала её Дженнис, - Смотри, ты жива, мы рядом, и доченька твоя с тобой, да, да, жива и с тобой!
Некоторое время несчастная молодая мать их не слышала. Она сидела на снегу, стиснув в объятиях рюкзак с ребенком, и тряслась, будто была раздета на морозе. Дженнис, Ральф и Тед смогли осторожно открыть рюкзак, и убедились, что с ребенком всё в порядке. Малютка только проснулась, немного покряхтела, когда её лица коснулся ледяной воздух. Только возня и тихое хныканье младенца и вывели Тину из ступора. Она всхлипнула, сначала тревожно заглянула в рюкзак. Потом, убедившись, что ребенок в порядке, но – осознав, что произошло с остальными, она в панике вцепилась в Дженнис и разрыдалась.
Тем временем Чак был озабочен, точнее сказать – бесконечно зол, и даже разъярен. Но не показывал виду. Пока оказывали помощь раненым, он сам швырнул на снег свой рюкзак, вынул из него устройство похожее на айгадж, только с меньшим экраном и кнопочной панелью. Он несколько секунд насуплено нажимал кнопки, встряхивал устройство. Наконец экран тускло засветился, что обрадовало Чака. Он быстро, явно торопясь и нервничая, что-то снова набрал нажимая кнопки.
С визгом и лязгом отъехала в сторону левая боковая стенка ниши, в которой ещё несколько минут назад был спрятан сноумобиль. Открылся темный проём, стены которого были оплетены проводами.
-Сюда! –скомандовал Чак, - Сначала тела убитых, потом сами! Их надо спрятать! Поглубже заносите! Быстрее, быстрее! Да, да, туда, к канистрам! Прячем их, потом сами! Да… Эван, дай мне одну из канистр!
-Ах ты, сучка! – взревела вдруг Надида.
Она и Ральф подняли за руки и за ноги раффи-мисс, что лежала ничком чуть в стороне. Но та оказалась жива, и даже вырвалась из рук своих попутчиков, однако попытавшись отскочить в сторону снова упала. Надида, грязно бранясь, догнала её и изо всех сил ударила пытающуюся встать диву ногой под ребра, раз, другой, потом, подняв её за ворот, принялась молотить кулаками.
-Убью! Убью, размозжу тебя, дрянь! Я тебе кишки размотаю и мозги выбью! Гадина! Шлюха! Я тебя…
-Стой! – Чак, прихрамывая, поспешил к месту избиения, обхватил Надиду поперек туловища, - Прекрати, слышишь! Нэди! Некогда драться! Прекрати!
Но разъяренная и сильная, она не желала слушать и слушаться, вырывалась так, что даже за компанию с Ральфом проводник не мог с ней справиться – оба получили увесистые тумаки локтями по ребрам и челюстям.
-Офицер Суинтон, черт побери! Прекратить! – выкрикнул Эван, схватив за обе руки свою бывшую подчиненную и гневно заглянув в глаза.
Встряхнул её раз, другой, снова крикнув «Прекратить!» и уже мягче, когда она замерла тяжело дыша, добавил:
-Уймись, Нэди, уймись, тише!
-Она… её… убить мало, тварь, грязную шлюшку! Она их убила! Она… - Надида чуть поубавила пыл, но продолжала, задыхаясь и хрипя, - Она с этим ублюдком… Гады… Мрази! За что их! За что…
-Не сейчас! – твердо произнес Эван, - Разберемся с ней позже! Поняла меня? Сейчас успокойся и прячься вместе со всеми. Этой дурочкой я займусь сам. Всё! Иди! Иди, дочка… Нэди, иди же.
Разгневанная, с перекошенным от гнева лицом, Надида всё же подчинилась и пошла вслед за всеми в укрытие.
Тем временем Чак поливал из канистры утоптанную площадку перед нишей, там, где пролилась кровь. Закончив с этим, он сам вбежал, припадая на раненую ногу, в укрытие, и снова стал нажимать кнопки на устройстве с маленьким экраном. Он нервничал так, что, несмотря на мороз, на его лбу выступили капли пота. Шумно выдохнул он только тогда, когда стена укрытия задвинулась и что-то глухо щелкнуло.
-Всё, - произнёс Чак, доставая из кармана и включая фонарь, светящий голубоватым люмен-диодом, - по крайней мере, теперь проглоты нас не достанут.
-Кто? – быстрее всех задала вопрос Тина. Кажется, это слово не вызывало удивления только у Эвана и его двух учеников, Джейсона и Надиды.
Чак выразительно оглядел своих подопечных оставшихся в живых.
-Проглоты, - пояснил он, - твари похожие на трехметровых червей, только с толстой шкурой, живущие в снегу. Одно хорошо, они сами не размножаются и не выносят высоких температур. Их вывели специально, запустили в снега вокруг периметра курортной зоны. Чтобы люди не бегали почем зря. А что вы думали – всё так просто? Думали, зачем такие осторожности, и зачем нужны проводники, достаточно охране периметра на глаза не попасться? Ага, как же… Ладно… Не пугайтесь сильно, они бы не учуяли нас внутри сноумобиля. Сквозь железки и полибетон не слышат! А вот на запах крови в снегу наползут за четверть часа. Уже в пути, можете быть уверены… Нет, нет, Тина, не трясись же ты! Не реви! Здесь мы в безопасности! Сказал же… вот, пол здесь бетонный. А, черт!
-Ты сейчас заливал снег топливом – отбивал запах крови? – догадался Ральф Бран.
-Да. Надеюсь, все следы закрыл. Приползут, потыкаются и уползут. Они безмозглые. Червяки, одно слово. Метель крепчает, так что через час-другой наши следы занесет, и они станут невидимы не только для хищных червячин, но и для обходчиков периметра.
-Что потом? Как нам быть дальше? – снова спросил его Ральф.
Чак раздраженно взглянул на него в упор. Ральф не отвел взгляда. Казалось, рыжий проводник готов кинуться в драку, но тон его голоса, когда он заговорил, указывал на обратное.
-Переждем визит проглотов. Пробудем здесь часа три-четыре. За это время твари ползучие уберутся. Надеюсь, обходчиков не занесет нелегкая, сюда они редко заглядывают. Отдохнем, наберемся сил. Продумаем, что делать дальше. Мне как раз есть что обсудить со всеми, по поводу нашего дальнейшего пути. Никто ведь не надумал возвращаться? Нет? Вот и ладно. Учитывая, что вернуться невозможно… Прежде чем уйти дальше, мы должны будем сжечь всех погибших. Да, да! Никаких возражений, уж простите меня! Зальем тела топливом и сожжем, устроим пожар прямо здесь. Конечно, потом придется отказаться от этого укрытия… жаль. Но выхода нет, их не должны обнаружить, понимаете? Мне так же жаль их! Мой товарищ погиб тоже. Больше, чем просто друг, брат мой… Черт побери, так надо!
Взгляд Чака метался, он выкрикивал эти слова оправдания – в основном, для Ноэллы и профессора Шермана, которые сидели на полу возле тел убитых.
Старый профессор, кажется, не слышал его, продолжал время от времени тихонько стонать, чуть покачиваясь, не выпуская из своих рук ладонь супруги, уже давно мертвой.
Ноэлла наконец подняла голову, посмотрела на Чака, на остальных. Кивнула.
-Да, я понимаю. Да, что поделать. Да… Только вот посижу с ними. Пока мы здесь. Я с ними пока что.
-Вместе с трупами надо сжечь и вот эту! - прошипела Надида, ткнув пальцем в сторону раффи-мисс.
Ответом ей было тихое жалобное подвывание.
Светская дива сейчас представляла ещё более ужасающее и жалкое зрелище.
Спасший от расправы и принесший её на себе в укрытие Эван Линдон стоял рядом, а она, отпустив его руку, сползла на пол и сидела скорчившись, прислонившись к его коленям. На неё смотрели кто с негодованием и ужасом, кто с брезгливой жалостью. Она же не поднимала головы, только вытирала рукавом разбитый кровоточащий нос.
-Не горячись, Нэди, - сказал Чак, - Мы всегда успеем её придушить. Шея у неё тощая, легко поломается, если что. Но сначала допросим! Ну-ка, Эван, подними её!
-Погоди, погоди, - отозвался тот, присел на корточки, - Чуток приведу её в порядок. Эй… да не шарахайся ты так! Покажи лицо… мда, приложила тебя Нэди… А что ты хотела, моя воспитанница так лупила груши в боксерском зале, что мужики пугались, ха-ха… Где больно? Нос? А здесь, и вот здесь? Здесь? Сейчас, потерпи, я сделаю укол. Переносицу тебе, похоже, слегка подломили, но без смещения. Скула вроде выдержала… если и есть, то маленькая трещинка. Хорошо хоть, челюсти целы. Сама виновата, детка! Так, теперь расстегнись и задери свитер. Тьфу, дурочка, я кости твои проверю, не сломаны ли! Что там щупать на тебе – одни эти самые кости и есть. А, ты как раз этого стесняешься? Что-что было у тебя – там? Кхе… Дурында ты этакая, я же по возрасту тебе папаша… Вот как, даже старше твоего папаши… Слушай, ну медиков ты не стесняешься? Вот и считай, что я доктор, тем более, я проходил мединструктаж. Вдохни… не больно? Нет? Да, комбинезон спас, похоже – синяки страшные, но ребра целы. Что? Нога? Стопа, да… Вывихнута, скорее всего. Сейчас…
Старый отставник не выказывал такой явной неприязни как другие попутчики, поэтому избитая раффи-мисс позволила ему осмотреть её травмы и уколоть обезболивающие. Наконец, на нос был наклеен пластырь, правая лодыжка вправлена и стянута сначала фиксирующим бинтом, потом всё той же термопленкой. После чего Эван поднял виновницу на ноги.
-Как тебя? Линетта, кажется?
-Да, - кивнула она, даже не вспомнив прежнего псевдонима, за который цеплялась ещё несколько часов назад.
-Ну, говори, - саркастично ухмыльнулся Чак, - Говори, Линетта, что случилось в твоей тупой башке, почему ты решила убить нас?
-Нет! Нет! – завопила обвиняемая, - Я не хотела никого убивать! Даже не думала такое!
-Ты этого не хотела, но они погибли, - глухо произнес держащий её под локоть Эван, - Так бывает, когда тебя используют вслепую. Так, Линетта? Насколько я понял, этот хлыщ чего-то там тебе напел. Что именно?
-Ой! Да! Сэм сказал, что это всего лишь безобидная дымовая шашка… мы сядем и уедем, а остальные вернутся назад, потому что им будет не на чем ехать… ну, то есть вам… всем, то есть… Он сказал, что ничего плохого не случится, все вернутся! А нам позарез нужна вот эта штука, чтобы ехать!
-Куда – ехать? – продолжил Чак, - Зачем – ехать? Какого черта ему надо?
-Миссия, - пролепетала Линетта, наконец подняв глаза, обреченно и заискивающе переводя взгляд на каждого из своих попутчиков, - Миссия, понимаете!
-Какая, к черту, миссия?! – рявкнул Чак.
-Он так сказал! – захныкала Линетта, втянув голову в плечи, - Что у него миссия, он так сказал, Сэм… Что он секретный агент… Точнее даже, он от тех, кто хочет всех спасти, потому что всех нас хотят уничтожить по сговору с мутантами! А он, говорит, агент, который ищет доказательства сговора… заговора… ну, вот этого самого! Я ему поверила! Господи, поверила… он так убедительно… Да поняла, поняла уже, что он мошенник и убийца! – она бессильно заломила руки, голос её стал хриплым и визгливым, - Я не хотела никого убить! Я ему верила, верила! Верила, понимаете! Мерзавец! Ненавижу этого мерзавца! Я верила!..
-Он тебя очаровал и закадрил, проще говоря, - подсказал Эван, положив ладони ей на плечи, то ли чтобы придержать и не дать упасть, то ли чтобы другие попутчики, всё ещё разгневанные, не набросились на неё, - Обычное дело – когда какой-нибудь ублюдок хочет заморочить голову наивной девке, то представляется тайным агентом, этаким героем загадочным. Чтоб его…
Линетта не ответила, только заскулила, закрыв руками лицо.
-Давай-ка подробнее, детка, о том, что он говорил о заговоре. Или сговоре, сейчас разберемся. Попробуй вспомнить, ну-ка?
Раффи-мисс вытерла глаза и кончик носа, попробовала успокоиться, снова оглядывая всех беспомощным просящим взглядом.
-Как я поняла… Ну… что-то там такое, будто все правители Секторов в сговоре с мутантами, чтобы, значит, богатые и влиятельные смогли выйти на Поверхность и жить в своё удовольствие. Говорит, там всё готово для жизни… А Убежища с оставшимися людьми вроде как собираются запереть и затопить. А он работает на спецслужбы, там кто-то прознал про такие дела… и хочет обнародовать… доказательства, что простым людям готовится погибель. И чтобы войну с мутантами начать, потому как их там наверху мало совсем. Он сказал, что мы, я и он, всех спасем! Понимаете?! Он сказал – спасем! И он… он…
Линетта умолкла, согнувшись, захлебнувшись слезами и бессильной злостью, привалилась к бетонной стене, обжигающей холодом даже сквозь комбинезон.
На Эвана и Чака её слова произвели впечатление. Они многозначительно переглянулись.
-Понял, да? – сказал Эван, ухмыляясь и обращаясь к Чаку. Тот кивнул.
И, уже для остальных, пояснил:
-Дело ясное, мерзавец выбрал её, чтобы манипулировать. И пристрелить напоследок. Да, пристрелить пытался, я видел – она случайно уцелела. Похоже, свалилась с подножки сноумобиля на секунду раньше, чем он выстрелил. Вот, лодыжка у неё вывихнута, как раз при падении зацепилась… Так что девчонка не виновата, не казните её. За то, что она навредила всем, её саму совесть замучила. Но – самое важное – он ведь сказал половину правды!
Чак закивал при последних словах. Эван собрался продолжать, но тут взвизгнула Линетта, отскочив от стены. Тед с матерью, находившиеся там же, тоже отшатнулись. Остальные насторожились, тревожно оглядываясь.
-Слышите? Слышите?! – дрожа от страха проскулила Линетта, - Там! Снаружи! Ой… ой… Там!
Явственно слышался шорох, будто по полимер-бетону медленно водили чем-то большим и тяжелым, но с более мягкой поверхностью.
Чак махнул рукой.
-Проглоты приползли. Возятся в снегу, но скоро уберутся. Там воняет топливом, вот они в замешательстве, ха-ха… Унюхали кровь издалека, приползли, а тут едкая вонь… Потычутся и свалят, не обращайте внимания! Нас не заметят и сюда не ломанутся, если никто не вылезет полюбоваться на них. Поверьте, любопытствовать не стоит, зрелище мерзейшее.
-Ой мамочки… - прошептала Мартина. Сидящие рядом с ней Надида и Джейсон поспешили успокоить её, приобняв.
-Так вот, - продолжил Эван, - Этот негодяй, которого мы знаем как Сэма Гриффита, сказал нашей глупышке Линетте – почти правду. Действительно, несколько десятков лет подряд все правительства Секторов вели переговоры с Верховниками. Но с ними невозможно договориться. То есть – им нельзя навязать наши ущербные правила жизни. Наши Верховые друзья быстро поняли, чего именно от них хотят на самом деле. Что их принимают за наивных дикарей, что им готовят или истребление, или подчинение, хотя последнее в принципе невозможно. Так что недавно, буквально на днях, они быстро свернули все переговоры и довольно жестко объявили, что выход на Поверхность возможен только на их условиях. Параллельно – за то время, пока предпринимались попытки переговоров, Верховники позаботились о том, чтобы создать тайное общество проводников и связных-контактеров, которые помогут выйти из Убежищ тем, кто действительно в этом нуждается.
-Да, это мы, - сказал Чак, - Нас называют Помощники Капитанов. Почему именно так – это долгий отдельный рассказ. Мы прячемся и от властей Секторов, и от мафиозных банд, которые тоже мечтают о легальном выходе на Поверхность, и тоже ратуют за войну. Мы скрываемся и действуем тайно даже внутри самих нелегальных городов, которые созданы не нами, а преступными кланами для их нужд. Вот так… - рыжий проводник перевел дыхание, - Можно только гадать, кем был этот засранец Сэм. Или аферист-одиночка, или эмиссар бандитов, или шпион, отлавливающий нас, Помощников. На таких как Донни и я идет охота более жестокая, чем на реальных преступников. Как бы там ни было, мой помощник – мой друг и связной – убит, транспорт похищен, в группе есть раненые. И вот так – нам придется всё-таки идти к точке эвакуации! Назад пути нет, если попробуем вернуться – нам несдобровать, вы все должны понимать это. Что ж… Эван просит не наказывать эту глупую девку. Да, пожалуй, он прав. Никому не станет легче, если мы сейчас удавим её и бросим здесь. Она может продолжать путь, а значит, пусть живет. Может, окажется чем-то полезной, всяко бывает… Я прошу вас всех о том же, попробуйте простить её! Она жалкая дура, а не убийца. Значит, моё слово – простить. Теперь – вы, профессор, как пострадавший… что скажете?
Чак обратился к профессору Шерману; тот не сразу отозвался, и не сразу понял, что от него хотят. Не выпуская из ладоней руки своей мертвой супруги, он посмотрел сначала на Чака, потом обвел взглядом всех, потом пристальнее пригляделся к Линетте. Та не выдержала, снова опустила голову.
-Не терзайте девочку, - произнёс старик, - не надо. Это не вернет Оливию, и их не вернет, - он кивнул в сторону остальных убитых.
-Ноэлла? – продолжил допытываться Чак, - Что скажешь ты? Ты хочешь, чтобы она ответила за смерть твоих? Или пожалеем?
-Что нам остается! – последовал ответ, - Я вот думала тут – что, если бы этой дурынды не было с нами? Её ведь и не должно было быть! Однако же, этот подонок Сэм был в группе давно. И он взял с собой оружие – заметьте, боевой брассер, а не травмат. И он однозначно сделал бы то же самое, только без помощника. Или задурил бы голову кому ещё – не ухаживаниями, так чем другим. Короче, чтоб вы понимали – его планы не зависели от присутствия Линетты. Точно так же кинул бы эти бомбочки с газом, отстрелялся и укатил. С ней он просто сымпровизировал. Вот так. Мне, конечно, так и хочется приложить чем-нибудь тяжелым нашу несчастную раффи, но это бессмысленно. Всё равно потом станет жалко!
Ноэлла произнесла свою речь твердым голосом и с сухими глазами, так что на сей раз на неё ошалело смотрела не только впечатлительная Линетта, но и взрослые мужчины.
-Понятно, - кивнул Чак, - Что скажешь ты, Джейс?
Джейсон махнул рукой – «Ну её, пусть живет! У меня пустяшная царапина» и предпочел отвернуться.
За него вставила словечко Надида:
-Уговорили. Не трону её. Но пусть запомнит, - пухлые губы арбийки скривились, хищно обнажая мелкие ровные зубы, - Ещё что-то вытворит, и я её избавлю от страданий, сама лично! А пока пусть дышит и ползает.
-Остальным есть что сказать? Есть кто против неё? – поинтересовался Чак, но все отрицательно замотали головами. Только Тина прошелестела «Бедненькая, ой господи…» только было непонятно, кому была адресована её жалость.

6.
Все собрались тесным кружком вокруг рыжебородого проводника, жадно ловя каждое его слово.
-Мы остались без транспорта, а пешком я вас по снегам не поведу, - объяснил Чак, - Единственный способ двинуться в путь – угнать сноумобиль с базы, черт побери. Предыдущий я в своё время так ловко умыкнул под видом аварии и списания… теперь же придется действовать быстро и нагло, то есть тупо своровать… Надо будет пробраться в ангар и потихоньку вывести оттуда машину. Мне понадобится помощник, как минимум один. Я быстренько объясню добровольцу как управлять снумобилем, нарисую сейчас вот, на стенке, схему панели управления.
-Он сильно отличается от обычного элмобиля? – спросил Ральф, - В любом случае, я готов!
-Нет, нет, Ральф, не ты, - прервал его Чак, - Мне нужен кто-то очень худенький и пониже меня ростом. Там понадобится пролезть в трубу вентиляции, а здоровенный парень вроде тебя туда даже не втиснется. Я-то худой, влезть – влез однажды, а продвинуться – ни фига. Там на повороте трубы вниз надо разогнуться во весь рост держась на руках, а роста у меня оказалось многовато, сколько ни поджимал колени, это-то мне и помешало продвинуться дальше. И нужно достаточно хорошо соображать, чтобы действовать тихо внутри ангара. Думаю, что подойдет Ноэлла. Да, Нэл, курс вождения пройдешь сейчас супер-экстерном, ха-ха… Я подумал было о Теде, но, дружище, всё же ты ещё слишком молод.
-Я умею водить! – сдавленно пискнула Линетта, выглядывая из-за плеча Эвана, - И я тоже меньше тебя. Я хочу быть полезной!
-Я сказал – нужен хорошо соображающий! – рявкнул на неё Чак, - Нет, нет, Нэди, ты точно не пойдешь! Ты, конечно, и водитель умелый, и характер у тебя жестче, чем у иного мужика, и мозг на месте. И рост, да… но… кхе… не с твоим бюстом, уж прости.
-Без проблем, я иду, - отозвалась Ноэлла, - Валяй, учи.
-Нет, - прервала её Дженнис, - Пойду я.
Все разом взглянули на неё, будто увидели в первый раз.
-Я не паникёр, ты же знаешь, - сказала она, обращаясь к Чаку, - В лечебнице мне всё-таки не успели доломать волю и мозги. Нервишки пошалили одно время, но сейчас я их уняла, поверь. В технике соображаю. Я не выше Ноэллы, и в последнее время такая же худая, поверьте, просто из-за одежды этого не видно. А водитель из меня вполне приличный. Ни единой аварии за двенадцать лет, с момента получения прав. Причем последние шесть я водила тяжелый грузовой мобиль с погрузчиком – когда муж взял привычку напиваться, а время доставки поджимало, и чтобы не потерять заказчика… К тому же – ты забыл, она на лекарствах. Что, если вся эта акробатика в вентиляции вызовет у неё приступ боли? И что тогда? Конечно, мы можем дать ей запасной шприц, она сама себя уколет, в случае чего. Но это – время, пройдет время, пока лекарство подействует, потом ещё, пока она придет в себя… Нэл, я тебя туда не пущу, чтобы не угробить и тебя, и всех нас. Так что – пойду я.
Чак пристально глянул на неё. Некогда болезненные и уставшие, темно-карие глаза молодой женщины сейчас были ясны, а в голосе внятно звучали стальные нотки. Не только проводника, многих удивила эта перемена в ней. Эван улыбнулся в усы, одобрительно кивнув племяннице.
-Хмм… заметано! – решил Чак, - Эх, я всегда знал, что Джен Уилард далеко не размазня, ха-ха… Идет, если твои мужчины, конечно, не против. Тед? Эван? Согласны? Отлично. Слушай меня…
Чак быстрее, чем предполагал, описал новой помощнице схему управления сноумобилем, и они стали собираться на выход из укрытия. Судя по отсутствию возни за стеной, проглоты уже убрались, а метель ничуть не ослабела.
-Погодите! – вмешался Ральф Бран, - Чак, я с вами! Будем прикрывать её вдвоем, пока она будет занята внутри ангара. Два дозорных лучше, чем один. Тем более, что оставшиеся – не беззащитны, Эван, Нэди и Джейсон в случае чего помогут остальным… А если нагрянет нечто непоправимое, то наше присутствие всё равно ничего не решит. Так что – я с вами.
-Уверен? – бросил Чак, тщательно застегиваясь для выхода, - Я бы предпочел не ходить толпой возле транспортных ангаров.
-Пусть идет, - сказал Эван, - Мы здесь действительно более-менее в безопасности. Идите все трое, толку будет больше.
-Хорошо. За мной. Остальные – отойдите от двери. Откроете на условный стук, Эван и Джейсон знают.
Несмотря на то, что в укрытии было вовсе не тепло, оказаться снаружи после небольшой передышки стало немыслимым испытанием. Моментально начало ломить тело, ветер будто ободрал кожу на лице, а хлопья снега не давали открыть глаза.
Каким-то образом Чак всё же умудрялся ориентироваться в этом снежно-ветреном аду и вел помощников за собой. Они двигались цепочкой, держа друг друга за плечо вытянутой рукой, впереди Чак, следом Дженнис, замыкающим Ральф.
Они двигались в сторону противоположную той, откуда изначально пришли. Следуя за Чаком сделали несколько поворотов, прошли пригнувшись вдоль какого-то арматурно-проволочного ограждения, и, наконец, оказались во внутреннем дворе перед полукруглым ангаром.  Его крыша была облеплена снегом, а ворота тускло блестели сталью, отражая холодный резкий свет противотуманных прожекторов, расположенных над входом. От ангара вправо вела проторенная в снегу дорога, по краям которой находились столбы с такими же осветительными приборами.
-Здесь кто-то недавно проехал? Снег убран, видишь, - шепотом произнесла Дженнис.
-Каждые два-три часа проезжает грейдер, прокапывает и вывозит снег, - так же едва слышно ответил Чак, - Похоже, был недавно. Нам повезло, надо торопиться, чтобы не пришлось пережидать его.
Двинулись за Чаком след в след, огибая ангар слева, по узкому проходу между самим строением и стеной соседнего здания, которое было повыше ангара и было сложено, похоже, из панелей полибетона. Проход был прикрыт козырьком, поскольку им часто пользовались ремонтники, но его не расчищали без необходимости, поэтому сейчас он был забит снегом. Приходилось двигаться медленнее и прилагать огромные усилия, чтобы удержать равновесие и не завалиться на бок. Это грозило или сильным ушибом – о полибетон, или страшным грохотом – если приложиться к металлической стене ангара.
Дженнис всё-таки упала один раз, но вперед, в снег лицом. Ральф даже не успел пригнуться, чтобы помочь ей, она сама быстро выпрямилась и шагнула вперед. Оглянувшемуся Чаку бросила «Я в порядке!»
Ещё менее десятка шагов, которые дались с невероятным трудом, и Чак подал знак остановиться.
Указал на спускающийся вдоль стены каскад толстых труб воздуховодов, приблизился к одной трубе, что находилась посередине, слегка нажав снял наружный заслон.
Дженнис заглянула внутрь.
-Я помогу, - сказал Чак. Нагнувшись, обхватил её колени, приподнял. Спросил: - Достаешь до креплений по бокам? За них держись.
-Да, - ответила Дженнис. Её голос из трубы прозвучал измененным.
-Давай! – сказал Чак, подтолкнул её вверх под колени, потом под ступни.
Ральф чувствовал смутную тревогу, ему стало совсем не по себе, когда Дженнис ушла туда, в стальной тоннель трубы воздуховода. «Она справится, - говорил он себе, - Справится, сможет. Она гораздо сильнее, чем кажется поначалу. Она справится. Похожа на сестру, но другая. Это другая женственность… Маленькая скромница… но с сильной волей и ясным умом… Джен, Джен, я в тебя верю…»
-Оставайся здесь, - голос Чака вывел его из задумчивости, - Жди. Если что-то пойдет не так, то Джен выйдет сюда, через трубу. Если же у неё всё получится, то мы придем за тобой.
Дав указания, Чак быстро ушел к воротам ангара.
Спустя четверть часа, не больше, труба воздуховода загремела. Ральф на всякий случай отошел в сторону. Но тут же вернулся, подставил руки, ловя выскользнувшую из трубы Дженнис.
Он осторожно поставил её на ноги и ещё не успел спросить, что же случилось, как она сама произнесла с нескрываемой досадой:
-Ничего нет! Ни единой машины! Идем, скажем Чаку.
На обратном пути Ральф вел её за собой, крепко держа за руку. Иногда она спотыкалась, скользила, падала ему на спину, шептала «Извини!» и отчаянно чертыхалась. Несколько раз он, чувствуя, что Дженнис вот-вот поскользнется и снова повалится в снег, оборачивался, подставляя руки. Она падала на него, почти невесомая, ростом ему чуть выше плеча. Отчаянно пыталась удержать равновесие, отшатывалась от него, ударялась плечом или спиной о полибетонную стену.
Сердито взглянула, когда он откровенно обнял её. Нельзя сказать, что это вышло само собой, нет. Ральф осознанно подавал ей знаки, тянулся к ней. Хотел, чтобы она понимала, чтобы запомнила. Ведь исход их пути неясен…
Он мог бы извиниться и сделать вид, что нечаянно сильно прижал её. Вместо этого он тихо произнес «Всё хорошо, Джен. Ничего не бойся.» Он не нашел других слов, чтобы передать свои чувства… Несколько секунд они ощущали дыхание друг друга, будучи на расстоянии поцелуя. Нет, не решились. Ни он, ни она. Ральф только отважился легонько тронуть тыльной стороной руки её щёку. Разомкнул объятия и двинулся вперед, по-прежнему ведя её за собой.
Новость об отсутствии машин в ангаре раздосадовала Чака, но, кажется, не удивила.
-А, мать их! Это значит только одно… Здесь ремонтная площадка, всегда полдюжины каких-нибудь недокрученных, недокрашенных или с побитыми стеклами, но многие из них на ходу, всегда так было! Но если их все вылизали, причесали и погнали – это значит, что началось нечто большое. Поняли, да?
-Смутно, - буркнул в ответ Ральф, а Дженнис и вовсе отрицательно помотала головой.
-Ладно, позже об этом, - рявкнул Чак, - Сноумобиль мы достанем, раз я сказал, значит, так и будет. За мной!
-Куда теперь? – спросила Дженнис.
-Есть одно место, - ответил проводник, - Там мы рискуем получить несколько брассерных очередей по брюху и успокоиться навек, но оно того стоит. В любом случае, нам ничего другого не остается.
И через несколько шагов, обернувшись, добавил:
-Повезло, что ты напросился с нами, Ральф. Как раз сейчас третий будет кстати!
Они снова шли цепью в том же порядке, снова лепил в глаза снег, и двое ведомых не понимали, как ориентируется их ведущий.
Сначала взяли ещё левее, в ещё более узкий проход, затем оказались перед стеной, под которой обнаружился лаз – точнее, тоннель высотой примерно в метр, откуда донесло запах нечистот, машинного масла и топлива. Туда они пролезли согнувшись. Под ногами был скользкий мокрый бетон, влево уходили черные прорехи коллектора, справа по стене были развешаны какие-то инструменты. По всем признакам это был технологический проход к коммуникациям. Было нестерпимо тяжело дышать, подступал спазм к горлу, но надо было сдерживаться, сдерживаться, не кашлять, и продолжать путь. Время от времени Чак наклонялся, подбирая что-то с бетонного пола, прямо из грязной жижи.
Наконец, впереди слабо проявилось светлое пятно – выход из низкого удушливого тоннеля оказался освещен.
Они выбрались на край плотно укатанной площадки, над которой прожигали метель мощные прожектора. Позади них уходила вверх полибетонная стена, впереди ровной шеренгой выстроились сноумобили не военного образца, похожие на тот, что был угнан Сэмом. Слева – огромные ворота, за которыми слышались голоса людей, справа – какие-то контейнеры и ящики, сложенные в три ряда.
Чак жестом позвал за собой, в узкую щель между контейнерами и стеной.
-Там, дальше, правее – выезд с территории, - прошептал он, - Мы утащим крайний из сноумобилей. Ральф, ты отвлечешь охрану – я скажу, что делать. Я прокрадусь к воротам и открою их. Джен – ты займешься машиной, выводи её на ворота, даже если увидишь их закрытыми. Идем!
Протискиваясь боком, стараясь побыстрее преодолевать просветы между контейнерами, они двинулись к цели.
Наконец Чак дал сигнал остановиться, приложил палец к губам, призывая подождать.
Тем временем ворота открылись, в них въехал огромный транспорт, лишь отдаленно напоминающий сноумобиль. Он выглядел тяжелым и не имел витражей, только крохотные окошки в броне. С боков топорщились какие-то короткие трубки – похоже, это были оружейные стволы.
Дверь в боку гигантской страшной машины отползла в сторону, выпуская на плац перед воротами группу людей, всего около двух десятков. Ни слова не говоря, они построились и направились медленным тяжелым шагом мимо того места, где прятались трое беглецов.
-Первая ударная группа будущей войны, - со злостью прошептал Чак, - У них учения, хотя бывают уже и настоящие задания, будь они неладны. Не наши, нет. Ни одного америйца! Все из Евра. Похоже, из Восточного, как обычно – вспомните все эти конфликты в Секторах… Расходный материал! Наши заботливые сенаторы отправляют только технику, живую силу берегут для финальной зачистки территорий. А этих, смертников на заклание, кинут первыми в топку… Да не пугайтесь вы так, вся надежда на Верховников, они не допустят войны по продуманному в Амере сценарию!
-Тебе виднее, - пробормотал Ральф, - ты их хотя бы видел. Верховников… И надеюсь, что ты прав.
Ральфу было не по себе.
Совсем близко, на расстоянии трех шагов, медленно шли люди, которых готовили на гибель. Интересно, они это понимают? Или им так промыли мозги обещаниями благоденствия на новых территориях, что они искренне верят, будто отнимут исконно своё у «диких Верховников»?
«А мы? – думал Ральф, - Мы сами? Это всё – не ложь? Чак, Донни, наша группа – мы не обманулись? Этот тип, Сэм – что он такое? Куда же, к чему всё идет? Но…»
 Ральф живо вспомнил свой последний кошмарный вечер в квартире с Шеллин, ту, прежнюю жизнь и мерзковатое послевкусие каждого, абсолютно каждого события в ней. Фальшь, ощущение глобальной фальши там, в Убежищах, смертельной, губительной лживости устоев – вот что вытолкнуло его сюда.
«Нет, нет, нельзя бояться и сомневаться, когда уже на полпути к этому странному иному миру.»
Снег поредел. Теперь можно было довольно четко разглядеть марширующих мимо солдат, наемников из Секторов Евр. Да, это Ост-Еврские рекруты, точно. Они идут совсем близко, можно даже прочесть имена на нашивках их форменных комбинезонов. Остейские непривычные имена. Сейчас в Секторах повсеместно использовался единый алфавит, называемый латинским, но Ральф знал, что когда-то в иных странах было разное письмо.
Несмотря на то, что весь мир Убежищ ориентировался на америйскую культуру, имена и фамилии ост-евройцев всё-таки отличаются от америйских.
«Молодые парни, крепкие, наверняка самые здоровые среди своих ровесников. Какие хмурые лица… Глаза будто в себя смотрят.»
Ральф читал имена на нашивках, они были сейчас так хорошо видны.
«Бушев Феликс. Таварда Михал. Лидов Теодор. Лидов Эвген…» Их лица были открыты, похоже, уже привыкли к морозу и ветру. Форменные комбинезоны с капюшонами поверх касок, форма белого цвета для маскировки в снегах. Через плечо тяжелые боевые брассеры-многозарядники, придерживаемые правой рукой. Солдаты. Ударная сила. Чья-то смерть. Сами смертники. Прикрытие грандиозных планов…
Имена, имена… бесконечное мелькание имен на нашивках.
«…Антонинов Савел. Сухин Ник. Долник Михал…»
«Кто из вас выживет? Кто из вас – не попадет в списки на утилизацию тел? Кто из вас – понимает, что происходит на самом деле?..»
Ральф зажмурил глаза. Несколько мгновений мотал головой, будто прогоняя назойливое видение. Но теперь – он знал – если останется в живых, этот строй солдат, медленным тяжелым шагом идущих мимо, в мареве редкого снегопада, будет сниться ему не один раз.
***
-Становишься вот за тот контейнер и забрасываешь его крышу и стены вот этим, по две-три штуки - Чак вынул из кармана горсть ржавых крупных болтов, - Я нарочно по дороге их собрал, в тоннеле. Загрохочет солидно! Только рассчитай, чтобы тебе хватило поднимать шум до тех пор, пока бежишь до самого последнего. Если на тебя выскочит кто-то из охранников – вот. Это травмат, но настроенный на очень сильный разряд. Стреляй не задумываясь, потому как у охраны могут быть боевые настройки, и если они тебя зацепят, то тебе хана. Встречаемся у ворот, у машинки нашей леди! Пора!
Чак отдал Ральфу брассер, щелчком взведя в готовность. Тот кивнул.
Держа оружие в правой руке, доставая из кармана болты левой, он приступил к исполнению провокации.
Старался размахнуться изо всех сил, чтобы болты как можно громче ударяли о стены контейнеров.
Суматоха началась мгновенно.
Из бункера охраны возле ворот выскочила группа вооруженных людей в темной форме и в шлемах, закрывающих пол-лица. Трое или четверо кинулись к источнику звука, ещё столько же – вслед удалившемуся строю рекрутов, и ещё двое – в противоположную сторону.
Никто, даже Ральф, не заметил, как невысокая фигурка в сером комбинезоне скользнула к крайнему из припаркованных сноумобилей. Однако стартовал с места не крайний, а следующий – разметая снег, развернувшись на плацу и, нервно дернувшись на месте, полетел к воротам. Казалось, он вот-вот сметет их, поскольку тяжелые металлические створки даже не думали раскрываться.
Ральф почему-то был уверен, что едва выйдя из-за контейнеров он столкнется с охранником. Да, точно так… Тот не то чтобы не заметил его – скорее не поверил своим глазам. Замер на мгновение. Ральф нажал на спуск брассера, раз, другой. После того, как упал один человек, а на его смену появились ещё двое – снова, выстрел, другой, третий. Потом он бежал, стараясь держаться поближе к тени стены.
Сноумобиль замер у закрытых ворот. Всего на несколько мгновений.
Дженнис, казалось, не в состоянии выполнить приказ Чака и бросить машину на таран. Видя это, едва разглядев её лицо сквозь узкий витраж, Ральф рванулся через открытое пространство. Он услышал визг брассерных очередей – они не задели его. Он вскочил на подножку сноумобиля, в следующее мгновение Дженнис рванула рычаг назад. По её взгляду Ральф понял, что она собирается делать. Сдает назад, чтобы потом врубить бешеную скорость. Маневр на девяносто процентов бессмысленный, риск разбиться вместе с машиной, даже такой мощной.
Тем не менее, Ральф забрался в кабину, сев рядом с ней, положил руку на её пальцы, впившиеся в рычаг управления.
В это момент прогремел взрыв в бункере. Ещё двое охранников выскочили, едва держась на ногах, сгибаясь и швыряя себе в лицо снег.
Ворота начали отползать в сторону в тот самый момент, когда Дженнис уже до отказа выжала скоростник.
Так ювелирно точно пролететь в образовавшийся просвет можно было по чистому везению. Однако оказавшись на свободе, она повернула, сделав круг и сбрасывая скорость, затормозив у ворот всего на несколько секунд. Этого хватило, чтобы Чак заскочил в кабину.
-Разгоняй, крошка! – проорал он прямо в ухо Дженнис, - Прямо веди! Я буду говорить, когда и что делать, пересяду потихоньку… Навигатор у меня, ты только выполняй.
И они полетели сквозь непроглядную снеговую взвесь.
Сноумобиль шел неровно, иногда так резко подскакивая, что, казалось, он вот-вот перевернется. Звук двигателя, визгливый из-за резких переключений и большой скорости, был, казалось, акустическим ножом, полосующим слух и нервы.
Наконец, Чак улучил момент и забрался на сидение слева от водителя – Ральф сидел справа, всего передних сидений у панели управления было три.
Рыжий проводник жестом велел Дженнис перелезть назад, сам взял рычаги управления. После этого машина пошла ровнее, но скорости прибавилось, отчего страшно заложило уши и начала болеть голова.
Чак затормозил резко, так, что двое его пассажиров сильно ударились, едва успевая прикрыть лица.
Оказывается, он безошибочно вывел сноумобиль к месту, где скрывались остальные. Ральф подумал, что поневоле этот тип вызывает восхищение, для такого мастерского ориентирования в пространстве снегов и мрака одного навигатора мало…
Тем временем Чак уже колотил условным стуком в дверь, за которой в нише прятались остальные беглецы. Они моментально высыпали наружу, едва дверь отодвинулась в сторону.
-Надо же, получилось! – восторженно произнесла Надида, а Эван кивнул, чуть улыбнувшись. Но тут же его лицо помрачнело.
-Быстро! – скомандовал он, правой рукой махнув в сторону сноумобиля, а левой – указывая кому-то на канистры с топливом.
Надида и Джейсон поняли его. Как только все вышли из укрытия, они вдвоем залили топливом тела убитых. Отошли к самой двери. Чак нажал кнопку на пульте, но закрыл неплотно – для доступа воздуха. Поджег он сам лично, швырнув зажигалку вглубь ниши. Там заполыхало, отблески зловещего багрово-оранжевого оттенка замелькали на лицах и на стеклах сноумобиля.
Однако на все эти действия ушло от силы минуты три-четыре.
Беглецы загрузились в машину, устроились там на пяти рядах тройных сидений, пристегнулись.
Как только Джейсон и Надида, выполнившие страшную и скорбную повинность, оказались в кабине с остальными, сноумобиль рванул с места и очень быстро набрал прежнюю скорость, при которой сильно ухудшалось самочувствие.
Однако все – терпели. Все – понимали. Всем было страшнее, чем на предыдущем отрезке пути…
-За нами не могли не погнаться! – сказал Ральф Чаку, превозмогая ломоту в висках.
-Да, - ответил тот, - Облава уже началась. Но у нас есть время! Совсем немного… Вся надежда на «Северного Дракона».
-На кого?! – не понял Ральф. Слова звучали как нечто невообразимое, хотя явно существующее.
-Название корабля, - ответил Чак, - Корабль спасателей, облетает всё планету ежедневно. Это называется у них – Служба Планетарного патруля. У них есть патрули поменьше, по городам, по странам… А это – по всей Земле, они облетают планету вокруг. И с некоторых пор подбирают таких вот бедолаг, как мы, ха-ха…
-А как ты с ними свяжешься? По коммуникатору?
Чак усмехнулся, почему-то горько и саркастично.
-А вот и нифига! Никаких коммуникаторов! Иначе нас бы уже давно засекли Правоохранные Службы Секторов и бандиты, живущие у поверхности, настроившие нелегальных поселков в снегах. Нет, всё проще… и хуже, черт дери! С ними связывался – Донни. Я же говорил – он был моим контактёром. Он телепат! То есть был… Да! – Чак быстро оглянулся через плечо, почувствовав, что его внимательно слушают, ловят его слова сквозь визг двигателей, - Он связывался с ними телепатически, общался с ними так… А теперь, друзья мои, мы едем наугад и полагаемся только на везение! Понятно? Страшно? Да, мне тоже, леди и парни… Но что поделать! Самое большее, что можем сделать – наши маячки. По моей команде включите их… О черт!
Чак вдруг мотнул головой, выругавшись с неподдельным отчаянием.
-Что? – хором спросили Ральф и ещё несколько человек.
-Да хрень, вот что! – рявкнул Чак, - Этот урод Гриффит! У него есть маячок, своими руками дал ему, как всем вам! Черт! Черт! Он теперь может подманить их…
Смысл сказанного не уловили разве что Тина, которая от страха вообще плохо соображала, и профессор Шерман, который попросту не слушал, сидел закрыв лицо руками. Остальных эта новость встревожила.
Вроде явного повода для беспокойства нет – разве может какой-то там Сэм Гриффит, пусть даже посланник бандитов или разведки, навредить всемогущим Верховникам, которые победили даже Глобальные Катастрофы! Но в то же время… не помешает ли он сейчас, не отвлечет ли этот самый Планетарный патруль?..

7.
Экипажи разведывательно-боевых сноумобилей, в каждом водитель, механик, штурман и дюжина бойцов, выстроились возле своих машин в ожидании команды.
Командующий, полковник Дуайт, объяснял боевую задачу. Для верности его голос транслировался в наушники переговорных комплектур, чтобы никто из бойцов не мог сказать, что не расслышал из-за воя ветра на плацу. Но у полковника был чудовищный америйский акцент, отчего его речь звучала так, будто он жевал застарелые хлебцы и пытался при этом говорить.
Впрочем, боевое задание есть в гаджетах у командиров отделений, там же – порядок действий, особые указания.
Наконец, америйский командующий закончил речь, подал сигнал – боевые единицы заняли свои места, машины стартовали, вскинув в воздух клубы снеговой пыли.
Водитель по имени Савел оглянулся через плечо, усмехнувшись.
-Что, наконец-то пощупаем настоящих Верховников? А, командир? Интересно, из чего эти твари сделаны.
Сержант Ворохтов, сидевший, как полагается, ровно позади водителя, скривил губы в гримасе, которую он считал улыбкой.
-Если защупаешь их до смерти, то узнаешь, из чего они – но премиальных не получишь. Повторяю для особо одаренных! Их можно подранить, можно избивать, калечить, вытворять над ними всё, на что хватит фантазии, только оставлять в живых. И в сознании, понятно?! Если хотите хорошего навара к своим грошам, то думайте головой. Как их изловить, как обезвредить, как самим при этом выжить – думайте, сучьи детки! Вопросы есть?
-А среди них бабы, говорят, попадаются, - подал голос рядовой Бушев, - Интересно, они страшненькие, или как? Вы их видели, сэр сержант?
-Вот поймаешь, покажешь нам! – огрызнулся сержант, - Всё, без дураков, готовность к высадке!
Обращение «сэр», «мистер», «леди» бытовали во всех Секторах. Но почему-то некоторых это коробило, особенно именно выходцев из Ост-Евра.
Рядовой Сухин слушал перепалку командира и своих сослуживцев, и почему-то вспомнил, как где-то вычитал о прежних наречиях народов Ост-Евра, о том, что это были совершенно разные языки, нынче объединенные, упрощенные и густо сдобренные америйскими словечками. Сам Ник Сухин не проявлял интереса к подобным темам, просто иногда попадались на глаза интересные заметки в колонке новостей на нелегальном портале в комм-сети. Там он обычно смотрел порнофильмы или фантастические киноужасы. Но иногда, оказывается, среди всей этой телесной свистопляски проскальзывали очерки и статьи неординарного содержания. Понять, сколько в них правды и есть ли она там вообще, не представлялось возможным. «Это чушь, - думал Ник, - но почитать забавно. И представить, что когда-то было иначе…»
Но воображать подолгу иные времена он себе не позволял. Напряженный график жизни оставлял совсем мало для развлечений и отдыха, а для размышлений и того меньше. За короткий отрезок свободного времени надо было успеть немного поспать – о том, чтобы хорошенько выспаться, взрослый человек даже мечтать не должен, таков уж мир. И ещё нужно доставить себе удовольствие, либо пригласив проститутку, либо включив порно. Уже давно Сухин предпочитал именно последний вид релакса – малозатратно, безопасно и ни к чему не обязывает. Правда, Санда, супруга, от этого не в восторге. Но хоть не в гневе, уже за это спасибо. Реальные измены мужа приводили её в настоящее бешенство, и в припадке ярости она обещала страшные расправы и ему, и его пассиям, и даже грозилась как-то убить себя вместе с сыном и всей родней. Тогда Ник изрядно струхнул, однако со временем понял, что это всего лишь продуманный ход. Санда была отличным манипулятором. Но искушать судьбу не стал, перешел на безопасный способ виртуального адюльтера. Всё это было ещё во время его работы в монтажной бригаде, до приглашения вступить в армейские ряды.
Да, планируемый выход на Поверхность предполагал военные действия. Приглашались на службу все мужчины от 20 до 40 лет, относительно здоровые, без физических недостатков. Озвучивались очень солидные денежные суммы за участие в боях, премии за специальные задания, и ещё бОльшие выплаты для семьи – в случае гибели добровольца. Командовали будущей войной америйцы – впрочем, в Секторах Убежищ они командуют всем, с тех пор, как люди ушли с Поверхности. И вот теперь – возвращение возглавляют тоже они.
Приятель говорил Нику «Амер – богатый сектор. Выплатят тебе твои жалования, бонусы, и ещё, может быть, что-то. А дальше – вот сам подумай! Выход на Поверхность. Там будут распределять всё, отнятое у Верховников. Кто, как думаешь? Амер! Кому где жить, кто будет решать? Амер! В конце концов, кого будут чтить в веках победителем мутантов и освободителем Земли? Америйцев! Так что надо держаться их! Ну, язык малость подучи, это несложно. Они там, в армии, говорят по-нашему, но скверно. Чтобы им понравиться и заслужить доверие, надо их понимать и уметь попросить правильно и вовремя.» Сам приятель, его звали Эвген, уже давно надел военную форму и служил вместе со своим братом на базе, построенной во льдах. Эвген был бортовым механиком боевой машины, его брат Теодор – командиром звена, в звании капрала.
Ник, как и большинство населения Секторов, понятия не имел ни о каких базах. Всё, что он слышал о поверхности – это курорты, на одном из них он даже побывал. Но наличие военных баз, да ещё и давно – это прозвучало внезапно.
Он согласился, несколько опасаясь очередной истерики Санды. Но жена неожиданно одобрила его выбор. Предупредила только, чтобы проверил, точно ли записали координаты его семьи для обратной связи. «Ведь случись что – мы должны знать.» Он кивнул, согласился. Понятно, «случись что». Он тогда мысленно ухмыльнулся. Конечно, Санда не позволит, чтобы выплата за погибшего проскочила мимо неё… Там реально огромная сумма… Женушка ведь не раз упрекала, что с его доходами им никогда не купить нормальное отдельное жильё, а уж на что давать образование ребенку, так вообще подумать жутко! Но вот же он, шанс – эта война, эти деньги.
Ник с саркастичной усмешкой вспоминал довольную мордочку Санды, когда он упомянул вознаграждение за убитого. Но старался поскорее избавиться от этих мыслей и досады. Он занимал свой ум планами на будущее, как распределить все эти траты – выплаты за участие, бонусы, если получать их хотя бы раз в полгода. А войну планировали не меньше чем на пять лет, а то и на десятилетие. Об этом говорили все, и аналитики разного сорта в комм-сетях, и сенаторы в видеообращениях.
Итак, деньги… Жилье, отложить на счет, оставить себе… то есть припрятать от Санды, хитрой бестии. На чем сэкономить, что в первую очередь…
Эх, жаль, уже приехали, высадка. Не удалось на пару секунд глянуть в гаджет на ролик с пышнотелой красоткой. Мало ли, вдруг уже не получится, ха-ха! И не попрощаться никак с этими видео-девочками… они ведь даже не актрисы раффи, они фантомы нейросети…
Солдаты в белой маскировочной экипировке рассредоточились в темноте полярной ночи, двинулись прочесывать территорию. Сейчас как раз метель слегка поредела, позволяя разглядеть очертания снежно-ледовых глыб, разбросанных вокруг будто бы рукой обезумевшего гиганта.
Боевая задача была проста и ясна. Умелый лазутчик смог заманить под прицел летательный аппарат Верховников. Совсем небольшой, там команда три человека, судя по тепловым датчикам. Группа выдвинулась в квадрат, где произошло падение. Разделились на звенья, каждое во главе с младшим офицером. Одно звено – двигается в сторону упавшей летающей машины Верховников и обыскивает всё там. Другое – идет по показаниям датчиков-тепловизоров. Всего-то требуется – найти живых, а они есть, как утверждают те же датчики, и доставить на базу. До сих пор не удавалось выловить ни одного Верховника живым. Так что награда за поимку мутанта будет более чем солидной.
«Вперед, сучьи детки!» - звучал в ушах Ника Сухина голос сержанта Ворохтова.
Они остановились перед зияющим провалом, уходящим под косую глыбу льда. Снег и ледяные осколки, явно разрыто недавно. Нет, это не нора проглота – снеговые черви обитают возле баз и курортов, они выращены для острастки. Дальше им не позволяет сунуться вживленная в них программа, отползут на десяток метров за разрешенный предел – начнут засыпать и дохнуть. Так что здесь дыра вполне рукотворная.
Ник Сухин и четверо его товарищей, звено под командованием капрала Теодора Лидова, стали осторожно разгребать снег с краев ямы.
-Смотри, есть что-то, - крикнул Феликс, - Там кровь! Ранен мутант, не иначе! Ага, что-то спрятано… какой-то мешок…
-Не открывай! – скомандовал капрал Лидов, жестом отгоняя товарищей от сумки с лямкой, размером чуть меньше человеческой головы, - Вдруг там взрывчатка, нарочно для таких любознательных, как ты! Но кровь – это хорошо, значит, далеко не уйдет!
Лидов включил на своем гаджете запись и анализатор, закрепил его на левом запястье. Спустя несколько секунд цвиркнул сигнал – на экран вышел результат.
-Кровь человеческая, принадлежит мужчине, - прочитал командир звена, - Возраст – непонятно… а, черт с ним. Жизненные показатели высокие. Слышь, братва! Мутанта дырявят, а у него показатели высокие! Так… датчик поймал его, он двигается – туда.
Капрал махнул рукой в направлении темного полибетонного сооружения, похожего на гигантский череп выглядывающий из снегов, с глазницами выбитых витражей второго яруса и с оскалом из покореженных колонн портала.
-Там, ребята, уже не просто кучи снежные, - пояснил командир звена, - Это промышленный объект, вроде как заброшенный черт-те сколько лет назад. Ну, это мы знаем, что через него шарятся контрабандисты. И наш мутант – то ли знал это, то ли у него датчики не хуже наших. Так что он туда – и мы туда, за компанию, чтобы ему не скучно было! Итак! Осторожно, предельно осторожно! Нам нужны только мутанты – их параметры есть в ваших гаджетах. При приближении Верховника – получите сигнал, все помнят, белая звезда на экране. Остальные нам не интересны! Не тратить время на контрабандистов, бандитов, прочую мелкоту. Разряд в голову, пальцы в пакет и делов-то. Ну, в отчет занести тоже, это, может, когда-то пригодится, при подсчете общих заслуг. А вот Верховника мне тепленьким, любой ценой! Задача ясна?
-Уж куда яснее, - ответил за всех болтливый Феликс Бушев.
***
Снег почти прекратился. Небо полярной ночи отсвечивало сине-зеленым мраком, подернутым облаками в переливах свинца и серебра. Смотреть туда, на это вожделенное головокружительно проницаемое небо было жутко. Хотелось упасть и закрыть голову руками. Но упасть – в этот обжигающе холодный, не белый, а пронизанный искрами неуловимого цвета, чужой и мертвый снег – это было ещё страшнее. Казалось, что небо выпивает душу, а снег готов окутать и поглотить тела нежданных гостей.
-Высадка. Выходим, все за мной, - скомандовал Чак, заглушив моторы.
Медленно и скованно пассажиры сноумобиля исполнили его приказ.
-За нами гонятся, ведь так? – спросил Джейсон. Он просто хотел нарушить тишину, любым вопросом, просто, чтобы зазвучали человеческие голоса.
-Да, - буркнул в ответ Чак, - Но нам ничего не остается, только рисковать.
Рыжий проводник прищурился, повертел головой, то заглядывая в навигатор, то вскидывая глаза к небу.
-Если я не ошибаюсь, вон та точка слева впереди, вот там, где туман на горизонте – это и есть корабль Планетарного Патруля. Звезд не видно, да и точка слишком яркая… это они.
-Но это же хорошо, да? – произнесла Дженнис.
-Вроде неплохо, - озадаченно ответил Чак, - Они должны нас услышать раньше, чем сюда прибудет облава. Включить маячки! Держите их перед собой, старайтесь не уронить!
Снова все повиновались.
-Ой! – вдруг вскрикнула Линетта, судорожно прижав к груди свой миниатюрный рюкзак в блестках.
-Что, потеряла маячок? – спросил Эван, по-прежнему опекавший её.
-Нет! Нет же, вот он! Вот… я включила? Да? Правильно?
-Правильно, правильно, - пробормотал Эван.
Но раффи-мисс снова обратилась к нему, потянула его за рукав.
-Сэр… такая штука получилась… это, наверное, ужасно…
-Что такое? – раздраженно спросил бывший офицер. Ему не нравилось это её подобострастие побитой собачонки и жалкий испуганный голосок.
-Понимаете… у меня в сумочке кто-то порылся… Ой, ну, то есть, я понимаю, кто! Сэм, конечно! Пока я спала… Он понял, что бриллианты я спрятала на себе, поэтому отобрал их в последний момент. А из сумочки утащил кое-что. Наверное, надо сказать – ему, да? – Линетта испуганно понизила голос, показывая глазами на Чака.
-Что он у тебя спер? – уточнил Эван.
-Мой айгадж, мой шарфик… не пойму зачем… ещё талисман мой, позолоченную ложечку… и ту штуку, коммуникатор! Мне его дал… Донни. Да… с номером той девушки, она должна была принять меня в нелегальном. То есть, что же получается, теперь у этого ублюдка Сэма – есть её номер?! Вы представляете…
-А ты не такая уж дура, - рявкнул Чак, вдруг оказавшийся ближе, чем думала Линетта, - Жаль только, поздно поумнела!
Проводник сделал пару торопливых шагов в сторону, пнул что было сил снеговой холмик, подняв в воздух искристое облако. На мгновение застыл со сжатыми кулаками.
-Эта девушка – сестра покойного Донни и жена Чака, - пояснил Эван.
-Ой… господи! Что же теперь… - тихонько пискнула Линетта, но долго сокрушаться ей не удалось.
-Итак! – прозвучал охрипший голос Чака, более похожий на рёв, - Всем собраться! Последний рывок, надо дойти! Нас видят и слышат. Собрались! Вещи закрепляем на себе, застегиваемся. Сейчас я скажу вам, кто за кем идет – и двинулись! Так… левая рука на плече впереди идущего! Маячок в правой. За мной! Эван и Ральф, замыкающие, смотрите в оба, право, лево, оглядываемся назад! И остальным тоже – не сметь закрывать глаза! Поняли меня? За мной!
Людям, двигающимся цепью по снеговой пустоши, окружающий мир казался каким-то чудовищным сном. Холод. Он был всюду, он покорял всё, он был всем и всё было холодом.
Холодом был воздух. Холодом было каждое движение глаз, каждый шаг, каждый поворот головы. Вдох – холод. Выдох – холод. Сердца сжимались и просили тепла, хоть какой-то видимости тепла. Отдыха… хотелось передышки, хотелось опустить голову и закрыть глаза…
Многие поднимали к лицу вибрирующие в правых руках маячки. Холодные руки, промерзшие внутри перчаток, не согревались от них. Только чувствовали биение, разряд, который напоминал о цели их пути. Цель… она ускользала, таяла где-то в усталости. И в холоде. Мир Поверхности был адом, был холодом, смертью и страхом погони. Идти становилось не просто тяжело – как-то абсурдно тяжело, будто тело не желало слушаться воли, а разум терял смысл происходящего…
-Не отставать! – ревел Чак, споткнувшись из-за упавшей позади него Тины, - Встать, руку! Встать! Глаза! Глаза открыть, слышишь! Слышите! Ну! Вперед, за мной! Нас видят!
Светящаяся точка на небе – она, оказывается, увеличилась в размерах, приблизилась. Это уже не точка, это шар… Нет, у него не круглая форма! Он похож на лежащий горизонтально заостренный и сильно вытянутый цилиндр с шестью рядами прямоугольных крыльев по бокам.
С приближением корабля его бортовые огни стали выделяться на фоне глянцево-черной поверхности бортов.
Люди, идущие цепочкой по снегу, поднимали головы. Они даже пытались улыбнуться. Некоторые хотели махнуть рукой, но не делали этого из риска разрушить строй.
Но корабль всё ещё был, казалось, так далеко над землей… над снеговой адской равниной… в воздухе, сотканном из холода…
А в какой-то момент строй нарушился. Из замыкавших – обзор окрестностей достался одному Ральфу, поскольку Эван теперь вел профессора Шермана, закинув его руку себе на шею. Старик Шерман, казалось, был едва жив. Семенившая рядом Линетта тоже пристроилась поддержать его сбоку. Конечно, от её помощи было мало толку, но и ей самой, и остальным так было спокойнее. Джейсон и Надида с двух сторон окружили Мартину с дочкой, держа её под руки, а Дженнис шла, обняв за плечи своего сына и Ноэллу. Мальчик, каким бы выносливым он не был, всё же чудовищно устал и начал засыпать от переохлаждения. А обезболивающие препараты вместе с силой воли Ноэллы понемногу стали таять и отступать. Она думала только о том, чтобы не взвыть от нарастающей боли, пыталась идти, заставляла себя переставлять ноги, при этом сжимая зубы так, что они, кажется, уже начали крошиться. О том, что она ещё в сознании, ей самой напоминала рука Дженнис, крепко вцепившаяся и не позволяющая упасть.
Ральфу казалось, что легкие наполнены битым стеклом, а ног он почти не чувствовал. Каждый поворот головы, каждое движение туловища, рук, ног отзывалось незнакомой прежде болью.
Но – он успел разглядеть опасность вдалеке, успел окликнуть Чака, указывая в ту сторону, откуда они пришли.
-Бегите! Ну же, бегом! – это хриплый вопль Чака, неузнаваемый, пугающий.
Проводник, по-прежнему возглавляющий группу, махнул рукой, едва не упав.
-Бегите! Туда! Прямо, ориентир на корабль, ну же! Маячки, берегите их! Быстрее же, пока не открыли огонь!
Позади… да, позади было движение каких-то теней. Звук… рокот моторов. Несущаяся на сноумобилях верная гибель. Отряд наемников, направленный на зачистку территории после инцидента на базе.
-Бегите! Нас видят, держитесь корабля!
Чак захлебывается криком, останавливается, пропуская мимо себя остальных, вынимая из кармана заряженный лайт-брассер.
Легко сказать – бежать…
Люди с трудом понимали, как они вообще могли идти по этой субстанции, называемой снегом. А тут – бежать… Бежать!!!
Брассерные очереди взвизгивают слишком близко, чтобы на что-то надеяться. Даже на этот блестящий черный корабль в вышине ледяного мрака.
Упав на одно колено, но борясь со слабостью и не позволяя себе распластаться на снегу, Ноэлла вцепилась в руку и в пояс комбинезона Дженнис, которая вместе с Тедом подняла её. «Брось, спасайтесь сами» - хотела произнести Ноэлла, но увидела почти над головой быстро снижающиеся четко очерченные тени, черные силуэты в ярком световом ореоле.
-Что это… - прошептала она.
-За нами, - окоченевшими губами ответила Дженнис, и встряхнула за воротники сына и девушку, - За нами, это они…
-Твои волшебные люди, а, дружище, - рассмеялась Ноэлла, с трудом подмигнув Теду, который слишком запыхался и вообще не мог издать ни звука.
В следующее мгновение – черные люди с неразличимыми лицами и со светящимися за спиной ореолами крыльев – снизились и внезапно оказались рядом. Головы закрыты непроницаемыми шлемами-сферами. Сильные, верткие тела, внушающие трепет и даже страх, сильные руки, быстрые движения. Дженнис, Ноэлла и Тед не успели опомниться – подлетевшие к ним Верховники всадили что-то в плечо каждого беглеца, отчего сознание отключилось.
Надрывно визжали выстрелы, многозарядные тяжелые брассеры наемников прошивали пространство.
Раздался женский крик – кажется, брассерная очередь всё же задела кого-то. Но Верховники, скользящие с неба черными тенями, снова и снова подхватывали на руки беглецов, унося ввысь, на борт корабля по имени «Северный Дракон».
На снегу остался Чак, отключивший свой маячок.
Он лежал, зарывшись в сугроб, борясь с бешеной одышкой, и пытаясь нащупать в кармане комбинезона шприц с лекарством. Его ранили снова, на этот раз выстрел прошил плечо. Неожиданно он ощутил движение рядом и вскинул своё оружие.
-Ты уверен? – усмехнулся Ральф, окапываясь рядом с проводником, - Может быть, всё же оставишь в живых помощника?
-Какого черта… - прохрипел Чак, - Ты почему отключился?
-А… да, я вырубил маячок, едва понял, что оттуда, с этой махины, с корабля, за нами летят… Ну и зрелище, я тебе скажу! Они – летают? Как они это делают?
-Долго рассказывать! – огрызнулся Чак, - Ты так и не ответил…
-А ты сам не понял? Я остаюсь! Ты один, тебе нужен помощник. Да, я не… контактёр, так, кажется, ты называл Донни? Но я тебе пригожусь, ты убедился в этом. Я могу быть – Помощником Капитанов. Хочу быть среди вас. Эй, дай сюда шприц, у тебя руки трясутся.
Он помог Чаку сделать укол и наложить повязку.
Выстрелы стихли. Но рев моторов и голоса стали слышны ближе.
-Бежим отсюда, - скомандовал Чак, - Они засекут нас по датчикам, надо спрятаться.
-Куда?
-Неподалеку есть одно строение, нелегальный терминал. Его вроде как взрывали, но не до конца. Им пользуются бандиты, и мы – иногда. Там, внутри, спрятаны глушители, хоть и слабенькие, но собьют датчики с толку. Так что есть шанс уйти.
Они осторожно стали разгребать сугроб изнутри, прокладывая себе путь обратно под слоем снега, изредка выглядывая. Окоченевшие руки плохо гнулись, пальцы онемели настолько, что кисти казались какими-то смерзшимися кусками мяса, висящими на запястьях.
Наконец, удалось пробраться к оставленному сноумобилю. Чак и Ральф успели залезть в него незамеченными, хотя наемники были не так далеко, их сноумобили, разметая толщи снеговой пыли, рыскали около места встречи с Верховниками.
Путь на этот раз был недолгим – Чак вскоре вытолкнул Ральфа из кабины, выбрав сугроб побольше, и следом выпрыгнул сам.
Разогнанный на полную скорость сноумобиль продолжил движение и спустя сотню метров взорвался.
-Я поджег канистру прямо в кабине, - объяснил рыжий проводник, подползая к своему новому помощнику, - На некоторое время они нас потеряли. А мы на месте, идем.
Ещё десяток метров по-пластунски, и двое беглецов оказались внутри того самого полибетонного сооружения, что снаружи напоминало гигантский череп.

***
 На экране гаджета мигали ярко-синие вертикальные штрихи – это сослуживцы, так отзывались сигналы их чипов. Иногда они пропадали на несколько мгновений, но тут же появлялись, наверное, попадали в радиус глушилок, раскиданных контрабандистами по всему заброшенному терминалу. Ещё время от времени выплывали и исчезали две красных точки. Это живые люди, но, во-первых, не служащие в армии, а во-вторых, лишенные чипов. Ясное дело, отщепенцы, бандиты или кто-то из нелегалов. Законопослушный чипированный гражданин высвечивает как синяя точка, военный или полицейский – синим штрихом. Красными тепловизор высвечивает вот этих, вне закона.
Разыскиваемые сейчас Верховники должны явиться на экране гаджета белыми звездами… Увы. Ничего похожего.
Ник Сухин поморщился, разглядывая красные точки на экране. Только вас тут не хватало, черт побери! И охота этим идиотам морозить задницу за здорово живешь… делали бы свои делишки дома, в тепле.
В детстве ему случилось побывать в плохой компании. Для него всё закончилось относительно благополучно, эта часть его биографии никого не заинтересовала, когда он записался в армейские добровольцы. Впрочем, в Ост-Евре личностный аудит всегда проводился достаточно фривольно, Социотестирование было почти всегда условным, а за взятку нужному чиновнику можно было обустроить всё наилучшим способом. Да и приятель сказал ему – а, это даже хорошо, если человек в детстве немного пошалил, в армии нужны решительные, без лишних жалостливых соплей.
Сухин, впрочем, старался нигде не выделяться, в том числе и в своей неблагополучной компании. К тому же, не выпадало случая проверить степень своей крутости и безжалостности. Разве что теперь…
Но не желание что-то кому-то доказать вело его в лабиринтах полибетонных развалин, где свистел ветер. Нет. Элементарное, старое, как мир, стремление получить больше денег, обещанных, вожделенных, решающих разом все проблемы.
Проблем он навешал на себя предостаточно.
Он всегда плыл по течению, всегда брал, что дают и соглашался на то, что проще. Даже переезд из виладжа в город случился спонтанно, по подвернувшемуся случаю.
Свои мечты, которые пытались подавать голос в ранней юности – вот их он придушил с абсолютным хладнокровием. У него хватило ума понять, что так, как видится ему, жить попросту опасно и – он станет изгоем, со всеми вытекающими последствиями. Нельзя сказать, что его так уж интересовало общественное мнение. Он просто не любил огорчать, особенно родных. Поэтому с готовностью соглашался на всё и брал всё то, что само шло в руки. Однако что-то сходилось не так. Он это не просто чувствовал, а внятно осознавал.
Будто внутри этого молчаливого высокого и худого парня по имени Ник Сухин пряталось нечто, готовое взорвать привычные рамки.
Он сам никогда не стремился понять это своё внутреннее «Я». Там наверняка нет ничего хорошего, считал он. Это оно, потаенное, вызывает в нем всплески сексуальной жажды, или вспышки агрессии, когда он, обычно немногословный, мог наговорить просто нереальных грубостей. Нет, думал он, нет, не надо вот этого «заглянуть в себя». Надо просто всё контролировать. Держать в рамках. Жестко. Перетерпеть, зажать порывы, набраться сил и идти в нужном русле – иначе, он чувствовал, он осознавал, живучие странные желания могут воскреснуть и взять верх.
Потому что он давно признался себе – то, что он брал, что принимал от жизни с готовностью и без раздумий, это всё Не То.
Не тот колледж окончил, и работал не тем, на кого учился. Общался с теми, кто просто есть поблизости, не выбирая. И женился на той, которая сама его взяла. Он тогда почувствовал, что – нужен этой женщине. Санда вцепилась в него хваткой голодного бродяги, добывшего банку консервов.
Это ему польстило. Он старался не замечать, что она не особо хороша внешне, не столь мила, как хочет внушить окружающим, и к тому же чересчур ревнива. Разобрался в её истинном отношении он уже потом, намного позже. Просто внешне спокойный и на всё соглашающийся Ник оказался подходящим удобным кандидатом в мужья. А у неё, у Санды, приближалось тридцатилетие и нужно было срочно думать о замужестве и рождении ребенка. Да, друзья говорили – «Разве сам не видишь, как ты ей нужен? Женись!» Он тогда согласился. Принял на свой счет слово «нужен», но не задался вопросом – нужен как… кто? Как что? Для чего? Напрашивающийся ответ его не порадовал. Ничего, думал Ник, ничего страшного, я ведь тоже её в какой-то мере использую… Потом он уговаривал себя, что семья и отцовство что-то изменят… Нет, изменять начал он сам.
И в очередной раз слушая упреки в слабости характера, подлости и разврате, он пообещал себе, что вывернет ситуацию в свою пользу… подвернись ему деньги!
Да, вот этого ему не хватало всю жизнь. Из виладжа в город едут за красивой жизнью и заработками, но преуспевают далеко не все. Работают сутки напролет многие, но мало кто остается доволен заработанными и накопленными деньгами. Афера? Для этого он считал себя не очень ловким и слишком осторожным. По тем же причинам ненавидел кредиты, что вызывало раздражение и презрение Санды.
Жена хотела всё и сразу, здесь и сейчас. Аргументов для манипуляции было предостаточно, главный, используемый почти всеми женщинами – ребенок. В Ост-Евре женщины ещё рожали естественных детей не опасаясь порицаний, законодательство Сектора не дотягивало до передового, как в Амере. Здесь же было мало раффи, в основном – или очень богатые, или лица из шоу-индустрии. Но это не мешало остейским женщинам стремиться к недосягаемому дорогостоящему совершенству и управлять мужчинами, как и в давние времена, в основном при помощи секса и детей.
Конечно, деньги… Вот что поднимет его, вот что позволит одержат верх над скандальной бабой и всеми трудностями! А, возможно, и исполнить кое-какие затаенные желания, чем черт не шутит… Уже не будет стыдно, если будет им самим оплачено.
Это крепко засело у него в голове. «Оплачено – значит не стыдно. Мной самим оплачено, черт побери! Кто посмеет что-то сказать?!»
И вот он, шанс. Рядом. Изловить Верховника. Отдать командирам. Всё! Бонус обеспечен. Огромный. И продвижение по службе. Вот когда Санда и её семейство захлопнут рты!
Он осторожно передвигался среди колонн, обломков стен, нагромождения каких-то ящиков и арматуры, медленно ступая, оглядывая всё вокруг в подсветке окуляров, держа руку на спусковом крючке тяжелого брассера-многозарядника. «Ну же, выбеги на меня, выбеги! Обещаю всего-то легонько подстрелить тебя, ты останешься жив… чертов Верховник, куда ты спрятался! Нет, не удивлюсь и не испугаюсь… Это деньги! Это деньги – упали с неба в легком челноке, это вознаграждение прячется здесь, в развалинах… Ну, выйди же!»
Шаг, ещё шаг. Щелчок взведенного курка лайт-брассера за спиной.
Сухин не выстрелил. Он даже не подумал нажать на спуск. Только вскинул оружие, зная, что делает это для острастки. В этих двоих он не собирался стрелять.
Нелегалы, или кто они там… Ну и морды! Обмороженные, почерневшие. Даже черты трудно разглядеть. Ясно только, что у одного тощая рыжая бороденка, острый длинный нос и глаза навыкате, у другого – трехдневная щетина, стиснутые губы и светлые глаза недобро блестят из-под сведенных черных бровей. Двое взрослых мужиков, один с оружием, готов стрелять. Оба готовы наброситься, драться, защищаться.
-Пошли вон отсюда, - прошипел сквозь зубы Ник, - Вон!
Он махнул стволом брассера, указывая направление мимо себя. Они, возможно не понимали его речи. Он припомнил америйский разговорник, повторил то же самое на языке Амера – идите отсюда! И добавил увесистое ругательство, которое усвоил одним из первых – без этого не обходятся при изучении незнакомых языков.
Двое обмороженных незнакомцев помедлили, переглянулись, будто не веря своему счастью, потом припустили куда-то в темноту. Правда, один, тот, что с черными бровями, обернулся. Слишком внимательно посмотрел, будто запоминая. Сказал что-то, махнув рукой. Видимо, поблагодарил. И только после этого бросился вслед за товарищем.
Сухин отвернулся и пошел вверх по сильно раскуроченной лестнице, ведущей на второй ярус.
«Что, что это я сейчас сделал?! Ооо… Правду говорили – тряпка!» - бормотал он. Невесть откуда взявшиеся противоречивые эмоции пронеслись, будто переставив и переключив всё в голове. Что, зачем? Почему бы не поступить по инструкции – разряд в головы этим двоим, снять на гаджет, отрезать пальцы, сунуть в пакет для экспертизы. Так ведь сказано, так – нужно, за это – платят!
«А ты что сделал, идиот?! Что ты, безвольный придурок, сотворил?! Это никто, не люди. И это – тоже заработок, хоть и хилый. Что, так уверен, что поймаешь Верховника? Пожалел мелкую добычу ради серьезной? Эх, Сухин, когда ты поумнеешь и научишься быстро хватать и крепко держать!»
Он поймал себя на том, что эту самоуничижительную речь, этот внутренний монолог он почему-то слышит голосом Санды…
На верхнем ярусе гулял ветер, кувыркалась поземка наметенного снега. Да, там, снаружи, опять начался снегопад. Экипировка не давала замерзнуть, и сам Ник считал себя достаточно выносливым.
Он обошел верхний ярус по периметру, сканируя и просматривая каждый метр. Ещё одна лестница, совсем разрушена. Коридор, лифтовые шахты, техническое помещение, возможно, здесь была серверная или хранилось что-то. Ох ты…
Он споткнулся, просто почувствовал удар по ногам, хотя только что видел перед собой относительно ровный полибетонный пол. Кусок арматуры, чтоб его… как можно было не заметить! И айгадж вылетел из рук, надо же.
Ник Сухин ещё не встав на ноги потянулся за упавшим гаджетом и замер, едва коснувшись его корпуса. На экране пульсировала белая звезда. Рядом.
***
Он вскочил будто от удара током. Этого не хватало, оказаться лежащим перед Верховником!
Они стояли лицом к лицу наставив друг на друга светящиеся прицелы многозарядных брассеров. «Отобрал у кого-то из наших, - отметил про себя Сухин, увидев оружие, - Точно, обезоружил кого-то. Многозарядник, из него целится мне в голову. И ещё у него два лайта, вон, засунуты без кобуры за перевязи над коленками. Похоже, у них оружие не предусмотрено… Но как же тогда он наших вырубил… Он?! Какого черта! Она!»
Верховник, сиявший на экране датчика белой звездой, являвшийся в действительности фигурой в черном, этот искомый трофей, этот враг – это, оказывается, женщина…
Ошибки быть не могло. Черная униформа не обтягивала, но облегала тело, показывая изгибы. А они стоили того, чтобы на них засмотреться…
Именно от этого типа женской фигуры у Ника просто взрывало все принципы и установки. Так рисовали порнофантомов для видео, в реальности почти такими иногда были раффи-дивы… Но что-то подсказывало, что перед ним естественное тело, созданное природой.
Она была высокой, выше некоторых мужчин, с длинными крепкими ногами, чувственно очерченными бедрами и узкой талией. При этом верх туловища не был тяжелыми – неширокие, но ровно развернутые плечи, достаточно выразительная грудь и гибкие длинные руки. Лица он не видел – голову защищал сферический черный шлем с зеркальным стеклом. Вот за это он и ухватился, как за спасительный аргумент – что, если там нечто отвратительное, какое-то нечеловеческое лицо… Ну да, их же показывают, эти мерзкие кривые лица в красных пятнах и с глазами навыкате. Они все уроды, он мутанты, враги. Взять! Взять – трофей! Вот же оно, везение!
-Бросай оружие! – скомандовал Ник Сухин, ощущая свой голос как чужой, - Бросай оружие, иначе стреляю!
Тут же вспыхнула мысль – даже если она понимает, что же, будет исполнять его команды? Безоружная – завладела брассерами его сослуживцев… и теперь послушается его приказа?!
И осознавая, что делает несусветную глупость, снова прокричал:
-Ну, бросай же! Сдавайся! Тебе не причинят вреда, если не будешь стрелять! Не бойся…
В ответ он услышал тихий нежный смех. Странно как-то услышал… Звук шел и со стороны пришелицы, и… и раздавался словно в его голове.
-Это ты не бойся, - прозвучал так же, внутри сознания, мелодичный женский голос, чуть насмешливый, мягкий, напрочь лишенный злости. Она помолчала, добавила несколько жестче, но по-прежнему без злобы: - Несмотря на то, что твои – убили нашего товарища, тебе – нечего бояться. Это не ты сделал. Я тебя не собираюсь убивать.
-Ты… ты понимаешь наш язык?
-Да. Это не так сложно. У нас общие предки, один народ. К тому же – телепатия позволяет, я сейчас подстраиваюсь, чтобы ты меня понимал. На самом деле для меня твоя речь – та ещё тарабарщина. Но ничего, я привыкла разгадывать словесные загадки.
Она снова тихонько засмеялась, отчего Ника проняло ознобом. Он напряг спину, чтобы не вздрогнуть. Чтобы не дрожать.
-Телепатия… то есть она существует? Обмен мыслями? Да? Вот оно что… а я не пойму, почему так странно слышу тебя!
Она кивнула. Завела руку к затылку, отчего Сухин насторожился, ожидая ещё одного выхваченного оружия, метательного ножа или чего-то в этом роде.
Но она всего лишь сняла шлем. Несмотря на холод.
Сухин с самого начала чувствовал себя приговоренным, обреченным, неспособным противиться Этому, исходящему от неё. Последняя надежда на непривлекательность лица растаяла, канула в небытие.
Завершающие штрихи того самого типажа, девушки из грез. Длинные черные волосы, чуть смуглая кожа – гладкая, без каких-либо намеков на увечья, выразительные большие глаза, правильное, мягко и тонко вычерченное лицо. Лукавая полуулыбка, сводящая с ума. А жест, которым она расправила волосы, был настолько небрежен и обворожителен, что трудно было поверить в реальность существования такой женщины… Явственно проступила мысль – все эти лица жутких мутантов на якобы достоверных видео – те же фокусы нейросети, обработка изображения, это уже понятно. А на деле – вот она, женщина похожая на сладкий сон…
Нет, он спит, ему это снится, он выпил лишнего, он обсмотрелся фильмов с фантомными образами! Сейчас будет пробуждение, сейчас отрезвеет и поймет, что никакой девушки-мечты нет и быть не может…
Потому что если она – реальна, то это самый большой кошмар.
Потому что она – должна быть трофеем. Премией.
Должна быть доставлена на базу, а там…
-Брось оружие и идем со мной, - произнес Ник, стараясь придать голосу спокойную уверенность, - Тебе не сделают ничего плохого, не бойся. Ты должна пойти со мной, надо объяснить командованию, что ты здесь делаешь, как здесь оказался ваш корабль… Надо пойти, поговорить, чтобы избежать недоразумений… Тебе нечего бояться…
Она снова рассмеялась, на этот раз горько и презрительно.
-Ты сам не веришь в свои слова, рядовой Ник Сухин.
Он надеялся только, что сейчас в полумраке не видно, как его лицо резко покраснело от стыда и досады.
-Хотя ты и самому себе часто врёшь, - тихонько и грустно добавила она.
-Что ты там понимаешь! – огрызнулся он, - Что, влезла мне в голову, да? Наслышан о ваших штучках, вы выделываете с людьми такое… Что, присматриваетесь к будущему полю боя? Разведываете слабые места? Вы уже, наверное, продумали, как будете уничтожать нас, да?
-Многовато слов, а ты ведь обычно не болтлив, - услышал он снова её ровный голос, - Как жаль, что всё сказанное – или враньё, или глупости. Жаль… Ты ведь Не Это хотел бы сказать.
-Да, не это, - обреченно проговорил Ник, - Я хотел… хочу…
Он продолжал краснеть и смотреть на неё в упор, не понимая, что же надо делать и какие слова произносить. Для него будто остановилось время и исчезли прежние ориентиры.
Она же была абсолютно расслаблена. Она опустила оружие, стояла слегка опираясь на брассер, и как будто не ощущала холода.
-Ты не знаешь и не можешь знать, что происходит, - медленно и строго говорила она, - Ты исполняешь приказы, думая, что делаешь нечто важное и полезное. Ты искренне веришь, будто твоё подчинение приказам даст тебе возможности воплотить свои… нет, не мечты. Иллюзии. Ты служишь чужой лжи во имя собственных иллюзий. Несчастная цивилизация… Но не буду тебе ничего объяснять, сейчас нет времени. Одного нашего вы убили, но второй уцелел и ждет меня.
-Кто из них твой любовник? Погибший или живой? – ухмыляясь спросил Сухин.
-Никто. Они мои товарищи. И мои друзья.
-Что за чушь! – продолжал он, нарочито хриплым голосом и издевательским тоном, - Не может быть друзей-мужчин, когда у тебя такое тело! Я бы вот согласился дружить с тобой только сзади... ха-ха!
Она поморщилась, но взглянула на него снисходительно. А он продолжал играть циничного хама. Точнее, изо всех сил пытался…
-Пойдешь со мной, переспишь со мной, и обещаю, что остальные тебя не тронут! – выпалил Сухин, собравшись с духом и снова мучительно краснея, на этот раз от стыда за свои похабства. Другого способа побороть этот трепет, эти захлестывающие эмоции, он попросту не мог придумать. Он лихорадочно соображал, ища недостатки в ней, и одновременно пытаясь вызвать у неё отвращение к себе.
-Хватит говорить глупости, - опять небрежно и грустно улыбнулась она, - Ты сейчас пытаешься любой ценой выполнить задание, и понимаешь, что не сможешь этого сделать! Нас ищут, я знаю. И вам, наверное, много чего обещали за нас, так?
-Да, - обреченно кивнул Ник, - Пойми, это важно…
-Нет. Всё – не так. И ты – Не Вернешься.
Она пристально взглянула на него. Окуляры на его шлеме были проницаемы, она видела его глаза, несмотря на то, что вокруг было сумрачно.
Он судорожно сглотнул, собираясь с силами. Хотя бы для ответа…
Он засмеялся. Плохим глупым смехом.
-Я понял. Ну что же, убивай. Это мне тоже выгодно. Да! Представь, меня это даже больше устроит. Не надо будет возиться с тобой и сожалеть о том, что случится дальше, это раз. И два – что важнее – за убитого положена выплата семье. Мой сын будет обеспечен, так что я выполню то, что обещал этой ораве, женушкиной родне! Вот так, красотка! Жаль, что не потр*хались, но можешь стрелять!
-Жаль… - тихо произнесла она, - что ты отказываешься слышать себя и озвучиваешь вбитые тебе в голову глупости! Бедный мальчик…
-Э, не жалей, стреляй давай! Ну! Стреляй, сука, побыстрее!
-И не подумаю, - она снова нежно улыбнулась, будто не слыша его брани, - Ты будешь жив. Ты, как прежде, будешь ходить и говорить. Ты приедешь туда, где жил прежде. Но – Ты Не Вернешься!
Она повторила это ещё раз, тихо и твердо.
-Ты – Не Вернешься! Ты не знал, но у тебя есть то, что вы зовете душой. И она, твоя душа, останется – здесь. Останется тосковать, изнывать и рваться к другой жизни. И это продлится до тех пор, пока ты не решишься. Да, решишься – пойти за мной. Полететь – за мной!
Она помолчала, позволяя его взгляду тонуть в её глазах.
Ник смог разглядеть цвет её глаз. Они – не темные, как ему показалось сначала, но и не голубые… какого-то незнакомого оттенка.

-Потому что я – тоже этого хочу! – тихо произнесла она.
Будто намагниченный, Ник сделал шаг вперед. Ещё шаг. Ещё. Ещё… Откинул капюшон, скинул на пол шлем.
-Лучше бы ты меня пристрелила, - пробормотал он, стоя напротив неё и склонив голову.
-Если бы ты был, как все они – то да, пристрелила бы. И без сожаления. Но ты не такой. И к тому же – ты мой.
-Что за ерунда! – возразил Ник, - Таких, как я, полно. И я не могу быть твоим, у меня семья… А, черт побери, что я говорю… Я хочу, чтобы… Ну, то есть… я бы хотел с тобой замутить… Нет, не то… Если бы ты была среди нас… если бы встретилась там… О, нет, тогда бы я точно не знал, что делать! Слушай… давай сейчас займемся сексом, а потом – подорвем себя, вдвоем! Закрыть глаза, чтобы не думать, не делать выбор…
-Это совсем некрасиво, малыш, - тихо ответила она, - Зачем уничтожать то, что природа создала прекрасным? Нет, плохая мысль.
-Почему же? Зато получим удовольствие и успокоимся навек, ха-ха. Чтобы не предпочитать никого, ни твоих, ни наших. Ты знаешь, что там впереди, что за жизнь будет? Знаешь? А никто не знает, черт побери! Что это за война затевается… к чему приведет… И что мы можем…
-Я знаю достаточно. Отсюда, от ваших Убежищ, исходит зло. Отсюда идет война. А мы, кого вы называете Верховниками, мутантами, полузверями – мы отступать не будем. Может быть, ты и не поверишь, но на Земле забыли, что такое войны и распри. И тут являетесь вы, жалкие беглецы, алчные и завистливые, прятавшиеся несколько веков в подземных городах, в этих чудовищных норах! Вы, сохранившие уклад жизни наших глупых предков, заявляете, что планета – ваша! Ну уж нет. Мы живем не для того, чтобы всё на Земле началось, как в старые времена! И мы – совсем иные. Да, люди мутировали, изменились! Ваши деятели вам просто не говорят, С Кем имеют дело. Один выход для тех, кто хоть слегка соображает – бегство. Остальным в Убежищах можно только посочувствовать…
Она прищурилась, взглянув куда-то вверх, будто высматривая сквозь проломы в кровле какой-то сигнал. Но оттуда только долетали хлопья снега.
Ник протянул руки, обхватывая её за талию, быстрым движением прижал к себе. Он одновременно и надеялся, что она жестко оттолкнет его, ударит, и боялся этого.
Она обвила рукой его шею, так женственно, искренне и мягко, что он опешил.
Бронировка не позволяла ему почувствовать её тело, да и ткань её форменного костюма была достаточно плотной и непроницаемой, пружинящей под руками. Но ощущение как при погружении в теплую воду… оно захватило, оно сорвало все сомнения. Ему вдруг вскружило голову одно осознание того, что она ему не противится. Что трепещет от его объятий, позволяет жадно целовать её в губы, отвечает ему.
А потом она отступила на шаг.
-Только не ври себе. Сейчас не отвечай, ответь позже, и не мне, а себе самому – всё так, как хочет твоя душа? Всё радует твоё сердце? Когда ответишь – иди ко мне!
Снова улыбнулась, будто напоследок желая поставить печать своей сияющей улыбки на окружающий пейзаж. Взглянула в глаза Нику.
Сделала шаг назад. В глубокий проем, ведущий вниз.
Сухин вскрикнул и кинулся к краю, сам едва не сорвавшись с крошащегося полибетона. Он ожидал услышать удар упавшего тела оттуда, снизу, но этого не произошло. Из проема в полу шел свет.
Ник увидел её – она распласталась в воздухе, раскинув руки, а за спиной у неё сиял световой ореол в форме крыльев.
Несколько мгновений они снова смотрели друг другу в глаза. Он успел представить – вот так же, раскинув руки, она улыбается ему лежа на постели, и на ней нет этой черной одежды… нет вообще никакой… Сухин чуть было не кинулся вниз, ей навстречу.
Но она вдруг выпрямилась в воздухе, вытянулась в струну. Закинула за спину брассер – его ремень прошел сквозь крыло, не повредив его. Махнув Нику правой рукой, держа в левой шлем, она рванулась вертикально вверх и исчезла в снегопаде и темноте.
А он, подобрав с пола брошенное оружие и экипировку, медленно пошел вниз по разломанным ступеням, спотыкаясь о торчащую арматуру.
Оказавшись внизу, он услышал вызов командира звена. На гаджете всплыло сообщение о том, что найден мертвый Верховник, сильно обгоревший, а живые – по всем признакам, ушли.
Но Сухину было совершенно безразлично. Он почему-то совершенно не сожалел об упущенной награде, об этих деньгах, которые принято было называть «отпечатанной свободой». Он даже как-то со стороны думал о своей жизни теперь.
Он остановился на выходе из здания, прислонился к выщербленной колонне. Надо было дождаться сигнала сбора. Надо идти. Поправил шлем, окуляры, ремень брассера на плече.
На мгновение он закрыл глаза и снова утонул в этой неге, в воспоминании о поцелуе и прикосновении трепетных пальцев к его затылку, которые слегка взъерошили его волосы, нежно скользнули по шее за воротник. Да, она даже перчатки стянула… как же так, на таком морозе…
Более всего Ника раздосадовало, что он не спросил, как её зовут.
***
Подняв головы, Ральф и Чак провожали взглядом взмывшую в небо черную грациозную фигуру.
Она прошила снегопад, черный сполох сквозь белую толщу метели, будто переведенный в негатив лазерный поток выстрела. На лету собрала длинные волосы в пучок. Не сбавляя скорости надела на голову шлем. Снова изменив угол полета, теперь слегка наклонившись вперед, всколыхнув и разбросав шире ореол сияющих крыльев, стала стремительно набирать высоту.
Не прошло и трех минут, как она исчезла в метели.
-Что… кто это? Это один… одна из них, да? – ошарашенно спросил Ральф, следуя за рыжим проводником вниз по расшатанным ржавым сходням.
Люк, замаскированный нагромождением мусора и обломков, вел, по словам Чака, как раз в тоннель, по которому передвигались обитатели нелегального поселения во льдах. Но этот колодец был узок и глубок, около семидесяти метров, сходни то и дело грозили вывалиться из стены, так что путь снова обещал быть нелегким. Карабкаться вниз было крайне сложно ещё и потому, что обмороженные наверху руки и ноги, слегка разогревшись, начали чудовищно болеть.
-Она летела в снегопаде, - продолжал изумляться Ральф, - Как так?
-Ну, сам понимаешь – Верховники. Полёты – обыденность. Телепатия – обыденность. Регенерация тканей тела – тоже. Они ещё не то могут. А эта девчонка и подавно!
-Так ты знаешь – её?
-Конечно. В русийском экипаже я знаю всех. Рейна Саури, капитан-спасатель.
-Так, значит, она – капитан того черного корабля?
-Нет. Это её звание. Она начальник одного из Спасательных постов в своей стране. На Планетарном Патруле – участвует как обычный рядовой. Командующий кораблем именуется капитан-командор. Его звать Леон.
-Погоди… Саури? Так зовут одного из диктаторов… то есть, правителей… Это его жена?
-Нет, младшая сестра. Ладмир тоже когда-то служил в Спасательном батальоне. До того, как ему предложили пост главы государства. А Рейна очень на него похожа, хоть это и не сразу заметно.
-Чак, послушай, как она оказалась здесь, в этом здании?
-Думаю, их подманил это ублюдок Сэм. Включил маячок, а нашим спасателям этого достаточно. Для них это – человек в беде. Подвоха не почуяли. С «Северного Дракона» пустили челнок на поиск якобы отбившегося от группы, а тут с земли их подстрелили. Облава, как я понял, идет не только на нас. За нами гнались те, кто застал взрыв на базе. Но была и другая группа, они-то как раз и охотились на Верховников.
-Зачем это нужно?
-Зачем, зачем… уж не поздороваться за руку, это ясно! Захватить заложника, или там – для опытов. Изучать противника…- буркнул Чак, чуть было не оступившись, - А, повезло нам, приятель, что тому парню что-то взбрело в голову! Я уже приготовился сделать дырку ему между глаз, а он проявил, понимаешь, милосердие! Что ему самому пошло на пользу, а… Аааа, проклятье…
Чак повис на одной руке, вцепившись сбитыми до крови ногтями в выступ стены. Всё же его угораздило наступить на ржавую железку, которая просела под ногой, из-за чего он сорвался метра на полтора.
Ральф быстро прикинул ширину люка и решился – уперся ладонями и ступнями в стены, пополз таким образом вниз. Поравнявшись с Чаком – подставил плечо, стараясь медленно скользить дальше.
Чак понял его замысел – тоже оторвался от сходен, растопырив руки и ноги на ширину колодца. Теперь они спускались спина к спине.
-Ещё полпути, - прохрипел проводник, - Долго так враскорячку не проползешь, но пока попадаются ржавые ступени – можно. Не знаю, как там будет ниже… ладно, старик, спасибо тебе снова.
-Не за что, - отозвался Ральф.
Когда спуск закончился, понадобилось ещё отважиться на прыжок. До пола, оказалось, ещё метра два. Вроде ерундовая высота, но и она могла оказаться роковой из-за всё ещё онемевших конечностей. Наконец, ноги ощутили твердую поверхность серого полибетонного покрытия, и двое беглецов почувствовали, что уже сжились с болью во всем теле. Но и она была не вечной. Тем более, что теперь беглецы смогли позволить себе короткий отдых.
Усевшись на полу, они сняли перчатки и размотали термопленку на ногах при свете тусклого налобного фонарика, которым запасся Чак. Обмороженные руки и ступни, почерневшие, потрескавшиеся и покрытые корками запекшейся крови, понемногу оживали, обретая подвижность.
Появившееся отвратительное ощущение в горле сняли инъекцией, последнее лекарство Чак разделил на двоих. Даже глаза стали, кажется, лучше видеть в полутьме.
-Мы на чужой территории, - пояснил Чак, - Здесь хозяйничает самая мощная и жестокая бандитская шайка. Это именно те, с кем я никогда не хотел бы встретиться… Мы попробуем пробраться незаметно или влиться в их ряды, для видимости. Но, Ральф, если вдруг что – у меня к тебе просьба. Сделаешь, если останешься жив?
-Да, - без колебаний ответил Ральф, - Говори, что.
-Я тревожусь за Лейни, за мою жену. Её полное имя – Леонелла Карриди-Дрейк. Моё – Чарльз Дрейк. Мой покойный друг прозывался Донато Карриди, её родной брат. Родителей у них давно нет. Она тоже телепат, у неё те же способности, что были у брата, но, как нарочно, Лейни такая ранимая… Ты слышал, что сказала эта цыпа со штопаной мордашкой? Сэм украл коммуникатор с номером Лейни – значит, выйдет на неё, без сомнений выйдет. Слушай… если со мной что-то случится, спаси её! Без меня и брата ей несладко будет, пусть уходит на Поверхность. Найди остальных наших, выведи её и уходи сам! Ты, я вижу, парень не промах, у тебя получится. Спаси мою крошку, если вдруг убьют меня. Сделаешь?
-Сделаю. А ты – сможешь выполнить то, о чем я попрошу?
-Валяй.
Ральф вздохнул, горько улыбнулся.
-Если вдруг – убьют меня, а выживешь ты – найди Джен. Да, Дженнис, да, её. И скажи… Скажи, что за всю жизнь по-настоящему счастлив я был в тот момент, когда она упала мне на руки, споткнувшись в снегу. Если суждено сдохнуть, то единственное, о чем буду жалеть – что не встретил её раньше.
Они переглянулись, потом усмехнулись оба.
-Ну что ж, посмотрим, кому и что суждено, - произнес Чак.
Он пошел вперед, мягким крадущимся шагом, придерживаясь стен, а Ральф последовал за ним...

/Продолжение следует/